Самые глубокие и актуальные наблюдения в "Доктрине шока" касаются эволюции, проделанной капитализмом за последние годы, а точнее - мутации, которой он подвергся.
Эти наблюдения позволяют по-новому взглянуть на события, последовавшие уже после появления книги Наоми Кляйн. Вот фрагмент "Доктрины шока", который представляется ключевым. Для полноты картины приведем его целиком:
"Когда холодная война была в полном разгаре и Советский Союз сохранял дееспособность, люди по всему миру могли выбирать (хотя бы теоретически), какую идеологию они хотят себе "купить": существовало два полюса и богатое пространство возможностей между ними. Это означало, что капитализму приходилось бороться за потребителей, искать нужные стимулы и выпускать хорошую продукцию". И далее: "Когда Ельцин распустил Советский Союз, то "заряженное ружье", из-за которого возник первоначальный план, перестало представлять опасность. И в новых условиях капитализм внезапно получил свободу обрести свою самую дикую форму, и не только в России, но и по всему миру. С падением Советов свободный рынок обрел полную монополию, а это означало, что с "помехами", которые нарушали его совершенное равновесие, можно было больше не считаться. Нужда в компромиссах отпала, и все эти смягчающие капитализм социальные меры оказались под угрозой в Западной Европе, как они стояли под угрозой в Канаде, Австралии и США. По своей сути такое освобождение от всех ограничений и есть экономика чикагской школы: это не какое-то новое изобретение, но капитализм в монополистической стадии, система, которая сама себя освободила, и теперь ей не нужно бороться за потребителей, она вправе быть антисоциальной, антидемократической и хамской, если того пожелает. Пока существовал коммунизм, действовало и джентльменское соглашение. Когда же эта система рухнула, настало время избавиться от любых компромиссов и осуществить заветную мечту Фридмана, которую тот сформулировал уже полстолетия назад".
Предложенный диагноз современного капитализма дает ключ к обнаружению и обозначению основных факторов кризиса, которые глобальная система запустила внутри себя самой и обречена запускать в будущем.
С развалом СССР была разрушена двуполярная модель мироустройства, когда на одном полюсе существовал капитализм во главе с Соединенными Штатами, а на другом - социализм во главе с Советским Союзом. Возникшая же в результате однополярность на поверку оказалась мнимой. Постепенно становится очевидной тенденция к формированию именно многополярности, появлению новых региональных и общемировых лидеров - и потенциальных, и уже заявивших о себе в полной мере, как Китай.
Глобализация открыла мировому капиталу новые рынки и позволила странам "золотого миллиарда" окончательно освоиться в роли топ-менеджеров, осуществляющих по отношению к остальному человечеству управленческие функции. Это было сопряжено со стремительным выведением фабрик и заводов из ведущих капиталистических стран, которые прежде сами производили наиболее качественную и конкурентоспособную продукцию, в страны "третьего мира". Такая реструктуризация рынка труда, в свою очередь, возымела последствия, создающие угрозу самим странам "золотого миллиарда".
Страны "третьего мира", обладающие наиболее существенным потенциалом, использовали знакомство с западными технологиями для постепенного превращения из фабрик по производству чужого продукта в самостоятельных игроков, способных производить свой. На примере того же Китая и других стран Юго-Восточной Азии можно обнаружить, как стираются качественные различия между их собственной продукцией и той, которая фактически производится их же рабочими, но формально продолжает считаться американской, европейской или японской. К тому, чтобы пополнить список стран, все более конкурентоспособных на рынке промышленных товаров и технологий, в последнее время стремительно приближается Индия. В результате продукция транснациональных корпораций становится уязвимой для конкуренции с более дешевой, но сопоставимой по качеству продукцией новых игроков. И одновременно оказывается перед угрозой частичной или полной потери гигантских рынков сбыта, внутри которых сосредоточена большая часть мирового населения.
