буду ждать тебя нашем старом баре




с 7 вечера + я прошу тебя прийти + с любовью

твой + + +

:!Телеграмма, которую я когда-то, еще до своего отъезда, послал этой женщине, ради которой исчез из маленького городка в Вестфалии …..отъял руки ото всего….. И приехал в Берлин; с которой я хотел снова встретиться в том месте, где мы с ней встречались все эти прежние годы, в этом баре возле бывшего пограничного перехода на Фридрихштрассе. Значит, женщина, ради которой ты приехал в Берлин, о твоем желании, о том, что ты хочешь снова встретиться с нею,!не узнала. Толстяк перехватил твою телеграмму, хранил ее при=себе & на этом тщательно выстроил свой план, который теперь и смог осуществить благодаря твоей помощи – ты, незрячий глупец, по его указке докатился Досюда. Женщина же наверняка – до-последнего – того постоянного, что было в ее чувстве к тебе, не меняла; ее тогдашнее отсутствие в баре, месте ваших встреч в более ранние годы, не означало, что она отвернулась от тебя, не было знаком равнодушия. А сигаретная пачка – магнитофонная кассета, я ее сразу узнал (та самая заигранная кассета, которую когда-то слушала дочь, 12-летняя; кассета наверняка осталась еще со времени раннего детства этой девочки; очевидно, изначально на ленту были наговорены какие-то сказки: цветная, уже выцветшая картинка изображает Ганзеля & Гретль), но на кассете со времени той-ночи….. записан другой текст: И мне нет нужды спрашивать, чей голос запечатлен на пленке …..

 

Что-то в нем изменилось, в этом до сих пор бездвижно, без видимых признаков жизни распростертом на полу теле; и если раньше казалось, что все еще сочащаяся из ран кровь свидетельствует о постепенном иссякновении его жизни – которая как бы обволакивала это безгласное, колоссоподобное и все еще великолепное в своей суверенности тело медленно развоплощающимся и столь же медленно исчезающим коконом остаточной-жизни, – то теперь внутри этой массы плоти что-то взбудораженно похрустывает, угадывается какая-то пред-стадия движения: может, та становящаяся ощутимой энергия, которая сначала должна сосредоточиться, чтобы могло осуществиться какое бы то ни было движение; или же та смутная угроза, что исходит от всего Возвращающегося и представляет собой тонкое плетение вновь образующейся жизненной силы, которая обволакивает эту глыбу человеческой плоти как роса или как тончайшая проволочная сетка – и поначалу обнаруживает себя в качестве слабого, но резкого по тону и приходящего из отдаленнейших далей воздушного шума, но потом быстро набухает, обретая отчетливость & ощутимую на слух силу, как у включенного гигантского трансформатора, который кутается в свое маслянистое, потрескивающее искрами жужжание; огромная энергия, и она сразу же обнаруживает противника, врага, против которого она, эта сила, может себя направить: что-то, испарениями поднимающееся изо всех пор и щелей в ветхих половицах, из полуразрушенной кладки таких еще тянущихся вверх домов, что-то испорченное и портящее все вокруг, – негативная жизненная сила, которая в любых живых существах проявляет только их теневые и изнаночные стороны, все смутное, мучительное и болезненное; которая, как одно из проклятий, используемых в эзотерических ритуалах, с непостижимой точностью реализует анафему, поскольку всей своей сияюще-темной мощью активизирует накапливавшиеся внутри, на протяжении одной-целой жизни, фантазии о вине-&-искуплении, превращая их в желание собственной гибели. И вот сейчас в лице Распятого, в его искаженных мукой чертах – которые не грубое, не неуклюжее, а именно утонченное в этом лице еще раз, как на гравюре, очерчивают, показывая, что это и есть сущность его лица, – начинаются почти незаметные шевеления, подрагивания –: как если бы со дна, из глубины вод, Что-то всплывало наверх, сперва различимое лишь как тень (сквозь зеленовато-серую кожу, цвет которой возник, как кажется, в результате утраты всех прочих цветов, и есть всего лишь остаток, осадок живой материи); в вялую, осунувшуюся плоть лица возвращаются мелкая рябь мускульных сокращений, измельчающие&перемалывающие челюстные движения, как если бы его зубы должны были разгрызть горсть мелких костей –, И вдруг лицо это искажается – толчками, – преображаясь в ужасную=смехотворную гримасу, рот губы имитируют фальшивую беззащитность избалованного злого ребенка, тогда как кончик языка раз за разом облизывает губы, будто существо это недоверчиво пробует на вкус возвращающуюся к нему жизнь….. Так продолжается, пока с лицом не происходит Что-то: пока – внезапно – медленно всплывавшая из океанических глубин беспамятства сущность не обретает четкие контуры и не пробивает, словно снаряд, – уже как завершенный человекообраз – поверхность бодрствующего сознания: КРИК – СТРАШНЫЙ КРИК РАСПЯТОГО – –

