Анна Грин
Кто убийца?
Текст предоставлен правообладателем https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=3947125
«Кто убийца? / Анна Грин: [пер. с англ.]»:
Аннотация
Анна Грин – родоначальница полицейского романа и мастер классического детектива‑головоломки. Роман «Кто убийца?» – один из шедевров писательницы. В этом произведении есть все, чего можно ожидать от детектива: увлекательный сюжет, захватывающая интрига и неожиданная развязка.
В огромном нью‑йоркском особняке убит старик Левенворт, успешный предприниматель и миллионер. В ходе следствия главной подозреваемой становится одна из его племянниц, Элеонора. Невольно втянутый в расследование юный адвокат Рэймонд, уверенный в невиновности девушки, пытается отвести от нее подозрения. Объединив усилия с сыщиком Грайсом, он начинает распутывать нити, ведущие к настоящему преступнику.
Анна Грин
Кто убийца?
Глава I
Загадочный случай
Я проработал в адвокатской конторе «Виллей, Кар и Рэймонд» уже почти год, когда однажды утром в мой кабинет ворвался незнакомый мне молодой человек. У него был такой встревоженный вид, что я невольно поднялся и пошел ему навстречу.
– В чем дело? – спросил я. – Что случилось?
– Я хотел бы увидеть мистера Виллея, мне надо с ним переговорить, – ответил юноша.
– К сожалению, это невозможно, – сказал я, – сегодня утром его совершенно неожиданно вызвали в Вашингтон. Он вернется не раньше завтрашнего дня, но если вы не имеете ничего против, чтобы сообщить мне, в чем дело…
– Вам, мистер Рэймонд? – недоверчиво переспросил он и смерил меня холодным, пристальным взглядом, но, по‑видимому, моя наружность успокоила его, так как он продолжил: – Собственно говоря, у меня нет никаких причин не доверять вам, тем более что я вовсе и не собирался делать тайны из цели своего посещения. Я пришел сообщить, что мистер Левенворт умер.
– Левенворт? – воскликнул я, отступив на шаг.
Левенворт с давних пор был клиентом нашей фирмы и, кроме того, считался ближайшим другом мистера Виллея.
– Да, и не просто умер – его кто‑то убил. Ему выстрелили в голову, когда он работал за письменным столом.
– Убит? Выстрелом в голову? – переспросил я, не веря своим ушам.
Веселый, жизнерадостный старик, который всего неделю назад был у нас в конторе, шутил со мной, поддразнивал и приглашал к себе, чтобы выбрать мне невесту, – убит!
С недоверием взглянув на своего собеседника, я поинтересовался:
– Когда? Как это произошло?
– Сегодня ночью, по крайней мере мы так думаем; тело обнаружили только утром. Я личный секретарь мистера Левенворта и живу у него в доме. Это чудовищный удар, – прибавил он, – особенно для молодых девушек, его племянниц.
– Да, это действительно ужасно. Мистер Виллей будет сражен горем.
– Они совершенно одни… – продолжал он деловым тоном, составлявшим, как я потом заметил, его особенность. – Я говорю о племянницах покойного. Поскольку сегодня же должно начаться следствие по этому делу, то, конечно, было бы весьма желательно, чтобы на нем присутствовал какой‑нибудь опытный в подобных делах человек. Дамы просили меня заехать к мистеру Виллею как к лучшему другу их покойного дяди и сообщить ему о том, что случилось. Они полагали, что он сразу же явится к ним. Но выясняется, что он в отъезде, так что я, право, не знаю, что и делать.
– Хоть я и не знаком с этими дамами, – ответил я, – но если я могу оказаться им чем‑то полезным, то, конечно, из уважения к их дяде…
Секретарь при этих словах взглянул на меня так, что я оборвал фразу. Он нахмурился и, по– видимому, был не особенно доволен моим предложением, но, в конце концов, нерешительно проговорил:
– Делать нечего… Не знаю, может быть, так будет лучше… Во всяком случае женщин нельзя оставлять одних, без всякой поддержки…
– Хорошо, – перебил я его, – я приеду.
Сев за стол, я быстро набросал телеграмму мистеру Виллею и, отдав нужные распоряжения, вышел вместе с секретарем на улицу.
– Расскажите теперь подробно все, что вам известно об этом кошмарном происшествии, – обратился я к своему спутнику.
– Все, что мне известно, можно описать в нескольких словах. Когда я вчера вечером простился со своим патроном, он, как и всегда, сидел за письменным столом. Сегодня утром я нашел его на том же месте и почти в том же положении, только с простреленной головой. Рана небольшая, в отверстие вошел бы разве что кончик мизинца, – стреляли, очевидно, из револьвера.
– Когда вы вошли утром, он уже не подавал никаких признаков жизни?
– Нет, он был мертв.
– Ужасно! – лишь воскликнул я.
Немного погодя я спросил:
– Но разве это не могло быть самоубийством?
– Нет, револьвер, из которого стреляли, до сих пор не найден.
– Но ведь если мы имеем дело с убийством, то, чтобы на него решиться, нужен какой‑то повод. Нет ли оснований предполагать, что оно совершено с целью ограбления?
– Ни в коем случае. Все имущество в доме в целости и сохранности. Вообще этот случай – своего рода загадка.
– Загадка?
– Да, и пока неразрешимая.
Я внимательно посмотрел на секретаря. Человек, живший в доме, где только что произошло таинственное убийство, не мог не интересовать меня. Но невыразительное, несколько простоватое лицо собеседника охладило мое любопытство; я вновь обратился к нему с вопросом:
– Значит, племянницы мистера Левенворта очень взволнованы?
– Разумеется, это же естественно, – ответил он.
Не знаю, послужил ли тому причиной мой вопрос или нечто иное, но на лице моего спутника на мгновение появилось выражение, которое ясно дало мне понять, что в разговоре с ним лучше не затрагивать вопроса о дамах. Я никогда прежде их не видел, но слышал, что обе они очень образованны и вращаются в лучшем обществе. Сделанное мною открытие почему‑то показалось мне неприятным. Заметив проезжавший мимо омнибус, я сказал секретарю:
– Нам пора садиться, отложим разговор до более удобного времени.
Действительно, говорить в омнибусе об убийстве Левенворта не было никакой возможности. Я воспользовался этим, чтобы восстановить в своей памяти все, что мне было известно о покойном. Мои сведения, впрочем, оказались весьма скудными. Я знал только, что он был очень богатым человеком, который недавно передал партнерам все свои дела и жил в свое удовольствие; что он был вдовцом; что, будучи бездетным, он взял на воспитание двух племянниц и к одной из них по завещанию должно было перейти все его состояние. Мистер Виллей не раз говорил о странностях Левенворта и удивлялся тому, что он делает своей наследницей только одну племянницу, а другой не хочет оставлять ровным счетом ничего. О его прежней жизни, о том, какое положение он раньше занимал в свете, я почти ничего не знал.
Когда мы, наконец, подъехали к дому Левенворта, то увидели, что около него уже собралась огромная толпа. Я только и успел заметить, что этот большой дом был угловым, как толпа тотчас же потащила меня за собой, и я очутился у ступеней широкой парадной лестницы. Я с трудом отделался от двух ловких малых, ухватившихся за меня, чтобы проникнуть в дом, где было совершено преступление. На мое счастье, секретарь от меня не отстал. Я поспешил позвонить в дверь. Ее тотчас отворили, и на пороге я увидел человека, в котором без труда признал одного из местных сыщиков.
– Мистер Грайс? – поинтересовался я.
– Совершенно верно, входите скорее, мистер Рэймонд.
И, ничуть не заботясь о том, что у двери возникла страшная толчея, – на что он лишь насмешливо улыбнулся, – мистер Грайс впустил нас в дом.
– Надеюсь, вы не удивляетесь тому, что видите меня здесь? – поинтересовался он, пожав мне руку и искоса посмотрев на моего спутника.
– Конечно, нет, – ответил я и счел своей обязанностью познакомить его с молодым человеком, пришедшим со мной. – Позвольте вам представить мистера… Простите, я не знаю вашего имени, – осекся я и, обращаясь к мистеру Грайсу, продолжил, – этот господин был секретарем покойного.
– А, это секретарь! Коронер[1]уже спрашивал о нем!
– Значит, он уже здесь?
– Да, и присяжные тоже; все поднялись наверх, чтобы приступить к дознанию. Может быть, и вы хотите принять участие в деле в качестве присяжного?
– Нет, я явился сюда на тот случай, если дамам потребуется моя помощь, – ответил я. – Дело в том, что мистер Виллей в отъезде, и я заменяю его.
– И вы воспользовались этим случаем, чтобы завязать интересное знакомство, не так ли? – лукаво заметил сыщик. – Но раз уж вы здесь, то вам, как начинающему адвокату, я полагаю, были бы небезынтересны подробности этого дела. Оно далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае вы вольны поступать по собственному усмотрению.
