Лиза любила дурачиться. Во время обеда она частенько залезала на стол, поднимала руки над головой и изображала лампочку, а затем под крики и слезные просьбы родителей перестать, наступая в тарелки со свежим салатом и опрокидывая кастрюли с супом, "разбивалась" вдребезги.
На улице Лиза приставала к прохожим, слезно моля их показать ей какую-нибудь несуществующую улицу, название которой мигом всплывало у неё в голове перед совершением очередного "трюка". Прохожие, сострадая Лизиному "горю", мучительно выискивали в своей памяти местонахождение несуществующей улицы и порой даже и впрямь находили какой-то забытый богом переулочек, переименованный тысячу лет назад, и даже брались проводить бедняжку туда, но тут внезапно Лиза менялась в лице, делала удивленный вид и говорила:
- О чем это вы? Мне вовсе не нужна никакая такая улица. Да и чего вы ко мне пристали?
После этого, вдоволь насладившись недоумением прохожих, Лиза резко поворачивалась и уходила.
Она ломалась с парнями из старших классов, изображая из себя то безумно влюбленную, готовую пойти на все ради чистой и возвышенной любви, то строгую монашку, не признающую никаких отношений, то наивную и доверчивую дурочку, то, наконец, развращенную девицу, "видавшую виды".
С подругами Лиза, кажется, давно уже перессорилась, поскольку, как она часто признавалась мне на сеансах, она "не знала, что с ними нужно делать и вообще зачем они нужны". С последней подругой она рассорилась из-за одной глупейшей вещи. Однажды, во время большой перемены в школе Лизе вдруг захотелось обидеться на свою подругу без всякой причины и посмотреть, что из этого выйдет. Не долго раздумывая над этой странной мыслью, внезапно пришедшей ей в голову, она подошла к своей подруге, стоявшей в школьном коридоре, и у всех на глазах влепила ей пощечину, а затем с надрывом в голосе произнесла:
- Как ты могла? Я любила его! Ты просто бессердечная дрянь!
После этого, краем глаза обнаружив всеобщее смятение в коридоре и манерно раскачивая бедрами под крики и свист взбудораженных зрелищем второклашек, Лиза удалилась из коридора в учебный кабинет и как ни в чем не бывало начала готовиться к предстоящему занятию.
Замечая, как Лиза начала вести себя, родители не раз говорили ей:
- Лиза, ты играешь роль!
Но она передразнивала, говоря:
- Балаболит моль!
И спешила уйти.
Да, с Лизой стало невозможно общаться. Она ужасно дурачилась, до того дурачилась, что это подчас переходило все рамки. Недавно она зашла в кабинет директора с кружкой горячего чая в руках, нагло развалилась в кресле и спросила, глядя прямо в лицо этому пожилому и в высшей мере интеллигентному человеку:
- Так вы значит не собираетесь на мне жениться?
Директор выпучил глаза, несколько секунд колебался, не зная, что ответить, и, наконец, сказал:
- И не собирался!
- И не надо! - отпарировала Лиза, резко встала и ушла.
После этой истории, которую я услышал из уст самого директора, моего доброго друга и товарища, мне стало удивительно, как Лиза до сих пор еще учится в школе.
Лиза никогда не была отличницей, но до вплоть седьмого класса училась хорошо и проявляла интерес к гуманитарным предметам: истории, обществознанию, литетатуре. Больше всего она интересовалась литературой. Мне известно, что она любила читать и читала много и притом серьезные книги читала: рассказы Чехова, Толстого, Салтыкова-Щедрина, сказки Андерсена, братьев Гримм и романы Беляева. Но когда она поступила в восьмой класс, все вдруг резко переменилось. Лиза переменилась, её как будто подменили.
"Была такая добрая, ласковая, тихая, отзывчивая, рассудительная, всегда помогала родителям по дому, - жаловались мне её близкие. - А тут вдруг нате: началась эта страшная дурашливость. И школьная успеваемость резко пошатнулась."
Но главное, что мне бросилось в глаза: Лиза начала выдавать странные ответы на уроках. Так, например, на уроке математики Лиза как-то спросила, есть ли у дифференциации характер, а спустя несколько дней задала еще более странный вопрос: не изгнаны ли отрицательные числа из царства чисел. На уроках физики она интересовалась личной жизнью ученых, например, спрашивала, не страдал ли Ньютон подагрой, или сколько любовниц было у Гейзенберга, или не было ли у Нильса Бора раздвоения личности. На уроке географии Лиза однажды спросила, где находится долина Эдема. И т.д.
