Ванькины паруса
В раскрытое окно, словно неосторожные бабочки, залетали с яблонь белые лепестки.
На парту с покачнувшейся оконной створки прыгнул солнечный зайчик. Шел урок литературы. Со страниц повести А.Грина словно врывались в душный кабинет соленые брызги прибоя. Ваньке даже показалось, что нежный аромат цветущих магнолий окутывает читающую учительницу.
Мария Петровна дочитала, и, как по команде, прозвенел звонок. Ребята повскакивали с мест, загремели стульями, зашуршали пакетами и один за другим, прощаясь с учительницей, покинули кабинет. Остался один Ванька. Он медленно сложил свои вещи в пакет и подошел к учительскому столу. Мария Петровна заполняла журнал. Она подняла на мальчика глаза и устало спросила:
- Что, Ваня?
Ванька покраснел до ушей и промямлил:
- Вы не могли бы до завтра... если можно... книгу?
Мария Петровна удивилась. Приглядевшись к мальчику, она впервые обратила внимание на то, как он мал для своих 13 лет и как неряшливо одет. Потрепанные рукава пиджака едва доходили до запястий, открывая плохо отмытые руки. На бледном лице застыло какое-то испуганное выражение. Мария Петровна устыдилась своего равнодушия. Почему до сих пор она не обращала внимания на этого мальчугана, привычно ставя ему тройки за слабые ответы и письменные работы? Можно было успокоить свою совесть тем, что она не классный руководитель, а лишь учитель-предметник. Но это было подленькое оправдание своего безучастия к чужой судьбе. Все эти мысли роем пронеслись в голове учительницы, когда она протягивала Ваньке книгу в скромной серой обложке.
- Читай, не торопись, принесешь, как сможешь... Мы ведь уже закончили Грина, - сказала она, торопясь и почему-то стыдясь своей торопливости.
Ванька бережно положил книгу в пакет и, неловко попрощавшись, бочком-бочком выбрался из класса.
Вообще Ванька читал мало и неохотно. С трудом одолевая сонливость, он заучивал стихотворения и "домучивал" произведения великих классиков.
А тут Грин... Мальчика совершенно неожиданно потрясла биография писателя и восхитили его герои, такие добрые и сильные. А еще море.... то тихое и ласковое, то грозное, вспененное волнами.
Погруженный в такие мысли, Ванька не заметил, как оказался возле своего подъезда. По загаженной кошками лестнице мальчик поднялся на пятый этаж и, открыв дверь, шагнул в темный коридорчик однокомнатной квартиры. Кислый запах нестиранного белья, нищеты и безысходности... Но зато у него есть Грин, а это, как мечта, чистая и светлая.
Дома никого, и Ванька с облегчением вздохнул: мать с отчимом, по-видимому, в гостях у собутыльников. На кухне не было даже намека на еду. Лишь зачерствевшая горбушка хлеба в хлебнице. Ванька сжевал ее, запив водой из-под крана, прошел в комнату, сел на продавленный диван. Открыл книгу, и чудесные картины оттеснили убожество и грязь домашней обстановки. Ванька не замечал бегущих минут, не заметил он, как отворилась дверь и ввалились мать с отчимом. Первой вошла мать, взлохмаченная, с красными глазами, неряшливо одетая. Она плюхнулась на диван рядом с сыном и, громко икнув, спросила:
- Пришел? Читаешь? Ишь, академик.
Следом, матерясь по какому-то поводу, шел отчим. Ванька взглянул на них, таких неприятных в своем убожестве и пьянстве, и слезы навернулись на глаза. Отчим протянул грязную руку:
- Ну-ка, профессор, дай книгу. Про секс, поди, паршивец, читаешь.
Ванька спрятал Грина за спину. Ему стало страшно: как можно к мечте, к алым парусам, с такими словами и руками.
- Дай! - заорал отчим, прибавив грязные ругательства.
Ванька шагнул к окну. Мать подняла красные глаза и бессмысленно уставилась на сына:
- Ну, че уперся, скотина, книгу жалко?
Они вдруг представились мальчику страшными чудовищами, посягающими на его святыню. Он даже не понял, как очутился на подоконнике, как распахнулись ветхие рамы, как струя воздуха ударила в лицо... Он уже не услышал чей-то вскрик...