По какой‑то непонятной мне самому причине мне не хотелось принимать в происходящем участия, но я постарался подавить в себе это чувство и заявил:
– Я пойду с вами.
Как раз в ту минуту, когда я уже собирался подняться по лестнице, присяжные начали спускаться. Тогда мы с Грайсом удалились в небольшую нишу между гостиной и другой комнатой, где и продолжили разговор.
– Этот молодой человек предполагает, что здесь случилось не просто убийство с целью грабежа, – заметил я.
– Вот как? – проговорил Грайс и устремил взор на дверную ручку.
– Сегодня утром все было найдено на своих местах и…
– И ни один замок в доме не взломан, не так ли?
– Этого он не говорил, но если так, то убийца провел эту ночь в доме.
Грайс снова покосился на дверную ручку.
– Какой ужасный случай! – воскликнул я.
Грайс продолжал все так же внимательно разглядывать ручку. Здесь будет кстати заметить, что Грайс совсем не походил на длинного худощавого человека с пронизывающим взглядом, каким вы его, наверно, себе представили. Это был статный, видный мужчина, глаза которого не только никого не пронизывали, но даже не останавливались на собеседнике. В разговоре Грайс часто любил рассматривать какие‑нибудь посторонние предметы, вроде вазы, чернильницы или книги, и казалось, эти вещи поглощали его внимание до такой степени, что он даже не замечал того, с кем говорил. На этот раз, как уже было сказано, Грайс в качестве объекта своих наблюдений избрал дверную ручку.
– Ужасный случай, – повторил я.
– Пойдемте, – вдруг сказал он и внимательно посмотрел на одну из моих запонок.
Грайс пошел вперед, но на верхней площадке лестницы остановился и вновь обратился ко мне:
– Послушайте, мистер Рэймонд, я вообще не большой любитель распространяться о тайнах своего ремесла, но в данном случае чрезвычайно важно с самого начала напасть на верный след. Мы имеем дело не с простым убийцей, а с человеком почти гениальным. Порой случается, что там, где опытный, до тонкостей изучивший свое дело человек блуждает в потемках, – лицо постороннее, действующее без всякой предвзятости, сразу же нападает на верный след. Если с вами произойдет нечто подобное, вспомните обо мне. Не говорите об этом ни с кем другим, а обращайтесь напрямую ко мне, потому что преступление это из ряда вон выходящее. А теперь следуйте за мной.
– А как же дамы?
– Они удалились в одну из комнат на верхнем этаже. Конечно, горе их очень велико, но, как я слышал, они в данном случае проявили немало самообладания.
Грайс подошел к одной из дверей, открыл ее и сделал знак, чтобы я следовал за ним. Когда мои глаза привыкли к темноте, я понял, что мы находимся в библиотеке.
– Вот где его убили, – сказал сыщик, дотронувшись рукой до письменного стола, стоявшего посреди комнаты вместе с придвинутым к нему креслом. – Вы видите, что стол находится как раз напротив двери. – Заметив это, он подошел к проему, ведущему в узкий коридор, в конце которого находилась спальня. – Так как покойник был найден сидящим в кресле, спиной к двери, то очевидно, что убийца вошел именно через нее и встал где‑то здесь. – Сыщик указал место на ковре, в шаге от двери.
– Но… – начал было я.
– Здесь нет никаких «но», – прервал он меня, – я внимательно исследовал и обдумал все это. – И, не пускаясь в дальнейшие рассуждения, он развернулся и направился к уже упомянутому узкому коридорчику. – Вот здесь стоят бутылки с вином, – продолжил он, когда мы вошли в спальню Левенворта, – здесь платяной шкаф, здесь умывальник.
Мы подошли к постели, скрытой тяжелым пологом, и, когда Грайс отдернул его, нашим взорам представилось бледное спокойное лицо, так мало походившее на лицо покойника, что я не мог удержать возглас удивления.
– Смерть наступила так быстро, что не вызвала ни малейшего изменения в выражении лица, – пояснил мой спутник, приподнимая голову убитого и показывая рану на затылке. – Всего лишь маленькая дырочка, но ее достаточно, чтобы отправить человека на тот свет, прежде чем он успеет что‑либо сообразить. Врач легко может доказать, что в данном случае о самоубийстве не идет и речи.
Я невольно отшатнулся, и при этом мой взгляд упал на дверь, что вела в коридор и находилась как раз напротив меня. Не считая того коридорчика, по которому мы проникли в спальню, это был единственный выход из библиотеки. «Может быть, убийца воспользовался именно этой дверью», – промелькнуло у меня в голове.
