Давайте обратимся к анализу самого подробного письменного источника о городе Саксин. Здесь имеет смысл полностью привести слова самого ал-Гарнати, который в 1130 году впервые прибыл в Саксин. Этот город стал домом для путешественника на целых 20 лет, отсюда он совершал свои дальнейшие поездки. Вот что он пишет в сочинении “Выборка воспоминаний о чудесах стран” (Абу Хамид ал-Гарнати, 2010, с.31-33):
“...И отправился я по морю к стране хазар. И прибыл к огромной реке, которая больше Тигра во много-много раз, она будто море, из которого вытекают большие реки.
На ней находится город, который называют Саджсин, в нем сорок племен гуззов, и у каждого племени - отдельный эмир. У них большие дворы, а в каждом дворе - покрытый войлоками шатер, огромный, как большой купол, один вмещающий сто и больше человек. А в городе купцов разных народностей и чужеземцев и арабов из Магриба — тысячи, не счесть их числа. И есть в нем соборные мечети, в которых совершают пятничное моление хазары, которых тоже несколько племен. А в середине города живет эмир жителей Булгара, у них есть большая соборная мечеть, в которой совершается пятничное моление, и вокруг нее живут булгарцы. И есть еще соборная мечеть, другая, в которой молится народность, которую называют “жители Сувара”, она тоже многочисленна. А в день праздника выносят многочисленные мимбары, и каждый эмир молится с многочисленными народностями. И у каждой народности есть кадии, и факихи, и хатибы; и все толка Абу Ханифы, кроме “магрибинцев”, которые толка Малика, иноземцы же толка Шафи'и, и дом мой сейчас среди них, и среди них невольницы-матери, и мои сыновья, и мои дочери.
А эта область очень холодная. И в этой реке есть такие виды рыб, подобных которым я вообще не видел на свете, одну рыбу может снести только сильный мужчина, и еще такой вид рыбы, что ее может снести только сильный верблюд. Но есть среди них также и маленькие. В такой рыбе нет мелких косточек и нет костей даже в голове, и зубов у нее нет. Эту рыбу пекут и кладут в нее рис, и становится она вкуснее жирной баранины и курятины. Покупают такую рыбину, в которой сто маннов, за полданика. И извлекают из ее живота жир, которого хватает для светильника на месяц, а из желудка выходит полманна и больше рыбьего клея. И вялят ее ломтями, и становится она лучше всякого на свете вяленого мяса, цвета красного, просвечивающегося янтаря, ее едят с хлебом, как она есть, не нужно ни варить, ни жарить.
У них имеет хождение олово, каждые восемь багдадских маннов стоят динар, разрезают его на куски и покупают на него что хотят из фруктов, хлеба и мяса.
А мясо у них дешевое, так что бывают бараны, когда приходят караваны неверных, один баран за полданика, а ягненок за тассудж. И у них столько разных сортов фруктов, что больше не бывает, и в том числе чрезвычайно сладкие дыни, и есть сорт дынь, который держится зимой.
А зима у них очень холодная. Их зимние дома - из больших бревен сосны, положенных один поверх другого, а их крыши и потолки из деревянных досок. И разводят они в домах огонь, двери же у них маленькие, завешиваемые бараньими шкурами с мехом, и внутри домов жарко, как в бане, а дров у них много.
И замерзает эта река так, что становится как земля, ходят по ней лошади и телята, и всякий домашний скот. И на этом льду они сражаются. И прошел я эту реку в ширину, когда она замерзла, и была ширина ее, без рукавов, которые вытекают из этой реки, 1000 шагов и 840 с чем-то шагов моими шагами.
А джинны сделали Сулайману рядом с этой рекой тысячу рек, каждая река размером в милю, и вынули из них землю, и стало так, будто около этой реки гора, ширина ее — полет стрелы, а рядом с ней похожих на нее тысяча гор и тысяча рек, рек глубоких, наполненных водой из этой реки. И размножается в них рыба, и становится [многочисленной] подобно праху. И любое судно, которое приходит в одну из этих рек, ставит сеть в устье реки, и вводят они суда [в устье], наполняя суда [рыбой]. Даже если бы судов была бы сотня, то и они заполнились бы из одной реки разными видами рыбы, а эти реки не были бы исчерпаны. Нет ничего подобного этому.
А за этими реками и горами на несколько дней пути протянулась земля, вся покрытая солью, красной, и белой, и синей, и разных других цветов. Наполняют ею суда и везут по этой реке в Булгар. А между Саджсином и Булгаром по этой реке [надо плыть] сорок дней” (Абу Хамид ал-Гарнати, 2010, с.31-33).
Это единственное подробное письменное описание города Саксина, известное на настоящий момент. Давайте попробуем разобрать это свидетельство на составляющие элементы и попытаемся найти соответствие словам ал-Гарнати в материалах Самосдельского городища, чтобы обосновать попытку локализации Саксина именно на этом археологическом памятнике.
