Но Лена не вытерпела, сразу же съела половину банки, и у нее вспух живот. А от соли ужасно хотелось пить, и ей приходилось
выползать на кухню, где стояло большое ведро воды. Принести ведро в комнату она не могла – сил не хватало – а жажда все не отпускала. Так она и заснула в конце концов на кухне, прива-лившись спиной к табурету.
«Почему я сейчас об этом вспомнила? – подумала Лена. – Это же было давно, еще в мае. Наверное, потому, что очень хочется пить...»
Пить действительно хотелось даже больше, чем есть. Солнеч-ное медовое пятно уже перебралось с пола на кровать. В комна-те было жарко и душно – законопаченные окна не открывали с прошлого лета.
Надо было встать и идти за водой. Вот только сил на это не было совершенно никаких.
– Пить, – жалобно позвала Лена. – Дайте, пожалуйста, воды...
Но никто, конечно, ее не слышал. Тетя Зина жила этажом выше, а в квартире, которую занимала когда-то большая и дружная семья Энгельгардтов, кроме Лены, никого не было. Лена заплакала. Она думала о том, что если бы кто-то из ее родных остался бы жив, то и ей не нужно было бы умирать. «Твоя беда в том, что ты несамостоятельная», – сказала как-то мама. Но она же в этом не виновата! Это бабушка и мама так ее разбаловали. Да и на службе – Лена работала счетоводом в лесозаготовительной конторе – отношение к ней было всегда снисходительное. «У Ленки ветер в голове», – смеялись сослу-живцы.
И вот она осталась одна, и некому было даже побранить ее за несамостоятельность. И никто не мог принести ей стакан воды. Следовало собрать последние силы и идти на кухню са-мой. Лена попыталась напрячь мышцы ног, но безуспешно. Ног она больше не чувствовала. Вообще. У нее всегда были очень красивые, длинные и стройные ноги. Мужчины на них загля-дывались. А теперь они безобразно отекли, круглые когда-то
колени стали какими-то шишковатыми, а стопы распухли. Да еще вдобавок ноги перестали ее слушаться. Лена заплакала снова, на этот раз от бессилия.
– Пить, – шептала она сквозь слезы, – я хочу пить...
И случилось чудо.
Ее высохших, пергаментных губ коснулся металл, и в рот Лене потекла струйка воды. Прекрасной, холодной, чистой воды с едва заметным лимонным привкусом.
Лена открыла глаза, но они были полны слез, и сначала она видела только качающиеся над ней размытые тени.
– Пей, – сказал голос в недосягаемой вышине. – Пей, сколько хочешь.
Это было восхитительно – пить, сколько душе угодно. Но как только угасла жажда, Лена снова почувствовала вгрызающий-ся во внутренности голод.
Она ничего не произнесла вслух, но тот, кто напоил ее во-дой из фляжки (Лена уже видела, что это плоская офицерская фляжка), очевидно, понял все и без слов. Он осторожно, двумя пальцами, положил ей на язык что-то твердое и очень-очень сладкое.
Шоколад!
Лена не ела шоколада с прошлого июля. И не надеялась, что когда-нибудь снова почувствует во рту его вкус. Но это был са-мый настоящий шоколад, он постепенно таял на языке, и Лена сглатывала сладкую слюну, боясь проглотить кусок целиком.
– Ешь, – сказал голос. – Потом я дам тебе еще.
Теперь Лена видела, кто говорит с ней. Это был высокий свет-ловолосый военный, с красивым, но немножко рубленым ли-цом. Такой скандинавский красавец-викинг. До войны такой тип мужчин не слишком нравился Лене, но сейчас военный ка-зался ей самым прекрасным человеком на свете.
– Ну что, – спросил он, улыбаясь, – пришла в себя, сестрен-ка?
Улыбка у него была замечательная – широкая, белозубая. Лена постаралась улыбнуться ему в ответ, с ужасом думая о том, что уже несколько дней не причесывалась.
– Да, – прошептала она, чувствуя, что краснеет. – Спасибо...
вам.
– Можешь говорить мне «ты», – сказал военный. – Меня зовут Олег. Лейтенант Олег Гусев, радиоразведка.
