World of Bookc STALKER
Зона Посещения. Бродяга Дик
Максим Дмитриевич Хорсун
Игорь Валерьевич Минаков
Зона Посещения. Бродяга Дик
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ruwww.litres.ru(https://www.litres.ru/)
)
* * *
– Все правильно. Городишко наш
дыра. Всегда дырой был и сейчас дыра.
Только сейчас, – говорю, – это дыра
в будущее.
А. и Б. Стругацкие
«Пикник на обочине»
Пролог
Бродяга Дик – предположительный источник шума на металлургическом заводе, расположенном на территории хармонтской Зоны Посещения. Возможно, единственный обитатель Зоны. Истинная природа БД на данный момент неизвестна.
Из Британской энциклопедии.
В мире есть загадки, способные не только удивить, но и шокировать. Я говорю о явлении, известном как Бродяга Дик. Чем больше узнаешь о нем, тем больше оно потрясает: дрожь бежит по спине, перехватывает горло, и появляется чувство, слабое, как смутное воспоминание, будто падаешь с высоты. Мы сознаем, что прикасаемся к величайшей из тайн.
Карл Саган «Посещение».
Изучение аномалий Зон Посещения – это бег в темном туннеле. Мы видим цель, но не видим дорогу. Возможно, мы бежим не туда и не так. Что является важным, а что несущественным? Мы все слышали о Бродяге Дике. Но что он такое? Или кто он такой?
Иосиф Шкловский «Вселенная, жизнь, разум».
Отдельного внимания заслуживает массивная нестационарная аномалия, локализованная в районе Хармонтского металлургического завода. Она известна под спе-цифическим названием «Бродяга Дик». Наиболее оптимистичные эксперты полагают, что в эволюции этой аномалии следует искать своего рода ключ-послание сверхразума, создавшего Зоны.
Стивен Хокинг «Краткая история Зон Посещения».
Бродяга Дик – это тот самый гипотетический завод-ной медвежонок, забытая игрушка, которая теперь бесчинствует в развалинах завода.
Валентин Пильман, из выступления на 4-ой
международной научной конференции по физике материалов с аномальными свойствами.
Но выше всех стоит Бродяга Дик – разоритель миров, пожиратель солнц, темное испражнение Вечности.
Эрик фон Дэникен «Тайны богов».
Пудель сидел на вершине террикона, не человек – кусок мяса. И сказал он то, что до сих пор по ночам снится. Дик – это пчела, говорит. Медок собирать, говорит, рвется, но поле не то. Отпустил, говорит, чтоб я указал ему городишко. Так и сказал: не Хармонт, не город, а городишко. И не показал, не провел, а указал.
Из воспоминаний Акиры (Япошки) Маттакуши —
бывшего сталкера, ныне – лаборанта хармонтского филиала Института внеземных культур.
Каждое мгновение, проведенное во вселенной Бродяги Дика, – истинный кошмар.
Daili Telegraph.
От Дика мне становится дико.
Гризли, сталкер.
Глава 1
Оправданный риск
Зона Посещения. Рудник, территория
металлургического завода
Над землей летела паутина – тускло отблескивающие в лунном свете тончайшие нити. Одна серебристая дуга, вторая, третья… десятая, сотая. Закручивались в неспешном вихре, ныряя к земле, а затем, на восходящем потоке, к ночному небу. Словно в разгар бабьего лета, когда первые осенние холода отступают, сменяясь теплой погодой.
В Зоне этой ночью было жарко.
Так жарко, что битый час приходилось лежать на брюхе, не поднимая головы и закопавшись пальцами в замусоренный суглинок. Да, загадили округу знатно. То тут, то там – втоптанное в землю ржавье: гайки да болты. Вот груда тряпья, из-под которой тянется мумифицированная рука мертвеца. Прямо по курсу – фюзеляж «Апача», вертолет рухнул лет сорок назад, но выглядит так, словно крушение произошло вчера – ни пятнышка ржавчины, на ветровом стекле алеют потеки крови, и воняет от «Апача» горелой изоляцией, точно в его двигателе до сих пор что-то искрит и чадит.
А надо всем этим – паутина. Кружит, словно пытается нащупать.
Ищет, гадина. Ищет, знает, что они здесь.
Гризли чуть приподнял голову, шикнул Торопыге Плюмбуму. Торопыга встретился с Гризли взглядом – глаза у Торопыги были по пятьдесят центов, и читался в них с большим трудом сдерживаемый ужас. Толкни его сейчас неожиданно или обратись громким голосом, и ужас хлынет наружу, как кипяток из-под крышки кастрюли. Вскочит Торопыга Плюмбум на кривые свои ноги, и облепит его паутина с лысой макушки до мотни. Облепит и успокоится, насытившись жертвой.
Говорят, жил раньше в этих краях Стервятник Барбридж. Вот он прославился тем, что каждый раз брал с собой в Зону дурачка, которого не жаль было бросить в аномалию, чтобы разрядить на время гиблое место и проскочить невредимым самому. Нынешние сталкеры так не поступают: с годами сложился неписаный кодекс чести. Пока все живы – попытайся спасти шкуру каждого. Никаких овец на заклание. Хотя если же кто-то возжелает пожертвовать собой во имя остальных, то такой осознанный выбор не возбраняется.
В любом случае, Гризли не позволил бы Торопыге Плюмбуму гробануться. С кем попало Гризли в Зону не ходил, поэтому напарников берег, как самого себя.
Кружит паутина, все никак не успокоится. И кажется, будто каждая нить вспарывает воздух с отчетливым присвистом, точно стальная шестеренка, выпущенная чьей-то злокозненной рукой.
Чуть дальше Торопыги лежит, прижимая к боку мешок с хабаром, Картоха. Этот до отвращения собран и спокоен. Он ходит в Зону нечасто, зато каждый раз – словно на свежей батарейке: ни растерянности, ни страха, ни, что еще лучше, геройства. На его рябом лице – шрам на всю щеку в виде снежинки. В первую же свою вылазку довелось Картохе поцеловаться со жгучим пухом. Но это не сломило сталкера, не появилось на его душонке отметки, что скоро ему каюк – Гризли, по крайней мере, не видел такой.
Над пустошью сияла луна. С Зоны она выглядела не так, как обычно. Здесь небо работало, словно… увеличительное стекло, что ли? Поэтому луна была донельзя разбухшей, объемной, с похожими на вздутые вены неровностями на поверхности. А вот звезды не было ни одной, словно кто-то очистил от них ночное небо, будто от сора.
Впереди – «Апач». Справа – мертвец. Мертвец-то сам по себе неопасен, можно было бы проползти по нему, словно по полену, и отправиться дальше – но что-то ведь прикончило этого сталкера. И это что-то до сих пор ждет, пока кто-нибудь подойдет на небезопасное расстояние. И гайки падают возле мертвеца не так, как надо. Бросишь – брякнется, покатится по земле, не утонет в грунте, как это происходит в «комариной плеши», не раскалится докрасна, как в «прожарке», вроде ничего такого. Но в то же время Гризли подмечал, что они точно замедляются в полете, преодолевая невидимую границу. Вправо соваться не стоило.
Слева – пожухлый ковыль стоит стеной. На самые высокие былинки намоталась паутина и трепещет на легком ветру призрачной сетью. Гайки уходят в ковыль, словно в темную воду. Не видно, куда падают и как. Лезть в ковыль тоже нежелательно…
А сзади…
Чьи-то неверные шаги. Шлеп-шлеп, клац-клац…
Как будто обезьяна скачет по отвалам щебня, приближаясь зигзагами. И беда в том, не видно, кто или что это, хотя луна щедро освещает пустошь. Только от звука этих пьяных шагов – мурашки по коже, хотя Гризли вовсе не кисейная барышня.
А наверху кружит паутина. Даже на карачки не приподняться – присосется пиявкой, врастет в мясо. И тогда – не жилец больше, хотя побегать сможешь еще час-другой. От паутины нет противоядия, эти серебристые росчерки – блеск косы самой Костлявой.
Обложила Зона. Сурово взялась за них.
И вроде этим участком Зоны ходили не раз. И Периметр рядом – но не выбраться. Словно перемешались все дорожки, знаки и приметы исчезли, из-под земли выросли препятствия, а аномалии переползли и расположились на новых, прежде безопасных территориях.
Ждать – это то единственное, что они могут предпринять. Но секунды ожидания уходят, впитываясь в замусоренную землю. А «пьяные» шаги все ближе и ближе, и вот уже слышно, как скатывается щебень по крутым склонам отвалов.
Торопыга Плюмбум дышал, как собака, вывалив язык и капая слюной. Хороший он, собственно, парень, Торопыга, хоть нескладный и несимпатичный: жены нет, детей нет. Зато в доме на окраине Хармонта у него какая-никакая лаборатория, и ходит он в Зону не ради баксов, а в научных целях.
«У нас должна быть альтернатива Институту, – говаривал, бывало, Торопыга, устанавливая датчики по обе стороны шарика «черных брызг», на который он намеревался пустить лазерный луч. – Своя: без всякой бюрократии, без институтской службы безопасности – без этих мордоворотов с пушками, только наука. Народная наука…»
Правда, сейчас Торопыга Плюмбум, скорее всего, крыл мысленно матом и «народную науку», и собственный идеализм.