Транснациональные корпорации и стоящие за ними политические и финансовые элиты в складывающейся ситуации способны противостоять новым игрокам лишь одним способом: путем фактической диверсии, осуществляемой через подрыв стоимости акций конкурентов на финансовых рынках, а также путем контроля за их капиталами, сосредоточенными в западных банках. Спекулятивная структура современного глобального рынка диктует создавшему ее либеральному капитализму и соответствующие способы ведения конкурентной войны. Исследование Наоми Кляйн показывает, что именно эта методика скрытой диверсии, осуществляемой транснациональными корпорациями против опасно укрепляющихся стран "третьего мира", уже была опробована в конце 90-х в Юго-Восточной Азии. Там был спровоцирован глубокий финансовый кризис, сходный с нынешним общемировым, но ограниченный в тот момент одним регионом. Практическим результатом этой финансовой диверсии стал переход наиболее перспективных и конкурентоспособных национальных компаний региона под прямой контроль транснациональных корпораций либо полное поглощение ими.
Кляйн упоминает лишь две страны, оказавшиеся способными противостоять тогдашнему кризису, и поясняет, что явилось залогом их успеха: "Некоторые правительства, учитывая, что кризис был вызван беспрепятственным перемещением денег через границы их стран, предлагали затруднить их движение и создать какие-то барьеры, иными словами, осуществлять контроль за капиталом. Китай сохранил такой контроль (проигнорировав советы Фридмана в этом отношении), и он оставался единственной страной в регионе, не охваченной кризисом. Малайзия восстановила подобные барьеры, и, кажется, эта мера оказалась эффективной". Сегодня эти слова следовало бы адресовать российским властям и экономическому блоку российского правительства, упорно игнорирующим призывы применить те же меры для защиты отечественной экономики.
На примере ситуации в Юго-Восточной Азии десятилетней давности мы сталкиваемся уже с моделью управляемого, рукотворного кризиса, который намеренно провоцируется в интересах транснационального капитала. Очевидно, что в новых условиях такая модель становится для него все более актуальной. А потенциальная территория ее применения расширяется и сегодня уже включает в себя даже страны Запада. Возникает замкнутый круг: спонтанный и провоцируемый кризисы начинают взаимно порождать друг друга.
Кризисные процессы, являющиеся естественным следствием устройства глобальной экономики и помноженные на сокращение рабочих мест в странах "золотого миллиарда", частично переместивших производство в "третий мир", а также на падение в этих странах уровня социальных гарантий, наметившееся с объявленной победой над "призраком коммунизма", создают принципиально новую ситуацию. В числе потенциальных бунтарей против глобального капитализма оказываются и западные общества, и даже политические элиты США и Европы, прежде не допускавшие принципиальных разногласий с транснациональным капиталом.
Когда бунтуют "чернорабочие" в лице "третьего мира", их еще можно усмирить с помощью хитрости или прямого насилия. Но когда начинают бунтовать "головные офисы" в лице самих западных стран, это угрожает развалом всей корпорации, именуемой либеральным капитализмом. И в этой новой ситуации оптимальным противоядием от шока и кризиса для транснационального капитала оказывается еще более глубокий шок и еще более масштабный кризис, позволяющий сохранить сложившуюся структуру управления миром. Так, доктор-шарлатан может сохранить влияние и контроль над начавшим осознавать обман пациентом только в том случае, если пациент окажется загнан в угол новым, еще более тяжелым недугом, парализующим его волю и разум.
Не случайно Наоми Кляйн сосредоточивает внимание на либеральных теориях последнего времени, которые еще недавно были достоянием лишь узкого круга посвященных. Сегодня они могут раскрыть глаза на закулисные стороны кризисных процессов, охвативших мир. "13 января 1993 года, - рассказывает Кляйн, - во время конференции либеральных экономистов в вашингтонском Центре Карнеги один из ведущих экономистов МВФ Джон Уильямсон предложил собравшимся задуматься над следующим вопросом: "А не стоит ли рассмотреть возможность намеренного создания кризиса для выхода из политического тупика реформ? Можно ли думать о фиктивном кризисе, который подобным образом послужит позитивным целям, но не принесет таких потерь, как подлинный кризис?" В зале, который заполняли министры финансов и главы центральных банков в количестве, достаточном для проведения торгового саммита, открыто обсуждался вопрос провоцирования искусственного кризиса для введения шоковой терапии".
Аналогичную идею позднее высказал Майкл Бруно, ответственный за экономику развивающихся стран во Всемирном банке. В его рассуждениях теория рукотворного кризиса обретает еще более явственные черты. Вот как пишет об этом Наоми Кляйн: "В своей лекции для международной экономической ассоциации в Тунисе в 1995 году, позднее изданной Всемирным банком, Бруно, обращаясь к 500 экономистам из 68 стран, указал на общий консенсус относительно "того, что достаточно сильный кризис может заставить упрямых политиков проводить продуктивные реформы". Чтобы убедиться в том, что слушатели не пропустили его мысль мимо ушей, Бруно сказал: "Я хочу подчеркнуть одну важную идею: политическая экономика при глубоком кризисе стимулирует проведение радикальных реформ с положительными результатами". Бруно признал, что искусственное создание тяжелого экономического кризиса пугает - правительство перестает выплачивать зарплату, разрушается инфраструктура, необходимая для жизни населения, - но как истинный питомец чикагской школы он предложил аудитории рассматривать это разрушение как первую стадию творения. "По мере углубления кризиса государство может постепенно отмирать, - заявил Бруно. - И у такого развития событий есть своя позитивная сторона".
Последние слова чиновника из Всемирного банка, процитированные автором "Доктрины шока", в полной мере иллюстрируют зловещую идеологию либералов. Согласно ей, сверхзадачей глобализации может быть только окончательное замещение суверенных государств и их институтов транснациональными корпорациями, которые станут осуществлять прямое управление миром, разделенным уже не на отдельные страны, а на производственные и рыночные "зоны". Такая сверхзадача закономерным образом вытекает из самой природы глобального капитализма. "С точки зрения экономики чикагской школы, - говорится в "Доктрине шока", - государство является колониальной землей, которую корпоративные конкистадоры грабят столь же беззастенчиво и энергично, как их предшественники, посылавшие домой золото и серебро Анд. Уоллстрит говорит о "девственных полях возможностей", которые дают телекоммуникации Чили, аргентинские авиакомпании, нефтеносные земли России, система водоснабжения Боливии, государственные авиакомпании США, польские фабрики, построенные с помощью народного богатства, а потом распроданные за мелочь". То есть в качестве колониальных территорий рассматривается в конечном счете весь мир, в том числе и западный. И если негласно колонизированные государства начинают сопротивляться, транснациональный капитал в ответ на это стремится лишь ускорить процесс их вырождения, ведущий уже к неприкрытой колонизации.
Иллюстрируя названные тенденции, Наоми Кляйн раскрывает в своей книге изощренные и казавшиеся еще недавно невозможными механизмы "приватизации" целых правительств и армий, планомерно осуществляемой транснациональными корпорациями в процессе подготовки к решающим глобальным битвам. Она не только не боится обвинений в приверженности теории мирового заговора, которую либералы настойчиво именуют выдумкой. Она доказательно демонстрирует, что капиталистическая глобализация этот заговор собой и являет.
Религия, исповедуемая тоталитарной сектой имени Фридмана, не является достоянием лишь ее одной. Она присуща транснациональному капиталу как таковому. Ее высший смысл состоит в достижении абсолютного мирового господства. В этом кроется и главное объяснение фашистской природы неолиберализма и его социально-экономических доктрин, авторы которых громогласно провозглашают себя главными поборниками свободы. Эта фашистская первооснова неолиберальной идеологии особо подчеркивается Наоми Кляйн, отмечающей, что в истории человечества "гораздо больше жизней уничтожило "запланированное обнищание", чем пули". Обширный материал, приведенный в ее книге, позволяет с уверенностью заключить, что именно либеральный капитализм должен быть признан крайним, самым изощренным и жестоким проявлением фашизма в сегодняшнем мире.
