Майкл Фрейн
Копенгаген
АКТ1
Маргрет Ну зачем?
Бор Ты все еще думаешь об этом?
Маргрет Зачем он приезжал в Копенгаген?
Бор Какое это имеет значение теперь, дорогая, когда нас троих уже нет на этом свете?
Маргрет Иные вопросы долго не исчезают даже после того, как задавших уже нет в живых. Вопросы эти висят в воздухе, как призраки, и ищут ответы, которых они не нашли при жизни.
Бор Иные вопросы остаются без ответов.
Маргрет Зачем он приезжал? Что он пытался тебе сказать?
Бор Он объяснил, но позже.
Маргрет Он объяснял это снова и снова. Но каждый раз после его объяснений картина становилась все более туманной.
Бор Возможно, все значительно проще, если как следует в этом разобраться. Он просто хотел поговорить.
Маргрет Поговорить? С врагом? В самый разгар войны?
Бор Маргрет, дорогая, ну какие мы были враги?
Маргрет Но это был сорок первый год!
Бор Гейзенберг был одним из самых старых наших друзей.
Маргрет Гейзенберг был немец, а мы датчане. Наша страна была оккупирована Германией.
Бор Что, конечно, ставило нас в трудное положение.
Маргрет В тот вечер ты так распалился на Гейзенберга — я никогда тебя таким ни с кем не видела.
Бор Не спорю, но мне казалось, что я оставался совершенно спокоен.
Маргрет Я знаю, когда ты бываешь вне себя.
Бор Для него всё было так же непросто, как и для нас.
Маргрет Тогда зачем он это сделал? Теперь никого уже нельзя обидеть, теперь никого уже нельзя предать.
Бор Я сомневаюсь, что он когда-либо по-настоящему знал это сам-.
Маргрет И он не был другом. Во всяком случае, после той встречи, которая положила конец знаменитой дружбе между Нильсом Бором и Вернером Гейзенбергом.
Гейзенберг Теперь, когда нас нет на этом свете, мир помнит обо мне только две вещи. Одна из них — это принцип неопределенности. Другая — моя загадочная поездка к Нильсу Бору в Копенгаген в сорок первом году. Все понимают принцип неопределенности. Или думают, что понимают. Однако никто не понимает, зачем я ездил в Копенгаген. Я объяснял это снова и снова. Самому Бору, Маргрет. Следователям, допрашивавшим меня, людям из разведки, журналистам и историкам. Чем подробнее я объяснял, тем более туманной становилась неопределенность. Ну что ж, я готов сделать еще одну попытку. Теперь, когда нас нет на этом свете. Теперь, когда никого уже нельзя обидеть. Теперь, когда никого уже нельзя предать.
Маргрет Ты знаешь, мне он никогда особенно не нравился. Наверное, теперь я могу сказать тебе об этом.
Бор Нет, нравился. Когда он впервые приехал сюда в 20-е годы? Конечно же, он тебе нравился. На пляже в Тисвильде, куда мы ездили с ребятами? Он был нам как родной.
Маргрет Но что-то чуждое было в нем даже тогда.
Бор Он был такой живой и напористый.
Маргрет Слишком живой. Слишком напористый.
Бор Такие выразительные наблюдательные глаза.
Маргрет Слишком выразительные. Слишком наблюдательные.
Бор И все же он был выдающийся физик. Я никогда не менял своего мнения на этот счет.
Маргрет Все они были серьезные ученые. Все, кто приезжал в Копенгаген работать с тобой. У тебя здесь перебывали чуть ли не все великие первооткрыватели в области атомной теории.
Бор Чем чаще я оглядываюсь назад, тем больше я убеждаюсь, что самым выдающимся из них всех был Гейзенберг.
Гейзенберг А кем тогда был Бор? Он был первым из нас всех, он был нашим отцом. Современная атомная физика началам с того момента, когда Бор понял, что квантовая теория применима как к материи, так и к энергии. Это был девятьсот тринадцатый год. Всё, что мы делали потом, основывалось на этом великом его озарении. Бор Подумать только, ведь в первый раз он приехал сюда работать со мной в двадцать четвертом году...
Гейзенберг Я только что закончил свою докторскую диссертацию, а Бор был самым знаменитым ученым-атомщиком в мире.
Бор...а где-то через год с небольшим он создал квантовую механику.
Маргрет Она родилась в результате его работы с тобой.
Бор В основном в результате его работы с Максом Борном и Паскуалем Иорданом в Гёттингене. А еще примерно через год он открыл принцип неопределенности.