И маска его раздралась – то, что было двойственным, остановившаяся молодость в состарившемся лице, порвалось и в Мгновение-Ока ураганным ветром летучим песком унеслось прочь –, И лицо Толстяка осталось в своей наготе, как если бы у него с его привычного лица содрали кожу И под ней обнаружилась бы теперь новая более тонкая кожа, красновато мерцающая как у только что вылупившегося птенца, одновременно сморщенного и новорожденно-гладкого и алого; И сорванная, сложившаяся складками боли кожа лица позволяет увидеть, как над грязными досками в этом разрушающемся доме из лица Толстяка возникает морщинистый лик Старца, с теми оскорбительно-скорбными провалами, что свойственны всему первобытно-древнему –; поток боли заставил его преодолеть физиогномическую точку отсчета. (Видишь ты.) Невозможное, Непреодолимое для живого, то, из-за чего его лицо и его характер подчинялись этому много-много-десятилетий длившемуся маскараду, теперь отбросило его назад к первобытно-древнему: к боли. Это уже свершилось. Теперь Все будет просто.

Его челюсти теперь работают энергичнее, на губах – кровавая слюнная пена, от КРИКА, который уже оторвался, задохнулся, булькающе захлебнулся в жидкой грязи; И сквозь эти его что-то перемалывающие и измельчающие зубы выцеживаются, как гранулы, скрипучие слова – фразы –, сперва голос у него совсем слабый, как если бы голос был протезом, как если бы раненый должен был, несмотря на боль в ампутированной ноге, попытаться снова освоить хождение –: !ффтии – ше –, держась за стенку – недоверчиво прощупывая путь: ?Боль,?когда вер – нец – ца –,!Ти – ше –, 1 – 2 шага – 1 – 2 – слова сперва, начало фразы –?: получается – вперед – дальше – Говорение – иначе – заново начать –. Он не умрет оттого, что не выдержит позвоночник, как умирали распятые на вертикально стоящем кресте; если не истечет кровью, смерть наступит от нарушения кровообращения, от апоплексического удара, потому что руки у него крестообразно растянуты выше головы.!Вот: Его голос опять пробился сквозь кровавую пену во рту, я слышу его, этот голос:

–эти!глаза – (слышу я) –эти!зеленые глаза: снова увиденные – когда мне казалось, я умер. Но – я их увидел!снова – долгий, неотвратимый, твердый зеленый взгляд – направленный на меня. Пока я лежал, умирая.!Невообразимая зелень. – (Он пытается сплюнуть) –Тот раб на кресте. Две тысячи лет назад. Спартак – Аппиева дорога – 6000 крестов – & та история раба-снятого-с-креста.?Неужели?не помните. Его огромный член и глаза-изумруды. Заарканили римскую патрицианку. – (Он дышит толчками, задыхаясь) –?!Не-вспомнили: Вы!должны – (опять слюна у него изо рта) – вспомнить: Несчастный случай, с мотоциклистом, автомобиль МАЗДА – вы, я, этот бедолага на асфальте –; я вам тогда и рассказал –!вспомните – Раб-на-кресте, еще живой, с огромным членом и!изумрудными глазами –:?!Где только, дьявол-ее-побери, моя патрицианка, которая вызволит меня из грязи с креста & возьмет к себе в постель, на этот другой крест, на семь дней или больше – ей давно пора объявиться, думаю, ибо долго я не протяну – (он сплевывает темные сгустки свернувшейся крови, которые, словно пьявки, зависают у него на подбородке&шее) –Но эти!зеленые глаза.!Зеленые глаза: не могу вспомнить, где я их видел и у?кого.!А, умру без ответа. Умереть: Да, это 1ственно-радостное, что есть в жизни. Задним числом радующее, так сказать. Ибо не будь смерти,?!как бы я узнал, что прежде действительно!жил. Я свое=времечко отгулял – Предательство Интриги Блядство Ножевые-удары Убийства & Тайные-судилища –:!Блеск.!А, не будь преступлений, мы все истомились бы на небесах аскетов…..: Картошка-в-мундире и на дессерт ромашковый чай:!беее. Жизнь, Модрук – (в голос опять вплывает боль, делая его высоким и певучим, из ран проступает кровь) –Жизнь есть не что иное, как страх перед умиранием.!Ха: А?Любовь – она, скорее всего, просто страх, Страх-без-берегов…..

Голос его с этого момента звучит сухо, как если бы к нёбу прилипли кусочки пробки.

