С.А. Токарев Глава 4. Эротические обряды и культы
ЭРОТИЧЕСКИЕ КУЛЬТЫКАК ФОРМА РЕЛИГИИ
Один из древнейших, притом самостоятельных корней религиозных верований и обрядов связан с областью взаимоотношений полов. Любовная магия, эротические и фаллические обряды, различные виды религиозно-половых запретов, поверья о половых связях людей с духами и богами, культ божеств любви и брака — весь этот обширный и довольно пестрый комплекс религиозно-магических представлений и действий привлекал и привлекает к себе внимание многих исследователей. Но их рассматривают обычно по отдельным группам верований и обрядов, а не как одно целое. Любовными заклинаниями интересуются этнографы и фольклористы, занимающиеся вообще исследованием народных заговоров; божества любви и брака рассматриваются обычно в связи с аграрными культами плодородия, с которыми они и в самом деле связаны; половые запреты — в связи с историей развития семьи и брака (связь эта тоже, конечно, бесспорна). Но едва ли можно найти в научной литературе попытку рассмотреть с одной общей точки зрения все эти различные религиозные представления и культы,-попытку найти в них общую основу. В дальнейшем я постараюсь показать, что при всем их разнообразии они имеют общую природу и общий корень: этот корень — хотя и биологические в своей основе, но чрезвычайно разнообразные по историческим формам отношения между полами, включая сюда и определенную сторону брачно-семейных отношений, опосредствованных, конечно, конкретными социальными процессами. Эротические обряды и верования не всегда легко отграничить от других форм религии, особенно от земледельческого культа божеств плодородия, иногда и от шаманства, от культа личных духов-покровителей и пр. Впоследствии я коснусь ближе этого вопроса.
ПОЛОВАЯ МАГИЯ
Корни эротических верований и культов легче всего вскрыть на простейших их проявлениях: на обрядах половой (любовной) магии. Глубокая архаичность, примитивность этих обрядов не подлежит никакому сомнению. Конечно, рассчитывать на археологические свидетельства для подтверждения их древности трудно2. Но зато этнографический материал на этот счет очень обилен и вполне убедителен. Простейшие формы эротических обрядов практикуются, например, в Австралии и Меланезии. Туземец аранда, желающий приворожить к себе женщину, надевает на голову особую повязку чилара, сплетенную из шерсти опоссума или эуро и выбеленную глиной или белой корой эвкалипта, и старается попасться своей возлюбленной на глаза; перед надеванием туземец произносит над этой повязкой заклинание. Увидев человека в этом головном уборе, женщина должна неминуемо почувствовать к нему влечение и ночью прийти в его шалаш. Подобно этому туземец полуострова Газели (остров Новая Британия), когда он хочет добиться благосклонности своей возлюбленной, надевает особое украшение, которое должно магически подействовать на женщину. В этих простейших видах половой магии совершенно отчетливо видно ее происхождение из самой обычной житейской практики. Ведь надевание на себя разных украшений есть не что иное, как обычное ухаживание, которое наблюдается почти в таких же, но чисто инстинктивных формах у многих животных. В подобных полуинстинктивных действиях (молодого самца, ухаживающего за самкой) первоначально не было никакой магии. Эффект их был или мог быть вполне реальным; принарядившийся юноша действительно имел шансы покорить сердце предмета своих вожделений. Где же здесь начинается момент магии? Он заключается первоначально лишь в субъективной интерпретации производимых действий. Действительный или ожидаемый эффект применяемых средств привлечения женщины вначале вообще не был предметом каких-либо размышлений. Но по мере развития человеческого сознания — в какую именно эпоху, нам пока трудно судить — этот эффект начал осознаваться как действие какой-то особой силы. В сознании австралийцев этот шаг уже сделан: надеваемая юношей аранда головная повязка действует на женщину не сама по себе, а лишь тогда, когда над ней предварительно произнесен заговор. Но вообще говоря,.грань между инстинктивными приемами полового ухаживания и сознательно применяемыми средствами половой магии весьма мало ощутима. В приведенном выше примере, относящемся к полуострову Газели, наличие элементов магии совсем неочевидно, и, если бы не подтверждающее это прямое сообщение Паркинсона, очень добросовестного наблюдателя, едва ли можно было бы усмотреть магию в ношении молодым человеком украшений с целью понравиться девушке. В других областях Меланезии приемы эротической магии более разнообразны, но столь же несложны.
