Предыстория варяжского вопроса




Еще в начале XVI в. у европейских авторов появилось предположение, что варяги на самом деле являлись славянским племенем вагров, жившим в древности на южном побережье Балтийского моря, — по созвучию названий. Такие «народные этимологии» были очень распространены в эпоху Возрождения и раннего Нового времени (как раз тогда, когда формировались национальные государства и история многих народов искусственно удревнялась, порой вплоть до античных и уходящих в глубь веков времен).

Легенды о происхождении народов и их правителей обретали немалую популярность (в том числе и в раннеис- торических трудах), а поиск созвучий оказывался распространенным методом поиска собственных корней. Такие «книжные конструкции» опирались не только на созвучие названий (так, славянских вендов, как называли балтийских славян германцы, отождествляли с германцами-вандалами, русов — с балт- ским племенем пруссов, а росов — с ираноязычными роксоланами, известными античным авторам начиная со Страбона), но и порой на совпадение территорий проживания древних и более поздних племен. Понятно, что одного созвучия или территориальной близости недостаточно для однозначных выводов, но исторические представления в те времена были именно такими — во многом наивными и некритическими.

В начале XVII в. существовало мнение о скандинавском происхождении варягов. Эта мысль утвердилась у шведских авторов, первым из которых был Петр Петрей, проживший в России несколько лет и позднее опубликовавший «Историю о великом княжестве Московском», в которой (ссылаясь на слова новгородского посольства, приглашавшего на престол шведского принца) отметил большую вероятность того, что варяги были шведами.

С научной точки зрения вопрос о варягах впервые был разработан академиком Петербургской академии наук Г.-З. Байером, опубликовавшем в 1735 г. работу «О варягах», написанную (как и было положено в академической науке того времени) на латыни. В ней Байер, опираясь на иностранные источники IX-XI вв., русские летописные тексты и на данные лингвистики (что немаловажно) обосновал скандинавское происхождение варягов, которое признано и современной исторической наукой.

Казалось бы, дальнейшая разработка этой научной темы должна была остаться в рамках именно науки, но уже в конце 1740-х гг. варяжский вопрос оказался в эпицентре идейного противостояния.

Для планировавшейся публичной ассамблеи Академии наук в сентябре 1749 г., приуроченной ко дню тезоименитства императрицы Елизаветы Петровны, подготовили свои выступления два профессора — историк Г.-Ф. Миллер и М.В.Ломоносов. «Слово похвальное императрице Елизавете Петровне» Ломоносова стало выдающимся произведением ораторского мастерства, а Миллер выбрал для своей диссертации «предмет самый скользкий» — она называлась «Происхождение народа и имени российского».

Работа Миллера сразу же вызвала неоднозначную реакцию. Диссертацию передали на отзыв шести членам академии на предмет «не сыщется ль в оной чего для России предосудительного». По мнению пяти из шести рецензентов это «оное» в диссертации «сыскалось».

Большинство рецензентов сошлось во мнении, что текст Миллера читать в публичном собрании и распространять в напечатанном виде нельзя. Однако Миллер потребовал публичного обсуждения диссертации академическим сообществом, и это обсуждение растянулось на несколько месяцев, при этом состоялось 29 заседаний академической конференции. Наконец летом 1750 г. было принято окончательное решение по диссертации — отрицательное, а почти весь уже отпечатанный ее тираж был уничтожен (в России ее текст был опубликован полностью только в 2006 г.).

Что же так возмутило коллег Миллера в его работе?

Ученый писал о скандинавской природе варягов и скандинавском же происхождении самого названия «Русь», которое он справедливо выводил из финского заимствования. Кроме того, Миллер полагал, что даже какая-то часть русского народа имела иностранное, вернее, скандинавское происхождение.

Ситуацию, в которой появилась диссертация Миллера, в свое время блестяще охарактеризовал В.О. Ключевский:

«То был самый разгар национального возбуждения, которое появилось после царствования Анны и которому была обязана престолом Елизавета Петровна. Минувшее десятилетие стало предметом самых ожесточенных нападок; даже церковные проповеди обратились в политические памфлеты, направленные против этого темного десятилетия. С церковной кафедры говорили, что хищные совы и нетопыри засели тогда в гнезде российского орла. Новое, национальное царствование началось среди войны со Швецией, которая кончилась миром в Або 1743 г. В это время готовиться сказать по случаю тезоименитства государыни на торжественном заседании Академии, что шведы дали Руси и народное имя и государей, едва ли значило украсить торжество».

Именно такую реакцию и вызвало произведение Миллера и в ученых, и в придворных кругах.

Одним из наиболее резких оппонентов Миллера стал Ломоносов.

Ломоносов в своем отзыве писал: «Происхождение первых великих князей российских от безъимянных скандинавов в противность Несторову свидетельству, который их именно от варягов-руси производит, происхождение имени российского весьма недревнее, да и то от чухонцев, в противность же ясного Несторова свидетельства; презрение российских писателей, как Преподобного Нестора, и предпочитание им своих неосновательных догадок и готических басней (так Ломоносов, вероятно, именовал скандинавские саги. — Е.П.у, наконец частые над россиянами победы скандинавов с досадительными изображениями не токмо в такой речи быть недостойны, которую господину Миллеру для чести России и Академии и для побуждения российского народа на любовь к наукам сочинить было велено, но и всей России перед другими государствами предосудительны, а российским слушателям досадны и весьма несносны быть должны».

В противоположность Миллеру Ломоносов (который также занялся русской историей и даже написал первый том своей «Древней Российской истории», изданный, впрочем, уже после смерти автора) нарисовал совершенно фантастическую картину древней истории ру- сов и славян, в которой (связав русов с пруссами и ругами, а росов с роксоланами) отодвинул происхождение славян ко временам Троянской войны и приписал к славянству не только балтов, но и пафлагонов, мидян, амазонов и прочие древние народы, включая предводителей готов, вандалов, лангобардов и таких деятелей эпохи Великого переселения народов, как Одоакр и Аларих.

Такой подход продолжал исторические построения предшествующего времени, но даже для науки XVIII в. уже выглядел архаичным. Тем не менее «патриотические» взгляды Ломоносова стали на некоторое время определяющими для русской истории. Так, почти с самого начала своей истории варяжская проблема оказалась заложницей идеологических предпочтений.

Накалу страстей до некоторой степени способствовала и позиция еще одного выдающегося историка — А.-Л. Шлеце- ра, который в своем многотомном труде «Нестор» (увидел свет в самом начале XIX в. сперва в Германии, а затем в России) возвел представление о норманнст- ве варягов в крайнюю степень.

Именно «скандинавы, или норманны, по его мнению, в пространном смысле основали русскую державу», а до их прихода местные племена жили без всякого управления, «подобно зверям и птицам» (так он интерпретировал известную фразу «Повести временных лет» о том, что древляне и некоторые другие славянские племена жили «зверинским образом», понимая ее буквально). Получалось, что именно норманны основали древнерусское государство (взгляд для того времени вполне объяснимый, если считать, что государство — дело рук конкретных людей).



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-12-07 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: