Джон Апледжер «КЛЕТКИ ГОВОРЯТ»
Предисловие
Эта книга не о научных и измеримых данных. Эта книга - об общих принципах и понятиях. О скромной роли сотрудника здравоохранения, не напористого и не стремящегося занять руководящую должность. О том, как отождествить себя с человеком, попавшим в беду. О доверии своей интуиции, не требующем "объективного" подтверждения.
Я приглашаю вас присоединиться ко мне в этом путешествии по не отмеченной на карте территории. Эта территория - связь с телом (органом) на клеточном уровне, устанавливаемая для того, чтобы улучшить здоровье и самочувствие. Чтобы лучше понять ту территорию, куда я вас приглашаю, вы, возможно, пожелаете немного узнать о том, кем я был раньше.
С июня 1963 г. я - лицензированный специалист по остеопатии и хирургии. До этого времени я был заведующим корабельным медпунктом в американской Береговой охране, в середине 50-х провел два года на борту военно-морского поисково-спасательного судна. После шестнадцати недель обучения я оказался единственным человеком на борту, имевшем понятие о медицине. Мне приходилось иметь дело с большим количеством пациентов, страдавших серьезными заболеваниями, консультируясь по бортовому радио с врачами в больнице Нового Орлеана (Луизиана). Находясь в водах Мексиканского залива, мы осуществляли массу спасательных работ, и я большей частью занимался травмами, которые составляли около 75% случаев. Остальные 25% включали болезни, полученные на море. Именно на борту того суда мне пришлось много узнать о жизни и смерти. Предоставленный сам себе, я учился импровизировать в доскональном изучении человеческого организма, не имея никакой лаборатории или рентгена, - только мои собственные органы чувств, с помощью которых я мог смотреть, слушать и чувствовать тело пациента. Позже для постановки диагноза я научился использовать даже обоняние.
По прошествии двух лет морской службы я потребовал перевода в Новый Орлеан или в Балтимор, решив, что хочу быть врачом, и прослушал курс медицины в колледже одного из этих городов. Самым сильным мотивирующим фактором для меня была вера в медицину и профессию, которая, я знал, никогда мне не надоест. Я чувствовал, что каждая частичка информации, полученная мной, приведет к невероятному количеству вопросов, ответ на которые я буду искать. Искать, чтобы получить еще больше вопросов. У меня не было никаких сомнений: изучаемое медициной и биологией будет держать меня в напряжении постоянно, и если я научусь делать то, что делают врачи, то развитию этих знаний и умений посвящу всю свою жизнь. Большая часть этих мыслей пришла ко мне еще во время морской службы, пока я ночами лежал на верхней палубе, впитывая мудрость звезд и планет (тогда еще не представляя, что из всех тех небесных тел планета Земля - единственная с "продвинутой" жизнью). Со всем этим брожением в моей двадцатичетырехлетней голове я был отправлен в Куртис Бей Шипьярд, неподалеку от Балтимора (Мэриленд). Я работал в амбулатории, будучи ответственным за клиническую лабораторию, а по вечерам посещал курсы общей химии. С таким расчетом, чтобы после демобилизации, осенью 1957 г., смог в течение года окончить все подготовительные медицинские курсы.
Общая химия - предпосылка для качественного анализа органической химии, знание которой мне было необходимо, чтобы поступить в медицинскую школу. К обязательным предметам относилась и физика. Я попросил моего профессора из Балтимора проэкзаменовать меня, чтобы выяснить, знаю ли я достаточно для того, чтобы обучаться в медицинской школе. В конце года он буквально благословил меня и предоставил рекомендательное письмо, дабы я мог прогрессировать в любой области медицинской науки, которая мне понравится.
Накапливая сумму, нужную для обучения, по ночам я работал музыкантом. В течение того года я написал нашему семейному доктору в Детройт, прося его совета, куда мне идти дальше, в какую именно область. Он предложил мне обратиться в Колледж Остеопатии и Хирургии в Кирксвилле. Это означало, что я стал бы остеопатом, а не, как рассчитывал, аллопатом, но в то время это не имело определяющего значения. Тем более что Kирксвилл Колледж пообещал принять меня после того, как я пройду испытания, по крайней мере, со средним баллом B. Что, согласно требованиям колледжа, и было сделано к лету 1958 г., после года интенсивного обучения на подготовительных курсах в Государственном университете в Детройте.