От Грайса не укрылся мой взгляд, брошенный на дверь, и, хотя в ту минуту его, казалось, занимал подсвечник, он поспешил пояснить:
– Эта дверь была заперта изнутри, так что вряд ли убийца мог пройти через нее.
– Кого вы подозреваете? – спросил я.
Он внимательно посмотрел на кольцо у меня на пальце и затем ответил:
– Всех и никого в частности. Мое дело не подозревать, а найти виновного.
С этими словами он опустил полог, и мы вышли из комнаты.
Поскольку коронер уже начал следствие, на котором я теперь непременно хотел присутствовать, то я попросил Грайса передать дамам, что я явился сюда вместо мистера Виллея и готов оказать им всяческое содействие. Затем я направился в комнату, где собрались все те, кто должен был принимать участие в дознании.
Глава II
Следствие началось
Печальные обстоятельства, заставившие нас собраться в этом месте, резко контрастировали с окружающей обстановкой. Сам дом с его роскошной мебелью скорее походил на дворец, а разбросанные повсюду безделушки свидетельствовали о том, что еще накануне комната, в которой мы находились, служила мирным местопребыванием дружной семьи.
Мое внимание привлек портрет, висевший на стене прямо напротив меня; эта прелестная картина наполняла душу каким‑то непередаваемым очарованием. На ней была изображена девушка в костюме времен Директории[2], она шла по лесной тропинке и с лукавой и милой улыбкой на лице оглядывалась назад, как будто кто‑то нагонял ее. Если бы не ее костюм и прическа, я подумал бы, что это портрет одной из дам, живших в доме.
Затем взор мой невольно обратился на серьезное, сосредоточенное лицо коронера, на присяжных, на группку испуганных слуг, толпившихся в одном из углов комнаты, и, наконец, на бледного репортера, скромно сидевшего в углу и с деловитой поспешностью заносившего что‑то в свою книжечку.
Коронера Хэммонда я знал и раньше: он славился тонкой наблюдательностью и необыкновенно серьезным и честным отношением к своей работе. Что касается присяжных, то они, в общем, ничем не отличались от обыкновенных смертных. Все они, по‑видимому, относились к делу довольно безучастно и думали только о том, как бы поскорее исполнить свои обязанности и вернуться к оставленным делам; только один из них в полной мере интересовался следствием и старался вникнуть во все подробности дела.
Первым допрашивали врача, который был призван домашними, как только убийство открылось. Он давал показания главным образом по поводу раны, вызвавшей смерть старика Левенворта. Явившись в дом убитого, он нашел его на постели в одной из комнат второго этажа, куда его, очевидно, перенесли из соседней комнаты несколько часов спустя после смерти. Рана была нанесена только одна – в голову, других повреждений на теле покойного найдено не было.
Врач извлек пулю из раны и передал ее присяжным для изучения. Пробив затылочную часть черепа, она проникла прямо в мозг и вызвала моментальную смерть. Внешний вид раны, а также повреждение черепа ясно указывали на то, что о самоубийстве здесь не идет и речи; судя по состоянию волос, окружавших рану, можно было также с уверенностью сказать, что выстрел был произведен с расстояния в три или четыре шага. Направление, которое приняла пуля, пройдя через кости черепа, говорило о том, что в момент выстрела покойный сидел за столом, наклонив голову вперед.
На вопрос о том, каково было здоровье Левенворта в день его смерти и накануне, врач сообщил, что, судя по внешнему виду, он был совершенно здоров и должен был чувствовать себя прекрасно. Револьвера, из которого был сделан выстрел, нигде не могли найти: его не было ни в той комнате, где произошло убийство, ни в соседних с ней. По предположению врача, покойный должен был знать преступника очень хорошо: старик даже не поднял головы при шуме его шагов, из чего можно было заключить, что убийца пользовался свободным доступом в его кабинет.
Когда врач закончил давать показания, коронер взял пулю, внимательно осмотрел ее еще раз, потом что‑то написал на клочке бумаги, подозвал полицейского и передал ему записку, шепнув на ухо несколько слов. Тот кивнул и молча вышел из комнаты.
Глава III
Допрос
Коронер надел пенсне и, взглянув на лежавший перед ним список, произнес громким голосом:
– Дворецкий здесь?