–Я, судя по всему, буду иметь счастье умереть 2жды: 1 раз на кресте и 1 – в огне. 1ой смертью я обязан вам, о 2й же –!А, этого вы не знаете –, о 2й своей смерти я позаботился сам. Этого должно хватить, беспроигрышный номер. Кстати о номере – (его голос, идущий от досок вверх, сквозь пыльный полумрак, вновь и вновь, подстегиваемый болью, истончается чуть ли не до свиста) –!гляньте-ка еще раз туда, где окна квартиры, где та женщина. Вы скоро сможете увидеть там!настоящую красоту: цветá дыма и пламени в горящем доме. Только огонь красив. Женщины красоты лишены – (И голос его от боли опять искажается – будто цепочка слов вот-вот порвется –, могучее тело елозит по доскам, извиваясь вокруг гвоздей, забитых в руки и ноги, приковавших его к кресту) –Женщины имеют, и то если им повезет, хорошую щель. А больше они не имеют Ничего и Никакого-понятия-ни-о-чем. – (И – протяжный стон смертельно раненого зверя, как ледяная сосулька снова и снова обламывающийся –)

–Гляньте туда.!Скажите мне, чтó вы видите. И потом:!Проваливайте, сделайте милость. Настоящим противником вы для меня не были, не были и плотью для моего одиночества. У меня нет противников, нет больше врагов – с тех пор, как пресловутые «Повороты» в этой стране развернули моих врагов мне навстречу. Так короток путь к 1очеству. Я теперь совсем-1, как Ленин, которому в конечном итоге осталось лишь играть в шахматы с самим=собой. Все прочее было степью, кровавым мороком & конскими табунами. А до Ленина такое случилось в последний раз с одним бродягой из Иудеи и 12 трусливыми недоносками, повсюду таскавшимися за ним. Крест Спасителя для Спасителя был спасением. Для меня – тоже. Я победил: распятие на полу – мое спасение от скуки….. в мире без врагов – (он попытался в знак презрения заехать мне кулаком по колену, забыв про гвоздь, пробивший его руку: и издал долгий вопль той уверенности, которая к любому живому существу приходит только 1нажды –, ибо, видимо, даже не в боли тут было дело, а в его страхе, порожденном смертельной=уверенностью:!Никакое спасение,!никакие маски уже невозможны: ВСЕ МИНОВАЛО) – отсюда этот вопль, этот жуткий=чело–веческий крик – царапает доски извивающееся плотное тело, отрывает щепы от пересохшего пола, и они как миниатюрные пики торчат из раненого бычьего тела, – И оно, это тело, шарахается туда&сюда, принимая самые гротескные позы, со страшно изогнувшимся позвоночником и растянутыми на грязных половицах паучьетонкими руками –)

Позже, когда боль, похоже, на мгновение отпустила его, он заметил в моих руках телеграмму и магнитофонную кассету. –Вы мне!испортили pointe: телеграмму & кассету я собирался вручить вам в самом конце. Что ж, со вручением все равно бы ничего не вышло, я, как вы видите, в данный момент не имею свободной руки – (:!невероятно: Распятый!смеется – хрипло, захлебываясь пузырящейся слюной –): Через подошву ботинка я чувствую – как пульсирующий внутри его тела поток – сокращения плечевых мускулов Распятого.?Что значит 1 смерть (пусть даже!такая) – 1ственная смерть, которая ожидает каждого, – по сравнению со смертями Других, когда-то организованными этой глыбой плоти: все рассуждения о справедливом воздаянии обрушиваются в плачевную пустоту, между страданием и со-страданием Природа воздвигла урочище Беспамятства, Время там застаивается в болоте – (его локоть выстукивает по половице костяное тремоло; всякий раз, когда он вскрикивает от боли, мне будто пронзают ножом костный мозг –), и жалость всегда, как зловредная=собачонка, норовит куснуть отставшего от своих спутников. Сперва носок моего ботинка, потом вся подошва давит на его руку, прямо перед гвоздем, прошедшим сквозь запястье, – давит сильнее, спрессовывает там кровь в сосудах: сильно, сильнее, чем спрессовывает толпу турникет. (Жалость к таким!подонкам, это плебейское чувство, может привести к тому, что из трусости или душевной нечистоплотности люди будут провожать в последний путь – со слезами на глазах – даже негодяев & палачей. Здесь=у-меня-под-ногами подыхает в пыли грязная свинья, и!когда еще мне представится шанс наблюдать, как такой мешок дерьма, искупавшись в своих же слезах, медленно очень медленно окочуривается в луже из мочи говна & собственной крови…..): И!внезапно ботинок соступает с его руки: –скопившаяся кровь устремляется вперед – И новая, еще худшая боль обжигающе вонзается в раны, пронзает дрожащую плоть; еще раз кровяные потоки бегут по рукам и ногам, впитываются пылью на полу – а потом крики Толстяка захлебываются кровавой слюной И он вторично впадает в беспамятство.