Колледж я впервые увидел за три дня до начала занятий. До этого немало времени отнимало оборудование дома-трейлера, который я купил в строительной компании за 350 долларов. Мой дядя Фред помогал мне с установкой ванной, кухни, слесарной мастерской и газового нагревателя. А немного позже мои познания о Колледже Остеопатии и Хирургии расширились. Оказалось, что колледж этот первоначально был остеопатической школой, основанной доктором Эндрю Тэйлором, военным хирургом, который со временем, собственно, и оформил такую специальность, как остеопатия. Мне нравилась философия остеопатии, какой она была представлена в нескольких оставшихся воспоминаниях доктора Стилла. Нравился и сам колледж со всеми его факультетами.
Немного отступлю и скажу, что во время подготовительных занятий в Детройте я женился на Лайзе. Наша дочь, Лесли, родилась незадолго до моего переезда в Kирксвилл. На второй год обучения ко мне переехала моя семья, и в течение этого года я был принят стажером на кафедру биохимии, которую преподавали так, чтобы она была понятна новичку. Этот курс продолжался оба семестра учебного года. Стэки Ф. Хауелл, доктор физиологии, о котором уже говорилось выше, был профессором биохимии и моим руководителем.
А в конце того года произошли два события. И первым из них стало рождение моего сына, Джона Мэтью. А вторым - обращение доктора Хауелла с предложением обучения и рабочего места в исследовательской группе по биохимии под его началом. Это были первые биохимические исследования, когда-либо проводившиеся в колледже студентами, профинансированные, как мне сказали, Фондом Рокфеллера. Предложение доктора Хауелла означало для меня еще один дополнительный год пребывания в Колледже. И естественно, я согласился. В результате я работал полный рабочий день, лишившись даже летних каникул. Однако при поддержке моего друга и наставника любой ритм становился по силам. Доктор Хауелл уволился в тот год, когда я закончил обучение и работу, так что он разделил большую часть своих знаний и опыта со мной. Я чувствовал себя его сыном и заместителем.
К началу второго года исследовательской работы у меня появился второй сын, Марк Эндрю - это стало огромным счастьем. Все трое наших детей были замечательны, я любил семью, любил работу, и жизнь становилась сплошным удовольствием.
Возвращаясь к доктору Хауеллу, хочу отметить, что этот человек научил меня своему исследовательскому стилю. Доктор Хауелл утверждал, что обнаружил, что ферменты являются белками. И обнаружил это еще ранее, во время работы у доктора Джона Самнера в Университете Корнелла. Так что мне были предоставлены большие возможности перспективной работы с ферментами (особенно с мочевиной, полученной из боба, и лизозимом, полученным из белка яйца). Доктор Хауелл научил меня необходимому: работать и наблюдать одновременно. То есть ежедневно я должен был скрупулезно следить за всем происходящим и в конце дня записывать вопросы, возникшие во время наблюдений. Следующим утром мы обсуждали вопросы предыдущего дня и обсуждали планы дальнейших действий. Характерно, что я не должен был писать заключительную цель чернилами, и было предпочтительней не иметь заключительной цели вообще.
Доктор Хауелл много размышлял о терминах физической химии, и меня учил делать то же самое. Он был большим поклонником Линаса Полинга, Нобелевского Лауреата по физической химии, и предоставил мне копию книги Полинга "Природа химических связей", в которой была описана удостоенная премии работа. Книгу эту я буквально проглотил, и сейчас, сорок лет спустя, держу ее на книжной полке. Доктор Хауелл также дал мне понятие о размерах и голограммах, в 1960 г. указал мне, что каждый атом является своеобразной планетарной системой. Системой с электронами, которые есть, по существу, луны, имеющие свои орбиты. Он рисовал ионизацию атомов по аналогии с галактиками, формами звезд, и т.д.
В 1950-х Уотсон и Крик соревновались с Линасом Полингом в решении структурной тайны молекулы ДНК. Как только структура двойной спирали была предана гласности, доктор Хауелл устроил так, чтобы я создал модель молекулы ДНК, которая должна была быть представлена классу биохимии. Ко всему этому прилагалась моя оценка молекул и их структуры. Доктор Хауелл и я были убеждены, что мне в конечном счете следует специализироваться во вспомогательных областях медицины. В течение третьего года моего изучения биохимии я решил, что нуждаюсь в большей практике, и принялся нарабатывать опыт практических остеопатических манипуляций. У нас в Кирксвилле был доктор по имени Говард Гросс, известный как "молниеносный костоправ". Я отправился повидаться с ним. Между лекциями, наблюдениями в лаборатории и классной работой, у меня было три свободных дня в неделю. Я изъявил желание работать под опекой доктора Гросса в эти три дня еженедельно в надежде обрести некоторое равновесие между моим молекулярным пониманием болезней и практическими навыками лечения. Он с энтузиазмом согласился.
Доктор Гросс полагал, что первоначальные остеопатические понятия доктора Стилла терялись в море молекулярной медицины. Он был особенно рад видеть молекулярно грамотного студента-медика, проявляющего желание объединить молекулярные понятия с практической оценкой и процессами лечения. Вообще доктор Гросс был выраженным индивидуалистом. Он поддерживал и лелеял черты индивидуалиста, которые видел во мне, и которые, подозреваю, я в значительной степени получил от моего дедушки по материнской линии. Доктор Гросс вел меня далеко впереди учебного плана колледжа, обучая лечению каждого сустава в человеческом теле, начиная от основания черепа и заканчивая пальцами ног. Я даже сумел эффективно устранить хроническое заболевание в шее его жены, чего ни он сам, ни кто-либо еще не были способны сделать за предыдущие пятнадцать лет. Помощь миссис Гросс закончилась тем, что между доктором и мной развились очень теплые отношения. Он великодушно вел меня по каждой ступени своей работы с пациентами. Когда доктор Гросс решил взять двухнедельный отпуск, то после некоторых прений убедил меня наблюдать его пациентов, несмотря на то, что у меня не было еще лицензии на самостоятельную практику. Я пробовал отговорить его, уверял, что оставить своих пациентов на меня могло быть ошибкой с его стороны. Что, если я наврежу пациенту? По этому поводу он дал мне два мудрых совета, которым я следую до сих пор.
Прежде всего, вы никогда не должны пробовать быть кем-то. Вы существуете не для того, чтобы угождать пациенту. Будьте самостоятельны. Некоторые пациенты не могут любить вас и уйдут в другое место, но когда ваша практика естественным образом наладится, пациенты будут любить непосредственно вас. Вы будете менее напряжены, потому что вам не придется надевать различные маски для различных пациентов. Это сделает вашу жизнь намного более счастливой, более здоровой и более продолжительной. Этому совету я следую с 1962 г. по сей день и не имею никакого намерения изменить ему в будущем.
Второй мудрый совет, который я получил от доктора Гросса, весьма повлиял на меня при выборе специализации врача-остеопата и хирурга. Однажды, под конец моего годового ученичества, доктор Гросс, внезапно посерьезнев, сказал, что я, вероятно, специализируюсь по общей медицине. И предположил, что, даже как терапевт я могу прикасаться к больному вполне обоснованно, с терапевтическим эффектом (он порекомендовал мне укладывать каждого пациента на стол для диагностирования и лечения). Доктор Гросс сказал, что я должен продолжить работать руками, остеопатически, в то же время решая, какое лекарство и в какой дозировке назначить. Потом он предложил, чтобы я выписывал рецепты и назначения прямо на столе рядом с пациентом, пока он или она оправляется после ручных манипуляций. Под словом "оправляться" он подразумевал возвращение в полное сознание.
Доктор Гросс также советовал мне никогда не помещать письменный стол между мной и моими пациентами, а вместо этого всегда "быть с ними". Свой первый частный офис я открыл в октябре 1964 г., и там ни в одном кабинете не было письменного стола. С тех самых пор я никогда не помещал стол между мной и пациентом.
Я подозреваю, вместо того, чтобы помогать мне специализироваться по общей медицине, доктор Гросс хотел, чтобы я объединил все, что я знал - от молекул до остеопатических манипуляций - для блага пациента.
