Ненависть и презрение к себе, выходящие теперь наружу, принимают устрашающие размеры Ненависть к себе всегда жестока и беспощадна Но ее сила или могущество зависит от двух факторов Первый — это степень, до которой личность находится под властью своей i ордости Второй — это степень, в которой могут противостоять ненависти к себе конструктивные силы, такие как вера в позитивные жизненные ценности, наличие конст Руктивных жизненных целей и хотя бы немного теплых чувств, расположе ния к самому себе Поскольку эти факторы неблагоприятны для агрессив-номстительного типа, его ненависть к себе носит более злокачественный характер, чем в обычном случае Даже вне аналитической ситуации можно наблюдать, насколько он сам для себя — беспощадный надсмотрщик с кнутам, и как он себя фрустрирует, прославляя это как аскетизм
Карен Хорни. Невроз и личностный рост
Такая ненависть к себе требует жестких мер самозащиты. Ее вынесение вовне представляется вопросом самосохранения в чистом виде. Как и во всех решениях о захвате, вынесение вовне здесь, в основном, активное Он ненавидит и презирает в других все, что подав тает и ненавидит в самом себе: их непосредственность, способность радоваться жизни, их склонность упрашивать, их уступчивость, то есть — “притворство”, “глупость”. Он навязывает дру1 им свои нормы и карает их, когда они в них не укладываются. То, что он фрустрирует других, отчасти является вынесением вовне его побуждений фрустрировать самого себя. Следовательно, его карательная установка по отношению к другим, которая выглядит всецело мстительной, все-таки сложное явление Отчасти это выражение его мстительности; отчасти это вынесение вовне его презрительно-карательного отношения к себе; и, наконец, она служит средством запугать других ради утверждения своих требований Все три источника должны быть успешно проработаны при анализе.
В его самозащите против своей ненависти к себе здесь, как и везде, бросается в глаза необходимость оградить себя от малейшего осознания того, что он — не тот, кем, согласно предписаниям его гордости, ему Надо быть. Помимо вынесения вовне, его основной защитой здесь служит броня своей правоты, столь толстая и непроницаемая, что порой делает его недоступным для доводов. Это может проявиться в споре: он, кажется, не принимает во внимание верность или неверность дюбых утверждений, но истолковывает их как враждебные нападки, на которые автоматически отвечает встречными нападками,— как дикобраз, если до него дотронуться. Он просто не может позволить себе рассмотреть, даже отдаленно, нечто, способное породить в нем сомнение в собственной правоте
Третий путь, которым он защищается от осознания своих недостатков — это его требовательность к другим. Обсуждая ее, мы уже подчеркивали мстительные эпементы в том, что он присваивает себе все права и отрицает их за другими. Но при всей своей мстительности он мог бы быть более разумным в том, чего требует от других, если бы не убедительная необходимость защитить себя от бешеных атак своей собственной ненависти к себе. Глядя с этой точки зрения, ею требование таково, что другие Должны вести себя так, чтобы он не испытывал никакой вины и даже никаких сомнений в себе. Если бы он мог убедить себя, что имеет право эксплуатировать или фрустрировать их, а они не должны жаловаться, критиковать и обижаться, тогда бы он мог удержаться от осознания своей склонности эксплуатировать или фрустрировать Если у него есть право на то, чтобы от него не ждали нежности, благодарности или внимания, тогда их разочарование — их несчастье и не отражает того, что он нечестен с ними. Любое сомнение, которому он позволит появиться (нет ли каких-то недостатков в его отношении к людям, нет ли у них причин обижаться на его установки), будет подобно дыре в плотине, через которую хлынет поток презрения к себе и сметет всю его искусственную уверенность в себе.
— 182—
Гшва 8 Решение захватить все вокруг зов власти
Когда мы осознаем роль гордости и ненависти к себе у этого типа личности, у нас создается не только более точное понимание действующих в ней сит, но, возможно, меняется весь наш взгляд на нее. Пока мы в основном фокусируемся на том, как он ведет себя с людьми, мы можем описать его поведение как высокомерное, эгоцентричное, садистское, хамское — подойдет любой пришедший в голову эпитет, указывающий на враждебную агрессивность. И любой из них будет точен. Но когда мы поймем, как крепко он захвачен механизмом своей гордыни, какие усилия он должен прилагать, чтобы его не раздавила ненависть к себе, мы увидим в нем измученное существо, борющееся за выживание. И эта картина будет не менее точна,чем первая.