 

Но на сей раз он приходит в себя быстрее: –я – (и сплевывает) –я готов к боли. Не принуждайте себя к состраданию. Перед валяющимся-на-земле каждый ощущает себя героем. Это приятное чувство, знаю по собственному опыту. Вскоре я все равно умру от потери крови. Или: огонь еще раньше выжжет мне кровь из вен. Переложит меня в сухую постель. 2жды умереть.!А, я устал. Надеюсь, не просплю свою смерть. Это было бы непростительно. Сделайте мне одолжение, следите, чтобы я не дремал. Последняя просьба. – Опять его голос становится – как у умирающего зверя: высокий поющий тон –. Он старается произносить звуки отчетливо, но боль опять заставляет его стиснуть зубы, они скрипят – Это длится долго – –

Потом последним усилием он добивается того, чтобы голос его вновь зазвучал внятно: –Сделайте мне одолжение, запустите кассету –!нет:!не с вашим киндерсексом – я имею в виду ту, где записаны материалы Оленьесумочника & Емуподобных. Хочу послушать еще раз.!Ну же, она лежит в проигрывателе, сделайте, что я прошу, даже тому Бродяге протянули губку с уксусом. Я не Он, мне хватит уксусно-кислых слов – (тяжелое неровное дыхание, жуткая икота, из-за которой кажется, будто Распятого снова сотрясает смех) –И потом –!А, и потом –: Я знаю, вы сможете ее разглядеть, там через улицу, за окнами, в другом доме. Ну!давайте же:!Не мельком глянуть, а вглядеться!внимательно. В Дом=напротив. Еще пару часов назад вы бы сделали это с охотой.!Ну, у меня осталось совсем немного времени, посмотрите и скажите:?!видите вы ее – –

И я смотрю сквозь мутное стекло через улицу, на бесформенную громаду дома, упирающегося в ночное небо. За окнами той квартиры женщина:!внезапный выброс света, багрового темного злого как торжествующие глаза предателя….. ЭТО ТОЖЕ ОН СДЕЛАЛ. Подложил взрывчатку, наверняка и часы с взрывателем, и вот теперь время подошло. (Не гипсовая и не известковая пыль, а минный порох: вот что было в цинковой ванночке и от чего у меня до сих пор жжет под ногтями – и листок телеграммы в моей руке теперь дрожит&шелестит так, будто его держит запойный пьяница.):Не она, а только ты=1 виноват, ты отвернулся от своей женщины из-за иллюзии страсти к той другой, которая сейчас находится в Ночедоме напротив, которая отдала Толстяку предательскую кассету, записанную в ту-1ую-ночь…..; отдала, вероятно, чтобы спасти свою шкуру, чтобы откупиться самой, сдав Толстяку тебя, ибо наверняка думала, что – я ли, она ли, ему все равно; что он удовлетворится 1 жертвой: этот наркоман, нуждающийся не в наркотиках, а в чужих смертях. Человек человеку волк, рассуждала, наверное, женщина=там-напротив, И пусть лучше не я=мертвая, а он умрет: этот 1 мужчина среди многих других….. приблудившийся ко мне как-то ночью, словно бездомный пес.

И Всегоэтого ты!не хотел замечать. Зато ввязался в инфантильную борьбу с этим типом, в один=из-тех поединков, которые хотя и сталкивают тело:с:телом, заставляя их со смертельным ожесточением биться до самого конца, но не предполагают, собственно, никакой цели, никакого центра, никакого реального предмета спора, никакого другого человека, а ведутся просто ради отвлеченного принципа, между мужчинами, как заранее обговоренная игра (исход которой к тому же – в твоем случае – с самого начала был предрешен). Ну, ты укротил Толстяка, победил его, пригвоздил к кресту, он скоро подохнет, – И тем не менее ты проиграл, даже дважды. Теперь ты действительно остался совсем-1…..

Шорох за моей спиной: кассета перекрутилась к началу, и сейчас мертвая инсталляция начнет говорить. С пленки. Я не хочу этого слышать. Пусть мертвые сами обсуждают своих мертвецов. И пусть их голоса вместе с криком Распятого сгорят в огне, в пламенах, которые там=снаружи уже вышибают копытами стены&окна И очень скоро ворвутся сюда ордой жгучегривых коней –

Прежде чем уйти, я бросаю еще 1 взгляд на Дом=напротив: оконные стекла полопались из-за жара, занавески раздуваются дыханьем огня; как если бы в дом там=через-улицу попали зажигательные бомбы, из зазубренных оконных провалов тянутся, силясь что-то схватить, иссиня-черные руки дыма. За спиной у меня уже звучат голоса с кассеты: Словно под давлением, слышу я, Это то самое слово – И дальше невнятный шепот И бормотание, слова шуршат как цепь, которую волокут по камням, – Сожаления о потерянном: женщинах жизни прибежищах, обо всем том, что потерянным быть обречено, – отъять руки – И, от досок вверх, глубокий, заключительный вздох Распятого, как если бы он в последний раз ощутил торжество, скрепляющее его жизнь как печать: бесконечное облегчение из-за самой последней своей победы. А пространство вокруг заполняют, становясь все громче, спотыкающиеся голоса с кассеты: Все происходило словно под давлением (слышу я) Как если бы все другие слова затянуло в водоворот, или: как если бы в некоем гигагнтском резервуаре слова вдруг сами образовали Мальстрим