В течение заключительного года моего обучения моя жена Лайза ожидала еще одного ребенка. Майкл родился 22 июля 1963 г., когда я проходил интернатуру в Детройтской Остеопатической больнице. Он был, возможно, несколько переношенным. Я как раз обучался акушерству на момент родов и принимал Майкла вместе с хорошим другом, Лэрри Андерлом, который был акушером-практиком первый год.
С июля 1963 г. я проходил интернатуру в Детройтской Остеопатической больнице. Это место являлось своеобразной Меккой для всех остеопатов того времени. Моя первая совместная работа проходила с доктором Нейлом Киченом, Президентом американского Колледжа Терапевтов-остеопатов. Мое знание биохимии его очень впечатлило, и к концу первой недели доктор Кичен предложил мне стать врачом общей практики. Разумеется, по окончании года интернатуры. Я ответил, что это и есть мое намерение. Но к концу второй недели я полностью изменил свое мнение.
Я не хотел ограничений, которые потребовались бы от меня, стань я терапевтом. И только одного случая оказалось достаточно, чтобы привести меня к этому решению.
Мне было поручено заполнить историю болезни сорокалетней женщины, поступившей с жалобами на эпизодические острые боли в правой части живота, иррадиирущие от нижнего ребра в тазовую область. Доктор Кичен считал ее потенциальной амбулаторный больной, но не мог поставить диагноз, поэтому направил ее на госпитализацию. Физическое обследование больной навело меня на подозрения, что какой-то вид кисты, вероятно, на правой почке, затрагивал мышцу и эпизодически вызывал ее судорогу. Поделившись своими соображениями с доктором Киченом, я спросил, соответствуют ли мои выводы сделанным им. Выяснилось, что он не проводил обширного исследования, так что не мог согласиться или не согласиться. Я спросил его разрешения сделать внутритазовое исследование с тем, чтобы подобраться ближе к брюшным мышцам и исключить проблемы с тазовыми органами. Разрешение получено не было. Отказ доктор Кичен объяснил тем, что общая медицина не копается в анатомии таким способом. Тем не менее, он вызвал врача из хирургического отделения, чтобы провести внутритазовое исследование. Я пробовал убедить его позволить мне сделать это самостоятельно, на что он заметил, что я нахожусь на практике по общей медицине и выполняю только свою работу. Проведи я это исследование, принципы политики больницы были бы нарушены. Плюс, доктор Кичен сказал, что терапевты просто не делают таких исследований. И тут я внезапно понял изнанку специализации по общей медицине, осознал, что любая другая специальность будет, вероятно, иметь подобные ограничения. Буквально в ту же минуту я решил стать хирургом. Тогда я смогу оценить и рассмотреть всего человека в пределах границ, которые буду устанавливать непосредственно для себя. Эти границы базировались бы на моей собственной оценке моих собственных навыков. Я бы приглашал консультантов тогда, когда это действительно было нужно, а не как требуется в соответствии с инструкциями и стандартами, установленными людьми, не знавшими ни меня, ни чего-либо о моих навыках или интересах. Я мог идти вперед и вперед.
Теперь, думаю, я рассказал вам достаточно, чтобы вы получили представление о том, кем я являюсь, к чему пришел, во что поверил. Я наблюдал пациентов с 1954 г., сначала как санинструктор на судне во время действительной военной службы, потом как студент-остеопат, ученик доктора Гросса, затем - молодым специалистом больницы, терапевтом с частной практикой, доктором неотложной помощи больницы, клиницистом и профессором, основателем Центра здравоохранения Церкви Единства, и наконец, с 1986 г. в Институте Апледжера как специалист в области остеопатической иедицины и краниосакральной терапии и ее ответвлений. Я также стал основателем Свободных Клиник в Клирвотере и Санкт-Петербурге (Флорида), где работал, по крайней мере, по два вечера еженедельно с 1968 по 1975 гг. В этих клиниках мы оказывали помощь неимущим пациентам с различными заболеваниями. В том числе я контролировал лечение наркоманов, главным образом использовавших героин, и занимался иглоукалыванием. Позже, в Мичиганском Государственном университете (MSU), я преподавал иглоукалывание, равно как краниосакральную терапию и остеопатические манипуляции, студентам-медикам, остеопатам и ветеринарам. Я также преподавал основы краниосакральной терапии в MSU для любого работника здравоохранения, который имел лицензию, дающую право прикасаться к больному с лечебными целями.