Что же, одна из сторон медали важнее, существеннее другой? Трудно ответить на этот вопрос и, наверное, вообще нельзя, но его внутренняя борьба — вот за что может зацепиться анализ и добраться до него в то время, когда он не хочет копаться в трудностях своих отношений с другими и когда эти его трудности действительно далеки Отчасти он более доступен в этом плане, потому что его отношения с людьми так бесконечно хрупки, что он очень тревожно избегает затрагивать их. Но есть и объективные причины для затрагивания в процессе лечения внутрипсихиче-ских факторов в первую очередь Мы видели, что они многими путями вносят вклад в его внешнюю тенденцию, высокомерную мстительность. Мы фактически не можем понять объем его высокомерия, не приняв во внимание его гордости и ее уязвимости, или понять силу его мстительности, не пядя на его потребность в самозащите от ненависти к себе, и т. д. Но сделаем следующий шаг: это не только отягчающие обстоятельства; это факторы, делающие его враждебно-агрессивные склонности ком-пулъсивными И это решающая причина того, что попытки напрямую взяться за враждебность будут (и должны быть) неэффективными — тщетными на самом деле Пациент не заинтересован в том, чтобы увидеть ее, и еще больше в том, чтобы ее исследовать, до тех пор, пока продолжается действие данных факторов (проще говоря, пока он не может ничего с ними поделать).
Например, его потребность в мстительном торжестве несомненно относится к враждебно-агрессивной тенденции. Компульсивной ее делает потребность утвердить свои права в собственных глазах. Изначально это не невротическое желание Он подходит издалека, начиная с общечеловеческих ценностей, с того, что допжен оправдать свое существование, отстоять свои ценности. Но затем потребность восстановить гордость и защититься от тайного презрения к себе депает это желание императивным. Сходным образом, его потребность вечно быть правым и вытекающие из нее высокомерные требования, хотя и воинствующие, агрессивные, становятся ком-пульсивными вследствие необходимости предотвратить появление любого сомнения в себе и самообвинения. И наконец, размах его выискивания ошибок и поиска виноватых, его установки на осуждение и наказание по отно-
— 183
Карен Хорни. Невроз и шчностныи рост
шению к другим (или, по крайней мере, то, что придает этим установкам компульсивность) проистекают из крайней необходимости вынести вовне свою ненависть к себе
Более того, как мы указывали вначале, явный рост мстительности может наступить, если плохо функционируют силы, обычно ей противодействующие. И здесь тоже основной причиной тою, почему сдерживающие начала не действуют, являются внутрипсихические факторы Процесс подавления нежных чувств, начавшийся в детстве и описанный нами как усиливающийся процесс, был вызван в нем действиями и установками других людей и предназначен для защиты от них. Потребность сделаться нечувствительным к страданию во многом подкрепляется уязвимостью его гордости и, подхлестываемая ею, достигает высшей точки — требования неуязвимости. Его желание давать и получать человеческое тепло и дружбу, изначально пресекаемое окружением и затем принесенное в жертву потребности в торжестве, окончательно замораживается приговором ненависти к себе, клеймящим его, как не стоящего любви. Таким образом, по отношению к другим ему нечего особенно терять. Он бессознательно усваивает афоризм римского императора: oderint dum metuant. Другими словами' “Не может быть и речи о том, чтобы они полюбили меня, так или иначе, они меня ненавидят — так пусть же, по крайней мере, боятся”. Кроме того, здо ровая заинтересованность в собственном благополучии, которая в противном случае сдержала бы мстительные порывы, сведена к минимуму его полным пренебрежением к себе. И даже страх перед другими, хотя и шеве лящийся в нем, подавляет его гордость своей неуязвимостью и неприкосновенностью.