Там, в Доме=напротив, за окнами с полопавшимися от жара стеклами, сквозь клубы иссиня-черного дыма я вижу!их – пламена. Они невыразимо прекрасны…..

 

–Словно под давлением. Это то самое слово. Все происходило словно под давлением. Как если бы все другие слова затянуло в водоворот, или: как если бы в некоем гигантском резервуаре слова вдруг сами образовали Мальстрим и он постепенно И все больше вовлекал все другие слова в водоворот кружение привязанность-к-1-центру, как если бы кто-то вытащил затычку из раковины & вся гигантская лужа слов просочилась бы в слив И только 1 слово повисло, зацепившись за решетку в сливе: Выпотрошена. Это 1 слово. Выпотрошена. Ничего!больше мне в голову не приходило. Даже слова Моя жена не возникали в моих мыслях-ощущениях; ничего вообще, кроме снова и снова повторявшегося: Выпотрошена.?Понимаешь. Выпотрошена. Я мог залепить себе!оплеуху, биться головой о больничные стены.!Ничто бы не помогло. Я бы все равно не избавился от этого слова. Во всем алфавите остались только две буквы. В: Выпотрошена, Б: Будущее, и Будущее – позади. Я мог смотреть на нее или: нет, смотреть просто на пол или в окно, обводить на стеклах мушиным пометом контуры облаков, – & при этом я слышал, что я что-то говорю, понятия не имею чтó, я замечал это говорение только потому, что у меня пересыхали губы, каждое слово сопровождалось такими птт птт, звуками обрыва, если можно так выразиться, как если бы мои губы, прежде чем сформировать любой звук, должны были освободиться от медленно сворачивающейся крови, & сам я слышал свою речь, как если бы она доносилась из неисправного динамика. Но я говорил и говорил – видимо, как всегда бывает в таких случаях, когда соревнуются друг:с:другом необходимость-сказать-что-то & страх-перед-молчанием; тут и мой речевой тик давал о себе знать: определенные фразы, произносимые быстрей, чем другие, я заканчивал словечком ?да: оно как камень, брошенный в стоячие воды, в пруд или лужу без водостока: ?да – И волны раходятся в таком илистом пруду кругами, волны от этого ?да, и речь может продолжаться дальше, до тех пор, пока не покажется, что маленькие круговые волны вот-вот иссякнут, смешавшись со страшной свинцовой&илистопестрой водой – И тогда нужно будет бросать новый камушек –.!Как это, должен же быть конец – нет ведь!никаких оснований – Все может с тем же успехом или неуспехом продолжаться и дальше – бесконечно – Правда, всегда остается страх перед таким-Концом, перед этим 1 моментом, который из дальнего-дальнего Далека уже тянет свой коготь, точнее, костяную закорючку на когте, и она раздирает ткань или плоть того тела, которому предстоит такой конец…..

–?Да:ты забыл. Такие вопросы, парень, я, еще когда в школе учился, регулярно – каждый воскресный вечер – задавал моим старикам; & всякий раз мой папаша, как всегда, когда его донимали вопросами, отвечал со своего кресла только недовольным ворчанием, а мать, оторвавшись от гладильной доски или от раковины, говорила только: На одной неделе не быват семь воскресных дней. Баста.

–Я себе тогда, в больнице, представлялся таким: маленький засранец, школьник, который из страха перед предстоящим экзаменом говорит и говорит, – И я в самом деле говорил непрерывно, что попало, лишь бы хоть что-то говорить, от отчаянного страха перед тишиной птт птт квачквач блаблабла, именно страх заставлял меня вновь и вновь разжимать пересохшие губы – страх перед тишиной. Потому что тишина: она неизбежно была бы попыткой тайком просчитать наперед, сейчас & здесь, Всё……