По асфальту растеклась ярко-алая, как паруса Грина, лужа крови, а в ней осколком будничной жизни темнела бессмертная книга...
Обыкновенная история
Бывшая учительница русского языка и литературы Мария Васильевна, а ныне пенсионерка баба Маша, в стареньком, с цигейковым воротником пальто и такой же видавшей виды шляпке стояла на остановке, перебирая в потрепанном кошелечке нехитрую мелочь. Покупка подарка внучке ко дню рождения и оплата коммунальных услуг пробили значительную брешь в скромном бюджете пенсионерки, и Мария Васильевна производила в уме нехитрые арифметические вычисления, размышляя о том, сможет ли дотянуть до следующей пенсии или придется брать в долг у рачительной соседки - самогонщицы Катьки.
Из грустных размышлений ее вывел прогремевший над самым ухом бас: "Здрасьте, Марь Васильевна!".
В верзиле, которому она едва доставала до плеча, старушка с трудом признала своего бывшего ученика Васю Васечкина, в твердолобую голову которого безуспешно пыталась вбить хоть какие-нибудь знания.
- Здравствуй, Васенька, - пролепетала Мария Васильевна, испытывая в присутствии "любимого" ученика какую-то непонятную скованность. - Ты на автобус?
- Не-а, - хохотнул Васечкин. - Вон моя тачка стоит, а я так... козлам одним здесь стрелку забил.
В стороне и правда, переливаясь перламутровыми боками, стояла шикарная иномарка, хотя Марии Васильевне, одинаково не искушенной в марках автомобилей любого ранга, ее вид ни о чем не говорил.
Окончательно растерявшись от непонятных выражений Васечкина, пенсионерка беспомощно щурила близорукие глаза. Из неловкой ситуации ее выручил подошедший к остановке автобус.
- До свидания, голубчик, - засуетилась Мария Васильевна.
- Чао, - прорычал Васечкин и направился к своему роскошному авто.
Мария Васильевна вернулась домой с каким-то странным чувством то ли досады, то ли обиды непонятно на что. Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Пришли дочь с внучкой.
- Бабулечка, - затараторила внучка, обнимая и целуя Марию Васильевну. - Ты почему такая грустная? Я тебя так люблю!
- Да, мам, что-то случилось? Ты сама не своя, - озабоченно произнесла дочь. - Может, заболела?
- Нет, мои милые, - растрогалась Мария Васильевна.- Просто ученика встретила.
- Ну ты, мамуль, даешь, пугаешь зря, - с облегчением вздохнула дочь.
Угощая "девчонок" чаем и слушая щебетание внучки, пенсионерка вдруг со всей ясностью осознала, что ни дорогие автомобили, ни деньги, ни курорты не заменят тепла и любви близких тебе людей...
Исповедь пациента
До 46 лет я жил относительно спокойно, пока мирное течение жизни не было нарушено женой, решившей, что мне пора начать заботиться о своем здоровье. На мое несчастье, наш провинциальный городок удостоил чести явиться некий столичный эскулап, к которому заботливая женушка записала меня на прием. В назначенный день и час, сопровождаемый второй половиной, я явился (как впоследствии оказалось, на растерзание) к медицинскому светиле.
Неловко втиснувшись в кабинет, я предстал перед врачом, что-то быстро заполняющим в своем журнале. Не поднимая глаз и промычав что-то нечленораздельное на мое приветствие, Арнольд Арнольдович (назовем его так) поинтересовался, как у меня обстоят дела с менструальным циклом. Когда пауза затянулась, он наконец-то взглянул на меня и, по-видимому, понял, что дела у меня с этим самым циклом не обстоят никак. Ничуть, однако, не смутившись, А. А. предложил мне раздеться до трусов и лечь на кушетку. Он долго обстукивал и ощупывал меня со столь серьезным выражением лица и так многозначительно покачивая при этом головой, что мне стало не по себе.
- Да-а, - задумчиво протянул эскулап и уставился таким взглядом, что я впервые за 46 прожитых лет ощутил, где находятся мои печень, желудок, селезенка и прочие органы.
