Все, что могу делать, это наблюдать, как он смотрит на меня, в то время как врезается во внутрь; его исступленный взгляд — моя погибель. Затем он наклоняется вперед и с голодом набрасывается на мой рот. На мгновение я закрываю глаза. Я на грани, ощущаю лишь удовольствие. Затем он кусает мою губу, и меня уносит.
Мое тело яростно сокращается, толкая его к краю.
— О, черт, — восклицает он после того, как мы оба достигаем пика, и я цепляюсь за его дрожащие плечи. Он опирается головой о стену выше моего плеча, и глубоко вздыхает.
Затем меня накрывает осознание происшедшего.
Внезапно его запах окружает меня, вес его тела прижимает к стене, хотя секунду назад это казалось таким эротичным, а сейчас удушающим. И я действую, не задумываясь, отталкивая его от себя. Он с удивлением подается назад, в процессе выходя из меня. Когда он отпускает меня, я, даже не посмотрев на него, поправляю свою юбку и трусики, хватаю сумочку, которую, должно быть, уронила на пол, и на чертовски дрожащих ногах ухожу.
Суббота, 11 июля
Спенсер
БАХ, БАХ, БАХ.
БАХ, БАХ, БАХ.
Какого черта? Потягиваясь, стараюсь сосредоточиться на звуке, нарушающем мой сон. БАХ, БАХ, БАХ.
Почему стучат? БАХ, БАХ, БАХ. Где гребаный Уилл? БАХ, БАХ, БАХ.
Иисус.
— Хорошо, хорошо, иду, — бормочу я, заставляю себя принять вертикальное положение и хватаюсь за голову. Протягиваю руку к ящику с нижним бельем, по-прежнему сидя на краю кровати. Мои глаза едва открыты; еще чертовски рано. Захватываю еще штаны из ящика, поднимаю одну ногу, чтобы надеть их, и вновь раздается этот звук.
БАХ, БАХ, БАХ.
БАХ, БАХ, БАХ. Твою мать!
— ХОРОШО, — ору я. — Я иду! — надеваю штаны, встаю и иду по коридору к лестнице. Я на полпути вниз, когда звук раздается вновь.
БАХ, БАХ, БАХ.
БАХ, БАХ, БАХ.
— Черт побери, — ворчу я, открывая входную дверь. — Где гребаный пожар? — именно тогда я сталкиваюсь с этим сексуальным, раздражающим шаром гнева в одежде для бега.
— Мы должны поговорить, — требует она, проходя мимо меня.
— Доброе утро. Ну уж, черт возьми, заходи, раз пришла!
— Надень на себя чертову одежду, — требует она.
Смотрю, как она уходит на кухню, и мельком осматриваю свое обнаженное тело. Поправляю свое достоинство и усмехаюсь.
— Не-а, я и так хорош, — отвечаю я и наблюдаю за ее реакцией.
— Ну а я не хочу видеть это, — бросает она через плечо.
— Малышка, не обманывай себя. Если бы ты не хотела видеть это, ты бы осталась дома.
— Эй! — произносит она, поворачиваясь ко мне лицом. — Я не хочу быть здесь.
Шагаю чуть ближе, наблюдая за ней и понимая, что это именно то место, где я трахнул ее вчера, и я могу повторить это вновь, если захочу. Она тоже думает об этом, ее соски так и просят повторить все. Такое состояние для них привычное, и я знаю, как она это ненавидит.
— Ну, тогда, Принцесса, я не совсем понимаю, почему ты здесь.
— Потому что ты… — кричит она, указывая на стену рядом с нами, затем понижая голос до шепота, шипит — потому что МЫсделали это без… — она вновь замолкает.
Смотрю на нее в непонимании, что она несет?
— Еще рано, Принцесса, ты не могла бы разъяснить все подробнее?
Она вздыхает.
— Потому что у нас был незащищенный секс!
О.
Это.
— Уверена, что для тебя это очередной пятничный загул, но я волнуюсь!
Вчера вечером, после того как она ушла, я был так зол, что даже не подумал об этом. Давайте посмотрим правде в глаза, я просто не думал, точка.
— Разве ты не принимаешь таблетки или что-то типа этого?
— Это не твое дело, — выплевывает она.
— Думаю, ты сделала это и моим делом, разве нет?
— Да, придурок, я пью таблетки, но мне кажется, ты упускаешь главное. Ты должен провериться.
— Должен провериться? А что насчет тебя?
— Я чиста!
— Я тоже.
— О, прекрати, ты, наверное, перетрахал все, что двигалось с юга до востока.
— Кого я «трахаю» — это не твоя забота.
— До тех пор, пока ты не оказался во мне и не поделился тем, что подобрал у них.