Так, например, на островах Адмиралтейства применяются, по сообщению Паркинсона, следующие приемы привораживания женщины: прикосновение к ее телу заколдованной землей или охрой; разные жесты — высовывание языка, моргание, причмокивание, бросание в женщину мелкими камешками или кусочками дерева и т. д.1 По-видимому, и здесь столь же нетрудно отыскать корни этих магических приемов — первоначально это были, по всей вероятности, лишь нехитрые способы привлечь внимание девушки известными жестами, звуками, прикосновением.
Несколько сложнее средства половой магии, применяемые у племени сулка (Новая Британия). Одно из подобных средств состоит в том, чтобы околдовать кокосовый орех и дать его незаметно съесть женщине; другой способ заключается в том, что человек натирается магическим снадобьем и во время праздника прикасается спиной к женщине; известен и более сложный способ: человек делает сигару из заколдованных листьев табака и просит родича женщины окурить ее этой сигарой, а потом остаток делит пополам и кладет половину в гнездо кусачих муравьев, а другую — в огонь. В последнем случае мы видим комбинированное применение двух типов магии: контактной и имитативной; но происхождение и этих, сравнительно более сложных, обрядов следует искать, очевидно, в том же направлении, как это намечено выше.
Социальная основа эротической магии достаточно ясна. Это та самая сфера половых отношений, которая вообще при родовом строе имела такое огромное значение для всей структуры общества. Исторически тут, видимо, важную роль сыграло господство обычаев группового брака, который, конечно, не исключал временных соединений людей в брачные пары. Область половых отношений уже тогда была одной из тех областей человеческой жизни, где больше всего простора для чувства таинственного и непонятного, но в то же время и привлекательного. Отношения между полами были древнейшей, «естественно выросшей» формой разделения труда. Немудрено, что уже простейшие действия, инстинктивно применяемые для привлечения лица противоположного пола, стали осознаваться как проявления какой-то загадочной силы. Отсюда — начало развития эротических обрядов, в которых все больше и больше начинал выступать магический элемент и которые поэтому делались все сложнее.
У половой магии, однако, есть и другая сторона, сближающая ее с вредоносной магией. Это те обряды, цель которых — причинение магического вреда какому-нибудь лицу, обычно противоположного пола, и именно в половой области. Главными специалистами по части этого вида магии у центральноавстралииских племен считаются женщины, хотя последние вообще признаются в вопросах магии менее сильными. По представлениям аранда, женщины могут различными способами нанести вред половым органам мужчины. Для этого, например, женщина будто бы берет особые копьевидные семена одной из трав и, заговорив их при помощи специального заклинания, в удобный момент направляет и бросает их в сторону того мужчины, которому она хочет повредить; от этого человек испытывает болезненное воспаление половых органов. Подобные поверья очень характерны. В основе их лежат, вероятно, опять-таки реальные наблюдения: те или иные расстройства в половой сфере мужчины действительно происходят прямо или косвенно от женщин. Понятно, почему именно последние считаются специалистами в области повреждения половых органов. А если данное представление, основанное на реальных фактах, приняло форму магических верований, причина этого кроется в том, что сфера половых отношений издавна представлялась человеку областью таинственной и загадочной.