Дальнейшее происходило как в страшном сне. По радужной оболочке глаз А. А. признал у меня болезнь с каким-то таким мудреным названием, что выговорить это слово я не пытался никогда, боясь, что кто-либо сочтет это за личное оскорбление. Цвет кожных покровов показал серьезные проблемы с печенью, а мешки под глазами (где только он их разглядел?) - возможные осложнения почек. Кроме того, оказалось, что у меня невроз, дистрофия, язва желудка, признаки артроза, проблемы с потенцией и вероятность облысения. Однако доктор поспешил успокоить меня тем, что излечивал и не таких больных. Как бы между прочим он поведал душераздирающую историю о неком пациенте, которого в буквальном смысле извлек из могилы, реанимировал... и тот вот уже 10-ый год пребывает в полном здравии.
- Ничего, дружочек, будете как новенький, только непременно соблюдайте все указания, - сказал А. А., выписывая мне один рецепт за другим. После всех манипуляций и наставлений я вышел, а вернее выполз из кабинета, можно сказать, в полуобморочном состоянии, с кипой рецептов в зубах и изрядно похудевшим кошельком в кармане. Жена, увидев меня, чуть сама не лишилась сознания. Но, как и большинство женщин, тут же преисполнилась чувством огромной гордости, что успела спасти меня от неминуемой гибели.
- Вот видишь, - сказала она, - как вовремя я заставила тебя пойти к врачу. Что бы ты делал без меня? Возражать ей не было ни сил, ни желания.
На следующий день жена развила кипучую деятельность. Во-первых, сбегала в аптеку и принесла чемодан лекарств. Во-вторых, поставила мне клизму. В-третьих, приготовила какой-то отвар, "аромат" которого заполнил не только нашу квартиру, но и просочился ко всем соседям, кто-то из которых, особенно бдительный, позвонил в полицию и сообщил, что в нашем подъезде, по всей вероятности, находится разлагающийся труп. В общем, день был невероятно бурным.
Так прошел месяц. Одержимая великой миссией, моя жена не жалела сил. Каждую неделю она чуть ли не за руку водила меня к участковому терапевту, который из уважения к столичному светиле придерживался его назначений и каждый раз обещал мне скорое выздоровление. Моя амбулаторная карта раздулась, как второй том Льва Николаевича Толстого "Война и мир", сам же я весил столько, что мне могла бы позавидовать любая из девиц, стремившихся в топ-модели.
Но случилось чудо... Задремавшая ли в жилах кровь диких предков или сама природа вдруг взбунтовались во мне с такой силой, что однажды во время очередных процедур я, обозвав жену дурой, вылил ей на голову зловонный отвар и вслед за этим опрокинул туда же свой диетический обед. Собрав в чемодан пузыречки, коробочки, ампулы и прочую лекарственную дребедень, оставив рыдающую, с зеленым от отвара лицом и кокетливо повисшей на волосах бахромой из моркови и свеклы, жену, я выбежал из дома и помчался к А. А., который, видимо, воспылав идеей излечить всех жителей нашей местности, не корысти, ради, а исключительно из-за любви к ближним своим, вновь посетил наш гостеприимный городок. Растолкав посетителей, я ворвался в кабинет и вышвырнул оттуда пациента со словами: "Спасайся, пока живой!". Затем, отправив доктора в нокаут, засыпал его грудой принесенных медикаментов.
Сутки я просидел в отделении полиции, но надо отдать должное благородному врачу - он объяснил такое поведение как рецидив, предшествующий выздоровлению, и великодушно простил меня. Правда, в тот же день великий медик покинул нашу провинцию.
По городу еще целый месяц ходили слухи о том, как пациент убил врача ланцетом, предварительно стетоскопом прослушав его грудь, чтобы удар пришелся в самое сердце...
Я же убежден, что не вмешайся вовремя, половина моих земляков, да и сам я тоже, покоились бы с миром за оградой нашего тихого кладбища.
Когда приходит завтра...
Пенсия подкралась как-то предательски неожиданно и, содрав, как шелуху, все обязанности и регалии, вдруг обнажила такое простое и уязвимое естество.
Нина Петровна до последнего момента была уверена, что будут уговоры остаться, всевозможные обещания и т. п., но все завершилось, на удивление, быстро: слова директора о молодых кадрах, которые необходимо продвигать, банкет, торжественные речи, цветы, пьяные слезы коллег.... и пустота.
Придя домой, Нина Петровна никого не застала. Поставив цветы в вазу, она прошлась по комнатам. Последние месяцы женщина почти не бывала дома. Командировки, семинары, срочные отчеты бросали ее из одного города в другой. И сегодня она словно впервые увидела свой дом: какие-то незнакомые безделушки, пуфики, коврики, даже шторы и мебель казались ей чужими. Из задумчивости ее вывел голос дочери, вошедшей в комнату:
- Мам, привет!
- Добрый вечер, Соня, - ответила Нина Петровна. - Ты из института? Так поздно?
- Мам, я уже месяц назад защитилась, а сейчас стажировку в одной фирме прохожу, - укоризненно сказала дочь.
- Да? - удивилась Нина Петровна. - А где Петя? В командировке?
- Ну ты, мам, даешь.... В какой командировке? Петька уже два месяца с Анюткой своей живет. Они квартиру снимают в центре. Да, кстати, он сейчас подъедет.
- С Аней?
- Нет. Моего Костю срочно на работу вызвали, а мы как раз переезжать собирались - тоже квартиру сняли. Ну вот, Петька мне поможет вещи перевезти.
Спрашивать о Косте Нина Петровна не решилась, побоявшись что-нибудь не то сказать.
Тут в комнату вошел сын.
- Всем привет! - весело поздоровался он и обратился к сестре: - Ты, Сонька, давай быстрее, меня только на пару часов отпустили.
- А где Рыжик? - спросила Нина Петровна, неожиданно вспомнив про кота.
- Да он же месяц назад умер, - в один голос сообщили дети.
- А папа-то где? - вдруг спохватилась женщина.
Сын и дочь в недоумении уставились на мать. Нину Петровну словно обдало холодом. Мысли вихрем пронеслись в голове: наверное, находясь в другом городе и будучи очень занятой, она пропустила важное сообщение.
- Как? И он тоже..., - запнувшись на слове "умер", с трудом выдавила Нина Петровна.
- Мам, ты чего? Он же ушел от нас 3 месяца назад к Зинке из соседнего подъезда. Он же с нами со всеми объяснился.
- А-а, - протянула Нина и вспомнила, что в один из вечеров, когда она напряженно готовилась к очередному семинару, муж и, правда, о чем-то пытался с ней поговорить, но она так и недослушала его тогда.
После ухода детей Нина Петровна опустилась на диван и задумалась. Как полководец после боя, она стала подсчитывать потери и трофеи. На риторический вопрос - что я имею на сегодняшний день - ответ был неутешителен: 55 лет за плечами, взрослых детей, не нуждающихся в опеке, слишком большую для одной квартиру. Особенно почему-то обидным в этот момент показалось то, что даже кот ушел из жизни, словно для того, чтобы сделать ее одиночество еще острее и невыносимее.
- Сволочь, - обозвала Нина П. покойного Рыжика, будто тот был в чем-то виноват, и горько расплакалась. Вволю наревевшись, она вдруг увидела на столике записную книжку: когда-то давно на одной из встреч с одноклассниками она старательно занесла сюда их телефонные номера, но, кажется, так ни разу никому и не позвонила. Теперь раскрыв импровизированный справочник, Нина Петровна стала набирать один номер за другим. Но годы сделали свое дел: кто-то, по-видимому, поменял номер, кто-то просто не подходил к телефону, кого-то уже не было в живых. В отчаянии Нина набрала последний из номеров. Трубку долго не брали. Затем слабый, больной голос произнес:
- Алло, слушаю.
Нина Петровна удивленно спросила:
- Люся? Так не вязался этот голос в трубке с образом живой и смешливой Люськи - заводилой и душой любой компании.
- Да. Кто это?
- Это я, Нина Воронцова, узнаешь?
- Ой, Нинок, неожиданно-то как! А я вот... - всхлипывания на том конце провода оборвали начатую фразу.
- Что случилось?
- Заболела я, Нинок. Сын далеко. А с мужем, ты знаешь, мы уже 100 лет как в разводе. Вот и мучаюсь одна, никому не нужная.
- Да и я никому не нужна…
- Да ты что, Нин, побойся бога - таких, как твой Паша, еще поискать! Да и детки рядом...
- Бросил меня Паша, да и у деток теперь своя жизнь. Даже кот, и тот умер. И на пенсию меня выпроводили, - заплакала Нина Петровна.