— Оказался в тебе? — что за хрень? Она НЕ может обвинить меня в этом. Возможно, я и взял все под свой контроль, но я бы никогда не взял то, чего бы мне не предложили. — Не слышал, чтобы ты говорила «нет», — рычу я. Она не может отрицать того, что все было взаимно. Сожаления — это ее проблема, не моя. Ей нужно напомнить о том, как она забылась, когда я находился в ней. — Я слышал, как ты стонала, Принцесса. Я видел, как ты кончила, чувствовал, какая ты мокрая была для меня.
Она заметно вздрагивает.
— Но ты и не слышал, что я сказала «да», ведь так? — возражает она, прищурившись и рассчитывая, как далеко она может меня толкнуть.
Я откидываю голову назад и смеюсь.
— Нет, это было больше похоже на «ДА!... даааааа», — во второй раз я шепчу, протягивая звук, похожий на тот, что она издавала прошлой ночью, когда прижалась ко мне, отчаянно пытаясь достичь наивысшей точки наслаждения.
Ее ладонь встречается с моим лицом прежде, чем я могу это заметить. Черт.
Я закрываю глаза, когда моя голова от силы удара откидывается назад. В потрясении я касаюсь поврежденной кожи и поворачиваюсь назад, чтобы впиться в нее взглядом. Двигаю челюстью, проверяя ее; думаю, она закончила свой гневный спектакль. Только спустя секунду или две она с отвращением качает головой и направляется к двери.
— Проверься, — говорит она через плечо, захлопывая входную дверь.
К черту это. Бегу за ней, открываю входную дверь и вижу ее, уносящуюся прочь.
— Это же касается и тебя, Принцесса, — кричу ей вслед. — И я также хочу увидеть результаты.
Захлопываю дверь и делаю глубокий вдох. Что. За. Сучка. У меня единственная мысль: моя Туфелька стоит тысячи таких, как она.
И тут до меня доходит. ТВОЮ МАТЬ.
Бью кулаком в стену и рычу от боли, когда слышу, как трескается штукатурка под костяшками пальцев. Черт. Притягиваю руку обратно, пробую ее согнуть и вздрагиваю. Не думаю, что что-нибудь сломано, но это чертовски больно. Отличный ход, Спенсер, действительно великолепный. Мне нужен лед. Игнорируя пробитую стену, которую мне позже придется объяснить Уиллу, возвращаюсь на кухню, чтобы достать пакет со льдом.
Сидя за кухонным столом с пакетом замороженного гороха на руке, достаю свой телефон. Не задумываясь, захожу в «Твиттер» и слишком поздно понимаю то, что делаю. Я уже в нашем личном диалоге. Проклятье.
Как эта сучка может быть моей Туфелькой? Что я сделал, чтобы заслужить такое? Туфелька — мое отвлечение, она та, с кем я избавляюсь от своего напряжения. Напряжения, которое, в основном, было вызвано избалованной принцессой.
Прокручиваю нашу переписку. Она развратная и смелая. Люблю это. Я представлял, как она будет пылать огнем, и так оно и есть, но ее характер оставляет желать лучшего. Борюсь с необходимостью написать ей, и для этого нужно всего лишь одно слово. Но когда я смотрю на наши последние фразы, где я поймал ее на лжи, понимаю, что все, что было между нами, уже закончено и мертво.
И вчерашний вечер подтверждает это. О чем я, черт возьми, думал, да еще и без защиты? Я никогда так не поступаю, но эта девушка сводит меня с ума. Она всерьез опьянила меня, из-за чего я разрушил свое золотое правило, потому что она так чертовски сильно меня возбудила. И теперь она ведет себя так, будто я какая-то заразная шлюха. Она может идти на хрен. Я чист и не собираюсь сидеть в клинике в зале ожидания с кучкой безответственных подростков для того, чтобы затем засунуть что-то в свой член и тем самым доказать ей, что я чист. Исключено. Я ничего ей не должен. Она лгунья и справится со всем сама.
Суббота, 11 июля
Джаз
— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает Мэгс.
— Не-а.
— Ты в порядке?
— Ага.
— Джаз?
— Что? — я смотрю на нее с благодарностью за беспокойство и прекращаю слоняться по кухне.
— Что случилось?
— Прости, — вздыхаю я. — Просто ситуация такая дерьмовая.
— Прекрати, это не должно стать большой проблемой для тебя. Ты мечтала о нем, а он оказался огромной задницей. Это не конец света.
— Все немного сложнее.
— Да, хорошо, ты не сказала ему сразу, кто ты, и выплеснула в лицо коктейль. Но уверена, он это переживет, — я смотрю на Мэгс и по моему молчанию она понимает, что на меня навалились значительные неприятности. — Правда же?