Толпа слуг пришла в движение, и на середину комнаты вышел пожилой ирландец. Взглянув на его серьезное лицо, на холеные бакенбарды, на его почтительные, но вместе с тем полные достоинства манеры, я тотчас решил про себя, что это, наверно, образцовый слуга, но мне подумалось также, что он может оказаться и бесценным свидетелем, от которого будет толк. И действительно, вскоре я понял, что не ошибся.
Коронер, на которого дворецкий, как, впрочем, и на всех остальных, произвел самое благоприятное впечатление, спросил:
– Вас зовут Томас Догерти?
– Да, меня так зовут.
– Давно ли вы служите дворецким в этом доме?
– Почти два года.
– Вы первый узнали, что ваш господин убит?
– Да, мы с мистером Харвеллом.
– Кто это – мистер Харвелл?
– Это личный секретарь нашего покойного господина.
– В котором часу это было?
– В восемь часов утра.
– Где вы нашли покойного?
– В библиотеке, которая находится рядом со спальней. Мы удивились, что хозяин не вышел к завтраку, как обычно, и взломали дверь.
– Значит, она была заперта?
– Да.
– Изнутри?
– Не могу вам сказать, поскольку ключа в замке не было.
– Где лежал мистер Левенворт, когда вы его обнаружили?
– Он не лежал, а сидел за столом, что стоит посередине комнаты, – спиной к спальне, наклонившись вперед и опустив голову на руки.
– Как он был одет?
– На нем была та же одежда, в которой он ужинал накануне.
– Не заметили ли вы в комнате чего‑нибудь, что могло бы навести на мысль о происходившей там борьбе?
– Нет, ничего.
– Имеете ли вы основания подозревать, что убийство совершено с целью ограбления?
– Нет, часы хозяина и его портмоне остались не тронуты.
На вопрос, кто находился в доме в то время, когда было обнаружено преступление, дворецкий ответил:
– Обе барышни – мисс Мэри и мисс Элеонора Левенворт; мистер Харвелл; из прислуги – Кэт, кухарка, Молли, горничная, и я.
– Это вся прислуга в доме?
– Да.
– Кто обязан был по вечерам закрывать двери?
– Я.
– И вчера вечером вы их заперли?
– Да, как всегда.
– А кто сегодня утром их открывал?
– Я сам.
– В каком виде вы их нашли?
– В таком же, как оставил вчера вечером.
– И вы нигде не обнаружили открытой двери или открытого окна? Хорошенько подумайте, прежде чем отвечать.
– Все было заперто.
В эту минуту в комнате воцарилась гробовая тишина. Тот факт, что убийца провел всю ночь в доме и если и покинул его, то не раньше чем утром, подействовал на всех удручающе. И хотя я об этом уже знал, подтверждение этого обстоятельства свидетельскими показаниями произвело на меня сильное впечатление. Я начал еще пристальнее всматриваться в лицо дворецкого, чтобы понять, не утаил ли он истину из боязни быть наказанным за небрежное отношение к своим обязанностям. Но Догерти был совершенно спокоен – он открыто и честно смотрел всем в глаза.
На вопрос, когда он в последний раз видел мистера Левенворта живым, Догерти ответил:
– Вчера вечером, за ужином.
– Видел ли его еще кто‑нибудь вечером после ужина?
– Да, мистер Харвелл говорил, что в половине одиннадцатого он еще был в комнате хозяина.
– Где в этом доме находится ваша комната?
– Внизу, в подвальном этаже.
– А где помещаются остальные обитатели дома?
– По большей части на третьем этаже: барышни занимают задние комнаты, мистер Харвелл живет в маленькой комнатке, выходящей окнами на улицу; вся женская прислуга спит тоже наверху.
– Значит, на том этаже, где находился мистер Левенворт, никого не было?
– Никого.
– В котором часу вы легли спать?
– Около одиннадцати.
– Вы не слышали в доме никакого подозрительного шума приблизительно в это время?
– Нет, ни малейшего, – последовал решительный ответ.
Когда дворецкому предложили рассказать с самого начала, при каких обстоятельствах было обнаружено тело его господина, он сообщил обо всем в малейших подробностях, совершенно спокойно, не сбиваясь и не путаясь в показаниях.
– Как отнеслись молодые хозяйки к вашему открытию? – спросил коронер, когда дворецкий закончил свою речь.
– Они тотчас последовали за нами и вошли в комнату, где было совершено убийство. Мисс Элеоноре сделалось дурно при виде покойного.
– А какое впечатление произвело это зрелище на другую барышню – кажется, ее зовут мисс Мэри?