Все это я рассказываю вам потому, что хочу, чтобы вы прочувствовали и поняли, почему я собираюсь выдвигать следующие утверждения.
1. Существует интеллект, будь это Бог, природа или то, что вы сами считаете правильным, который разработал и обустроил организмы и тела, в которых мы живем. И позвольте мне сказать, что эти тела являются невиданными загадками.
2. Когда обычной медицине противостоят случаи физических дисфункций, ее подход состоит в том, чтобы изменять части загадки, пока они не начинают соответствовать обычной медицинской мудрости. За годы практики и изучения я пришел к выводу, что такой подход к лечению довольно высокомерен. И в значительной степени отказался от него, впрочем, используя его в кризисных ситуациях, когда жизнь находится в непосредственной опасности и должна быть спасена. В этих случаях я использую обычные меры, чтобы выиграть время; оперативное вмешательство применяется настолько консервативно, насколько возможно, и лекарства назначаются с пониманием того, что они будут отменены, как только это станет допустимым.
3. Краниосакральная терапия и ее ответвления, так же как несколько других "альтернативных" или дополнительных подходов к здравоохранению, смотрят на человеческий организм совсем иначе, чем обычная западная медицина. Загадка, предложенная неправильно функционирующим организмом, требует, чтобы сознание и дух также были изучены - только в этом случае загадка может быть исследована целиком. Вместо того чтобы изменять части загадки и насильно делать их пригодными для понятий врача, части загадки изучаются согласно интеллекту и намерениям "Великого проектировщика". Используя этот метод, работник здравоохранения изучает части и помогает им повторно объединиться таким образом, каким был задуман проект целиком. Так пациенты излечивают себя сами с помощью врача, посещающего их только в качестве помощника.
Цель этой книги состоит в том, чтобы ознакомить вас с понятиями и методами, которые могут использоваться для соединения с естественными формами и восстановить взаимосвязи частей загадки, выдвинутой Великим проектировщиком. Как помощники, мы свяжемся с клетками, тканями, органами и целым организмом, сознанием и духом всего человека. Мы установим связь с индивидуальным сознанием всех компонентов нашего существа. Мы кратко обсудим очевидные дисфункции и их эффекты. И мы попытаемся сформировать план действий, который переместит конкретного человека на другой уровень. Более высокий уровень здоровья и самочувствия.
ГЛАВА 1
Сознание: от микромира к макромиру
Что вы подразумеваете под словом "сознание"? Это зависит от того, кто вы, из какой среды, каковы ваши интересы. Но вообще, к сознанию относится все, что вы знаете и о чем думаете. Это включает ваши мысли и идеи, ваши озарения и их интерпретации, ваши части тела и то, как они действуют, даже ваши внутренние органы и как они функционируют. Сознание - это то, что вы "восстанавливаете" после обморока, наркоза, комы, и так - до бесконечности, включая алкогольное опьянение. Безусловно, относятся к сознанию и вера в Бога, связь с Космосом, отношения с другими людьми, животными и растениями.
Мы говорим о подъеме нашего уровня сознания, настраиваясь на восприятие чего-то абстрактного из космического или духовного плана. Вероятно, правильнее было бы сказать, что мы поднимаем наш уровень сознания всякий раз, когда развиваем новое понимание чего-либо. Таким образом, способов поднять уровень сознания более чем достаточно, и есть множество областей, в которых мы можем это осуществить.
Измененные состояния
Мы часто говорим об "измененном состоянии", употребляя термин, имеющий широкое значение и обозначающий любое состояние сознания, которое необычно для человека. Наверное, можно было бы подразделить измененные состояния сознания на дискретные подгруппы, что, на мой взгляд, только вводило бы в лишние заблуждения: такая точность ни к чему там, где речь идет об облегчении страданий людей, нуждающихся в помощи. Полагаю, точнее состояние измененного сознания можно определить как все состояния от повышенной тревожности до смертельных мук, притом что обычное состояние некоторой тревоги, в котором мы проводим большую часть жизни, находится где-то посередине.