В контексте утраты связей с людьми один фактор заслуживает наше! о особого внимания. Он мало сочувствует другим, если вообще кому-то сочувствует. Это отсутствие симпатии имеет много причин, лежащих в его враждебности к другим и в недостатке сочувствия к себе самому. Но, вероятно, наибольший вклад в черствость по отношению к другим вносит его зависть к ним. Это горькая зависть не к чему-то конкретному, а ко всему вообще, и проистекает она из его чувства выброшенности из жизни*. Огра див себя колючей проволокой, он и впрямь отрезан от всего, что делает жизнь стоящей — от радости, счастья, любви, творчества, роста. Но что если мы спросим здесь не сам ли он повернулся к жизни спиной? Разве он не гордится тем аскетизмом, с которым ничего не хочет и ни в чем не нуждается? Разве он не отталкивает от себя любые позитивные чувства? Почему бы ему тогда завидовать другим7А он на самом деле завидует им Естественно, без анализа высокомерие не позволит ему признать свою зависть прямо, этими простыми словами Но по мере продвижения анализа он может высказаться в том смысле, что, конечно же, кто угодно лучше обеспечен, чем он. Или же он может осознать, что он в ярости на какого-то чело-
* См выражение Ф Ницше, Lebensneid (зависть к жизни), и работу Макса Шелера (Мах Scheler “Das Revenlimeni чп Aufbau der Moralen” Der Neue Geist Verlag Leipzig, 1919)
• 184—
Глава 8 Решение захватить все вокруг зов власти
века только потому, что тот всегда весел или чем-то искренне увлечен. Косвенным путем он сам предлагает этому объяснение. Он считает, что такой человек хочет злобно унизить его, суя ему в нос свое счастье Подобное восприятие положения вещей не только возбуждает в нем такие мстительные импульсы, как желание убить радость, но и порождает характерный род бессердечия, удушая его сочувствие к чужим страданиям (Ибсе-новская Гедда Габлер — хорошая иллюстрация такого мстительного бессердечия.) Пока что его зависть напоминает нам о собаке на сене Его гордость задета, если у кого-то есть что-то, чего нет у него, неважно, нужно ему это или нет.
Но это недостаточно глубокое объяснение. При анализе постепенно выясняется, что виноград жизни, хоть он и объявляет его зеленым, все еще желанен для него Мы не должны забывать, что он не по своей воле повернулся к жизни спиной, и то, на что он променял жизнь — жалкая замена. Другими словами, его вкус к жизни заглушен, но не уничтожен. В начале анализа мы только надеемся на это, но надежда оправдывается в гораздо большем числе случаев, чем это обычно признается. На ней покоится успех лечения. Как мы могли бы помочь ему, если бы в нем не было начала, которое хочет жить в полную силу?
Это наше убеждение впрямую относится к аналитической установке на подобных пациентов. Большинство людей данный тип личности или запугивает до покорности, или они полностью отвергают такого человека. Ни то, ни другое не годится аналитику Естественно, принимая его как пациента, аналитик хочет ему помочь. Но если аналитик запуган, он не осмелится вплотную взяться за его проблемы. Если же аналитик внутренне отвергает его, он не сможет продуктивно с ним работать. Однако у аналитика возникнет необходимое сочувствие и уважительное понимание, когда он осознает, что и этот пациент, несмотря на его заносчивые уверения в противоположном, тоже страдает и борется, как и всякий человек
Оглядываясь на три типа личности, принявших решение об экспансии, мы видим, что их общая цель — власть над жизнью Это их путь победить страх и тревогу; это придает смысл и определенный вкус их жизни Они пытаются добиться власти различным путем: восхищаясь собой и очаровывая других; подчиняя судьбу высотой своих норм; став непобедимым и покоряя жизнь в духе мстительного торжества.