Маргрет А ты вывел принцип дополнительности.
Бор И то и другое мы доказывали вместе.
Гейзенберг Лучшее из того, что мы сделали, — это в большей части результат нашей работы вместе.
Бор Гейзенберг обычно шел впереди.
Гейзенберг А Бор придавал всему этому смысл
Бор Мы работали как хозяева своего дела.
Гейзенберг Как председатель и правляющий.
Маргрет Как отец и сын.
Гейзенберг Это было семейное дело.
Маргрет Несмотря на то, что у нас были свои собственные сыновья.
Бор Мы продолжали работать вместе долгое время после того, как он перестал быть моим ассистентом.
Гейзенберг И после того, как я уехал из Копенгагена в двадцать седьмом году и вернулся в Германию. И после того, как я получил кафедру и обзавелся своей собственной семьей.
Маргрет Затем к власти пришли нацисты.
Бор И сотрудничать становилось всё труднее и труднее. Когда началась война — просто невозможно. Пока не настал тот день в сорок первом году.
Маргрет Когда это сотрудничество закончилосьнавсегда...
Бор Да. Зачем он это сделал?
Гейзенберг Сентябрь сорок первого... На долгие годы эта дата отложилась в моей памяти как октябрь.
Бор Память — это весьма своеобразный календарь.
Маргрет В твоем воображении прошлое становится настоящим.
Гейзенберг Сентябрь сорок первого, Копенгаген... И вот я выхожу из берлинского поезда с моим коллегой Карлом фон Вайцзеккером. Мы в простых гражданских костюмах и плащах среди всей этой толпы [офицеров Вермахта], прибывшей с нами в серо-полевой форме, среди всего этого золотого позумента моряков Военно-морского флота, среди всех этих ладно сшитых черных мундиров эсэсовцев. В сумке у меня текст лекции, которую я буду читать. А в голове моей текст иного сообщения, которое мне обязательно нужно сделать. Моя лекция — на тему астрофизики. Сообщение в моей голове — на более сложную тему.
Бор Мы, по понятным причинам, не можем пойти на лекцию.
Маргрет Ведь он выступает с ней в Германском институте культуры — в центре нацистской пропаганды.
Бор Он не может не понять наше положение.
Гейзенберг Вайцзеккер, который был для меня Иоанном Крестителем, написал Бору, чтобы предупредить его о моем приезде.
Маргрет Он хочет с тобой увидеться?
Бор Я полагаю, для этого он сюда и приехал.
Гейзенберг Но как все-таки устроить встречу с Бором?
Маргрет Должно быть он хочет тебе сказать что-то необыкновенно важное.
Гейзенберг Нужно, чтобы это выглядело естественно. Нужно, чтобы встреча прошла с глазу на глаз.
Маргрет Уж не собираешься ли ты пригласить его к нам домой?
Бор Очевидно, именно на это он и надеется.
Маргрет Нильс! Они оккупировали нашу страну!
Бор Они — это не он.
Маргрет Он — один из них.
Гейзенберг Сначала был официальный визит на работу к Бору, в Институт теоретической физики, потом чопорный обед в знакомой столовой. Конечно, никакой возможности поговорить с Бором.
Бор Это была форменная катастрофа. Он произвел очень плохое впечатление. Оккупация Дании, да, досадна. Но оккупация Польши совершенно приемлема. Германия теперь наверняка выиграет войну.
Гейзенберг Наши танки почти у самой Москвы. Что может остановить нас? Пожалуй, только одно обстоятельство. Только одно.
Бор Он знает, что за ним, конечно, следят. Нужно об этом помнить. Ему надо быть начеку со своими высказываниями.
Маргрет Иначе ему не разрешат снова поехать за границу.
Бор Дорогая, Гестапо установило в его доме микрофоны. Он рассказывал об этом Гоудшмиту, когда был в Америке. Эсэсовцы водили его на допрос в подвал на Принц-Альбрехт-Штрассе.
Маргрет А потом они его отпустили.
Гейзенберг Интересно, могут ли они представить себе хоть на секунду, с каким трудом я получил разрешение на эту поездку? Унизительные просьбы к партийным чиновникам, постыдные попытки использовать дружеские связи в Министерстве иностранных дел.
Маргрет Как он выглядел? Сильно изменился?
Бор Немного постарел.
Маргрет Для меня он все еще мальчик.
Бор Ему почти сорок. Профессор средних лет, быстро догоняющий всех остальных.
Маргрет Ты все еще хочешь пригласить его к намв дом?
Бор Давай разумно, по научному, взвесим все аргументы за и против. Прежде всего, Гейзенберг — друг...
Маргрет Прежде всего, Гейзенберг — немец.
Бор "Белый еврей". Так называли его нацисты. Он преподавал теорию относительности, а они говорили, что это "еврейская физика". Ему нельзя было упоминать имени Эйнштейна, но он остался верен теории относительности, невзирая на самые яростные нападки.
Маргрет Все настоящие евреи лишились работы. А он все еще преподает.
Бор Он все еще преподает теорию относительности.
Маргрет Все еще профессор в Лейпциге.
Бор В Лейпциге, да. Но не в Мюнхене. Они не дали ему кафедры в Мюнхене.
Маргрет Он мог бы быть в Колумбийском университете.
Бор Или в Чикагском. Его приглашали в оба места.
Маргрет Из Германии он бы не уехал.
Бор Он хочет быть там, чтобы восстановить немецкую науку, когда уйдет Гитлер. Он говорил об этом Гоудпшиту.
Маргрет И если за ним наблюдают, обо всем будет доложено. С кем он виделся. Что он говорил. Что говорили ему.
Гейзенберг Слежка ходит за мной по пятам, как заразная болезнь. Однако я доподлинно знаю, что и за Бором следят.
Маргрет Да ты и сам знаешь, что за тобой следят.
Бор Гестапо?
Гейзенберг Понимает ли это он сам?
Бор Мне нечего скрывать.
Маргрет Наши соотечественники следят, датчане. Ты совершил бы страшное предательство их доверия, если бы дал им повод подумать, что ты сотрудничаешь с врагом.
Бор Вряд ли приглашение старого друга на ужин можно рассматривать как сотрудничество с врагом.
Маргрет Но это может выглядеть как сотрудничество с врагом. Бор Да, он поставил нас в трудное положение.
Маргрет Я никогда не прощу его.
Бор У него должна быть какая-то веская причина. У него должна быть какая-то очень веская причина.
Гейзенберг Это будет чрезвычайно неловкая ситуация.
Маргрет Ты не будешь говорить о политике?
Бор Мы не будем отклоняться от физики. Я полагаю, именно о физике он хочет со мной говорить.
Маргрет Я думаю, ты также, понимаешь, что не мы одни слышим, о чём говорят в нашем доме. Если ты хочешь говорить с ним с глазу на глаз, то вам будет лучше выйти на улицу.
Бор Я не хочу говорить, с ним с глазу на глаз.
Маргрет Вы могли бы, как в старые времена, пойти прогуляться опять.
Гейзенберг Смогу ли я предложить ему прогуляться?
Бор Я думаю, что мы не пойдём ни на какие прогулки. Если он хочет что-то сказать, пусть сделает это там, где все могут услышать его.
Маргрет Возможно он хочет проверить на тебе какие-то новые идеи.
Бор И все-таки, что это может быть? Чего нам от него ждать?
Маргрет Ну вот, невзирая ни на что, теперь у тебя загорелось любопытство.
Гейзенберг Вот я бреду сквозь осенние сумерки, приближаясь к дому Бора на Ни-Карлсберг. За мной, надо полагать, следует невидимая тень. Что я чувствую? Страх, несомненно, легкий страх, который всегда охватывает человека при встрече с учителем, начальником или родителями. Значительно худший страх — по поводу того, что мне нужно сказать. По поводу того, как выразить это. Как и с чего начать разговор. Ещё более худший страх я испытываю по поводу того, что произойдёт, если я не смогу этого сделать.
Маргрет Это как-то связано с войной?
Бор Гейзенберг — физик-теоретик. Сомневаюсь, что кто-либо изобрел способ, с помощью которого можно использовать теоретическую физику, чтобы убивать людей.
Маргрет Может это связано с ядерным делением?
Бор С делением? С какой стати он захочет говорить со мной о делении?
Маргрет Потому что ты работаешь над ним.
Бор Но Гейзенберг над ним не работает.
Маргрет Ты в этом уверен? Похоже, над этим работает весь мир. А ты в этом деле — признанный авторитет.
Бор У него нет никаких публикаций о делении.
Маргрет Именно Гейзенберг провёл всю первоначальную работу по физике ядра. Он консультировался с тобой тогда, он консультировался с тобой на каждом шагу.
Бор Это было ещё в тридцать втором году. А делением стали заниматься лишь в последние три года.
Маргрет Но если бы немцы разрабатывали какое-либо новое оружие на основе ядерного деления...
Бор Дорогая, никто не собирается разрабатывать оружия на основе ядерного деления
Маргрет Но если бы немцы взялись разрабатывать его, то Гейзенбергу пришлось бы в этом участвовать.
Бор В Германии и кроме него есть хорошие физики.
Маргрет Хороших немецких физиков хватает в Америке и в Англии.
Бор Евреи, понятное дело, уехали.
Гейзенберг Эйнштейн, Вольфганг Паули, Макс Борн... Отто Фриш, Лиза Мейтнер. Мы были лидерами в области теоретической физики во всем мире! Когда-то.
Маргрет А кто там еще остался в Германии?
Бор Зоммерфельд, конечно. Фон Лауэ.
Маргрет Старики.
Бор Вирц. Хартек.
Маргрет Гейзенберг на голову выше их всех.
Бор Отто Ган — он всё еще там. Он, между прочим, открыл радиоактивный распад.
Маргрет Ган — химик. Я считала, что открытие, сделанное Ганом...
Бор...было уже сделано Энрико Ферми в Риме четырьмя годами раньше. Ганпросто не понял, что это было деление.
Маргрет Ферми теперь в Чикаго.
Бор У него жена еврейка.
Маргрет Значит, Гейзенберг стал бы руководить всей этой работой?
Бор Маргрет, нет никакой работы! Мы с Джоном Уилером уже все сделали в тридцать девятом году. Один из выводов в нашем отчете состоит в том, что в ближайшее время не будет возможности использовать радиоактивный распад, чтобы производить какое-либо оружие.
Маргрет Почему все тогда продолжают работать над ним?
Бор Потому что в этом есть элемент волшебства. Ты стреляешь нейтроном по ядру атома урана, и он распадается на два других элемента. Это то, к чему стремились алхимики, — превратить один элемент в другой.
Маргрет И все-таки зачем он приезжает?
Бор Теперь у тебя загорелось любопытство.
Маргрет У меня загорелось дурное предчувствие.
Гейзенберг Я подхожу к парадной двери Бора по гравию, знакомо хрустящему у меня под ногами, и дёргаю за знакомый шнурок от звонка. Страх, да. А также другое чувство, которое стало болезненно знакомым за последний год. Осознание собственной значимости пополам с беспомощным ощущением какого-то абсурда, состоящего в том, что из двух миллиардов людей на планете именно на меня возложена эта невыносимая ответственность.... Тяжёлая дверь распахивается.
Бор Гейзенберг, дорогой!
Гейзенберг Бор, дорогой!
Бор Заходи, заходи...
Маргрет Ну конечно, при виде друг друга вся их осторожность исчезает.
Из пепла вспыхивает огонь старой дружбы. Скорее бы покончить со всеми этими коварными вступительными фразочками и любезностями...
Гейзенберг Я очень тронут, что ты счел возможным пригласить меня.
Бор Нам нужно стараться и впредь вести себя по-человечески.
Гейзенберг Я понимаю, как это неловко.
Бор Кроме как рукопожатия на днях за обедом у нас почти не было возможности пообщаться.
Гейзенберг И Маргрет я не видел с тех пор, как...
Бор Как приезжал сюда четыре года назад.
Маргрет Нильс прав. Ты выглядишь старше.
Гейзенбер г Тогда, в тридцать восьмом, я надеялся увидеть вас обоих на конгрессе в Варшаве...
Бор Кажется, у тебя были кой-какие личные проблемы.
Гейзенбер г Да так, одна история в Берлине.
Маргрет С гестапо?
Гейзенберг Маленькое недоразумение.
Бор Да. мы слышали. Очень сожалею.
Гейзенберг Бывает. Теперь вопрос решен. Положительно решен. Мы должны были встретиться в Цюрихе...
Бор В сентябре тридцать девятого.
Гейзенберг Только вот...
Маргрет К сожалению, это совпало с началом войны.
Гсйзенберг Это прискорбно.
Бор Прискорбно для нас, несомненно.
Маргрет Значительно ещё прискорбнее для стольких людей.
Гейзенберг Да, это так.
Бор Так-то оно так.
Гейзенберг А что еще можно сказать?
Маргрет Что еще любой из нас может сказать при сложившихся обстоятельствах?
Гейзенберг Да. А как ваши сыновья?
Маргрет Хорошо, спасибо. Как Элизабет? Дети?
Гейзенберг Очень хорошо. Конечно, передают вам привет.
Маргрет Они так мечтали о встрече! Однако теперь, когда этот момент настал, они так отводят глаза, что почти вообще не видят друг друга,
Гейзенберг Можешь ли ты себе представить, как много для меня значит вернуться в Копенгаген. В этот дом. Последние годы я провел почти в одиночестве.
Бор Могу представить.
Маргрет Меня он почти не замечает. Скрываясь за своим выражением вежливого интереса я тактично наблюдаю за тем, как он с трудом подыскивает слова, чтобы продолжить разговор
Гейзенберг Дела идут неважно?
Бор Неважно?
Маргрет Конечно. Он вынужден спросить. Он должен хоть как-то начать разговор.
Бор Неважно... Что я могу сказать? До зверского обращения пока ещё не дошло, как это было в других местах. Расовые законы еще не проводились в жизнь.
Маргрет Пока.
Бор Несколько месяцев назад они начали высылать коммунистов и другой антинемецкий элемент.
Гейзенберг А тебя лично?..
Бор Оставили в покое.
Гейзенберг Я беспокоился за вас.
Бор Я знаю. Любезно с твоей стороны. Но пока можешь спать крепко в своем Лейпциге.
Маргрет Опять молчание. Он выполнил свой долг. Теперь он может перевести разговор на более приятные темы.
Гейзенберг Ты всё ещё плаваешь под парусом?
Бор Под парусом? •
Маргрет Неудачное начало.
Бор Нет, не плаваю.
Гейзенберг Что, пролив Эресунн?..
Бор Заминирован.
Гейзенберг Ну разумеется.
Маргрет Надеюсь, он не будет спрашивать, катался ли Нильс на лыжах?
Гейзенберг Удалось ли покататься на лыжах?
Бор На лыжах? В Дании?
Гейзенберг В Норвегии. Ты раньше ездил в Норвегию.
Бор Да, ездил.
Гейзенберг Но ведь Норвегия тоже... ну...
Бор Тоже оккупирована? Да, это даже упрощает дело. Я полагаю, теперь мы можем ездить на отдых почти по всей Европе.
Гейзенберг Извини. Я не это имел в виду.
Бор Возможно я стал уж слишком чувствителен.
Гейзенберг Нет, конечно, я просто должен думать, что говорю.
Маргрет Ему, наверное, уже почти захотелось опять очутиться в гестапо.
Гейзенберг По-видимому, ты считаешь, что уже никогда не сможешь приехать в Германию...
Маргрет Парень идиот.
Бор Дорогой Гейзенберг, было бы заблуждением думать, что граждане маленькой нации, бессмысленно и жестко захваченной её более могущественным соседом, не испытывают таких же чувств национальной гордости, как и её захватчики, точно такой же любви к своей стране.
Маргрет Нильс, мы договорились.
Бор Говорить о физике, да.
Маргрет Не о политике.
Бор Извини.
Гейзенберг Нет, нет — я просто хотел сказать, что у меня все еще есть старая лыжная хижина в Байришцелле. Так что, если как-нибудь... когда-нибудь... по какой-либо причине...
Бор Тогда Маргрет должна будет пришить на мою лыжную куртку желтую звезду.
Гейзенберг Да. Да. Глупо с моей стороны.
Маргрет Опять молчание. Те первые мимолетные искры погасли, и пепел совершенно остыл. И теперь, конечно, мне его почти жаль. Вот он сидит здесь совершенно один среди людей, которые ненавидят его, один против нас двоих. Он снова выглядит моложе, как тот юноша, который впервые приехал сюда в двадцать четвертом году. Моложе, чем был бы сейчас Христиан. Застенчивый и заносчивый, жаждующий быть любимым. Тоскующий по дому и довольный тем, что наконец вырвался оттуда. Конечно, всё это грустно, потому что Нильс любил его, он был ему как отец.
Гейзенберг Да... А над чем ты сейчас работаешь?
Бор Над давлением, в основном.
Гейзенберг Я видел пару докладов в нашем журнале
Бор А ты чем занимаешься?
Гейзенберг Разными вещами.
Маргрет Делением ядра?
Гейзенберг Я завидую тому, что у тебя есть циклотрон.
Маргрет Почему? Ты тоже работаешь над делением ядра?
Гейзенберг В Соединенных Штатах более тридцати циклотронов. В то время как во всей Германии... Да... Ну как бы там ни было, вы все еще ездите на свою дачу?
Бор Мы все еще ездим в Тисвильд, да.
Маргрет Во всей Германии, ты хотел сказать...
Бор...нет ни одного циклотрона.
Гейзенберг Тисвильд, такой красивый в это время года.
Бор Но ты приехал не для того, чтобы одолжить у меня циклотрон, правда? Ты не для этого приехал в Копенгаген?
Гейзенберг Я не для этого приехал в Копенгаген.
Бор Извини.
Бор Как я понимаю, мы всегда должны помнить о том, что наши слова могут быть услышаны более широким кругом людей. Однако отсутствие циклотронов в Германии наверняка не является военным секретом.
Гейзенберг Я понятия не имею, что является секретом, а что им не является.
Бор Не является секретом также то, почему в Германии нет циклотронов. Ты не можешь говорить об этом, а я могу. Это потому, что нацисты систематически подрывали теоретическую физику. Почему? Потому что люди, работавшие в этой области, в основном были евреи. А почему среди них было столько евреев? Потому что теоретическая физика, физика, какой занимались Эйнштейн, Шрёдингер и Паули, Борн и Зоммерфельд, ты и я, всегда рассматривалась в Германии как неполноценная по сравнению с физикой экспериментальной, поэтому кафедры теоретической физики и преподавательские места на этих кафедрах — это было всё, что могли получить евреи.
Маргрет Физика, да? Физика.
Бор Это и есть физика.
Маргрет Эти также политика.
Гейзенберг Их порой бывает мучительно трудно разделить.
Бор Значит, ты видел эти два доклада. Я же никаких твоих научных работ за последнее время не видел.
Гейзенберг Это верно.
Бор Это непохоже на тебя. Много преподавательской работы?
Гейзенберг Я не преподаю. Во всяком случае, сейчас.
Бор Дорогой Гейзенберг — уж не выпихнули ли они тебя в Лейпциге с кафедры? Уж не приехал ли ты сюда затем, чтобы сказать нам об этом?
Гейзенберг Нет, я все еще на полставки в Лейпциге.
Бор А еще полставки?
Гейзенберг В других местах. Проблема в избытке работы, а не в ее недостатке.
Бор Понятно. И это действительно так?
Гейзенберг Ты поддерживаешь отношения с кем-либо из наших друзей в Англии? С Борном? С Чедвиком?
Бор Гейзенберг, мы оккупированы Германией. Германия в состоянии войны с Британией.
Гейзенберг Я думал, что у тебя остались какие-то контакты. Или с кем-то в Америке? С Америкой мы не воюем.
Маргрет Пока.
Гейзенберг Ты не получал известий от Паули из Принстона? От Гоудшмита? От Ферми?
Бор Что ты хочешь знать?
Гейзенберг Я просто так спрашиваю из любопытства... На днях я вспоминал Роберта Оппенгеймера. Мы с ним здорово схватились в Чикаго в тридцать девятом.
Бор По поводу мезонов.
Гейзенберг Он все еще работает над мезонами?
Бор Я не в курсе.
Маргрет Единственный иностранный гость, посетивший нас в последнее время, был из Германии. Твой друг Вайцзеккер был здесь в марте.
Гейзенберг Мой друг.и ваш друг тоже. Я надеюсь, что это так. Кстати,
он сейчас в Копенгагене. И очень надеется снова увидеться с вами.
Маргрет Когда он приезжал сюда в марте, он привез с собой начальника Германского института культуры.
Гейзенберг Не судите его за это. Он сделал это из лучших побуждений. Может быть, он не объяснил вам, что Институт подчиняется Департаменту культуры Министерства иностранных дел. У нас есть хорошие друзья на дипломатической службе. Особенно здесь, в посольстве.
Бор Я знал его отца, когда тот был послом в Копенгагене в двадцатые годы.
Гейзенберг Знаешь ли, с тех пор она не слишком изменилась, немецкая дипломатическая служба.
Бор Это тоже департамент нацистского правительства.
Гейзенберг Наши люди здесь, в посольстве, несомненно, проследят за тем, чтобы местные знаменитости могли работать спокойно.
Бор Уж не хочешь ли ты сказать, что я нахожусь под покровительством твоих друзей из посольства?
Гейзенберг Я хочу сказать, что там ты нашел бы весьма приятное общество. Я уверен, ты бы оказал им большую честь, если бы счел возможным иногда принять от них приглашение.
Бор На коктейли и приемы в немецкое посольство? На кофе и пирожные с нацистским полпредом?
Гейзенберг Ну, может быть, на лекции. На дискуссии. Дружеские контакты, какие бы они ни были, могут оказаться полезными.
Бор Это уж точно.
Гейзенберг А может быть, и весьма необходимыми при некоторых обстоятельствах.
Бор При каких обстоятельствах?
Гейзенберг Я думаю, мы оба знаем, при каких.
Бор Ты имеешь в виду то, что я наполовину еврей?
Гейзенберг Нам всем в то или иное время может понадобиться помощь друзей.
Бор Так ты для этого приехал в Копенгаген? Чтобы пригласить меня наблюдать депортацию моих соотечественников (датчан) с трибуны немецкого посольства?
Гейзенберг Бор, прошу тебя! Не надо! Что еще я могу сделать? Как еще я могу помочь? Ты оказался в очень непростой ситуации, я это прекрасно понимаю. Но и мне самому сейчас очень непросто.
Бор Да. Извини. Несомненно, ты это делаешь из самых лучших побуждений.
Гейзенберг Ладно, давай не будем об этом.
Гейзенберг В любом случае, я не поэтому приехал сюда.
Маргрет Может быть, тебе следовало бы просто сказать то, что ты хочешь сказать.
Гейзенберг А помнишь, как мы с тобой в старые времена бывало частенько прогуливались по вечерам.
Бор Частенько. Да. В старые времена.
Гейзенберг Ты не хочешь прогуляться сегодня вечером, как в старые добрые времена?
Бор Может быть, для прогулок сегодня вечером немного прохладно.
Гейзенберг • Да... все это так непросто. Ты помнишь, где мы впервые встретились?
Бор Конечно. В Гёттингене в 1922 году.
Гейзенберг На научной конференции, устроенной в твою честь.
Бор Для меня это была большая честь. Я это очень хорошо понимал.
Гейзенберг Тебя чествовали по двум причинам. Во-первых, потому что ты великий физик...
Бор Ладно, ладно.
Гейзенберг...и во-вторых, потому что ты был один из немногих людей в Европе, которые были готовы иметь дело с Германией. Прошло четыре года с тех пор, как закончилась война, а мы все еще были как прокажённые. Ты протянул нам руку. Тебя везде любили, ты знаешь это. Где бы ты ни был, где бы ты ни работал. Здесь, в Дании. В Англии, в Америке. Но в Германии мы боготворили тебя. Потому что ты протянул нам руку.
Бор Германия изменилась.
Гейзенберг Да. Тогда мы были поставлены на колени. И ты мог показать, какой ты щедрый.
Маргрет А теперь вы встали на ноги.
Гейзенберг И быть щедрым теперь труднее. Но тогда ты протянул, нам руку, и мы
приняли её.:
Бор Да... Но только не ты. По правде сказать, ты укусил меня за руку.
Гейзенберг Укусил?
Бор Укусил меня за руку! Да, ты! Я протянул ее великодушно и примирительно, как подобает государственному деятелю, а ты возьми и укуси.
Гейзенберг Я-я укусил тебя за руку?
Бор Во время нашей первой встречи. На одной из лекций, с которыми я выступал в Гёттингене.;
Гейзенбер г О чём это ты говоришь?
Бор Ты встал и напал на меня.
Гейзенберг А-а... Я сделал несколько замечаний.
Бор Такой чудесный летний день. Из садов доносится аромат роз. Передо мной рядами сидят выдающиеся физики и математики, они кивают головами, одобряя мою щедрость и мою мудрость. И тут вскакивает какой-то нахальный молокосос и говорит, что мои математические расчеты неправильны.
Гейзенберг Они и были неправильны.
Бор Сколько тебе было лет?
Гейзенберг Двадцать.
Бор На два года моложе, чем столетие.
Гейзенберг Не совсем.
Бор Пятого декабря, так ведь?
Гейзенберг На одну целую и девяносто три сотых года моложе, чем столетие.
Бор Если уж точно.
Гейзенберг Нет, с точностью до второго знака после запятой. Для полной точности нужно продолжить — 1,928... 7... 6... 7... 1...
Бор Все равно я всегда поспевал за тобой. За тобой и за столетием.
Маргрет И Нильс вдруг решил полюбить его снова, вопреки всему. Почему? Что
произошло? Было ли это воспоминание о том летнем дне в Гёттингене? Или всё
сразу? Или вообще ничего? Как бы то ни было, к тому моменту, когда мы сели
ужинать, остывшая зола опять воспламенела.
Бор Ты всегда был такой азартный! То же самое было, когда мы играли в настольный теннис в Тисвильде. У тебя был такой вид, будто ты собирался убить меня.
Гейзенберг Я хотел победить. Конечно, я хотел победить. И ты хотел победить.
Бор Я хотел получить удовольствие от игры в настольный теннис.
Гейзенберг Но ты не мог видеть выражения на своем лице.
Бор Зато я видел его на твоем лице.
Гейзенберг А помнишь наши игры в покер в лыжной хижине в Байришцеле? Ты как-то раз обобрал нас всех как липку! Ты помнишь это? Сделал вид, что у него "стрит"! Мы все математики — мы все умеем считать карты, и мы на 90% уверены, что у него ничего нет. Однако он продолжает и продолжает повышать ставки: какая безрассудная уверенность. И вот наша вера в математическую вероятность начинает колебаться, и мы все один за другим сдаемся.
Бор Я думал, что у меня действительно был "стрит"! Я просчитался в картах! Я блефовал против самого себя!
Маргрет Бедный Нильс.
Гейзенберг Бедный Нильс? Он обыграл всех! Он разорил нас! Ты был одержим
духом соперничества! Однажды он заставил нас всех играть в покер с воображаемыми картами!
Бор А ты играл в шахматы с Вайцзеккером на воображаемой доске!
Маргрет И кто выиграл?
Бор Нужно, ли спрашивать? В Байришцеле из хижины мы обычно спускались на лыжах, чтобы купить продукты, и он даже это превращал в гонки! Ты помнишь? Когда мы там были с Вайцзеккером и еще с кем-то? Ты достал секундомер.
Гейзенберг У бедного Вайцзеккера спуск занял восемнадцать минут.
Бор Ты же, конечно, спустился вниз за десять.
Гейзенберг За восемь.
Бор Я не помню, как долго спускался я.
Г ейзенберг Сорок пять минут.
Бор Спасибо.
Маргрет По-моему, мы и сейчас стремглав несемся с горы.
Гейзенберг Твои занятия спортом были похожи на твои занятия наукой. Чего ты ждал? Чтобы я и Вайцзеккер вернулись и предложили слегка сместить смысловые акценты?
Бор Возможно.
Гейзенберг У тебя было по семнадцать вариантов каждого спуска?
Маргрет А меня там не было, чтобы отпечатать их на машинке.
Бор По крайней мере я знал, где нахожусь. На той же скорости, с который спускался ты, тебе пришлось иметь дело с соотношением неопределенности. Если ты знал, где ты находился, когда был внизу, то не знал, как быстро ты спускался. Если ты знал, как быстро ты спускался, то не знал, что находился внизу.
Гейзенберг Я, безусловно, не останавливался, чтобы размышлять об этом.
Бор Я говорю это не в порядке критики, но как раз за это тебя можно было бы покритиковать в твоей научной деятельности.
Гейзенберг Тем не менее, обычно я достигал цели.
Бор Однако тебя никогда не волновало то, что разрушалось по ходу дела. Коль скоро математика сходилась, ты был доволен.
Гейзенберг Что сошлось, то сошлось.
Бор Однако всегда возникает вопрос: Что вся эта математика значит в переводе на человеческий язык? Что стоит за этим в философском плане?
Гейзенберг Я всегда знал, что ты будешь шаг за шагом следовать за мной по склону, выковыривая из снега все перевернутые значения и неоднозначности.
Маргрет Чем быстрее ты катишься, тем скорее проскакиваешь трещины и расселины.
Гейзенберг Чем быстрее ты катишься, тем лучше тебе думается.
Бор Не буду спорить, всё это весьма... весьма интересно.
Гейзенберг -Ты хочешь сказать, что всё это вздор. Но это не вздор. Решения принимаются сами собой, когда ты спускаешься с горы со скоростью семьдесят километров в час. Вдруг перед тобой возникает край пропасти. Свернуть налево? Свернуть направо? Или задуматься об этом и погибнуть? И мысленно ты сворачиваешь сразу в обе стороны...
Бор Не так быстро, не так быстро!
Гейзенберг Разве не таким образом ты насмерть застрелил Хендрика Казимира?
Бор Хендрика Казимира?
Гейзенберг Когда он работал здесь, в Институте.
Бор Да не стрелял я в Хендрика Казимира.
Гейзенберг Ты говорил мне, что стрелял в него.
Бор Это был Георгий Гамов. Я стрелял в Георгия Гамова. Но ты этого не знаешь — это произошло много времени спустя после твоего отъезда.
Гейзенберг Бор, ты стрелял в Хендрика Казимира.
Бор В Гамова, в Гамова. Потому что он в