– Не могу сказать, потому что в это время я ходил за водой для мисс Элеоноры.
– Когда мистера Левенворта перенесли в спальню?
– Как только мисс Элеонора оправилась от обморока.
– Когда же она пришла в себя?
– После того как ей брызнули в лицо холодной водой.
– Кто же дал приказание перенести покойного?
– Мисс Элеонора; она подошла к нему, дрожа всем телом, и попросила мистера Харвелла и меня перенести его на постель и послать за врачом. Мы исполнили ее просьбу.
– Она вместе с вами отправилась в спальню дяди?
– Нет.
– Где же она была в это время?
– Она осталась у письменного стола.
– Что она там делала?
– Я не мог этого видеть, поскольку она стояла ко мне спиной.
– Долго она там оставалась?
– Когда мы вернулись назад, ее там уже не было.
– Где «там»? Около стола?
– Нет, ее не было в комнате.
– Вот как! Когда же вы опять ее увидели?
– Она снова вошла в комнату, когда мы уже собирались уходить из библиотеки.
– Было ли у нее что‑нибудь в руках?
– Я ничего не заметил.
– Не показалось ли вам, что на столе чего‑то не хватает?
– Право, я об этом тогда вовсе не думал.
– Кто оставался в комнате, после того как вы оттуда вышли?
– Кухарка Кэт, горничная Молли и мисс Элеонора.
– А мисс Мэри?
– Ее не было.
– Господа присяжные, не желает ли кто‑нибудь из вас задать свидетелю вопрос?
Среди присяжных возникло оживление: один из них, маленький нервный человечек, который уже давно нетерпеливо ерзал на своем месте, заявил, что у него имеются некоторые вопросы к допрашиваемому.
– Я к вашим услугам, – ответил дворецкий.
Но, пока маленький человек отдувался и собирался с духом, его опередил другой присяжный. Он сказал:
– Поскольку вы уже два года служите здесь, как вы говорили, не могли бы вы сообщить нам, все ли в этой семье жили в мире и согласии между собой?
– На мой взгляд, да, – ответил дворецкий, немного подумав.
– Племянницы Левенворта были в хороших отношениях со своим дядей?
– Да, конечно.
– А как они относились друг к другу?
– Прекрасно, насколько мне известно; впрочем, я не имею права судить об этом.
– Насколько вам известно? Значит, вы допускаете, что могло быть иначе?
Томас с минуту колебался, потом решительно заявил:
– Нет, я уверен, что не ошибаюсь.
Присяжному, по‑видимому, очень понравилась такая сдержанность дворецкого, который не считал себя вправе судить об отношениях господ между собой. Он с довольным видом опять уселся на свое место и знаком дал понять, что у него больше нет вопросов к допрашиваемому. Тогда маленький нервный человечек тотчас вскочил со своего места и спросил:
– В котором часу вы сегодня открыли двери в доме?
– Около шести.
– Мог ли кто‑нибудь после этого выйти из дома, не будучи вами замеченным?
Томас при этом вопросе с видимым беспокойством оглянулся на слуг, толпившихся в углу комнаты, но тотчас ответил решительно:
– Нет, не думаю, что кто‑нибудь мог после шести часов выйти из дома так, чтобы я или кухарка не заметили этого. Ведь нельзя же среди бела дня выскочить на улицу прямо со второго этажа – для начала надо спуститься по лестнице. К тому же наружная дверь закрывается с таким треском, что это слышно во всем доме, а кто захотел бы выйти через черный ход и сад, тот непременно прошел бы мимо кухни, и кухарка увидела бы его.
Эти слова, видимо, произвели на всех присутствующих должное впечатление. Дом был найден утром запертым на все запоры, а после этого никто из него не выходил, следовательно, убийцу надо было искать в доме.
Присяжный, задавший последний вопрос, огляделся вокруг с видом полного удовлетворения и, не желая, очевидно, свести на нет произведенный эффект, молча уселся на свое место, отказавшись от дальнейших расспросов.
Так как, по‑видимому, никто больше не собирался допрашивать дворецкого, то последний, судя по всему, начал терять терпение и спросил:
– Желают ли господа задать мне еще какой‑нибудь вопрос?
Никто на этот призыв не отозвался, и дворецкий с облегчением вздохнул и поспешно направился к прислуге, явно обрадованный тем, что наконец‑то тяжелое испытание завершилось. Это невольно бросилось мне в глаза, но у меня не было времени поразмыслить над этим, поскольку начался допрос моего нового знакомого – мистера Харвелла, секретаря, который был правой рукой покойного.
Харвелл выступил вперед с видом человека, который сознает, что от его слов зависят жизнь и смерть других людей. Его внешнее спокойствие и достоинство, с которым он держался, произвели на всех самое выгодное впечатление, и даже мне он показался уже не таким антипатичным, как поначалу. Его внешность не говорила ни против него, ни в его пользу: это был один из тех ничем не примечательных мужчин с гладко зачесанными волосами, которые встречаются на каждом шагу. В своей жизни этот человек испытал, по‑видимому, больше горя, чем радости, и был лучше знаком с мрачными, нежели со светлыми сторонами жизни.
Коронер немедленно приступил к допросу:
– Ваше имя?
– Джеймс Трумен Харвелл.
– Каков род ваших занятий?
– Последние восемь месяцев я служил личным секретарем покойного мистера Левенворта.
– Вы, кажется, последний, кто видел его живым?
При этом вопросе молодой человек высокомерно поднял голову и проговорил:
– Ни в коем случае! Вы, вероятно, путаете меня с человеком, который убил мистера Левенворта?
Подобное заявление походило скорее на шутку дурного тона, и попытка отнестись таким образом к расследованию трагического происшествия произвела на присутствовавших в комнате самое тягостное впечатление; общее настроение тотчас изменилось не в пользу допрашиваемого. По‑видимому, он и сам это почувствовал, но, несмотря ни на что, еще выше поднял голову.
– Я хотел спросить, – уточнил коронер, возмущенный подобным ответом, – были ли вы последним, кто видел мистера Левенворта, перед тем как он был убит?
Секретарь скрестил руки на груди. Я не мог понять, хочет ли он этим движением скрыть охватившую его дрожь или только пытается выиграть время, чтобы собраться с мыслями.
– Я не могу дать вам на это однозначного ответа, – проговорил он наконец серьезно. – По всей вероятности, я последний видел его живым, хотя, когда живешь в таком большом доме, трудно утверждать это с полной уверенностью.
Заметив, что присутствующие не удовлетворены его ответом, секретарь добавил:
– Я, в соответствии со своими обязанностями секретаря, иногда должен был приходить к мистеру Левенворту и поздним вечером.
– Не могли бы вы сообщить нам, в чем именно состояли эти обязанности? – спросил коронер. – Иначе говоря, какого рода занятия поручал вам мистер Левенворт?
– Отчего же нет? Вам, быть может, известно, что покойный обладал огромным состоянием, и поскольку он пользовался репутацией человека чрезвычайно доброго и отзывчивого, то ему отовсюду приходили разного рода прошения, которые я и должен был вскрывать, а также отвечать на них. Его частная корреспонденция помечалась всегда особым знаком, которым и отличалась от прочей переписки. Но это еще не все. Мой патрон прежде занимался торговлей чаем и не раз бывал в Китае, поэтому он был очень заинтересован завязать более тесные отношения между нашим отечеством и этой страной. Чтобы познакомить американцев с Китаем, со всеми его традициями и народом, патрон начал писать книгу на эту тему. Моя помощь ему в этом деле ограничивалась тем, что я каждый день писал часа три под его диктовку. Последний сеанс приходился на поздний вечер, между девятью и одиннадцатью часами. Мистер Левенворт был человеком чрезвычайно пунктуальным и любил точность во всем.
– Вы говорите, что писали под его диктовку каждый вечер. Значит, и вчера также?
– Да, как всегда.
– Что вы можете сказать относительно его настроения? Не заметили ли вы, что он был взволнован или обеспокоен чем‑нибудь?
Секретарь нахмурил брови и произнес с расстановкой:
– Поскольку он, надо полагать, не имел ни малейшего понятия о том, что смерть его близка, чего ради он стал бы волноваться или беспокоиться?
Коронер, недовольный тоном, которым свидетель давал показания, строго заметил:
– Ваше дело отвечать на вопросы, а не задавать их.
– Прекрасно. В таком случае я должен сказать, что, если даже мистера Левенворта и посетило какое‑либо предчувствие близкой смерти, он не сообщил мне ничего об этом и даже казался более углубленным в работу, нежели всегда. Когда я уже собирался уйти, он сказал мне: «Не пройдет и месяца, как можно будет отдать эту книгу в печать, не так ли, Джеймс?» Я прекрасно помню его слова, потому что в ту минуту он наливал себе вино; каждый вечер перед сном патрон выпивал бокал вина. Я уже взялся было за дверную ручку, но остановился на пороге и ответил: «Конечно, мистер Левенворт». – «В таком случае выпьем за успех моей книги», – произнес он и налил бокал также и мне. Я сразу выпил все вино, а хозяин – только половину. И когда мы нашли его утром мертвым, бокал стоял в том же положении на письменном столе.