Соответственно, поразительно отличается их эмоциональная атмосфера — от случайных вспышек тепла и веселья до прохладцы и, наконец, До леденящего холода. Эти особенности в основном определяются установкой по отношению к собственным позитивным чувствам. Нарциссиче-ский тип может быть дружелюбным и щедрым при определенных условиях от ощущения изобилия, пусть даже основа этого отчасти ложная. Поклонник совершенства может демонстрировать дружелюбие, потому что он Должен быть дружелюбным Высокомерно мстительный тип склонен давить
— 185—
Карен Хорни. Неяроз и личностный рост
дружеские чувства и издеваться над ними. Во всех трех типах присутствует огромная враждебность, но у нарциссического может взять верх его щедрость; поклонник совершенства может ее подавить, потому что он Не Должен быть враждебным; а вот у высокомерно-мстительного человека она открытая, откровенная и, по вышеизложенным причинам, потенциально куда более деструктивная. Ожидания по отношению к другим простираются от потребности в их поклонении и восхищении до потребности в почитании и далее, до потребности в покорности. Бессознательные основания требований к жизни идут от “наивной” веры в свое величие до тщательной сделки с судьбой и до чувства, что ему обязаны возместить причиненный ущерб.
Можно ожидать, что шансы на успех лечения убывают прямо пропорционально по данной шкале. Но здесь снова нужно помнить, что наша классификация только указывает направления невротического развития. На самом деле, успех зависит от многих факторов. Наиболее уместный в этом отношении вопрос, как глубоко укоренились эти тенденции, и как сильны стимулы или потенциальное побуждение их перерасти.
Глава 9 Решение смириться: зов любви
Второе главное решение внутреннего конфликта, к обсуждению которого мы приступаем,— это решение смириться. Оно представляет собой шаг, направление которого прямо противоположно направлению шагов при решении о захвате. Фактически основные черты решения смириться выясняются немедленно, если посмотреть на него в свете данного контраста. Следовательно, мы должны сделать краткий обзор некоторых основных характеристик захватнического типа, обращая все внимание на вопросы:
что он прославляет в себе, а что ненавидит и презирает? Чго он взращивает в себе, а что подавляет?
Он прославляет и взращивает в себе все, что означает власть. Власть по отношению к другим влечет за собой потребность превзойти их, так или иначе встать над ними. Он стремится манипулировать другими или подавлять их и сделать их зависимыми от себя. Эта тенденция отражается и в том, какой установки по отношению к себе он ждет от них. Рвется ли он всеми силами к восхищению, или почитанию, или признанию, он озабочен тем, чтобы ему подчинялись и смотрели на него снизу вверх. Ему ненавистна самая мысль о том, чтобы уступить, дать поблажку или зависеть от другого.
Более того, он гордится своей способностью справиться с^побыми непредвиденными обстоятельствами и >бежден, что ему это удастся всегда. Нет или не должно быть ничего, чего он не смог бы достичь. Каким-то образом он должен быть и считает себя хозяином своей судьбы. Беспомощность может ввергнуть его в панику, и он ненавидит в себе всякий намек на нее.
Господство над собой означает слияние со своим идеальным, горделивым Собственным Я. Силой воли и разума он управляет кораблем своей души. Только с величайшей неохотой признает он в себе какие-то бессознательные силы, то есть силы, не подчиняющиеся контролю сознания. Это мука для него — признать, что в нем существуют конфликт или проблема, которые он не может разрешить (то есть справиться с ними) немедленно. Страдание он считает позором, который нужно скрывать. Типично для него, что в анализе ему не особенно трудно признать свою гордость, но ему тошно видеть свои Надо, или, по крайней мере, то, что они как угодно пихают его из стороны в сторону. Ничто не должно подталкивать ei о. Как только можно долго он держится за иллюзию, что может сам устанавливать для
— 187—
Карен Хорни. Невроз и личностный рост
себя законы и выполнять их. Собственная беспомощность перед чем-то внутри себя ему ненавистна так же, если не больше, как беспомощность перед внешними обстоятельствами.
У типа, повернувшего в направлении решения о смирении, мы находим противоположные акценты. Ему Нельзя считать себя выше других или проявлять подобные чувства в своем поведении. Напротив, он склонен подчиняться другим, зависеть от них и ублажать их. Для него наиболее характерно отношение к беспомощности и страданию, диаметрально противоположное отношению захватнического типа. Он весьма далек от ненависти к ним, он взращивает их и невольно раздувает; и, соответственно, если в отношении других к нему есть что-то, напоминающее восхищение им или признание, то это ставит его выше других и заставляет чувствовать себя неловко. Чего он жаждет, так это помощи, защиты, поглощающей любви.
Эти характеристики также преобладают в его отношении к себе. В резком контрасте с захватническим типом, он живет с расплывчатым чувством неудачи (в том, чтобы жить, как Надо) и поэтому склонен чувствовать себя виноватым, хуже и ниже других, и даже презренным. Ненависть и презрение к себе, происходящие из этого чувства неудачи, выносятся им вовне пассивно: он считает, что это другие обвиняют или презирают его. И наоборот, он склонен отрицать и устранять все свои чувства захватнического плана, такие как самовозвеличивание, гордость и самонадеянность. На гордость, неважно чем, наложены всесторонние и строгие табу. В результате она не ощущается сознательно; он отрицает ее и отрекается от нее. Он сливается со своим покорным Собственным Я; он безбилетный бесправный пассажир. В соответствии с этой установкой он склонен также подавлять в себе все, что имеет оттенок честолюбия, мстительности, торжества, поиска выгоды. Короче говоря, он решает свой внутренний конфликт, подавляя все захватнические установки и влечения и давая дорогу склонностям отказывать себе и отказываться от себя. Только в курсе анализа эти конфликтующие со смирением влечения выступают вперед.
Тревожное избегание гордости, торжества или превосходства видно во многом. Характерен и прост для наблюдения страх перед выигрышем в игре. Например, пациентка со всеми признаками болезненной зависимости могла иногда блестяще начать партию в теннис или в шахматы. Пока она не отдавала себе отчета о том, что ее позиция сильна, все шло хорошо. Но как только она понимала, что опережает противника, то неожиданно теряла подачу или упускала из виду очевидный ход, сулящий выигрыш. Еще до анализа она вполне понимала, что дело не в том, что она не заботится о выигрыше, а в том, что она не осмеливается выиграть. Но хоть она и сердилась на себя за унизительный страх, процесс шел настолько автоматически, что она была не в силах его остановить.
В точности та же установка сохраняется и в других ситуациях. Для этого типа характерно неумение осознавать выгодность своего положения и неумение пользоваться ею. Привилегии в его глазах превращаются
— 188—
Глава 9. Решение смириться: обращение к любви
в обязанности. Он часто не осознает превосходство своего знания и в решительный момент оказывается неспособен показать его. Он приходит в растерянность в любой ситуации, в которой его права определены нечетко, например, в отношении помощи по дому или услуг секретаря. Даже предъявляя совершенно законные требования, он чувствует себя так, словно нечестно пользуется невыгодным положением другого. Он или совсем отказывается просить других, или просит, извиняясь за свою “бессовестность”. Он может быть беспомощен даже перед теми, кто на самом-то деле зависит от него, и не может защититься, когда они обращаются с ним просто оскорбительно. Не удивительно, что он становится легкой добычей для желающих им попользоваться. Тут он просто беззащитен, но часто осознает это много позже и тогда может ужасно рассердиться на себя и на эксплуататора.
Его страх перед собственным торжеством в вопросах более серьезных, чем игра, приложим к успеху, одобрению, появлению на сцене. Он не только боится любых публичных выступлений, но не может воздать себе должное даже тогда, когда его деятельность оказалась успешной. Он пугается этого, принижает успех или приписывет его удаче. В последнем случае, вместо чувства “Я сделал это” у него появляется только “Это случилось”. Успех и ощущение безопасности для него обратно пропорциональны. Повторные достижения в своей области приносят ему не спокойствие, а тревогу. А она может достичь такого размера, что музыкант или актер в панике отклоняют многообещающие предложения.