«Ему совершенно не идет это имя, – подумала Лена. – Вот если бы его звали Харальд или Эйрик... как героев исландских саг... это подошло бы ему больше».
Вслух она сказала:
– Спасибо, Олег. Я очень давно не ела шоколада...
– Тебе сразу много нельзя, – как будто оправдываясь, сказал Гусев. – Но я тебе оставлю, у меня тут целая плитка.
«Целая плитка!».
Лене хотелось петь и смеяться от радости. Но ни на то, ни на другое у нее не было сил, поэтому она просто благодарно при-крыла глаза.
– Я к тебе, сестренка, вот по какому делу, – сказал викинг. – Брата я твоего разыскиваю, Леву. Мы с ним когда-то вместе в университете учились.
– Леву? – переспросила Лена непонимающе. – Моего брата Леву?
– Ну, да, – в голосе викинга послышались нетерпеливые нот-ки. – Нас в Ленинград прислали на неделю, срочная команди-ровка... вот я и решил его отыскать. А он не с тобой живет, се-стренка?
– Нет, – тихо ответила Лена. – А вы что же, совсем ничего не знаете?
– О чем?
– Ну, вы же учились вместе... должны были знать...
– Я после второго курса в Киев уехал, – улыбнулся викинг. – А на письма Левка мне почему-то не отвечал.
– Его арестовали, – сказала Лена. – Еще в тридцать... трид-цать девятом. Нет, в тридцать восьмом.
Она задумалась, припоминая. Да, ей как раз исполнилось де-вятнадцать лет. Лев должен был прийти к ней на день рождения, но не пришел, потому что накануне его и еще двух студентов
0сего курса забрали в Большой дом. А через неделю после его ареста их с мамой вызвал следователь и долго расспрашивал о Льве. Какие-то странные он задавал тогда вопросы... что-то про экспедицию в Среднюю Азию...
– В тридцать восьмом? – удивился Гусев. – А я ведь как раз в тридцать восьмом уехал в Киев. Как нехорошо получилось! И что с ним, с Левкой, стало потом?
– Отправили в лагерь. Что же еще? Куда-то на север, кажется, в Норильск.
– Вот черт! – воскликнул викинг. – А за что? Чем Левка-то провинился?
– Пожалуйста, – попросила Лена, – дайте еще шоколаду...
– Погоди, сестренка, тебе столько сразу нельзя, а то плохо станет. Ты расскажи мне лучше, за что же Левку в лагерь за-сунули?
«Какой глупый, – подумала Лена про викинга. – Почему он задает все эти вопросы мне?»
– Я же не следователь, – проговорила она, – я не знаю... Вы у него спросите лучше.
– Какой следователь? – лицо Гусева приблизилось, Лена раз-личала красные прожилки в уголках его глаз – видимо, лей-тенант давно не спал. – Ты знаешь, какой следователь вел его дело?
Простой этот вопрос поставил Лену в тупик. Ей очень хоте-лось шоколада, и желание это вытесняло из головы все прочие мысли. Конечно, она знала, какой следователь вел дело Льва, он же потом с ней разговаривал, а после разговора («Это не допрос, Елена Николаевна, никоим образом не допрос») пригласил ее
встретиться вечером, сходить в кино и погулять в Летнем саду. И они встретились, и встречались потом еще раза три, и следо-ватель был ничего, довольно симпатичный и обходительный, ухаживал очень красиво... Он обещал, что поможет Льву, если тот расскажет что-то про Среднюю Азию, и попросил ее, Лену, написать брату письмо. А потом, когда она написала это пись-мо, следователь... как же его звали? Сергей? Нет, вроде бы не Сергей... Он был армянин, и фамилия у него была армянская, кажется, Бархударян... а звали его смешно – Сурен. Да, так вот, когда она написала письмо, где просила брата рассказать все, о чем будет спрашивать его следователь, Сурен пригласил ее в ресторан. И они очень весело провели время, было много вкус-ной еды, шампанского и фруктов... а после ресторана Сурен от-вез ее к себе. У него была большая комната на второй линии Васильевского острова, и там он подарил ей цветы – огромный букет роз – и сказал, что она самая прекрасная девушка, кото-рую он видел в своей жизни. А когда Лена хотела уйти, Сурен сказал, что от ее поведения зависит, какое наказание ждет ее брата. И Лена, конечно, никуда не ушла...
Следователь, наверное, сдержал слово, потому что в трид-цать девятом дело Льва неожиданно направили на пересмотр. Лев уже к этому времени был в лагере, в Медвежьегорске. Его снова привезли в Ленинград и началось новое следствие. Но вел его уже не Бархударян, а другой следователь по фамилии Лизерман. Этот с Леной не заигрывал, говорил жестко. Его интересовал какой-то предмет, который Лев нашел в экспеди-ции, кажется, фигурка птицы. Лизерман спрашивал, давал ли ей Лев этот предмет, и Лена созналась, что да, давал, один раз, когда она в школе сдавала экзамен по немецкому. «Это вроде талисмана, – сказал ей тогда брат. – Ты просто зажми его в ку-лаке, и отвечай, и ничего не бойся». Она так и сделала, и талис-ман помог, она сдала экзамен на пять, и преподаватели потом удивлялись, как это безалаберная Лена Гумилева, у которой по
немецкому никогда выше тройки оценок не было, отвечала без запинки на прекрасном языке Шиллера и Гете. Да она и сама удивлялась, если честно.
Лизерман ей показывал эту фигурку, но в руки не давал. Да, они забрали ее еще когда арестовали Льва, вместе с другими его личными вещами. Показывал ей следователь и какую-то старую карту, но Лена о ней ничего не могла сказать – она всег-да плохо разбиралась в географии, а на этой карте еще и напи-сано все было не по-русски.
– Значит, их интересовала карта и фигурка? – спросил Гусев,
0ив этот момент Лена вдруг очень ясно поняла, что он никакой не однокурсник Льва, а тоже, наверное, следователь.
– Вы из Большого дома? – спросила она испуганно.
Но викинг не понял ее.
– Откуда? – переспросил он.
– Так здесь называют главное управление НКВД, – тихо под-сказал чей-то голос сбоку. – Оно находится на Литейном про-спекте.
Лена повернула голову. В нескольких шагах от кровати стоял невысокий блондин с невыразительным лицом. Лене он пока-зался смутно знакомым. Где-то она его уже видела, но где?
– Я не из НКВД, – покачал головой викинг. – Я же говорю, я друг Льва. Но меня очень интересуют его вещи и письма. Он писал тебе письма, Лена?
«Я не говорила, как меня зовут, – подумала девушка. – Конеч-но, ему мог сказать сам Лев, но почему-то мне кажется, что это не так. И разговаривать он стал совсем по-другому – уже не игра-ет в простачка. Может быть, зря я ему все это рассказала?»
– Ты же сама говорила Николаю Александровичу, что Лев пи-сал тебе письма, – мягко сказал блондин. И тут Лена его вспом-нила – это был знакомый деда, работавший в филармонии. До войны дед посещал филармонию каждую неделю, иногда выта-скивал с собой и Лену, хотя она терпеть не могла ту скучную му-
зыку, которую там играли. И там она несколько раз видела этого блондина, как же его звали... кажется, Николай Леонидович.
– А вы что здесь делаете, Николай Леонидович? – спросила Лена. – Тоже ищете Льва?
Блондин с лейтенантом переглянулись. Гусев едва заметно кивнул.
– Да, – ответил блондин, – я тоже разыскиваю Льва. Так по-лучилось, что он нам очень нужен. И находки, которые он при-вез из экспедиции – тоже. Если мы сможем их отыскать, то это, возможно, поможет Льву.
– Находки – в Большом доме, – сказала Лена. Разговор вымо-тал ее и она все сильнее хотела шоколада. – А письма Льва – в секретере, в верхнем правом ящике. Только пожалуйста, не за-бирайте их насовсем...
Викинг обернулся и сделал кому-то знак. Значит, в комнате кроме него и Николая Леонидовича, были и другие люди.
Послышался скрип выдвигаемого ящика. Потом кто-то вы-ругался по-немецки.