Рассказ о последних минутах, проведенных с покойным, по‑видимому, очень взволновал Харвелла; он вынул платок и отер пот со лба.
– На прощание, – продолжал он, – я пожелал патрону спокойной ночи и вышел из библиотеки.
Коронер, очевидно, вовсе не был тронут волнением секретаря; он пристально посмотрел на него и поинтересовался:
– А куда вы направились потом?
– К себе в комнату.
– По дороге вы никого не встретили?
– Ни единой души.
– Быть может, вы заметили или услышали что‑нибудь необычное?
Голос секретаря как будто дрогнул, когда он ответил:
– Нет, ничего.
– Подумайте еще раз хорошенько, мистер Харвелл, можете ли вы с чистой совестью подтвердить, что действительно никого не встретили и ничего не заметили?
На лице свидетеля появилось испуганное выражение, он дважды начинал беззвучно шевелить губами, словно пытаясь что‑то сказать, но оба раза промолчал. Наконец он произнес с видимым усилием:
– Действительно, я заметил нечто, но настолько незначительное, что даже не хотел упоминать об этом; теперь эта маленькая странность невольно мне вспомнилась.
– Так в чем же дело? Говорите.
– Одна дверь была полуотворена.
– Чьей комнаты?
– Мисс Элеоноры Левенворт, – молодой человек понизил голос до едва слышного шепота. – Если бы не произошло это ужасное несчастье, я даже не вспомнил бы о подобном ничтожном обстоятельстве.
– Вы заперли за собой дверь, когда вошли в свою комнату?
– Само собой разумеется.
– Когда вы легли спать?
– Тотчас же.
– Быть может, вы слышали что‑либо, перед тем как заснули?
Он опять немного смутился, потом решительно заявил:
– Ровно ничего.
– Вы не слышали шагов в коридоре?
– Может быть.
– Но можете ли вы сказать наверняка, что слышали шаги?
– Утверждать этого я не могу.
– Но по крайней мере вам так показалось?
– Да, теперь я припоминаю… Я уже начал засыпать, когда мне показалось, что в коридоре слышны шуршание платья и шаги, но это не произвело на меня никакого впечатления, и вскоре я уже спал.
– Больше ничего?
– Чуть позже я вдруг проснулся, будто испугавшись чего‑то, но что это было, я не в состоянии сказать. Помню только, что сел в постели и огляделся кругом. Но поскольку ничего не увидел и не услышал, то снова лег и проснулся лишь сегодня утром.
В остальном Харвелл подтвердил во всех подробностях показания дворецкого. Коронер спросил его, не заметил ли тот чего‑нибудь особенного на столе покойного, после того как тело было перенесено в спальню.
– На нем было все как обычно, только необходимое, – ответил он, – книги, бумага, перо, бутылка и бокал, из которого накануне пил мистер Левенворт.
– А кроме этого – ничего?
– Кажется, ничего.
– Относительно бокала вы, кажется, говорили, – вмешался один из присяжных, – что он оставался в том же положении, как ваш патрон поставил его при вас накануне вечером?
– Да, совершенно в том же.
– Но ведь он всегда выпивал целый бокал?
– Да.
– Значит, сразу же после вашего ухода ему кто‑то помешал его допить?
Молодой человек вздрогнул и побледнел, будто ему пришла в голову какая‑то ужасная мысль.
– Это еще ничего не значит, – сказал он, с трудом произнося слова, – мистер Левенворт мог… – Он не докончил фразы и замолчал.
– Продолжайте, мистер Харвелл. Договаривайте то, что хотели сказать, – попросил коронер.
– Мне больше нечего вам сообщить, – ответил секретарь, пытаясь справиться с волнением.
Присутствующие обменялись многозначительными взглядами: всем казалось, что именно в молчании секретаря в данную минуту скрывается ключ к разгадке ужасной тайны. Но коронер, по‑видимому, не обратил на это никакого внимания и продолжал допрос:
– Не знаете ли вы, находился ли на своем месте ключ от двери в библиотеку, когда вы выходили оттуда вечером?
– Я не обратил на это внимания.
– Но вы предполагаете, что он находился там?
– Да, это вероятнее всего.
– Во всяком случае сегодня поутру дверь была обнаружена запертой и ключ из с