Хуже того, он должен избегать любой “самонадеянной” мысли, чувства, жеста. Путем бессознательного, но систематического процесса самоумаления он доходит до крайности — избегает всего, что кажется ему высокомерием, тщеславием или бесцеремонностью. Он забывает о своих знаниях, достижениях, о всем хорошем, что им сделано. Самонадеянно с его стороны было бы думать, что он может сам справиться со своими делами, что люди захотят прийти к нему в гости, если он их позовет, и что он может понравиться красивой девушке. “Все, что я хочу сделать — одно нахальство с моей стороны”. Если у него что-то получается — это везение или один обман. Он может считать самонадеянностью уже одно только собственное мнение или суждение, а потому легко уступает, не принимая даже во внимание своих убеждений, любому энергично выраженному предложению. Следовательно, он, как флюгер, с той же легкостью уступит и противоположному влиянию. Самое законное самоутверждение кажется ему дерзостью — ответить на несправедливый упрек, отдать распоряжение официанту, попросить о повышении, проследить за соблюдением своих прав при заключении контракта, проявить внимание к приятной особе противоположного пола.
Существующие ценные качества или достижения могут косвенно признаваться, но не переживаются эмоционально. “Мои пациенты, кажется, Думают, что я хороший доктор”. “Мои друзья говорят, что я хороший рассказчик”. “Мои учителя считают меня очень умным, но они ошибаются”. Та же установка сохраняется по отношению к денежным вопросам. У такого
—189—
Карен Хорни Невроз и личностный рост
человека может быть чувство, что деньги, заработанные его собственным трудом, ему не принадлежат Если он человек обеспеченный, он все же воспринимает себя как бедняка Любое обыкновенное наблюдение или самонаблюдение обнажает страхи, стоящие за такой сверхскромностью Они появляются, стоит ему чуть поднять опущенную голову Что бы ни запускало процесс самоумаления, поддерживают его могущественные табу на выход из тесных рамок, в которые он сам себя поместил Надо довольст воваться малым Не надо желать большего или стремиться к нему Любое желание, любое стремление, любой порыв к большему ощущается им, как опасный или безрассудный вызов судьбе Нельзя хотеть улучшить свою фигуру диетой или гимнастикой или свой внешний вид красивой одеждой Нече! о улучшать себя, занимаясь анализом Он может все это дечать, толь ко если это нужно, если он обязан В противном случае — у него просто не будет времени для этого Я не говорю здесь о страхе, который испытывает любой человек, затрагивая свои особые проблемы Есть нечто, больше и превыше обычных трудностей, что удерживает его от того, чтобы вообще это делать Часто в резком контрасте с его сознательным убеждением в ценности самоанализа “терять столько времени на себя” кажется ему “эгоистичным”
То, что он презирает как “эгоизм”, почти так же всеобъемлюще, как и то, что для него “нахальство” А “эгоистично” дчя него вообще что либо делать для себя Он мог бы наслаждаться многим, но было бы “эгоистично” наслаждаться этим в одиночку Он часто не осознает, что находится под действием запретов, и принимает их за “естественное” желание разделить радость с другим На самом деле, делить удовольствия — его приказ Будь то еда, музыка, природа — все теряет вкус и смысл, если он не депит это с кем то еще Он не может тратить деньги на себя Его скупость на личные траты может доходить до абсурда, что особенно поражает в сравнении с тем, что на других он тратится просто расточительно Когда он нарушает свое Нельзя и все таки тратит что то на себя, то, б>дь это даже объективно оправдано, он впадает в панику То же самое относится к тратам времени и сил Он часто не может читать книжку в свободное время, если она не нужна для его работы Он не может выделить специальное время, чтобы написать личное письмо, и украдкой втискивает это между двумя деловыми встречами Он часто не может держать свои вещи в порядке или навести у себя порядок, если только не для кого то, кто это оценит Точно так же он может пренебрегать тем, как он выглядит, если точько у него не назначено свидание, деловая встреча и то прием — то есть, если это не для других И напротив, он может проявить достаточно энергии и искусства, чтобы устроить что то для других, например, помочь им наладить между собой контакт или устроить их на работу, но он “устает” с головы до ног, когда доходит до того, чтобы позаботиться о том же самом для себя
Хотя в нем немало враждебности, он не может выразить ее, разве что находясь в очень сильном расстройстве В других случаях он пугается столкновений и даже трении по разпичным причинам Отчасти это происхо-