– Друзья, – торопливо проговорил Николай Леонидович, – друзья, мне кажется, не стоит...
– Sowieso sie ist schon tot, – произнес чей-то насмешливый го-лос. Лене стало страшно. Она плохо училась в школе и по не-мецкому до выпускного экзамена у нее были одни тройки, но эту фразу она поняла. «Она все равно мертва», – произнес чело-век у секретера. Но ведь она была еще жива!
В этот момент Лене вдруг отчаянно захотелось жить. Как она могла быть такой размазней и нюней? Ну и что, что ей тяжело вставать с постели! Она сумеет, она обязательно сумеет! Она попросит у тети Зины обратно свои карточки и будет ходить
0вбулочную сама. Сейчас лето, и она может собирать мать-и-мачеху и лебеду. И постепенно ноги снова расходятся, главное их все время тренировать. Может быть, если викинг оставит ей немного шоколада, это придаст ей недостающих сил.
– Дайте шоколада, – жалобно попросила она. – Я же помогла вам, я все вам рассказала...
Но викинг покачал головой.
– Тебе нельзя столько шоколада сразу, Лена. Тебе может стать плохо. А мы же не хотим, чтобы тебе стало плохо, правда?
– Пора уходить, – нервно проговорил Николай Леонидович. –
0Влюбую минуту может зайти соседка...
– Письма здесь, – сказал стоявший у секретера обладатель на-смешливого голоса. – Пять штук.
– Их было пять, Лена? – спросил викинг. – Ты помнишь, сколь-ко писем написал тебе Лев?
– Не помню, – чуть не плача, ответила девушка. – Пожалуй-ста, оставьте мне шоколад...
Лейтенант Гусев вздохнул.
– Конечно, – сказал он. – Конечно, мы оставим тебе шоколад, милая Лена.
Его большая рука погладила Лену по впалой щеке. Прикосно-вение было приятным и даже нежным.
– А сейчас поспи, милая Лена. Ты очень устала, тебе надо от-дохнуть.
Крепкие пальцы викинга вдруг сомкнулись вокруг ее шеи, как будто он хотел приподнять голову Лены с подушки, чтобы поцеловать в губы. Лена широко открыла глаза и встретилась с лейтенантом взглядом. Лейтенант улыбался, но глаза у него были холодные, как две голубые льдинки.
Тетя Зина, зашедшая к Лене спустя полчаса, увидела безжиз-ненно свесившуюся с кровати тонкую руку, и сразу все поняла.
– Вот дурища-то, прости Господи, – прошептала она. – Не мог-ла еще пять деньков протянуть – я бы августовские карточки за нее получила. А ведь старалась, хлебушек тратила...
И в сердцах плюнула на затоптанный чьими-то сапогами пол.
Глава десятая
Самоволка
Москва, июль 1942 года
– Сегодня у нас водные процедуры, – сказал Жером на сле-дующее утро. – Будем форсировать реку.
– Да ее курица вброд перейдет, – хмыкнул Теркин. – Чего там форсировать...
– Ширина реки – около тридцати метров, – продолжал Жером невозмутимо. – Глубина – от полутора до четырех метров. Мы будем учиться форсировать ее бесшумно, так, чтобы условный противник на том берегу ничего не заметил бы. Это не так про-сто, как вам кажется. Поэтому тренироваться мы начнем пря-мо сейчас, а экзамен у нас будет ночью.
Он раздал курсантам водонепроницаемые прорезиненные мешки.
– Это для оружия и боеприпасов. Существует несколько спо-собов преодоления водных преград, и один из них заключается
0втом, чтобы снять с себя одежду и вместе с оружием сложить вот в такой мешок. На том берегу вы переоденетесь и присту-пите к выполнению задания. На первом этапе условным про-тивником будут чучела, но ночью там будут дежурить настоя-щие солдаты. Стрелять они, конечно, будут холостыми, но вот по шее могут надавать вполне серьезно.
Все свое детство Лев провел в городе Бежецке, стоявшем на крутых берегах реки Мологи. После широкой, разливавшейся на полкилометра Мологи, безымянная речка, в которой кур-санты купались и ловили рыбу, казалась несерьезным препят-ствием. Для Теркина, время от времени совершавшего вылазки
в стоявшую на другом берегу деревню, задание тоже не выгля-дело сложным. И Катя, и Шибанов прекрасно плавали... Так в чем же здесь подвох?