–?А она.?Твоя жена.?Чего ты, собственно, ждал.?Что –

–!Ничего.!Ничего я не ждал. То есть: Я твердо!решил ничего от нее не ждать. ?Что будет. Просто я приду к ней после операции ….. Всего-навсего приду в больницу. Ничего больше –.– Но со мной получилось, как с тем крестьянином из известной байки, который из-за своей великой бедности как раз собирался повеситься, когда к нему явился черт & обещал крестьянину, что тот найдет большущий клад, для этого нужно только, чтобы он на своем жалком поле начал – неважно где, в любом месте – копать яму; но черт поставил 1 условие: Крестьянин, когда будет копать, !Не должен думать о медведе – –:Как ты понимаешь, этому бедолаге, пока он ковырялся в земле, от одного усилия не думать о медведе не только что мерещился!1 медведь, но, можно сказать, через его голову проходили маршем целые!легионы медведей. Мораль: Если бы крестьянин повесился, как он сперва хотел, он бы, по крайней мере, в момент повешения успел пукнуть – и получил бы хоть какую-то радость под самый конец –

–Ясное дело, кому ж захочется жить без удовольствий, пусть и с веревкой на шее….. Так у тебя, значит, ничего не вышло с этим Ничего-от-нее-не-ждать.

–Может, в теплом больничном воздухе, который во всех больницах одинаков, содержится что-то вроде высокоактивного газа ожиданий, который, стоит только его вдохнуть, опьяняет человека & внушает ему самые нелепые надежды, – & человек думает: здесь-внутри всё, что было больным неисправным разбитым попавшим-в-Аут,можно снова исправить, соединить & вылечить. – –Неудивительно: когда столько беды скапливается под 1 крышей….. – –И беда физически ощутимо присутствовала в коридорах, перед дверьми палат, в застиранных полосатых-&-цветастых халатах; она гнездилась в каждой ниточке, застревала в порах гардин & оббивке диванов, покрывала желеобразным слоем выкрашенные масляной краской стены, заползала в босоножки сестер, в складки голубовато-белых медицинских халатов, которые, как грубая мешковина, обвертывали их, сестер, изработавшиеся тела (а ниже виднелись икры с зигзагами расширенных вен под отвратительно-светлой кожей). Одна еще молодая, пухленькая нянечка толкала мимо меня раздаточный стол на колесиках. На нем кучами громоздились грязные тарелки – из застывших коричневатых лужиц соуса торчали вилки с остатками еды, – и был там еще металлический бачок, видимо, тоже с остатками почти остывшей еды. На одной тарелке лежал кусок мяса, недожеванный & выплюнутый: серо-коричневый, с тянущейся вдоль него жилой, –:Беда, подумал я тогда, беда не только в таком месте, как это, но всюду: расширенные-вены остывшие-несъедобные-остатки, наводящие тоску, которые остаются от людей….. & с которыми другие люди должны что-то делать.

–Ты имеешь в виду –

–Запахи в больнице. Запахи, которые все вместе, в своей лишенной лакун теплоте-&-пастообразности, воспринимались как долгое рукопожатие, как дружеское приветствие без нарочитости и радостных возгласов, – ведь каждому месту свойствен свой способ выражать дружелюбие. И все же: Эти запахи в их совокупности производили такое впечатление, будто они маскируют другой, более сильный запах: распространяющийся от всех тех комков человекоплоти, что молят лишь о продлении их существования еще на несколько минут, – будто они скрывают этот смрад – по той же причине, по какой в доме палача не говорят о веревке…..

–Ах!прекрати. Во всем, что ты рассказываешь, все вертится вокруг запахов-&-смрада. Снова и снова. У тебя навязчивая идея. Это всегда и всюду первое, что ты –

–И это же всегда бывает последним, что остается: запахи. Имена тех, кого я знал, их внешний вид, привычки, даже ощущения от прикосновений –:давно забыты, passé [88], как и Все, хорошее и плохое, чему вы придаете значение. Но!запахи, они остались со мной, неизменившиеся. Как если бы запахи были 1ственным, что из людей может получиться наверняка. И 1ственное, что из всех=их желаний & надежд в конечном счете получается: смрад. И точно так же, как существуют проблемные пьяницы, существуют проблемные смердяки: люди, которые, даже будучи!болезненно=старыми, еще?Чего-то-ждут &?Чего-то-требуют от того, что они называют «своей-жизнью»; & которые поэтому постоянно терпят поражение, или: не в поражении даже дело, а во всех=этих мелких разновидностях нефункционирования, неосуществления, – как бывает с детьми, которые мастерят что-то, пользуясь готовыми деталями из конструктора, но не могут реально довести до конца то, что они уже собрали в своей фантазии: потому что всегда какая-то деталь отсутствует не подходит теряется или вообще оказывается, что они с самого начала продумали все неправильно –: И они просто остаются – в своем мире – ни с чем, если не считать фантазий в их голове, и их досады, & очередного – последнего – Не получилось; И должны теперь для себя=самих & того, что они считают своей Родиной, найти какую-то опору: в собственных испарениях, в которых они могут укрыться как в материнской плоти, & в таком запахе, какой обычно исходит от влажной собачьей шкуры, найти для себя убежище – как в матке. Страдающие от навязчивого невроза Искатели-Родины, не способные содержать в чистоте ни свое тело, ни ум, и даже не желающие самостоятельно подтереть себе задницу – Самонадеянность & Укрытость-в-собственном-смраде: Поиски Родины всегда заканчиваются в дерьме.– И в этом коконе, который они повсюду таскают за-собой, как улитка свою раковину, они могут существовать на протяжении всей=жизни, источая такой смрад, который, как у городских бомжей, уже не заключает в себе ничего органического, ничего, что напоминало бы человеческие секреции, – который кажется скорее продуктом синтетики: удушливые, концентрированные миазмы, как от бульонных кубиков «Магги» –: маска из смрада, сверх-человеческая –:?Думал ли он о?!ней, когда мечтал о сверхчеловеке, этот Ни –