— 190
Глава 9 Решение смириться ооращечие к ikiosu
дит потому, что тот, кто сам окоротил себе руки, не может и не сможет драться А отчасти — он боится, как бы кто то не рассердился на него, и предпочитает уступить, “понять” и простить Мы лучше поймем его страх, когда будем обсуждать его межличностные отношения В полном соответ ствии с другими табу, и на самом деле под их нажимом, у него есть табу на “агрессивность” Он не может защищать свое право на неприятие какого либо человека, идеи, мотива, не может бороться с ними, если это необхо димо Он не может сознательно долгое время оставаться враждебным к человеку или даже недовольным им Счедовательно, мстительные вчече ния остаются бессознательными и могут найти выражение только косвенно и в замаскированной форме Он не может ни открыто требовать, ни упре кать Груднее всего для него — критиковать, депать выговоры, обвинять, даже когда это представляется оправданным Он не может и шутя сделать колючее, остроумное, саркастическое замечание
Подводя ито1 и, мы можем сказать, что табу ложатся на все, что самона деянно, эгоистично и агрессивно Если мы в деталях представим себе, что именно и до какой степени ему Нельзя, мы увидим, что эти Нельзя креп кими цепями сковывают его способности к захвату, борьбе, защите себя и своих интересов все, что могло бы сделать свои вклад в его развитие и повышение самооценки Непьзя и самоумаление организуют процесс “усушки)), который искусственно снижает его статус и заставляет его чув ствовать себя так, как чувствовала себя во сне та моя пациентка, которой приснилась ферма, где в результате беспощадного наказания она “усохла” вдвое и дошла до совершенной нищеты и слабоумия
Смиренный тип личности поэтому не может предпринять никакого агрессивного, экспансивного ичи ведущего к самоутверждению шага без того, чтобы не нарушить свои запреты А их нарушение вызывает в нем самоосуждение и презрение к себе Он реагирует на них ити всеохватьгва ющеи, не имеющей конкретного содержания паникой, или же чувством вины Если на переднем пгане — презрение к себе, он может реагировать страхом оыть смешным Один шаг за свои же тесные рамки у него, такого мелкого и незначительного (по собственному самоощущению), легко вьтзы вает страх быть смешным Ее ги даже этот страх сознателен, он обычно выносится вовне Люди сочтут, что это смешно, если он вступит в дискус сию, выставит свою кандидатуру на какую 1ибо должность или дерзнет написать что либо Большая часть этого страха, однако, остается бессо знате 1ьнои В чюбом случае, личность, кажется, никогда не отдает себе отчета в его чудовищном дав пении Тем не менее, это именно он придав чи вает человека к земле Страх быть смешным особенно указывает на ск юн ность к смирению Он чужд захватническому типу Тот может быть до край ности самонадеянным, даже не догадываясь, что может быть смешным, или что его считают смешным другие
Лишенный возможности преследовать любые свои интересы, смирен ныи тип личности не столько свободен детать что то для других, но, в соот ветствии со своими внутренними предписаниями. Должен быть беспре
191 —
Карен Хорнч. Невроз и личностный рост
дельно щедрым, полезным, внимательным, понимающим, жалостливым, любящим и жертвенным. Фактически любовь и жертва в его сознании тесно переплетены: он должен всем пожертвовать ради любви — любовь и есть жертва.
Пока мы видели, что Надо и Нельзя весьма последовательны. Но рано или поздно противоречия между ними заявят о себе. Мы можем наивно ожидать, что у этого типа агрессивность, наглость или мстительность других людей будет вызывать скорее неприятие. Но на самом деле у него здесь двойственная установка. Он действительно ненавидит их, но еще и тайно или открыто восхищается ими, весьма неразборчиво — не отличая искренней уверенности в себе от наглости, внутренней силы — от эгоцентрической жестокости. Мы легко догадываемся, что натерев себе шею нарочитым смирением, он восхищается чужой агрессивностью, недостающей или недоступной ему. Но постепенно мы понимаем, что наше объяснение неполно. Мы видим, что в нем живет скрытая система ценностей, полностью противоположная только что описанной, и что он восхищается в агрессивном типе его захватническими влечениями, которые он должен подавить в себе как можно больше — ради интеграции. Он отрекается от собственной гордости и агрессивности, но восхищается ими в других, и это играет огромную роль в его болезненной зависимости, о возможности которой мы поговорим в следующей главе.