Это последнее обстоятельство уже привлекало не раз к себе внимание исследователей: некоторые из них (Фрейд и его школа), как уже говорилось, преувеличивали его значение и пытались свести всю область религии к тем социальным и психологическим корням, которые кроются в сфере половых отношений. Для буржуазной науки очень характерна вообще тенденция, опираясь на какой-нибудь верный сам по себе, но частный факт, пытаться строить на нем всеобъемлющую теорию. В действительности половое деление человечества и связанная с ним система отношений уже в эпоху общинно-родового строя составляли один из важных, но, конечно, далеко не единственный и отнюдь не главный источник развития религиозно-магических верований и обрядов. Тем не менее обряды любовной магии известны едва ли не всем религиям земного шара, хотя, конечно, ни в одной из них они не занимают особо важного места. Так, у папуасов киваи молодые люди постоянно употребляют магические снадобья для привлечения девушек (либо их матери делают это для подыскания им невест). Вот один из способов: молодой человек прикасается листом табака к своему лбу, щекам и подмышкам, а потом набивает этим табаком трубку и просит девушку раскурить ее для него. Другой способ: парень подмешивает в питье девушки (в кокосовое молоко) колдовскую траву, растерев ее предварительно между ладонями 1. По сообщению Ландтмана, девушки меньше практикуют любовную магию, так как им никогда не грозит опасность остаться без жениха 2.
На Тробриандовых островах любовная магия тоже чаще практикуется мужчинами — и по тем же причинам. Молодой человек идет, например, к берегу моря, собирая по дороге листья определенных растений; пучок их он заворачивает в большой лист и произносит над ним заклинание, упоминая поочередно все части своего тела, которые он намеревается ими натереть. Потом он, искупавшись в море, открывает свой сверток и с ног до головы натирает кожу заговоренными листьями. Эти листья затем бросаются в море и опять с особым заклинанием, причем называется имя привораживаемой девушки. По объяснению самих островитян, «как волны гоняют листья и они движутся по морю туда и сюда, так и нутро девушки будет вздыматься». Если этот обряд не достигает цели, парень переходит к другим, более сильным средствам: например, дает девушке заговоренную пищу либо бетель. Семанги Малакки (племя джагаев) практикуют такой несложный прием любовной магии: «Мужчина, желающий приворожить к себе женщину, подсылает мальчика к своей возлюбленной во время сна, и тот смазывает ей любовной мазью грудь и лоб; женщина же подсылает к мужчине девочку»1.
Немало описано приемов любовной магии и у народов Европы, в том числе у восточнославянских. Эти приемы обычно очень несложны: тут и передача полового влечения через пот, через голубиный жир, через иглу и нитку, через след привораживаемой женщины и пр., с непременным произнесением заговора. В известном обширном труде Плосса и Бартельса «Женщина в естествознании и народоведении» описано большое количество магических любовных средств и заговоров, преимущественно у народов Европы 2.
Вообще приемы половой магии чрезвычайно однообразны и в большинстве случаев очень несложны всюду, начиная от самых отсталых и до высокоцивилизованных народов. Привораживания и отвораживания, присушки и отсушки, приворотные зелья и заговоры — весь этот нехитрый и немногочисленный инвентарь средств эротических обрядов в какой-нибудь дореволюционной русской деревне мало отличался от приемов, употребительных в Меланезии. Показателем прогресса здесь служит, пожалуй, лишь то, что у развитых народов функции половой магии попадают обычно в руки специалистов-знахарей (или чаще знахарок), тогда как у меланезийцев, например, эти приемы известны любому мужчине.
Поразительна устойчивость веры в силу любовной магии вплоть до наших дней. Она объясняется тем, что область половых отношений — одна из тех областей человеческой жизни, где собственный разум и воля человека нередко оказываются бессильными. Даже в среде европейской интеллигенции сохраняется вера в возможность как-то «приворожить» любимую женщину или любимого парня. Не случайно бытуют в русском языке (как и в других европейских языках) такие выражения, как «очаровать», «обворожить», «околдовать», означающие действие красивой женщины на мужчину. Эти глаголы, как и прилагательные «очаровательная», «обворожительная» и т. д., утратили сейчас подлинно магическое значение, но давно ли оно было им вполне присуще?
ПОЛОВОЙ ТОТЕМИЗМ
Как мы видим, происхождение обрядов половой магии и связанных с ними верований не представляет больших неясностей. Но на той же социально-психологической почве зародилась, по-видимому, и еще одна группа явлений, происхождение которой, однако, гораздо менее ясно. Это «половой тотемизм», существование которого отмечалось у очень немногих австралийских племен 1. Сущность полового тотемизма состоит в том, что все мужчины данного племени верят в свое особое родство или близость с тем или иным видом животных или растений, а все женщины верят в такое же свое родство с каким-нибудь другим видом; чаще всего, по крайней мере в Австралии, половыми тотемами служили птицы или летучие мыши. Половые тотемы подлежали такой же строгой табуа-ции, как и общие групповые тотемы: их не убивали и не ели. Напротив, некоторые наблюдатели отмечали любопытный обычай: мужчины иногда нарочно убивали тотемическое животное женщин, чтобы поддразнить их, а женщины со своей стороны платили им тем же. На этой почве между мужчинами и женщинами происходили полушуточные, полусерьезные ссоры и драки. Например, у племени вотьобалук мужчины иногда убивали сову-козодоя (женский тотем) и хвастались этим перед женщинами, поддразнивая их. Тогда женщины в отместку убивали летучую мышь (мужской тотем) и несли ее, насаженную на конец палки, с торжеством и криками. Возникала потасовка, в которой мужчины действовали копьями и бумерангами, а женщины — своими землекопалками. Такие же стычки между мужчинами и женщинами происходили у племен турбал, та-та-ти и у группы племен озера Эйр. У аранда и лоритья мужчины иногда поддразнивали женщин, показывая им убитого голубя (женский тотем). У курнаи подобные столкновения из-за половых тотемов имели какую-то не совсем ясную связь с заключением брака; брачные правила курнаи были довольно стеснительны, и одним из средств для облегчения сговора молодой пары считался взаимный вызов путем умерщвления чужого тотема — птицы. Происхождение полового тотемизма остается несколько неясным. Но во всяком случае несомненно, что в нем, а особенно в упомянутых обычаях находит свое проявление та же взаимная отчужденность полов, которая вытекала из древнейшей «естественно выросшей» формы разделения труда. Почему эта отчужденность полов приняла форму полового тотемизма, почему она выразилась в чувстве родства с тотемом своего пола и вражды к тотему другого пола? Очевидно, здесь действовали те же психологические условия, которые повлияли и на развитие обычных тотемических представлений, о чем говорилось в главе о тотемизме (гл. 1). Пример полового тотемизма только подтверждает еще раз правильность сделанного нами предположения о том, что тотемизм состоит вообще в перенесении на явления внешней природы (на животных и растения) каких-то чувств и представлений, происхождение которых коренится в условиях социальной жизни первобытной общины. На половые тотемы перенесены первобытные противоречия между полами, так же как на «фратриальные» и «клановые» тотемы перенесены противоречия между общинами.
ПОЛОВОЕ ТАБУ
Значительно более сложной для понимания, чем все сказанное выше, представляется та группа религиозно-магических представлений, связанных с половой сферой, которую можно назвать вслед за Эрнстом Краули половым табу. Эта область явлений сложна уже одним тем, что ее, во-первых, очень трудно отграничить от других категорий табу и, во-вторых, не менее трудно определить роль в ней собственно религиозных (или религиозно-магических) представлений. Как уже говорилось в начале главы, исследовавший данную группу поверий и обычаев Краули, собрав в своей книге множество фактов, приблизился в известной мере к верному пониманию их первичного корня: он заключается, по мнению Краули, в самом «факте половой дифференциации», порождающей в сознании первобытного человека безотчетное чувство опасения, осторожности в отношениях к противоположному полу. Однако взгляд Краули содержит в себе лишь первое приближение к решению проблемы, но отнюдь еще не самое решение. Ведь сам «факт половой дифференциации» есть факт чисто биологический, и, подобно другим биологическим явлениям, он обнаруживает себя в жизни людей не в непосредственной, а в социально, т. е. исторически, опосредствованной форме. Отсюда и историческая изменчивость обычаев типа «полового табу». В категорию полового табу надо зачислить довольно разнообразные виды обычаев, запретов, суеверий, а может быть, и вполне здравых представлений и традиций; отнюдь не все они имеют отношение к религии. Сюда относятся: а) стыдливость в области половой сферы и ее отправлений, свойственная в той или иной мере всем людям, в особенности в отношении лиц противоположного пола; б) обычаи разобщения полов, известные в разных формах и степенях всем без исключения народам; в) экзогамия, т. е. запрет брачно-половых отношений между лицами одного рода, фратрии и пр.; г) религиозное освящение брака; д) временное или полное запрещение всяких половых отношений для определенных лиц — ритуальное целомудрие, доходящее в некоторых случаях до кастрации и самокастрации; е) суеверные представления о «нечистоте» женщин, в особенности в некоторые моменты их половой жизни, и связанные с этим запреты женщине, особенно в эти моменты, прикасаться к орудиям промысла, хозяйственным предметам, скоту, входить в храм и пр. 1. Возникает вопрос: какое место во всех перечисленных группах запретов и ограничений, так или иначе связанных с половой дифференциацией человечества, занимают религиозно-магические представления и все ли они вообще имеют какое-то отношение к религии? Ответ на такой вопрос не так прост; но этот ответ должен помочь нам понять самый генезис того, что мы называем «эротические культы». Совершенно ясно, что по своему происхождению все эти обычаи не имеют ни малейшего отношения ни к какой религии. Происхождение их надо искать либо в чисто биологических фактах, либо в социальных условиях, либо — что вернее — в сочетании того и другого2. Ведь только стоя на крайне идеалистической точке зрения, можно, подобно Дюркгейму, объяснять экзогамию суеверными тотемическими мотивами; только с церковной богословской точки зрения можно объяснить запрет нарушать супружескую верность или запрет прикасаться к женщине в момент ее «нечистоты» божьим повелением.
Но любой запрет, любое ограничение, будь они хоть чисто биологическими по своей природе и происхождению, получают в общественной среде обязательную социальную санкцию и тем самым становятся нормой общественной морали. А мораль в свою очередь в условиях доклассового общества да и позже, вплоть до эпохи капитализма, получает обычно религиозное освящение. Так и получается, что все виды полового табу — раньше или позже — попадают в сферу притяжения религии. Однако в неодинаковой степени. Половая стыдливость, вырастающая первоначально из естественных, чисто биологических побуждений, по-видимому, меньше всего нуждалась в охране и подкреплении религиозной санкцией. Формы проявления ее у разных народов и в разные эпохи весьма неодинаковы, но это вызвано чисто историческими, социальными (или даже природными, климатическими и пр.) причинами, и религия тут ни при чем. Сравнительно редки, хотя все же засвидетельствованы, факты суеверного страха перед обнажением. Р. Бриффолт в своей книге «Матери» собрал некоторые примеры обычаев у отдельных народов защищать половые органы, особенно женские, магическими оберегами; но здесь дело идет чаще о татуировке или привеске амулетов, чем о закрывании одеждой. Он же, однако, приводит немало и отрицательных свидетельств по этому вопросу 1'.