–Довольно.!Хватит. Мой!бог –

–Беда, которая постоянно нахлобучивает на себя крышку, & тем самым даже то!величие, которое может заключаться в!страдании –

!Величие, которое может заключаться в!страдании: ах ты!засранец: Я тебе расскажу про одного человека, который, в точности как ты, свихнулся в Иностранном легионе. Это случилось в мой 1ый день здесь, в Легионе. Мы тогда занимались брошенными зданиями вдоль западногерманской железной дороги, потому что многие перегоны были закрыты: вокзалы в десятках провинциальных дыр – здесь больше поезда не останавливаются, ну ты понимаешь, все это старье стояло с выбитыми-оконными-стеклами & забаррикадированными-дверьми, как дома-приведения посреди пустого ландшафта, & все это нам предстояло снести. Самое худшее в таких полу-руинах это допотопные сортиры: с разъеденной мочой жестью & селитряными стенами. И вот, среди наших работяг был один, которого прозвали Смайли[89]: тихоня, который всегда на все соглашался, никакая работа не казалась ему слишком грязной, даже с сортирами – нет. Так говорили о нем другие. Сам я не знаю, я с ним не проработал и дня. Он был еще очень молод, был сильный, один из тех, кому достаточно только раз ударить, – ну, ты понимаешь. Он, как мне потом рассказали, никогда много не разговаривал, держал язык за зубами, и, что бы ни делал, совершал такие странно-угловатые движения, какие бывают у тех, кто постоянно следит за собой, чтобы не ошибиться и чтобы не привлекать к себе внимания. Когда с ним заговаривали, рассказывали другие, у него ни с того ни с сего краснели уши и появлялась смущенная ухмылка, как раньше, в школе, когда он был «лучшим учеником» и учитель – тоже, со своей стороны, от смущения – всегда вызывал его к доске, когда какой-нибудь практикант или сам=директор сидел на последней парте & наблюдал за уроком, потому что учитель знал, что никто другой, кроме его Смайли, не способен всегда давать правильный ответ, & мог быть уверен, что его лучший ученик уж точно его не подведет. Его ухмылка & жесты, хочу я сказать, первоначально были знаком своеобразного сообщничества. Отсюда, может, и его прозвище. Смайли. А может, дело было еще и в том, что он постоянно онанировал. Так говорили другие, которые его знали. Он думал, никто этого не замечает. Но тут он ошибался. Коллеги –

–Коллеги: это всегда стадо свиней.

–Как бы то ни было, они говорили, что для онанирования он использовал ’дин старый номер журнальчика «Happy Weekend»[90], всегда 1 и!тот же, & всякий раз кончал перед 1 и!той же фотографией одной женщины. Видимо, у него еще!никогда не было подружки. Домой он ездил редко – поговаривали, что он боится отца. Мол, этот папаша, истопник на гидроэлектростанции, до сих пор поколачивает своего сына. Представь себе: парню пошел!третий десяток, а старик все еще!порет его, когда ему заблагорассудится. Может, он делал это – порол сына, – чтоб потом уж точно справиться в постели с женой….. Известно ведь, что некоторые прохвосты нуждаются в чем-то подобном для разогрева….. Так что на выходные Смайли, как правило, оставался в строительном вагончике – & тут уж отводил душу со своей бумажной феей. Но однажды журнальчик его!пропал. Как сквозь землю!провалился. Говорили, парень потом тигром рыскал по всей округе – пока в каком-то секс-шопе не наткнулся,!действительно, на!тот же журнальчик. И – опять заработала рукоблудная машина: перед той же старой фоткой, перед той же красоткой.!Вот что значит верность. Я думаю, если бы эта фря нашла себе мужа –!чаще чем Смайли он все равно не мог бы ее обихаживать.