Я медленно качаю головой.
У Мэгс отвисает челюсть.
— Ты спала с ним? — я закрываю глаза и сдерживаю стон. — Боже мой, Джаз. Ты спала с ним!
— Нет, я не спала с ним. Он трахнул меня прямо там, где вы меня оставили, на кухне, и я его не остановила. Это большая разница.
— Вау! Мне нужны подробности!
— Я действительно не хочу говорить об этом. Думаю, мне стоит поехать домой.
— О, нет, не стоит, — предупреждает она. — Ты никуда не поедешь. Может, нам надо выбраться куда-нибудь сегодня? — она на мгновение задумывается. — Да, собирайся, мы уезжаем отсюда.
Она смотрит на меня с таким безоговорочным энтузиазмом, и я просто на автомате делаю то, что она говорит.
Падая на стул напротив меня со вторым коктейлем, несмотря на дневное время, и облокачиваясь на стол, Мэгс шепчет:
— Я видела здесь реально горячего парня!
— В самом деле? — я напрягаюсь, чтобы хоть что-то увидеть, но в баре темно, а здесь, в саду, так ярко, что я ничего не могу увидеть.
Мэгс продолжает наш разговор, который был прерван, когда она уходила, чтобы заказать еду:
— Итак, я могу увидеть эти пикантные фотографии?
— Нет!!!
— Черт. С тобой не повеселишься. Я смогу увидеть, если Уилл достанет телефон Спенсера.
— Господи Боже! Они в телефоне Спенсера! — я в отчаянии захватываю в кулак волосы.
— Ну, да… ты отправила их ему.
— Как я могла не подумать об этом? Они есть у него… и он придурок. Как я не подумала об этом в тот момент?
— Не психуй, в этом нет ничего страшного.
— Нет ничего страшного? Тебе легко говорить. У самого большого идиота Англии нет твоей фотографии с обнаженкой, не так ли?
— Ладно, ладно, успокойся.
Я потираю лоб, пытаясь справиться с этой информацией.
— Боже мой, как ты думаешь, что он будет с ними делать?
— Ничего, наверное. Ну, разве что только дрочить на них иногда. На них же нет твоего лица?
Я кривлюсь при мысли о том, что он будет на них дрочить, но становится немного легче. Она права.
— Нет, моего лица на них нет.
— Ну, тогда у него ничего нет на тебя, фотки могут быть чьими угодно.
Тяжело вздохнув, я беру стакан. Мэгс затихает и уходит в себя на время.
— Не могу поверить, что ты сделала это, — говорит она, слегка мотая головой и смеясь.
— Что? Только несколько недель назад ты советовала мне сделать это!
Мэгс смеется еще больше.
— Я не говорила тебе делать этого с незнакомцем, Джаз. Я лишь сказала, что секс — весьма обыденная вещь.
— Обыденная, правда?
— Да! Люди делают это все время… ха… кому я это все говорю!
Я смотрю на нее с укором, но не могу удержаться от смеха.
Когда мы смеемся, приходит официант с нашей едой. Хорошо, потому что я умираю от голода!
— Два двойных чизбургера? — спрашивает он и выжидающе смотрит на нас.
На секунду я забываю слова, когда его калифорнийский акцент заставляет меня поднять взгляд, и все, о чем я могу думать, это — вау!
— Это нам, — отвечает Мэгс, и он ставит перед нами тарелки.
— Что-нибудь еще?
— Нет, спасибо, Дэнни, — растягивает Мэгс, после чего я хмурюсь. Откуда, черт возьми, она знает его имя?
Его улыбка застенчива и говорит о том, что, может быть, он и офигительно красив, но, в отличие от некоторых, не мудак. Когда он поворачивается, я вижу, что на его униформе красуется логотип бара и его вышитое имя: «Дэнни». Закатываю глаза от вида Мэгс. Она всегда так делает; такая кокетка.
Как только он уходит так далеко, что уже не может нас услышать, я в восторге смотрю на Мэгс.
— Вау!
— Я говорила тебе, — она пожимает плечами и берет свой гамбургер. — Хотя, он женат, — она откусывает большой кусок.
— Вот блин.
Я скептически качаю головой. Она на все обращает внимание.
— Так он был хорош? — бросает она небрежно.
— Кто? Официант? — как я могу знать, хорош ли он?
— Спенсер. Он заставил пальцы твоих ног поджаться?
— Мэгс!
— Извини, но ты знала, что я буду спрашивать об этом, — смеется она.
Сучка! Конечно, я знала, что, в конце концов, она спросит, только не уверена, как на это ответить прямо сейчас.
— Ну?
— Ну, что? Я не знаю, что тебе сказать, Мэгс.
— Расскажи мне обо всем, — у нее жадное выражение лица, и она в буквальном смысле потирает руки.
— Это не та тема, о которой я буду распространяться, чтобы поднять тебе настроение, Мэгс, — я мотаю головой, ругая ее, но у меня не получается в полной мере скрыть улыбку. — Я должна справиться с этим, на самом деле.
— Ну, давай! Мне нужны некоторые детали. Он был… ну, знаешь,… упакован?
— Я вообще-то не осматривала его, Мэгс, все случилось довольно быстро.
— Джаз, — она бросает на меня испепеляющий взгляд.
— Да! Хорошо? Он показал, что в этом плане у него все на высоте.
Ее глаза загораются.
— В следующий раз ты должна рассмотреть все получше, я хочу знать все, — хихикает она.
— В следующий раз? Поверь мне, Мэгс, следующего раза не будет. Я достаточно намучалась в этих отношениях со Спенсером и не допущу, чтобы такое повторилось вновь. Ясно?
— Кого ты пытаешься убедить? Себя или меня?
— Иногда я тебя ненавижу.
Она посылает мне воздушный поцелуй.
Воскресенье, 12 июля
Джаз
Застегивая свой второй чемодан, я виновато смотрю на Мэгс, стоящую в дверном проеме.
— Что ты делаешь?
— Мэгс, я не могу находиться здесь, когда он по утрам приходит на работу.
— Не будь смешной. Ты не можешь сбежать из-за него.
— Так ты хочешь, чтобы я, высоко держа голову, отдыхала у бассейна, чтобы он мог смотреть на меня и осуждать?
— Нет, на этой неделе ты будешь слишком занята в бассейне, и пусть осуждает, если ему нравится. Он ничего о тебе не знает.
— Что ты имеешь в виду под «я буду слишком занята»?
— Не злись… — она закусывает губу. О, Боже, что она сделала? — Пойдем со мной.
Она протягивает руку, хватает мою и ведет меня через всю комнату вниз на кухню. Там по центру большого кухонного островка находятся все мои необходимые материалы для приготовления шоколада. Я смотрю на Мэгс, а она пожимает плечами.
— Сегодня днем заскочила домой, чтобы забрать почту, пока ты дремала. Просто подумала, что самое время выяснять, что ты будешь продавать в своем магазине.
Я закатываю глаза.
— ЕСЛИ у меня будет магазин, Мэгс. Я еще не решила.
— Да ладно, блин. Можешь продолжать откладывать это в долгий ящик, но приготовь для меня что-нибудь вкусненькое, — не могу отрицать, что хочу отвлечься от мыслей о придурке, и полагаю, что если собираюсь серьезно подумать над этим, то у меня осталось не так и много времени. Опускаю руку на прохладную мраморную столешницу островка. Идеально подходит для топления шоколада. Всегда работаю только с плитой. А здесь я действительно могу разложиться.
— Мне нужны ингредиенты, — говорю почти про себя.
— Составь список, выйди в интернет и закажи все, что тебе необходимо для составления меню. У нас будет дегустация.
Я киваю, уже думая о свежей мяте и малине, и всех разных штучках, с которыми хочу поработать. Мэгс решает оставить меня с моими мыслями, но затем останавливается.
— Ой, там кое-что еще.
— Что? — я озабоченно осматриваюсь. После всего, что случилось за последние пару недель, я с ужасом думаю, что же еще может произойти.
— Это было в почтовом ящике, — она вытаскивает конверт из сумки и вручает его мне. На нем четким почерком написано «Жасмин», не похоже на его обычные каракули. — Это от Джеймса.
— Я знаю его почерк.
Мой желудок сжимается от мысли, что он находился так близко от меня. По крайней мере, он не смог зайти за пределы почтового ящика.
— Ты собираешься открыть его?
— Не знаю.
— Просто сделай это. Сейчас… — она протягивает руку, и я возвращаю ей конверт. Она вскрывает его, а я закрываю глаза и слышу, как она вытаскивает бумагу и начинает читать.
— Боже мой.
Я открываю глаза.
— Что?
Она протягивает мне три бумаги, и я пялюсь на них. Какого черта?
Одна — это чек, выписанный на мое имя, на тридцать тысяч фунтов стерлингов. Господи! Это гораздо больше, чем я требовала.
Другой — на двадцать тысяч фунтов, и он выписан на имя одного из наших поставщиков. Я хмурюсь и сначала думаю, что он по ошибке вложил его в конверт, затем читаю третий документ. Любезность сходит на нет по мере прочтения названия компании, написанного почерком Джеймса. Там говорится…