Из новых религий католицизм наиболее строго относится к нарушениям норм в этой области, придирчиво следит за женскими туалетами и пр. (в католические церкви не допускаются женщины, например, в платьях с короткими рукавами). Обычай закрывания лица женщинами в некоторых странах Ближнего Востока — гипертрофированное выражение стыдливости — санкционирован мусульманской религией. Напротив, подчеркнутое разобщение полов в быту, выросшее на почве скорее хозяйственной, чем собственно биологической, на почве возрастно-полового разделения труда, видимо, с древнейших времен поступило под религиозную санкцию. Ведь уже у самых отсталых народов находим мы строгую ритуализацию разобщения полов, приуроченную к моменту наступления половой зрелости: так называемые возрастные инициации юношей и девушек. О системе возрастных инициации, как таковой, у нас будет идти речь в особой главе (гл. 6); сейчас надо отметить только одну ее сторону: один из существенных моментов посвятительного ритуала (у австралийцев, папуасов, огнеземельцев, калифорнийцев и других народов) состоит в том, что мальчиков на длительное время изолируют от общества женщин и за это время преподают им строгие правила поведения с женщинами. При этом и изоляция, и преподавание правил половой морали санкционируются чисто религиозными идеями, ибо учредителем и блюстителем всех этих обрядов и правил считается высшее небесное существо, требующее от юношей неукоснительного соблюдения всех предписаний. Все связанное с посвящением юношей строго табуируется для женщин, под угрозой как реального, так и сверхъестественного наказания. С другой стороны, девушки в период полового созревания тоже подвергаются длительной ритуальной изоляции, особенно от мужского общества: подобные обычаи известны у очень многих отсталых народов. О них, впрочем, будет идти речь позже в другой связи. Относительное разобщение полов в быту практикуется очень многими народами, если не всеми, хотя и в весьма разной степени; но религиозная сторона его не всегда заметна, а зачастую просто отсутствует. Например, у многих народов обычай запрещает мужчинам и женщинам совместно принимать пищу. У полинезийцев это связано с их широкой системой табу, носящей сакральный характер; в этой системе запрещение мужчинам обедать вместе с женщинами было одним из самых строгих. Недаром гавайский король-реформатор Камеамеа II, решившийся упразднить старую религию (1819 г.), начал с того, что резко нарушил этот освященный авторитетом богов запрет — вошел к своим женам и стал вместе с ними есть.
СУЕВЕРНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О «НЕЧИСТОТЕ» ЖЕНЩИНЫ
Нам осталось коснуться еще одного вида полового табу: суеверного представления о «нечистоте» женщины. Корни этого представления, сыгравшего столь зловещую роль в истории человечества, кроются в глубокой древности и сами по себе, как это обычно и бывает, не связаны ни с какой религией, ни с какой магией. Думается, что этих корней два. Первый из них — чисто биологический. Организм женщины переживает моменты, когда он требует половой неприкосновенности: это период месячных очищений и послеродовой период. Естественно, что у всех народов существует чисто стихийное, биологически обоснованное убеждение, что в эти моменты мужчина не должен общаться с женщиной. Отсюда инстинктивное отвращение к менструальной крови. Второй корень — социальный, он связан с половозрастным разделением труда. По мере его развития — еще в рамках первобытного охотничье-собирательного хозяйства — стихийно складывалось представление, известное опять-таки всем народам, что мужчине непригоже заниматься женскими делами и наоборот. Женщины обычно не принимают участия в охоте (кроме массовой облавной охоты), в морском промысле (кроме единичных случаев, например у тасманийцев, частью огнеземельцев), а мужчины пренебрегают разыскиванием растительной пищи.
И вот на этой двойственной почве, первоначально здоровой, оправданной и биологически и исторически условиями материального производства, выросли со временем ядовитые цветы: представление о «нечистоте» женщины, как таковой, и унизительные для женщины ритуальные ограничения и запреты. Это понятие «нечистоты» — уже не физической, не материальной, а ритуальной, религиозной. Само соприкосновение с женщиной, особенно в определенные моменты, грозит магической опасностью, вредит промыслу; присутствие женщины оскверняет святость некоторых наиболее священных мест.
Причины появления этих ядовитых цветов, этого надругательства над человеческим достоинством женщины, над женской природой надо, видимо, искать в социальных явлениях: в том переходе от материнского права к отцовскому, который составлял часть общего процесса разложения общинно-родового строя и который ознаменовался в конечном счете «всемирно историческим поражением женского пола», как назвал его Энгельс.