Гризли же перевернулся на спину. Он попытался это сделать без лишних телодвижений, но серебристая паутина точно что-то почувствовала. Подсвеченная лунным светом нить упала вниз, зависла, неспешно вращаясь, над лицом сталкера. Гризли подул на нее: скорее машинально, чем осознанно. Танец нити в токе воздуха ускорился, паутина скользнула в нескольких дюймах над лежащим человеком, едва не зацепилась за мысок ботинка, но потом лениво, как бы сомневаясь, поплыла вверх.
Гризли вытянул из-за пояса старый кольт. От пистолета в Зоне проку мало, к тому же если патруль сцапает со стволом – вот тебе и отягчающее обстоятельство. Но видавший виды шестизарядный револьвер был для Гризли вроде талисмана: холод его рубчатой рукояти успокаивал, а запах смазки действовал благодатней понюшки кокаина.
Гризли перехватил рукоять двумя руками. Отвел большим пальцем курок и направил ствол на просвет между двумя отвалами щебня.
К звуку шаркающих шагов примешался механический гул. И сейчас же из тени вынырнуло нелепое существо: не то мутант, не то какое-то иное порождение Зоны. Пирамидальная голова на длинной тонкой шее, четыре такие же тонкие насекомьи лапы, расположенное горизонтально угловатое туловище. Пьяно шатаясь, существо перло вперед на приникших к земле людей.
Картоха сунул мешок с хабаром под живот, словно собираясь защищать добычу до последнего. А Торопыга охнул и просипел влажным шепотом:
– Гризли, стреляй! Стреляй!
Гризли опустил кольт.
– Это же… институтка. Чур меня!
Сталкер последнего поколения – полевой исследовательский робот серии «Проницательность», принадлежащий Институту, – уставился на людей объективами трех камер: тепловой, обычной и предназначенной для получения микроскопических изображений грунта и объектов на грунте.
– Приплыли, – буркнул Картоха. – Можно помахать рукой, и нас увидят в Институте?
– Не нужно, – отозвался Гризли. Он уже заметил, что роботу здорово досталось: судя по виляющей походке, у «Проницательности» были неполадки с гироскопом, а задние лапы, к тому же, обросли «ржавым мочалом». Видимо, вляпался в аномалию. Не помогли избежать беды самые передовые детекторы, не помогла пневмопушка, расположенная в голове под камерами: она стреляла пластиковыми снарядами с медным сердечником, позволяя обнаружить аномальные пятна старым добрым способом.
Гризли присмотрелся. Блеснула в лунном свете маркировка – «U7».
– Ребята, это – «седьмой», – тихо проговорил сталкер. – Он был направлен в Сердце Зоны. Официально контакт с ним утрачен полгода назад. Он ничего не передает в Институт.
Картоха флегматично выругался. А Торопыга задергался, как дождевой червяк, пытаясь развернуться, чтобы рассмотреть робота.
– Да не суетись ты! – бросил Торопыге Гризли.
– Выходит, это уже и не совсем наша жестянка, – бесстрастно подвел итог Картоха.
– Как пить дать, ребята, что ходит он по безопасному маршруту, – зачастил Торопыга. – Робот – на автопилоте. Помните, как раньше «галоши» возвращались из Зоны – повторяя путь, проложенный проводником? А вот этот – кружит. Замкнуло что-то в мозгах, вот он и закольцевался.
– Заткнись, Торопыжина! – одновременно прошипели Гризли и Картоха.
Бывает, Зона так действует на человека, что он начинает болтать без умолку. Это что-то вроде истерики. За болтовней обычно следуют резкие жесты, суетливые перемещения и, чаще всего, – смерть от соприкосновения с опасной аномалией.
Торопыга послушно прикусил язык. Уродливая тень механического сталкера накрыла его черным пледом. Робот ковылял себе дальше, поводя головой из стороны в сторону. Из корпуса, испачканного в глине и покрытого потеками, похожими на язвины от пролитой кислоты, слышался гул сервомеханизмов и гидравлических приводов. Работая на «вечной батарейке», «Проницательность» мог годами бродить в автономном режиме, пока не случится критическая поломка.
Паутина закружилась возле робота. Серебристые нити липли к голове и к корпусу, сейчас же сливаясь по цвету с металлом. Робот прошел между Гризли и Торопыгой, шагнул на заросший ковылем участок. Пожухлая трава ломалась с костяным хрустом под механическими лапами. Гризли понял, что Торопыга неправ: «Проницательность» двигался не по сохраненному в памяти маршруту, иначе на траве остался бы заметный след от предыдущей проходки, а шел напролом. По крайней мере – со стороны так казалось.
Однако робот собрал на себя паутину и расчистил проход в сухих зарослях. На его пути не было ни гравитационных концентраторов, ни термических капканов. Гризли сел, Картоха, продолжая прижимать к себе мешок с хабаром, тоже устроился на заднице. Торопыга снова завозился, собираясь подняться, но его окриком заставили остаться на земле.
Робот удалялся: вот-вот, и его нелепый силуэт исчезнет на фоне отвалов породы.
Гризли сунул кольт за пояс, поглядел на Картоху. Ему было ясно, что предложит Картоха: мол, назад надо, туда, откуда приплелся «Проницательность». Отступить в пустошь, и дальше – найти другую тропку, ведущую к Периметру. Картоха соображает хорошо. Специально, наверное, в Зону часто не рвется, чтоб взгляд на происходящее здесь не замыливался.
Но Гризли в тот момент думал не о хабаре – «рачьих глазах», «шевелящихся магнитах», «черных брызгах», новехоньких «браслетах», «булавках» – выручка за который позволила бы ему, наконец, заменить трансмиссию на раздолбанном крайслере и еще месяц-другой жить безбедно и беззаботно, просаживая в «Боржче» столько, сколько хочется; и не о безопасном возвращении домой – на западную окраину Хармонта, для чего нужно было выбраться за Периметр, и, не нарвавшись на патруль, пройти город насквозь – Гризли думал о «Проницательности». О жестком диске и программном модуле робота. О том, насколько эта находка была бы ценной. Ведь сейчас даже школьники знают, что такое «гремучие салфетки» или «рачьи глаза», только воссоздать эти артефакты своими силами ученым не удается. Штуковинами, которые лет сорок тащат из Зоны три поколения сталкеров, уже никого не удивишь. А на «винте» робота могут быть сюрпризы, в конце концов – там должна храниться уйма информации, которая записывалась с камер и детекторов в течение полугодового блуждания потерянной «Проницательности» по Зоне.
Гризли и Картоха переглянулись.
– Бери Плюмбума и веди его к Периметру, – сказал Гризли.
Картоха насупился.
– А ты?
– Я попробую вырубить робота и снять с него пару железок.
– Ты… это… не гони беса, Гризли! – Картоха поморщился. – Зона изменилась, сам видишь. Нужно уносить ноги, пока сами целы да хабар цел. Какой, к дьяволу, робот?
Гризли кивнул. Ему не хотелось спорить с Картохой, который был, несомненно, прав на все сто. К тому же «Проницательность» отдалялся все сильнее.
– Да-да, не будем терять время. Вам – туда, мне – сюда. Идите за Периметр, меня не ждите. Хабар у вас, встретимся в «Боржче» завтра в полдень.
– А я не согласен, – встрял вдруг Торопыга Плюмбум. – Я, может, тоже хочу пощупать эту жестянку. Тем более идти по его следу – все равно, что по бульвару.
И снова Гризли не стал спорить, потому что «Проницательность» уже карабкался на отвал: с минуты на минуту робот исчезнет из вида за изломом каменистой гряды.
Картоха перебросил мешок за спину.
– А, хрен с вами… – проворчал он. – Потопали тогда вместе.
Ему тоже, очевидно, не хотелось тратить дыхание на лишние слова. Тем более Картоха своим рациональным умом понимал, что у троих выжить в Зоне шансов больше: двое – работают, один – смотрит по сторонам.
Гризли швырнул гайку вдоль следа робота скорее по привычке, чем из опасения, что на этом пути могут быть скрытые аномалии. Блеснул в лунном свете металл, гайка упала на примятую траву.
– Идем! – Гризли первый ступил на сухую циновку из ковыля. За ним посеменил Торопыга Плюмбум; он почти успокоился, хотя в движениях сохранилась нездоровая суетливость, и зубы все еще отбивали дробь. Замыкающим был Картоха, он шагал размеренно, экономя силы, то и дело неспешно озираясь.
Едва они определились с маршрутом, как в кабине «Апача» что-то заухало и застонало, точно в досаде на то, что сталкеры не пошли прямо, а выбрали кружной путь. Металлические обломки и куски щебня поднялись в воздух, задергались, словно кто-то тряс их невидимой припадочной рукой. Затем обрушились, грохоча по фюзеляжу и по спекшейся земле.
Гризли бросил быстрый взгляд на «Апач»: мало кому доводилось видеть «веселых призраков» вблизи и на пике активности, оставшись при этом в живых.
Воздух был наэлектризован, волосы вставали дыбом, а по одежде то и дело проскакивали искры. Видимо, таким образом выдавала себя затаившаяся до поры до времени очередная аномалия.
Гайка, брошенная вперед, прокатилась по земле и увязла в траве. И робот прошел здесь без проблем. Гризли остановился, вынул из поясной сумки еще одну гайку, повертел ее в толстых пальцах, а потом резко швырнул вбок. И сейчас же полыхнула трескучая гроза. Вспышка на миг ослепила всех троих, сталкеры замерли, как вкопанные, подчинившись на долю секунды опередившему светопреставление жесту Гризли – нога к ноге, руки прижаты к бокам. Земля под ногами была налита электричеством, как лейденская банка, и малейшее движение могло оказаться для сталкера последним. Зато в следующий миг над пустошью развернулось лиловое полотно полярного сияния, его вкрадчивый свет затмил луну и контрастно высветил каждый камешек и каждую травинку. Сталкеры стояли навытяжку и ели глазами это сияние, как солдаты – начальство.
Треск прекратился, как отрезало. Померкло и сияние. Но сталкеры еще долго столбами торчали посреди пустоши, не рискуя пошевелиться. Наконец, Гризли, не отрывая руки от туловища, извлек из сумки гайку и одним движением кисти швырнул железку как мог дальше. Земля приняла массивный шестигранник с полным равнодушием – разряда не последовало. Гризли выдохнул и расслабился.
– Отбой, – буркнул он.
Картоха и Плюмбум выдохнули, потянули из карманов курево. Но предводитель не дал им расслабиться.
– Продолжаем движение, – сказал он. – Порядок прежний.
Напарники приуныли. Гризли хорошо понимал их – каждая благополучно пережитая аномалия стоила сталкерам сотен умерщвленных нервных клеток, а подкрепить их было нечем, если только никотином. Некоторые охотники за хабаром таскали в Зону фляжки со спиртным, но Гризли это не поощрял.
– Время дорого, – счел он нужным пояснить. – Если робот напорется на такой «разрядник», копаться в его начинке будет бесполезно.
Напарники в ответ промолчали, да и не рассчитывал Гризли на ответ. Он повернулся и зашагал вслед «Проницательности». Робот давно скрылся в туманной лунной мгле, и хотя нагнать его не составляло труда, Гризли не торопился. В Зоне, как известно, поспешишь – костей не соберешь. Он шагал размеренно, ступая строго между следов институтки, внимательно глядя по сторонам. Гайки Гризли не тратил понапрасну. Опытным чутьем определял ловушки, отличая их от безобидных аномалий, которых, к счастью, в Зоне большинство. Потянуло ветерком в правую щеку – значит, притаилась где-то неподалеку «комариная плешь». Скорее всего – вон там, между грудой щебня и опрокинутой цистерной. Если приглядеться, хорошо видно, что цистерна приплюснута, словно попала под паровой молот. Оснований для тревоги нет, маршрут сталкеров лежит в стороне от гравиконцентрата. Слева воздух заметно колеблется – или «прожарка», или «ведьмин студень» в ямах. Далековато, можно пренебречь. А вот чуть дальше…
– Капуста! – выкрикнул Гризли, натягивая капюшон и ничком валясь в пыль.
Судя по тому, как вздрогнула земля, рядом обрушился Картоха вместе с заветным мешком. Гризли втиснул лицо в землю, захватил пальцами обшлага рукавов, пряча руки под себя. «Чертовой капусте» нельзя подставлять обнаженную кожу, если не хочешь превратиться в вареный фарш для голубца. И тотчас же смачные плевки стали шлепаться справа и слева, обдавая жгучими брызгами спины и затылки сталкеров. Это не страшно. Даже прямой плевок «чертовой капусты» был неопасен, главное – не подставлять незащищенную кожу.
Гризли лежал, вжимаясь в проклятую землю Зоны, молясь, чтобы у напарников выдержали нервы. Сталкеры они правильные, хотя каждый со своими причудами… Но в Хармонте таких чудаков еще поискать. В свое время Гризли их не сразу выделил из разношерстной толпы завсегдатаев «Боржча». Да и как отличить идейного сталкера Плюмбума Торопыгу от какого-нибудь Старка Божедома – мародера, обкрадывающего погибших сталкеров? Оба живут с продажи хабара. Оба любят заложить за воротник, когда есть зеленые. Оба с недоверием относятся к любому, кто пытается влезть в душу, подозревая в назойливом собеседнике секретного агента капитана Квотерблада, а попросту – стукача. Гризли и не пытался, он только наблюдал, ловил обрывки разговоров и делал выводы. Прошло немало времени, прежде чем сталкерская судьба свела его с Торопыгой и Картохой. Случайный разговор с «Боржче» показал, кто чем дышит. А первая совместная ходка за Периметр – кто как себя ведет в острой ситуации… Не-ет, ребята правильные… Жаль будет, если не выдержат…
Получив плевок «чертовой капусты» промеж лопаток, Гризли и сам едва не утратил самообладание. Инстинкты, которым в Зоне порой грош цена, требовали от сталкера немедленного действия. Гризли уже начал было приподниматься, отжимая окаменевшее тело от пылающей земли, но кто-то железной рукой взял его за затылок и вернул в исходное положение. Гризли заворочался, забился, тщась стряхнуть эту нечеловечески тяжкую длань, но она лишь сильнее вдавливала его в земную твердь. Придя в себя, он почувствовал, что лежит на спине, и заботливая рука стирает влажной тряпицей грязевую корку с его лица. Прикосновение было таким невыразимо приятным, что Гризли едва не заплакал.
Впрочем, он тут же вспомнил, что это обычная психосоматическая реакция на опосредованный контакт с протоплазмой s-типа, как именовали плевки «чертовой капусты» в Институте. Гризли приходилось видеть матерых сталкеров, рыдающих, словно дети, посреди луж разлагающейся s-протоплазмы. Вонь прокисшей «капусты» вызывала слезы умиления. Прикосновение свежей «капусты» – при непосредственном контакте – прожигало мясо до костей. Гризли предпочитал плакать, нежели выть от невыносимой боли. Он отвел руку с тряпкой от своего лица, прохрипел, не открывая глаз:
– Целы?
– Целы, – отозвался Плюмбум.
– Пронесло, – всхлипнул Картоха.
Наконец, Гризли разлепил веки. Рядом на корточках сидел Плюмбум, с носового платка в его руке капало. В сторонке, среди плевков «чертовой капусты», в свете гипертрофированной луны похожих на коровьи лепешки, стоял Картоха. На его лице блестели дорожки слез. Тоже, значит, проняло. Гризли поднялся, осведомился, озираясь по сторонам:
– Как думаете, догоним мы теперь институтку?
– Я бы не стал, – проговорил Картоха. – Там, за отвалами – вагонетки. Еще напоремся, чего доброго, на «студень».
– Правильно! – поддержал его Торопыга. – Нам сегодня уже пару раз повезло. Не стоит испытывать терпение матушки Зоны. Никуда робот от нас теперь не денется…
– Денется, – буркнул Гризли. – Забыли про «разрядник»!
– Оно конечно… – вздохнул Торопыга и суетливо засобирался.
Они пошли прежним ходом. Влажная от предутренней росы галька хрустела и выскальзывала из-под ног. Железными тушами выплывали навстречу вагонетки, навеки приржавевшие к рельсам. Синие языки «студня» высовывались из них, и казалось, что сталкеры движутся через невероятных размеров кухню, уставленную газовыми плитами. Рельсы тусклыми нитями уходили к горной гряде, к громадному амфитеатру открытого месторождения. Шпалы давно сгнили, в темных ямах стояла вода. Насыпь местами обвалилась, и рельсы иногда повисали в пустоте, но идти по путям было все же несравненно удобнее, нежели взбираться по откосам гряды. Тем не менее, пришлось свернуть с торной дороги и начать карабкаться по крутому склону.
Хватаясь за молодые сосенки, что росли среди камней, сталкеры вскоре нагнали «Проницательность». Старый робот, будто чудовищное насекомое, переползал с камня на камень, порою опасно кренясь над обрывом. Судя по тропке, отчетливо наметившейся среди валунов и сосенок, институтка проходила этой дорогой не раз. Вряд ли здесь остались опасные аномалии. Сталкеры приободрились. Лишь осторожный Гризли раскидал окрест несколько гаек. Шестигранники скатывались в обрыв, застревали между камнями, ничего не меняя в окружающем. Не прошло и получаса, как сталкеры настигли робота. Торопыга сходу запрыгнул ему на спину, достал из мешка кусок брезента и в один миг окутал металлическую голову. Утратив сенсорный контакт с местностью сразу в нескольких диапазонах, институтка остановилась.
– Давай, Гризли, раскурочивай! – выкрикнул Торопыга, он с трудом удерживал массивную голову «Проницательности» под тряпкой. Робот пытался сбросить ослепившую его завесу.
Гризли хорошо знал конструкцию этого типа. Приходилось иметь дело. Поэтому он сразу извлек из мешка гайковерт, работающий от этака, и принялся развинчивать аппаратный отсек. Создатели «Проницательности» не жалели на нее ни денег, ни дорогих технологических новинок. Винты покидали свои гнезда легко. Гризли заметил, что резьба на них сияет, как новенькая. Потыкал пальцем, понюхал подушечку. Так и есть – «голубая дымка». По слухам, впервые ее обнаружил Билл Шкворень – легендарный сталкер начала девяностых годов. «Дымка» оказалась идеальной смазкой, но находили ее в очень незначительных количествах. Правда, лет пятнадцать назад «голубую дымку» научились синтезировать, однако в широкомасштабное производство так и не запустили.
Ухватившись за металлические дужки, Гризли вытянул блок программного модуля. И в это время жесткий металлический голос изнутри робота проревел:
«Внимание! Вы нарушаете статью двадцать вторую дробь четырнадцать уголовного уложения о неприкосновенности технического устройства, находящегося в частной или государственной собственности. Немедленно прекратите противоправные действия! Отойдите от технического устройства на расстояние не менее ста шагов. В случае неповиновения, к вам могут быть применены меры самозащиты!.. Внимание! Вы нарушаете…»
– Да заткни ты его, Гризли! – выкрикнул нервный Торопыга.
Но робот продолжал орать, повторяя свое предупреждение на нескольких языках. Это действовало на нервы. Гризли никак не мог отвинтить крепления жесткого диска. Гайковерт прыгал в пальцах.
– Черт… – выругался он. – Картоха, возьми мою пушку, прострели ему динамик…
Сталкер осторожно вытащил из-за пояса товарища кольт, осведомился:
– Куда стрелять?
– Здесь вот. – Гризли мотнул головой. – Справа!
Картоха приставил ствол к небольшому окошечку, забранному густой сеткой. Раздался выстрел. Брызнуло металлическое крошево, механический голос умолк на полуслове.
– Вот дьявол, – пробормотал Картоха. – Будто человека пристрелил…
– Прознает Квотерблад, укатает на такой срок, сколько и за убийство не дают, – рассудил Торопыга. – Институтка стоит дороже человеческой шкуры…
– Готово!
Гризли спрыгнул со спины «Проницательности», засунул добытое «железо» в мешок. Торопыга сдернул тряпку с головы робота. Механический сталкер помотал ею, словно отряхивающийся пес, и тронулся дальше, как ни в чем не бывало.
– Вот те раз, – пробормотал Картоха. – Я думал, институтка без мозгов и ходить не сможет, а она…
– Далеко не уйдет, – отрезал Гризли.
И точно – не успел робот сделать и двух десятков шагов, как оступился на скользкой осыпи, суставчатые лапы его подломились, и он кубарем полетел с обрыва.
– Прощай, сталкер! – произнес Гризли и бросил «Проницательности» вслед гайку. Как полагалось по давно заведенной традиции.
– Куда дальше? – поинтересовался Картоха.
– Возвращаемся по вешкам, – буркнул Гризли.
«Вешками» сталкеры с давних времен называли останки охотников за хабаром, которым не повезло. Кто-то однажды с кладбищенским остроумием сравнил белеющие среди истлевшего тряпья кости с металлическими рейками, которыми отмечали безопасные маршруты полевые сотрудники Хармонтского филиала Международного Института Внеземных Культур, который, правда, принадлежал теперь не ООН, а транснациональному картелю, прибравшему большую часть Зон Посещения к загребущим рукам.
Могущество картеля, перекачивающего внеземные технологии в земную экономику, трудно было переоценить. Злые языки поговаривали, что переворот 1991 года, в результате которого власть в королевстве перешла в руки хунты, финансировался из особых фондов, формально никак с картелем не связанных. Как бы там ни было, в новом Институте за дело взялись рьяно. И ближайшие к Периметру территории очистили от полезных артефактов в считанные годы. Вольным сталкерам пришлось углубляться в Зону, вплоть до горных отрогов, а потому «вешек» становилось все больше.
Первой «вешкой» на пути отхода группы Гризли оказался Креон Мальтиец – один из старейших сталкеров, подвизавшийся еще в семидесятых и погибший по нелепой случайности, не успев отметить пятнадцатилетний юбилей своей первой вылазки за хабаром. Останки Креона покоились на самой границе Промзоны, между железнодорожной колеей и бетонным забором, на котором еще можно было различить похабные надписи про королеву и премьер-министра. Погиб знаменитый сталкер не в смертоносной аномалии, а под многотонной массой проржавевшего мостового крана, которому вздумалось рухнуть именно в тот момент, когда Мальтиец присел на выступ одной из опор, чтобы покурить. Пробитый железякой, заросший куманикой череп предостерегал теперь тех, кто полагал, что вовремя брошенная гайка может спасти в Зоне от неминуемой гибели.
Поравнявшись с Мальтийцем, сталкеры взяли к югу. Справа на фоне горной гряды раскачивались обросшие «мочалом» тросы шахтного подъемника. Слева громоздились строения металлургического завода. В лунном свете он казался плоским – черный силуэт на теневом экране. Хармонтские сталкеры не раз пытались проникнуть на заводскую территорию. Одни исчезали бесследно, другие возвращались разочарованные. Хабара мало. Искать его трудно. В остывших печах «ведьмин студень» дышит. На складе железного лома «комариная плешь» растеклась. «Веселые призраки» в развалинах цехов разгуливают. И каждую минуту что-то рушится, проседает, отламывается.