Когда курсанты первый раз пересекли реку, Жером, перепра-вившийся раньше на лодке, встретил их у самого берега. В ру-ках он держал срезанную с куста ореха ветку.
– Это автомат, – объяснил он. – А я – солдат противника. Командир навел ветку на них и изобразил автоматную оче-
редь. Выходившие из воды курсанты застыли в недоумении.
– Задание вы провалили.
– Это нечестно! – возмутился Шибанов. – Вы же знали, что мы сюда приплывем! А по условиям задачи часовые стоят вон там, у ограды!
Он показал пальцем на чучела. От берега до чучел было ме-тров двадцать.
– Я там и стоял, – терпеливо объяснил Жером. – Но вы так шумели и плескались, что я, естественно, решил посмотреть, не завелся ли в реке бегемот.
– Шумели? – удивилась Катя. – А по-моему, мы очень тихо плыли...
Командир покачал головой.
– Увы, нет. Хотите, устроим проверку? Вы, Катя, оставайтесь со мной, а остальные возвращаются на тот берег и делают еще одну попытку. Если Катя скажет, что вы плыли бесшумно, бу-дем считать, что вы готовы к ночному экзамену.
– Жук французский, – процедил сквозь зубы Шибанов, ког-да они вернулись на «свой» берег. – Ему только бы с Катькой наедине остаться...
Лев бросил удивленный взгляд на капитана. Жером и Катя, накинувшая на плечи гимнастерку, но оставшаяся голоногой, шли к чучелам, о чем-то оживленно переговариваясь.
– Да ты просто Отелло какой-то, – усмехнулся Гумилев. – Те-перь к командиру ревнуешь?
– А ты что, слепой? Не видишь, как он на нее смотрит?
– Ладно, хлопцы, – примирительно сказал Теркин, – давайте лучше думать, как реку переплывать будем. Ты, капитан, в про-шлый раз очень сильно ногами молотил. Я, конечно, понимаю, что у тебя ноги как у жеребца, но все-таки поаккуратнее надо.
0Аты, Николаич, когда рукой загребаешь, плещешься громко.
– А ты вообще плаваешь, как дерьмо в проруби, – буркнул обидевшийся на критику Шибанов.
– Зато тихо, – сказал Теркин, и все рассмеялись.
На этот раз Гумилев решил взять водонепроницаемый ме-шок в зубы – это позволяло работать руками почти бесшумно. Шибанов вообще нырнул и плыл под водой, лениво двигая му-скулистыми ногами. Василий плыл на боку, придерживая ме-шок рукой, но ухитрялся при этом двигаться совершенно без-звучно.
Из воды выходили по одному, стараясь глубоко наступать всей ступней в мокрый песок – это позволяло избегать хлюпа-нья. Шибанов молча ткнул пальцем в свой мешок – переодева-емся, мол.
Но переодеться они не успели. Катя сбежала вниз по склону, лицо у нее было растерянное.
– Ребята, вы только не обижайтесь, но вас очень хорошо было слышно. Особенно, Лев, тебя. Но и остальных тоже. Товарищ Жером сказал, что на месте часовых просто открыл бы огонь по воде, еще когда вы были на середине...
– Вот те нате, хрен в томате, – разочарованно протянул Тер-кин. – Старались-старались, и все, выходит, зря?
– Почему «зря»? – удивился Шибанов. – Значит, будем трени-роваться, пока не получится. А ты, Катюша, будешь с нами пла-вать, или так всю дорогу на бережку прозагораешь?
– Буду, конечно! – девушка аккуратно упаковала свою гим-настерку в мешок и закинула его за плечо. – Ну, что, поплыли
– кто первый на тот берег?
Наплавались в тот день так, что Гумилеву казалось – еще не-много, и у него отвалятся руки. Сначала Жером не давал им даже вылезти из воды, но ближе к вечеру смягчился и несколь-ко раз подпустил к чучелам. Там отличился Теркин – неслышно подполз к «часовому» сзади и, мгновенно выпрямившись, пере-резал ему горло десантным ножом. Шибанов поступал проще
– обхватывал голову противника своими здоровенными лапа-ми и резко сворачивал шею. Лев, понимая, что на такой трюк у него просто не хватит силы, старался повторять действия Тер-кина, но это оказалось непросто – на то, чтобы встать из травы, у него неизбежно уходило несколько секунд, за которые стояв-ший за чучелом Жером успевал развернуться и наставить на него оружие.
– Не майся дурью, – сказал Льву Шибанов, – толкай его под колени, прыгай сверху и режь горло. Только точно надо по-пасть, вот сюда, – он показал, куда именно.
Лев попробовал – свалить чучело таким образом оказалось совсем несложно, но что будет с живым человеком? Жером, глядя на его старания, только качал головой.
– В вас, Лев Николаевич, нет злости. А она должна быть. Ина-че вы проиграете бой, даже если противник будет слабее и...
нерешительнее вас.
Командир гонял их до ужина – ни стрельб, ни радиодела в этот день у «Синицы» не было.
– В ноль часов тридцать минут – сбор на берегу, – распорядил-ся он. – Задача остается прежней – пересечь реку, снять часовых, дойти до ограды. «Снимать» часовых будете вот этим – он раздал курсантам куски угля. Задача – провести черную полосу на шее условного противника. В вашем случае, капитан – после того, как будет сымитировано скручивание шейных позвонков.
– Поспать надо, – сказал рассудительный Теркин, когда они возвращались с ужина. – Пять часов как-никак. Заодно и тело отдохнет.
Но Лев не смог заставить себя уснуть. Стоило закрыть гла-за, как перед ними начинали плескаться зеленые воды реки. Мышцы болели так, как будто их прокрутили через мясоруб-ку. Гумилев ворочался на койке, с завистью прислушиваясь к ровному сопению Теркина и всхрапыванию Шибанова. В конце концов, это ему надоело и он вышел на террасу.
Солнце садилось за далекий лес на другом берегу реки. Лев вспомнил, что, прыгая с парашютом, видел где-то в той сторо-не видел смутные очертания огромного города. Значит, их база расположена почти точно к востоку от Москвы.
За его спиной скрипнула дверь. Гумилев обернулся.
– Не спится? – негромко спросила Катя. – Вот и мне тоже. Не-множко волнуюсь.
– Ну, тебе волноваться нечего, – сказал Лев. – Ты же часовых снимать не будешь...
По разработанному Жеромом плану, Катя оставалась у реки, на случай, если курсантов надо будет прикрыть огнем.
– А если с вами там что-то случится? Что я одна буду делать
0втылу врага?
– Ты слишком близко к сердцу все принимаешь, – сказал Лев.
– Это же тренировка, игра.
– Это сейчас игра. А как забросят нас к немцам в логово, что тогда?
– Ну, вот тогда и будешь волноваться. Ты же не боялась, когда мы вчера прыгали?
– Ничего ты не понимаешь, – сказала Катя с досадой. – Я во-обще не про страх. Просто во всем должен быть какой-то смысл. Смысла мне оставаться одной на берегу я не вижу. Что значит
– прикрывай огнем? Там же не видно ничего. Если начнет-ся стрельба, как понять, где свои, где немцы? А если я в кого-нибудь из вас попаду? По-моему, это глупость.
– Знаешь, – сказал Лев, – я бы с тобой поспорил, но не стану.
0Втактике я ничего не понимаю, а Жером, мне кажется, в этих
диверсионных операциях большой дока. Так что я ему просто верю – и все. Если он говорит, что тебе надо оставаться и при-крывать, значит, так лучше для всех.
– От такого умного парня можно было ожидать большего, – фыркнула девушка.
– От него или от меня?
– Какой ты наглый, оказывается!
Лев жестко усмехнулся.
– Был бы не наглый, меня бы урки закололи еще в Крестах...
– Слушай, – Катя замялась, – не хотела тебя спрашивать, но раз уж ты сам... Лев, а за что тебя посадили?
– Вообще-то меня сажали несколько раз. Последний раз дали десять лет за участие в студенческой террористической орга-низации прогрессистов.
– А кто такие прогрессисты? – после некоторого молчания неуверенно спросила Катя.
– А черт их знает! – весело отозвался Лев. – Нас всего трое было, причем с одним из «прогрессистов» я познакомился толь-ко в камере... Да это же понятно, как делается – приходит на факультет разнарядка, нужны трое, или четверо, или пятеро террористов... или фашистов... или еще каких-нибудь врагов народа. А в деканате уже решают, кто лучше подходит на эту роль.
– Да что ты такое говоришь, Лев! – возмутилась Катя. – Этого просто не может быть. У нас просто так не сажают.
– Я и не говорю, что просто так. Для того, чтобы тебя посади-ли, необязательно действительно быть врагом народа, понима-ешь? Это все объективные законы истории. А поскольку законы истории действуют не столько на отдельных людей, сколько на массы, то обижаться бессмысленно. Я могу сколько угодно до-казывать, что меня посадили несправедливо, но даже если мне удастся доказать свою невиновность, это не отменит закона. И завтра посадят еще двадцать невиновных. А потом еще сто.
Катя отодвинулась.
– Иногда, – сказала она напряженным голосом, – я не знаю, как к тебе относиться...
Лев негромко рассмеялся.
– Что здесь смешного?
– Ничего. Просто я последнее время пытаюсь найти ответ на тот же вопрос.
– Какой?
– Как мне относиться к сержанту медицинской службы Кате Серебряковой.
Повисло молчание. Катя положила локти на перила веранды
0иделала вид, что полностью поглощена созерцанием затухаю-щего заката.
– Ты мне очень нравишься, Катя, – сказал Гумилев.
Ночное форсирование реки прошло успешно. Плыли так тихо, что слышно было, как шуршат под тихим ветерком прибрежные камыши. Выбравшись на берег, решили не переодеваться, по-ползли по склону в одних трусах. Ползти было колко, Лев оца-рапал себе живот какой-то колючкой. Потом прямо перед ним внезапно возник силуэт часового – это был невысокий узкопле-чий паренек в не по размеру большой гимнастерке. В отличие от чучел, на которых они тренировались днем, паренек стоял к нему не спиной, а боком. Пока Лев раздумывал, что ему делать, где-то справа послышался шорох и звук падающего тела. Паре-нек, сдергивая с плеча винтовку, развернулся на звук и тут Лев прыгнул и ударил его, как и учил Шибанов, под коленки. Часо-вой, оказавшийся неожиданно легким, упал плашмя, не успев даже выставить руки. Гумилев навалился ему на спину и при-нялся тыкать в шею зажатым в кулаке куском угля. Паренек ба-рахтался под ним, бормоча сквозь зуб: «Пусти, пусти, сволочь», но Лев и не думал его отпускать. Внезапно склон залило ярким светом – это включились прожектора на столбах ограды.
– Все, – раздался громкий голос Жерома, – отставить борьбу
0впартере. Разойтись всем.
Курсанты, отряхиваясь, поднялись. Паренек, на котором си-дел Лев, ухитрился пнуть его сапогом в лодыжку.
– Товарищ майор, этот гад мне шею свернул, – жалобно про-говорил сидевший в траве верзила, которому посчастливилось встретиться с Шибановым. – И ухи чуть не оторвал! Говорили же, что схватка учебная будет...
– Уши, деревня, – сказал капитан, – а с шеей твоей ничего не случится. Хочешь, обратно заверну?
– Ну тебя к черту! – испугался верзила и жаловаться пере-стал.
– Курсанты, за мной, – скомандовал Жером и повел всех к бе-регу. – Так, где у нас сержант Серебрякова?
– Я здесь, товарищ Жером, – донесся от реки испуганный го-лос. – Я тут в камышах позицию заняла.
– Выходите, – велел командир. Раздался плеск, и в свете бью-щих сверху фонарей показалась Катя – блестящая от воды, по-хожая на русалку. В руках у нее была снайперская винтовка.
– А это вам зачем? – нахмурился Жером. – Вы же должны были прикрывать группу автоматным огнем...