–Ты сам такая же тупая –

–И Смайли, значит, когда не рукоблудствовал, Всевремя мучился не пойми отчего. Пока однажды, как говорили другие, он вдруг не бросил посреди рабочего дня то, чем занимался, – просто остановился, как рабочая лошадь, когда она больше не может, – свесил голову И процедил сквозь зубы: Ах, лучче бы я умер: потом втянул воздух, это было похоже на вздох, И после не говорил вообще ничего, кроме этой 1 фразы или чего-то похожего: Жисть, как-то в другой раз выдавил из себя он, тоже сквозь зубы, Жисть: хужее нет наказания; И после повторил свою фразу: Ах, лучче бы я, – & шипящий вздох….. С того момента с ним, считай, было кончено: Работал он ровно столько, чтобы его не вышибли вон, а в остальное время болтался у всех под ногами & мямлил свой вздор. Иеремиады, достойные полумертвого старика, из уст человека, которому не исполнилось и тридцати, –!ужасно. Другие над ним смеялись, передразнивали его – такое отношение, слышал я, распространилось как эпидемия: все вдруг принялись повторять за ним его глупости & страшно веселились – только сам он, виновник всеобщего веселья, становился все более тихим, вялым, замкнутым. Так обстояли дела, когда начался мой 1ый день в Легионе: Мы должны были снести склады & здание вокзала на заброшенной сельской станции. Однако один товарный поезд, раз в день, тогда еще ходил. На той мертвой станции, где мы работали, он не останавливался, но с грохотом проносился мимо, на ста восьмидесяти. Мы каждый раз слышали, как он приближается, когда сидели на старой погрузочной платформе: в это время у нас был обеденный перерыв. !Сегодня, услышал я, как кто-то процедил сквозь зубы рядом со мной, как будто это было бранное слово, которое неприлично произносить вслух, – И потом, после вздоха: И кончено, Аут: такой долгий выдох-сквозь-зубы, как у курильщика, который выдувает дым против ветра. Я увидел, как парень рядом со мной неспешно поднялся И такими шагами, как будто на подошвы его налипли комья земли, заковылял вдоль путей, навстречу приближающемуся поезду. Я что-то подумал об этом, только когда увидал, как он, немного отойдя от нас, опустился на колени в сорняках возле самой колеи, на щебенке, & положил голову на рельсы. Он не учел одного: именно в тот день товорняку пришлось остановиться, потому что на путях горел красный свет. Из-за идиотского стечения обстоятельств твой предшественник не дошел до сигнала и не видел его; И когда поезд наконец подъехал к станции, то то ли потому, что он сбавил скорость, то ли по какой другой причине, но план не сработал: Во всяком случае, твоему предшественнику отрезало голову не!правильно, не так, как мы это себе представляем: как на гильотине: цак&конец – но: колеса товарняка скорее помяли ее, причем После он, самоубийца, очевидно, еще сколько-то времени!жил, потому что: Когда мы пришли в себя, то есть когда мы поняли, чтó только что здесь!взаправду!произошло, когда мы все прибежали на это место –: Мы его там!не нашли. Как если бы поезд – как если бы колеса намотали-его-на-себя раскрошили-в-пыль & растерли-по-рельсам.!Эта мысль была еще хуже, чем то, что мы увидели после. Ибо в конце концов один из нас обнаружил-таки его в канаве: довольно далеко от места, где он лег на рельсы, и по!другую сторону от железнодорожных путей: туда, значит, он дополз совсем-!1 = уже после того, как его переехал поезд; & свою голову, болтающуюся на растянутой вялой шее, ее он тащил дотуда с-собой, как расколошмаченное коровье вымя, – я и сейчас вижу его перед собой: среди этой крапивы тростника & ежевичных-кустов, скрюченного как мешок с мусором или как гротескный гигантский кондом, использованный & выброшенный; шейные позвонки точно были раздроблены, так что только мускулы & сухожилия & кожа еще соединяли голову с туловищем, и эта голова вместе с растянутой шеей: она лежала в траве так безумно вывернутая, как ни один человек никогда свою голову вывернуть не может. Возможно, он через какое-то время задохнулся, потому что трахея была раздавлена – и кровь, светло-красная, налипла подрагивающими ручейками во всех морщинках & складках шеи, как если бы кто-то с извращенной радостью обвел каждую из них красной тушью, сама же кожа мерцала голубоватой белизной, как брюхо у рыб, когда они валяются, дохлые, в береговом иле, И глаза, несмотря на всю эту кровь & грязь, казалось, еще смотрели: полуоткрытые & мутно-стеклянистые, как у вареной камбалы –

–И?ты – что же?ты –

–Я – я тогда Ничего не чувствовал, кроме жжения: я стоял, как привинченный к месту, среди сорняков, перед невообразимым зрелищем, этим мертвецом, и крапива кусала через штанину мои ноги – мертвый в сорняках & жжение на икрах: И совершенная тишина кругом –

–Могу себе представить: ни у кого не сгорели предохранители, ни 1 не закричал – скорее ОНИ были привлечены случившемся & взирали



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-12-28 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: