Метель мела уже вторую неделю, словно холодный циклон так облюбил это место, что решил обосноваться навечно. Пушистые снежинки кружились над куполом монастырской часовни, восточные ветры гоняли их от домика настоятеля к ферме, от фермы к замёрзшей речке, оставляя оседать на безлиственные дубовые ветви. Снег покрывал и плакучие ивы белоснежной пеленой, мерцающими горками укрывал кустарники розы от заморозков, рисовавших чудные узоры на окнах комнаты настоятельницы. Воспитанниц она уже отправила в комнаты, где те под луной наверняка мечтали о сказке, которую подарит им новый год. В дверь несколько раз постучали, и миссис Сэд Рэйн пришлось отложить свою вышивку.
За порогом стоял мужчина с ясными голубыми глазами.
– Я ищу работу, мадам, – сказал он чарующим бархатным голосом.
– Но мне нечего вам предложить, – ответила Сэд Рэйн в смущении.
– Разрешите тогда просто переночевать в вашем сарае, – на молодом человеке была потёртая рубашка и лёгкая курточка, совсем неподходящая для этой декабрьской стужи. В рваных башмаках он стоял, всем телом сотрясаясь от холода, пристыженный своей бедностью, но слишком гордый, чтобы вломиться в чужой сарай как жалкий воришка – без приглашения. Ещё раз внимательно окинув взором мужчину, настоятельница поверила в его голубые глаза и пустила его за порог.
– Думаю, мы всё-таки сможем найти для вас работёнку.
Так Роберт Неста впервые попал в Мафеньюз.
***
Шло время, и к мужчине очень привыкли все постоялицы. Предложив Несте помощь чисто из жалости, миссис Сэд Рэйн вскоре действительно нашла то, чем бы он мог заниматься. Как ни было б хорошо девушкам в их чисто женской обители, она всё-таки нуждалась в мужской реконструкции. Роберт Неста был нищим плотником, в чьих услугах в деревнях уже давно не нуждались. Но в Мафеньюзе его умения пришлись как раз кстати: он ремонтировал здание, чинил инструменты, таскал тяжёлые вещи за девушек, ухаживал за садом. В свободное время он занимался резьбой по дереву и задаривал девушек самодельными безделушками: сосновые зайчики, медвежата из глины. А под Новый год Роберт Неста принёс в дом ещё одного представителя сильного пола – маленького и пушистого Энфилда.
Но больше всего он угождал монахиням своим обществом. Всегда весёлый, внимательный к настроениям девушек, воспитанный и культурный, он просто не мог не очаровать юных дам. Так, с первыми весенними почками зародилась и первая любовь в Мафеньюзе.
– Мы можем уехать отсюда вдвоём, и больше никакие правила не станут преградой для нашего счастья! – в багряных июньских сумерках влюблённые сидели на краю колодца.
– Но ты же знаешь, Мурмявочка, я очень беден, – Роберт Неста был благодарен настоятельнице за рабочее место, но молодая воспитанница настолько покорила его сердце, что он был вынужден завести с ней тайный роман, – Я не смогу прокормить нас двоих.
– Но у тебя золотые руки! Ты добрый и умный, да и я сама могла бы работать, – Мурмявочка сидела у Несты в ногах, рисуя узоры на вельветовых штанах его коленей, а Роберт срывал бутоны с кустов шиповника, чтобы потом вставить их за ухо Мурмявочки.
– Я с радостью бы увёз тебя, моя хорошая, но не могу допустить, чтобы ты лишилась всего ради жизни в скитаниях.
– Твоя любовь для меня дороже всякого богатства! К тому же, я ведь не так уж бедна, – сорвав большую распустившуюся розу, молодой человек решил, что это будет идеальным дополнением к его подарку, – Я знаю, где хранится одна драгоценность, денег с которой нам хватит на целую жизнь!
Пока Мурмявочка рассказывала ему об огромном рубине, Роберт Неста достал из кармана кольцо и спрятал его между лепестками бутона шиповника.
– Он совсем рядом и хранится годами, словно вся ценность заключается только в его обладании, – когда она так говорила, губы Мурмявочки смыкались в точности как лепестки этой розы, когда наступает закат. Когда она замолчит, Роберт нежно возьмёт её за руку, приникнет к губам и оденет венок с оловянным кольцом ей на голову, – Ты только представь, сколько всего мы могли бы устроить, будь рубин нашим. Все наши мечты, свой дом, своё дело! Неужто лучше, чтобы он хранился в земле веками!?
Прекрасная Мурмявочка, как же Роберт любил эту девушку! А на какие жертвы была готова она ради этой любви…Монахиня всё говорила и говорила, рисуя картины их будущей жизни, и Роберт постепенно начинал внимать её милым мечтаниям. Вот он уже закрепил цветок на её волосах, достал из кармана кольцо. Как же оно сияло на солнце!
– Роберт, Мурмявочка?! – из-за кустов показалась Сэд Рэйн, – Что вы здесь делаете? Немедленно встань с коленей!
Внезапное появление настоятельницы было таким неожиданным, что дрогнувшая рука Роберта Несты не удержала предназначенное для Мурмы кольцо, и с тихим плеском оно опустилось в колодец.
***
Когда Энфилд был совсем маленьким, он часто ночевал в разных комнатах с женщинами. Тогда в Мафеньюзе были в основном пожилые монахини, от них котёнку нередко перепадала что-нибудь вкусненькое, а те, что были гораздо моложе, частенько брали Энфилда на руки. Все эти знаки внимания, конечно же нравились котику, но Энфилд был рождён не для этого.
Годы шли, малыш подрастал и становился взрослым серьёзным котом. Одни монахини от старости уходили в мир иной, другие, достигнув взрослого возраста, разъехались по городам, но настоящее счастье к Энфилду пришло тогда, когда появились новые девочки. И новые обязательства.
Близняшек Милую и Славную Энфилд нянчил почти что с рождения. Все местные ходили посмотреть, каких милых крох кто-то оставил под дверью. Когда пришла Мэри Джейн, Энфилд набрал хорошую форму, ведь приходилась постоянно убегать от её навязчивых обнимашек. Тиане он служил эталоном кота для её рисования, Кукла наряжала его во всевозможные платьица, чтобы сделать главной примой её домашнего театра. Энфилд был умный кот, и не будучи слишком ласковым, он всё терпел ради единственной цели.
Однажды он заплутал в красную комнату, которую почему-то всегда избегал до этого. Комната была почти что пустая, если бы не один интересный предмет. Миссис Сэд Рэйн, ещё не такая старая, как в настоящие годы, сидела в углу на полу и заделывала проём гипсокартоновой стенкой.
– За ней я спрятала кое-что очень важное, Энфилд. И раз ты стал невольным свидетелем моего поведения, то просто обязан оберегать мою тайну.
Так у Энфилда появилась особая миссия. С этого дня он всегда ночевал в красной комнате.
***
Энфилд отдыхал после неудавшейся охоты на птичек. Эти пернатые любили его обманывать, но сейчас он отоспится, наберётся целительных сил и ещё им покажет, кто тут главный бродяга. В комнату вошла Кислота. Глаза Энфилда загорелись зелёным.
– Кыш, – сказала она, и Энфилд ушёл, но лишь для того, чтобы потом вернуться.
– Я богата, богата, богата! – кричала она, радуясь случайной находке. Тайник обнаружен, и то, что так долго оберегал старый Энфилд, было в серьёзной опасности. Но что он мог сделать, кроме того как оставить подарок ей в тапок?
Энфилд последовал за Кислотой в её комнату. Та перегнулась через раму окна, явно пряча то, что недавно сама отыскала.
– Это твой шанс, малыш, соберись! – подбадривал себя Энфилд. Он подкрадывался к Кислоте как можно тише, чтобы его не заметили. Единственное что ему нужно – оставить камень на месте.
Кислота обернулась на лёгкий шум, чтобы посмотреть, что случилось. Энфилд, как неистовая пантера, выпрыгнул из своего укрытия и прямо на спину Кислоты.
Говорят, что у котов девять жизней. Так и случилось. Потеряв свою точку опоры, Кислота не нашла, за что бы могла ухватиться, и словно тростинка на ветре, полетела вниз, гонимая толчком верного стража из красной комнаты.
Прости, Кислота, но эта ещё более нелепая смерть. Приземлившись на её круглые плечики, Энфилд втянул в себя коготки и надыбился. Он очень не любил посещать часовеньку Вежливого, в его годы этот путь казался нелёгким, но сейчас коту просто необходимо было очиститься, зачерпнув шершавым языком глоточек святой воды.
***
– Кажется, убийства прекратились, – почти целые сутки не принесли Мафеньюзу никаких происшествий.
– Не спешила бы я так утверждать. Не убивал же он их бесцельно, – в гостиной расставили свечи. После тяжёлого дня всем просто хотелось тихо посидеть в тёмной комнате.
– А что если Кислота и была его целью? – монахини обсуждали проведённые вместе годы, оплакивая погибших и рассуждая о том, чем будут заниматься потом. Когда всё это кончится.
– Значит, теперь цель достигнута, вот только какой ценой.
– Уедет ли он или навсегда останется с нами? Будет делить с нами хлеб, молиться вместе со всеми и ночевать под одной крышей.
– Одно я знаю точно. Нам уже никогда не стать прежними, – за окном уже было темно, и только горящие свечи выдавали жизнь в Мафеньюзе.
– Даже Энфилд заметно изменился, – после того, как Кислота променяла его на собаку, чёрный кот стал угрюмым и уже не так доверял монашкам, как раньше.
– Что же будет дальше? – но это был риторический вопрос.
Могучие дубы, словно стойкая крепость, защищали монастырь от всего внешнего мира. Еловый лес защищал его от врагов своими иголками, извилистая речка вела их по крутым берегам, а густые туманы лишали путников зрения. Да, монастырь держался не только на доброй молитве. Но даже у самой непреступной крепости есть уязвимое место.
– Что это за свет там вдали? – сказала Славная, уткнувшись в окно.
– Как будто пожар, – Мэри Джейн тоже видела в лесу эти искры.
– Надо позвать Мурмявочку, – Кукла уже поднималась по лестнице.
Тиана осталась одна, полная оцепенения. А что, если убийца она? Она ведь злилась на Триумфальную за то, что та флиртует с мистером Фоксом. Огни за окном становились всё ярче, они то появлялись, то пропадали вновь, будто могучие древесные стражи не давали им двигаться прямо. Окно зачаровывало, влекло и пугало.
– За то в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее, – вспоминала она слова Апокалипсиса, – Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая.
Огни приближались всё ближе и ближе, слово четыре всадника несли в монастырь свой карающий огненный меч. Тиана прислонилась лбом о холодное стекло и приложила ладонь на его поверхность. Она была готова к расплате. Но вместо огненного котла и танцующих чертей перед Тианой предстал человек. Он прислонил свою ладонь к её отражению и весело помахал второй ручкой.
– Прекрасная леди, не позовёте ли вы мне миссис Сэд Рэйн? – сказал по ту сторону голос. Но старуха уже ждала его за дверью.
– Что вам нужно? Сейчас самое время следить за борделем!
– О, миссис Сэд Рэйн, я как раз к вам, – хозяин казино отошёл от окна, чтобы протянуть руку ключнице, – Вы, кажется, ослушались моего совета.
– Я вам уже повторяла, что никакого камня здесь нет. Мы можем обсудить дело Вежливого в более спокойной обстановке.
– Как нет? А вот горожане так не считают! – пылающие огни были уже совсем близко, что сквозь деревья можно было разглядеть горящие факелы, – Позвольте им только войти, и они непременно его откопают.
Толпа пьяных жителей города, заразившаяся пламенными речами владельца местного паба, пришла, чтобы обыскать Мафеньюз. В стране сейчас царила ужасная бедность, еды не хватало, семьи разорялись, а детей то и дело отдавали в приюты как лишние голодные рты.
– Ведьма! Сжечь ведьму! – новость о том, что в монастыре погибло аж три монахини, пробудило в жителях древнюю страсть к легендам. Их предки когда-то сожгли Бонни Паркер, за то что та пила кровь их девочек ради продления молодости, а сейчас они сами хотели лишить жизни Мурмявочку.
– Убийца! На твоих руках кровь этих девушек! – кричала толпа.
Мурмявочка сошла на крыльцо, укрываясь в полы халата. Волосы её растрепались от ветра, глаза горели безумной лихорадкой. Кто знал, что дальше будет именно это…
– Отдайте нам камень! Он наш! – жажда наживы, долгие годы голодных мучений, дикие времена беззаконья и самосуда делали из людей настоящих тиранов. Началась новая охота на ведьм.
Миссис Сэд Рэйн, мистер Фокс, Слалом, Аллар и девочки с Вежливым нерушимой стеной окружили Мурмявочку.
– Да отдайте же вы им этот камень! – воскликнул Аллар, но миссис Сэд Рэйн не знала, как они воспримут подделку.
– Я слишком молод, чтобы сейчас умирать, – Слалом тоже слегка задолжал горожанам.
Ветер гнал облака к Мафеньюзу, принося с собой запах летящего пепла. Все они были ещё слишком молоды.
Сквозь топот толпы и её громогласные крики вдруг послышался неясный топот копыт. Светлое пятно замаячило в глубине лесной чащи, и вот спустя пару минут среди этой грязной толпы показался большой белый конь. А на нём сидел всадник. Мужчина подъехал до самого крыльца Мафеньюза и потянул за узды свою лошадь. Ясные голубые глаза по-прежнему сверкали под нависшими с возрастом веками. Мурма схватилась за крестик и подошла, чтобы рассмотреть всадника ближе.
– Роберт?