Состояние моего сознания изменяется весьма часто. Получается, что, с одной стороны, я провожу довольно большую часть времени в измененном состоянии, которое способствует достижению моих целей в любое конкретное время. С другой стороны, у меня могут происходить многократные изменения сознания, и в любом из них я чувствую себя комфортно. Допускаю, что у вас бывает то же самое.
Взглянем на то, что мы называем измененным состоянием сознания. Это понятие включает гипнотическое состояние, некоторые медитативные состояния, состояния прострации и т.д. Человеку, находящемуся в данном состоянии, свойственно не осознавать внутренних и внешних стимулов, относиться к ним безразлично, в то время как вне подобного состояния он обязательно обратил бы на них внимание. Говоря об этом, закономерно приходишь к вопросу о состоянии транса, в котором происходит лечение посредством гипноза. Иногда результаты подобного лечения постоянны, иногда оказываются временными. Согласно моему опыту, понимание причин боли и дисфункции может прийти именно в состоянии транса, физиологические функции в этом случае могут быть восстановлены, что является хорошим терапевтическим эффектом. Первую демонстрацию физиологических манипуляций под воздействием гипноза я наблюдал, когда учился в остеопатическом колледже, проходя курс гипнотерапии в остеопатии. Преподаватель-психиатр начал с того, что продемонстрировал, как жечь ладонь зажженной сигаретой и, делая определенное внушение, заставлял ожоговый пузырь формироваться на ладони противоположной руки. Потом, благодаря постгипнотической программе, пузырь исчезал приблизительно двадцать минут спустя, для чего преподавателю достаточно было произнести: "Пузырь исчез", уже объясняя нам что-то другое.
Очевидно, сила постгипнотического эффекта может быть с огромным успехом использована терапевтически. Я работал с пациентами, которые некоторое время пребывали в коме. Когда они приходили в себя, то, как правило, описывали свое коматозное состояние как пребывание в состоянии глубокой физической релаксации, а именно в этом состоянии большая часть энергии может быть использована для самоисцеления. Я вспоминаю лекцию, которую прослушал в 1970 г. Лекцию читала анестезиолог из Неврологического Центра в Филадельфии. Докладчица рассказала о своем опыте возвращения сознания пациентов, долгое время находившихся в коме. Она рассказала о восемнадцати пациентах из одной палаты, каждый из которых находился в коме, по крайней мере, месяц. Диагнозы у них были самые различные. Ординатор, занимавшийся лечением этих больных, одновременно практиковал методы китайской акупунктуры. Тринадцать пациентов быстро вышли из комы после применения акупунктуры. Но из этих тринадцати пятеро умерли в течение двух суток. Остальные восемь больше не впадали в коматозное состояние и у них начали восстанавливаться различные функции - в зависимости от того, какова была изначальная степень повреждения органов, тканей головного мозга и т.д. Докладчица сказала о своем запоздалом предчувствии: если бы они не форсировали выход из комы, то те пять пациентов не умерли бы, а напротив, выздоровели - естественно, с течением времени, - поскольку процесс самоисцеления не был бы прерван. Я разделил ее мнение.
Должен рассказать еще об одном показательном случае.
Элмер Грин, в то время директор психофизиологических лабораторий в Клинике и Больнице в Топике (Канзас), измерил мои собственные частоты альфа, бета и дета[Р1] во время моих сеансов краниосакральной терапии, которую я применял к пациентам в его лаборатории. Он заметил, что мои мозговые волны постоянно изменяются по мере того, как я работаю с головой пациента. Большую часть времени я проводил в состоянии альфа, и между моим правым и левым полушариями было определенное равновесие. Когда я натолкнулся на структурное ограничение, которое хотел анатомически проанализировать и исправить, я вошел в доминирующую бета-волну, более в левом полушарии, чем в правом, которое поддерживает деятельность альфа-ритма. Как если бы я аналитически решал проблему моим левым полушарием, одновременно внося индивидуальные поправки с помощью правого. Так продолжалось до конца сеанса. Когда я просто сливался с пациентом в поисках структурных нарушений, я входил в дета-волну, причем в левом полушарии все же преобладала бета.
Что уж говорить, очень интересное и поучительное время я провел, работая в лабораториях с Элмером и его сотрудниками в Фонде Меннингера.