Гризли не повел бы своих ребят мимо завода, но в Зоне решают не люди, в Зоне решают обстоятельства. Однажды выбранное направление нельзя изменить произвольно. Как будто чья-то злая воля ведет сталкеров от одной ловушки к другой, и даже самый опытных из них не в состоянии предсказать, чем закончится этот путь. Гризли иногда представлял себе этакую дьявольскую кривую, начертанную на карте собственной судьбы. Петляет, дрянь, водит кругами, заманивает. И рад бы свернуть с нее, да нельзя. Излишняя самонадеянность хуже предопределенности. После удачного отлова институтского робота у сталкеров осталось только два пути отхода – через перевал или по территории завода. Но идти к перевалу означало углубляться в малоизученные районы Зоны, а завод… это серьезный риск, но все же риск оправданный. Гризли предпочитал известное зло неизвестному.
Ступая след в след, они шли вдоль трещины в асфальте, старательно избегая «черной колючки» – в общем-то безобидного растительного мутанта, которому сталкерские поверья придавали почти мистические свойства.
Луна, хотя по всем законам небесной механики ей полагалось давно скрыться за неровной кромкой гор, торчала в зените, как пришитая.
«Свети, свети, волчье солнышко… – в такт шагам думал Гризли. – В Зоне один бог за всех… и если бог обеспечил такую чудовищную атмосферную рефракцию, честь ему и хвала… Вот только у Периметра он бы этот глазок прикрыл… Да еще тучками бы обеспечил… И дождичком…»
– Гризли! – негромко окликнул его Картоха.
– Что?
– Прислушайся!
Гризли поднял руку, и сталкеры остановились. Мертвящая тишина Зоны перестала быть всеобъемлющей. Она наполнилась звуками – неясными шорохами, костяным постукиванием, жалобным поскуливанием. К запаху ржавчины и тлена примешалась вонь мокрой шерсти.
– Да это же собаки… – выдохнул Торопыга.
– Дьявол… – пробормотал Гризли. – Откуда они здесь?..
– В Зоне не бывает никаких животных, – сказал Картоха. – Тут даже комары не водятся…
– Раньше не было, – откликнулся Гризли. – А теперь здесь многое изменилось… Уверен, что это не просто собаки…
– Мутанты?..
– Они… Надо убираться…
– Куда?
Гризли промолчал. Картоха был прав – деваться сталкерам некуда. Единственный безопасный маршрут до следующей «вешки» проходил по открытой местности, а произвольно менять его было, мягко говоря, неблагоразумно. Самое неприятное заключалось в том, что ни Гризли, ни его напарники понятия не имели, как следует себя вести в такой ситуации. В Зоне не водятся животные – в истинности этого утверждения сталкеры убеждались многократно, поэтому обычно они не брали оружия, здесь просто не в кого стрелять. Над Гризли, который не расставался с допотопным револьвером, втихомолку посмеивались. А вот теперь ствол может и пригодиться…
«Жаль, патронов маловато…» – мимолетно подумал Гризли, присматриваясь к щели в заводской ограде.
Псы были уже близко. Они деловито постукивали когтями по асфальту, фыркали и скулили. Волна вони катилась впереди них. Псы чувствовали себя хозяевами в этом месте и никуда не спешили. Они наверняка знали все ловушки и аномалии заводской территории и были уверены, что добыча от них никуда не денется. Людям оставалось только одно – перехитрить тварей.
Щель выглядела весьма заманчиво, но за нею могло оказаться все что угодно.
Гайка отправилась в темноту. Зазвенела по ту сторону забора по бетонке. Гризли рискнул сунуть в пролом голову. В свете луны он увидел поросшую «черной колючкой» груду кирпичей: это была часть дымовой трубы, обвалившаяся года три назад. За грудой угадывались покореженные опоры высоковольтной линии.
– Хорошие собачки… Добренькие собачки… – испуганно забормотал Торопыга Плюмбум. Гризли отпрянул от щели, развернулся.
Они находились в круге бледно-лиловых огней-светляков, и этот круг неторопливо, но неуклонно сужался. Собаки были разными: мелкие и крупные, разномастная бродячая стая вроде тех, что встречаются в городах, жители которых часто выбрасывают на улицу домашних любимцев. Паршивые, облепленные заскорузлой грязью, тощие. Скелеты, обтянутые кожей, оживленные запретной магией Зоны. С сахарно-белыми клыками в алчно раззявленных пастях. Лунный свет пылал, отражаясь в черных зеркалах расширенных зрачков псов-мутантов.
– Мужики, за мной! – п