Но наиболее странным её поведение было на уроках литературы. Учительница литературы не раз приходила ко мне жаловаться на Лизу и даже говорила, что Лиза доведет её до гроба. Из её жалоб я понял, что Лизе начали нравиться душевно больные люди. Вскоре, когда Лиза пришла ко мне на занятие, я заметил, что она подражает мимике и движениям шизофреников, изображает подозрительность, свойственную параноикам, театрально показывает одержимость какой-либо идеей и пр.
Все это самым решительным образом сказалось на ответах Лизы на уроках литературы. Лизу стал интересовать не характер того или иного героя, а его душевная болезнь. Интерпретируя поведение литературных персонажей, Лиза часто поражала окружающих её сверстников и учителей глубиной своей осведомленности в области психопатологии.
Триумфом этого стало написанное Лизой сочинение, которое она принесла учительнице литературы под видом школьного сочинения-рассуждения на одну из стандартных тем. Содержание сочинения было следующим:
"Жизнь Сергея Сергеевича, великого ученого.
Сергей Сергеевич Сергеев был маститым ученым и проживал по адресу: г. Москва, улица Зейгарник, д. 13а, Психиатрическая больница № 13, к.3, этаж 3, отделение для больных шизофренией, 5-я палата, 7 кровать, если смотреть от фронтальной стены (где дверь с надписью "выход"), левый угол, свернутое клубочком тело, голова с зачесанными назад волосами, мозг. Сергей Сергеевич любил во всем точность и последовательность, и это необыкновенно помогало ему в жизни. Например, во время обеда он сперва тщательно разделял всю пищу на ряд одинаковых твердых кубиков, затем строго выверял координаты движения каждого кусочка в принадлежащий его личности рот и только после этого принимался за трапезу. Разговаривал с окружающими его людьми Сергей Сергеевич обычно мало и в основном только на высокофилософские темы, как то: как выглядит душа камня, почему христианский Бог носит бороду, есть ли бессознательное у Дьявола, сколько человеческих слов уместится в одной точке n-мерного пространства, нужны ли субстанции ноги, сознанию руки и т.д., и т.д. Однако, в основном Сергею Сергеевичу некогда было разглагольствовать на философские темы, ибо это был ученый вселенского масштаба, и потому все свое время он проводил за работой. Целыми днями, не покладая рук и не покидая своей постели Сергеев проектировал сложный механизм – устройство, создающее мировые тени. Работа эта была делом всей его жизни и забирала мысли Сергеева настолько, что даже свои жизненные нужды он предпочитал справлять прямо на кровати: часами напролет мастурбируя на образ пустынной вселенной с бетонной грудью и металлическими ягодицами, испражняясь под подушку и помечая углы простыни желтой по цвету жидкостью, спонтанно проистекающей из отверстия в его половом члене по параболической траектории и имеющей характерный запах.
Так, в неустанных трудах проходили годы Сергея Сергеевича.
Конец."
Где только не побывало это сочинение прежде, чем попасть в мои руки. Его читали и завуч, и директор, и районный психиатр, и родители Лизы. А какой переворот произвело это сочинение в среде её сверстников! Поначалу сторонясь Лизы, восьмиклассники неожиданно потянулись к ней, как к какому-то идолу. И всем в один миг захотелось изображать из себя душевно больных.
В короткое время Лиза стала звездой всех подростков из её школы, а приносимые ею по многочисленным просьбам окружающих книги по психопатологии стали наилюбимейшим чтивом и предметом самых жарких обсуждений.
Спустя неделю после этого начались систематические срывы школьных занятий подростками. Никто не хотел учиться. Все хотели дурачиться и изображать из себя больных. На переменах творилось что-то невообразимое: школьники швырялись портфелями, раздевались до трусов, издавали нечленораздельные звуки, обливались водой, кусали друг друга, рисовали непонятные бессмысленные чертежи, строили логически бессмысленные предложения и т.д., и т.д.
Впрочем, нечего об этом. Разговор сейчас о Лизе. Сама Лиза никак не отнеслась к тому, что её сделали звездой школы и вообще символом подростков, разве только её дурашливость, передавшись окружающим, как вредная зараза, сделала её немножко более спокойной, уравновешенной. Но здесь возникла вскоре другая крайность.
Когда нескольких подростков из Лизиной школы, особо стремящихся показать всему миру, на что они способны в роли душевно больных, забрали в детскую комнату милиции, и болезненная увлеченность сумасшествием Лизы в среде подростков начала постепенно утихать, Лиза все более начала уходить в себя. Она замыкалась, замыкалась, пока не превратилась, наконец, в молчаливую, лишенную всякой мимики мумию, целые дни просиживающую за художественными книгами и биссероплетением.
Такой Лиза стала буквально неделю назад. Что дальше с ней будет, сказать трудно. Да я и боюсь загадывать.