У австралийцев и у других племен, находившихся еще в условиях доклассового строя, разобщение полов было, но оно вовсе не означало ритуального унижения женщины; наступление половой зрелости девушки ознаменовывалось лишь несложным обрядом и отнюдь не вело к длительной и тягостной изоляции: женщины и подростки не допускались к тотемическим церемониям, но и мужчины не участвовали в женских обрядах. А уже у меланезийцев, где мы воочию видим развернувшуюся борьбу отцовского права с материнским, представление о «нечистоте» женщин очень заметно, но опять не везде. Если на Тробриандовых островах женщины пользуются еще полной свободой и равноправием, там" нет унизительных для женщин обычаев изоляции и связанных с этим понятий, то на соседнем острове Новая Ирландия материнское право потерпело уже существенный урон, и там наблюдались почти террористические методы подавления свободы женщин: девушек, достигших половой зрелости, сажали в маленькие темные и душные клетки, где они должны были безвыходно сидеть в течение че-тырех-пяти лет. Наблюдатель, сообщающий об этом диком обычае, рассказывает, что он сам с трудом мог выдержать несколько минут, просунув голову внутрь этой душной и жаркой клетушки. Подобные обычаи, конечно не везде столь изуверские, отмечены и в некоторых других местах Меланезии. В Полинезии ритуальные ограничения, лежавшие на женщинах, вплетались в сложную систему табу. Для женщин были табуированы (правда, не везде и не одинаково) некоторые виды пищи, например свиное мясо, употребление кавы, вход в святилище и в жилище вождей и знати, кое-где женщины не могли входить в лодку, ходить по некоторым дорогам и пр.1 Что касается общего почти всей Океании обычая раздельной еды мужчин и женщин, он относится больше к обычаям разобщения полов (см. выше.).
Однако у народов Океании представления о «нечистоте» женщин и связанные с ними ритуальные запреты не получили еще особого развития. У народов арктического Севера они выражены гораздо сильнее, хотя опять не у всех. Таких запретов не было у чукчей, коряков, ительменов, где наиболее сохранились остатки материнского рода: у этих народов женщины пользовались даже привилегированным положением в обрядовой жизни. По например, у ненцев, у которых следы материнского рода почти изгладились, ритуальные ограничения, лежавшие на женщинах, были очень строги и их сопровождала идея «нечистоты» женщины: женщина не могла прикасаться к промысловому инвентарю, перешагивать через него, не могла прикасаться к нарте, на которой перевозили священные изображения, не могла обходить кругом чума, не могла употреблять некоторых видов нищи — мяса медведя, осетра, щуки, головы оленя и др. У некоторых народов Сибири, например на нижнем Амуре, был обычай удалять женщину на время месячных очищений и на время родов в особый холодный шалаш, где она оставалась без всякой помощи. Такой же обычай известен и у некоторых других народов, например у горцев Кавказа — хевсуров, пшавов, тушин и др.2
Подобные обычаи ритуальной изоляции женщин связаны с широко распространенным суеверным убеждением, что женщина во время ее периодической «нечистоты», особенно при первом ее появлении, может причинить магический вред окружающим. В Индонезии есть поверье, что мужчина даже при случайном приближении к ней может потерять свою силу, не будет побеждать врагов на войне. Эскимосы Берингова пролива верят, что мужчина от этой же причины может потерять охотничье счастье. Жители Уганды верят, что менструирующая женщина может одним прикосновением нанести болезнь на своего мужа, а если прикоснется к его оружию — он будет убит в первом же бою. У индейского племени гуайкири (река Ориноко) есть даже поверье, что женщина в этом состоянии может вызвать засуху.
Остатки такого суеверно опасливого отношения к женщинам сохранились и у народов Европы: известно, например, предубеждение рыбаков против присутствия женщины в лодке во время промысла — это дурно-де влияет на улов рыбы; подобное же предубеждение есть у шахтеров, из суеверных мотивов не позволяющих женщинам спускаться в шахту.