- Ты вот что, Нинка, не реви, приезжай, давай, - в голосе у Люськи зазвенели прежние властные нотки. - Адрес знаешь?
- Да... - вытирая слезы, ответила Нина Петровна.
Через час они сидели в крохотной Люськиной кухне, пили чай и разговаривали.
- Вот и хорошо, - прощаясь, сказала Люська.- Теперь ты у меня есть!
- А у меня ты, - расчувствовалась Нина Петровна.
Подходя к своему подъезду, она заметила под скамейкой крохотного серого котенка.
- Дымок, - сказала женщина, взяв дрожащий комочек на руки, и вошла в подъезд...
Разговор по телефону
Нога в гипсе. На душе скребут кошки. На улице зима и минус тридцать. Ограниченный пространством в 18 квадратных метров, я вторую неделю невольный слушатель телефонных разговоров моей супруги с ее многочисленными подругами, которых вместе с мужьями и детьми я теперь знаю по именам и фамилиям вместе с их достоинствами и недостатками. К концу второй недели значительно расширился мой кругозор в области ведения домашнего хозяйства: например, как выводить пятна с одежды, в какой магазин не стоит даже заходить, чем чистить ковры и многое другое. Походы жены на рынок или визиты к подругам теперь воспринимаются мною как маленькие праздники.
Однажды жена прибежала домой и, едва сбросив шубку, бросилась к телефону, словно для того, чтобы сообщить о пожаре или другом каком-то бедствии. Я 50 раз прослушал, что Сорокина Ирка - жуткая стерва, потому что увела у Таньки Ивановой Володьку, за которого та мечтала выйти замуж. Еще я узнал, что Тамарка скоро улетает в Турцию, а у Алки родился мальчик весом 3 кг и ростом 52 см. Кроме всего прочего, жене дали 50 советов, как лучше приготовить индейку и в каком магазине дешевле масло.
Наконец жена ушла в ванную. Целых 10 минут я наслаждался тишиной. Вновь зазвонивший телефон чуть не заставил меня зарыдать. К счастью, за шумом воды жена ничего не услышала, иначе непременно бы выскочила из ванны, дабы не пропустить вожделенного момента. Трубку снял я.
Приятный женский голос попросил пригласить к телефону мою супругу.
- Извините, - ответил я, - Маша не может подойти, она принимает ванну, но вы не волнуйтесь - я сам вам все расскажу. Чтобы огурцы были хрустящими, добавьте в маринад немного горчицы. Кстати, это придаст им пикантный вкус. Не вздумайте покупать стиральный порошок "Тайд" - это сейчас сплошные подделки. И не забудьте втирать в волосы перед мытьем любой йогурт... Помимо этого, я рассказал, как готовить индейку и тушить кабачки....
- Да, и не общайтесь, пожалуйста, с Сорокиной Иркой, - добавил я. - Она жуткая стерва и может увести вашего жениха или мужа.
Кроме того, я посоветовал навестить в роддоме Алку с ее 3-х килограммовым малышом и проводить в аэропорт Тамарку, поскольку она отправляется в Турцию. В конце своего монолога, который длился по меньшей мере 15 минут, я сказал:
- Ну вот, пожалуй, и все. От кого передать привет Машеньке?
На том конце провода вздохнули и ответили:
- Ира я, Сорокина.
Мое горло словно сузилось, и из него еле выдавился какой-то предательский писк. Молча положив трубку, я тупо уставился на вышедшую из ванной комнаты жену.
- Кто звонил? - спросила она.
- Да эта стерва!
- Какая еще стерва? - не поняла жена.
- Ну, Ирка Сорокина. Только ты не переживай - я уже сказал ей, кто она такая.
У жены округлились рот и глаза:
- Что ты ей сказал?
Пересказ моего разговора с Иркой Сорокиной привел жену в такое состояние, что я до сих пор бледнею, вспоминая все подробности. Думаю, от окончательной расправы меня спасла лишь загипсованная нога.
С тех пор прошло 10 лет. У нас 3х-комнатная квартира и двое детей. За эти годы у меня поубавилось волос, а у жены - подруг. Остались лишь проверенные временем - самые верные и надежные. И одна из них (не парадокс ли?) Ирка Сорокина... так бывает…