В "Доктрине шока" приведена совершенно убийственная статистика, демонстрирующая результаты либерального колониализма новейшей формации. "В декабре 2006 года исследование ООН показало, что два наиболее обеспеченных процента населения земного шара владеют более чем половиной всех богатств". Эти два процента негласных правителей мира, которых можно обнаружить и в США, и в Западной Европе, и в Японии, и в Израиле, и в России, объединены глобальными интересами и верой в свое незыблемое превосходство. По собственной воле они никогда не откажутся от своей власти и ради нее готовы поставить на карту судьбу всего мира. Противостоять им, манипулирующим миром с помощью "шоковой терапии", можно только одним способом: отнимая у них пространства, попавшие под власть капиталистической глобализации, и превращая их в пространства социализма, который остается единственной альтернативой "доктрине шока".
"Левые из стран развивающегося мира уже давно утверждали, что подлинная демократия, играющая по честным правилам, которые не позволяют корпорациям влиять на результаты выборов, неизбежно порождает правительство, которое перераспределяет богатства. Эта логика проста: в таких странах куда больше бедных, чем богатых. И такие меры, как непосредственное перераспределение земли и повышение зарплаты, служат интересам бедного большинства. Если дать гражданам право голосовать и обеспечить честный процесс выборов, они выберут политика, готового создавать рабочие места и перераспределять землю, а не того, кто призывает к свободному рынку", - пишет Наоми Кляйн. И подытоживает свою мысль: "Мучительное вырождение крестового похода корпоративизма продолжается, его воины все время пытаются повысить дозы шока, чтобы преодолеть растущее сопротивление людей, и в этих условиях проекты народного восстановления указывают выход за пределы всех разновидностей капиталистического фундаментализма".
Исследование, предпринятое Наоми Кляйн, служит России, как и всему миру, еще одним убедительным предупреждением о необходимости выхода из губительной игры под названием "капиталистическая глобализация", отказа от управленческих "услуг" резидентов транснационального капитала, в рамках которого доморощенная олигархия является лишь одним из подразделений. С призывом к этому уже почти два десятилетия выступает российская левая оппозиция во главе с КПРФ. Сегодня к нашему голосу присоединяются и голоса самых серьезных и авторитетных зарубежных исследователей капитализма.
Наоми Кляйн приводит примеры того, какими способами уже решается некоторыми странами эта задача. В частности, программа экономического взаимодействия, совместно выработанная группой латиноамериканских стран и получившая название "Боливарианская альтернатива для Америк" (ALBA). "Главная сила ALBA, - сказано в книге, - заключается в том, что это система, где сами страны определяют стоимость товара или услуги, не позволяя назначать на них цену торговцам из Нью-Йорка, Чикаго или Лондона".
Но если страны Латинской Америки предпринимают такой масштабный эксперимент впервые, то у нашей страны подобный опыт уже имеется. Он успешно воплощался Советским Союзом, создавшим социалистическое содружество и Совет Экономической Взаимопомощи, который стал примером социально ориентированного рынка, принципиально альтернативного законам глобального капитала и способного обеспечить полную независимость от его диктата. Исторический опыт нашей страны в сочетании с ее колоссальными ресурсами и сегодня дает возможность заново выстроить самодостаточное социалистическое государство. Это было бы примером для других стран, стремящихся вырваться из-под контроля рыночных глобалистов и готовых присоединиться к новому содружеству тех, кто предпочитает идеологию справедливого, по-настоящему свободного общества. Общества, где достойная и безопасная жизнь будет гарантирована каждому человеку.