Страна хазар и огромная река. Ал-Гарнати совершил путешествие в Саксин из Дербента. Для него совершенно очевидным был факт, что к северу от Дербента располагается страна хазар, несмотря на то, что самого Хазарского каганата как государства уже более 100 лет не существовало. Его слова о “стране хазар” могут служить свидетельством того, что хазары как народ не потеряли ко второй четверти XII века своей этнической идентичности (далее он упоминает даже о том, что хазар в Саксине живет несколько племен). Здесь мы видим прямое указание на тот факт, что в дельте Волги к этому времени сохранялись остатки населения, сложившегося тут еще в хазарскую эпоху. Это весьма интересно, поскольку, например, М.И.Артамонов, описывая в своей книге “История хазар” ситуацию после разгрома каганата, указывает на отдельные упоминания хазар в письменных источниках XI-XII века в Крыму, в Дербенте, в Тмуторокани, не упоминая о свидетельстве ал-Гарнати (Артамонов М.И., 2001, 583-622). Тем не менее, он говорит о том, что хазары продолжали кочевать на исконных территориях – от Нижнего Поволжья до Северного Кавказа и даже обменивались набегами с закавказскими соседями (по свидетельству Иб-ал-Асира). Экономическая роль Итиля в торговле и политике перешла после крушения Хазарии на некоторое время к Тмуторокани, а сам Итиль “возродился только в XII веке, но тогда он принадлежал уже не хазарам, не хорезмийцам и не руси, а гузам. Его новое имя было Саксин” (Артамонов М.И., 2001, с.609-610). Упоминание хазар в русской летописи (последнее среди европейских источников) в связи с их участием в заговоре против Олега Тмутороканского выделяет С.А.Плетнева, тем самым подчеркивая, что XI век является рубежом хазарской истории (Плетнёва С.А., 1976, с.71).
Особо интересно отметить, что ал-Гарнати отправился из Дербента в “страну хазар” по морю. Отсюда мы можем сделать вывод о том, что в те времена существовало устойчивое морское сообщение между Дербентом и дельтой Волги. Отсутствие в описании ал-Гарнати каких-либо упоминаний о неординарности такого путешествия и каких-либо особенных приготовлениях к нему является дополнительным свидетельством регулярности морского сообщения по Каспию. Наиболее ранние упоминания о существовании морского судоходства по Каспию в эпоху средневековья относятся ко времени правления династии Саларидов в Азербайджане и Ширване. Именно в это время устанавливаются торговые связи между этим Юго-Западным Прикаспием и Нижним Поволжьем. На Самосдельском городище обнаружены медные монеты, чеканенные в городе Джалалабад (обл. Дейлем, Иран) при саларидском эмире Вахсудане ибн Мухаммаде, в 954-955 гг, а также монеты, чеканенные в Западном Прикаспии уже в XII веке (Гончаров Е.Ю., 2011, с.144-148).
О развитости морского сообщения по Каспию свидетельствует также сам ал-Гарнати, в сочинении “Подарок умам и выборки диковинок”: “И переплывал я из Саджсина в земле Хазар и тюрков в Хорезм трижды …” (Абу Хамид ал-Гарнати, 2010, с.59; Кушаев Г.А., 2012, с.143). Он оговаривается также, что продолжительность пути по морю от Саксина до Хорезма составляет один месяц (Абу Хамид ал-Гарнати, 2010, с.51).
Говоря о морском пути между Дербентом и дельтой Волги, интересно отметить, что в 2003 году на раскопе 1 на Самосдельском городище в слоях XII века был обнаружен большой красноглиняный сфероконус (рис.12) высотой 19 см и диаметром 15 см, с лощением по тулову и с выбитым на его плечике знаком-граффити в виде корабля с высокими форштевнем и ахтерштевнем, мачтой, натянутыми вантами и заброшенным якорем (Гречкина Т.Ю., Зиливинская Э.Д., 2004; Зиливинская Э.Д., Васильев Д.В., Гречкина Т.Ю., 2006, с.24-35). Практически полные аналогии данному сфероконусу находятся в экспозиции историко-этнографического музея Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН в Махачкале (Зиливинская Э.Д., 2010а, с.140-144; Болдырева Е.М., 2012, с.75-77).
“Огромная река”, к которой прибыл ал-Гарнати в конце своего путешествия по морю, несомненно – Волга, точнее – одна из ее проток. Топографический план окрестностей Самосдельского городища (рис.2, 3) позволяет заметить, что местность к северо-западу от городища представляет собой очень широкую речную долину, которая при более высоком уровне стояния воды превратилась бы в реку шириной около километра. В настоящее время по ней протекают ерик Воложка, который периодически затапливается водой, и полноводный ерик Коклюй (Сомовка). Кроме того, северо-восточная часть городища омывается современным руслом Волги, имеются глубокие пересохшие русла, окружающие центральную часть городища с юга. Как стало известно из рассказов местных жителей, еще в 50 гг ХХ в., пока не была насыпана берегоукрепительная дамба и пересыпаны наиболее глубокие ерики, местность южнее городища ежегодно заливалась водой в половодье, а в период низкого стояния воды оставалась заболоченной. До 20 и даже 30 гг ХХ в. ерик Воложка еще оставался полноводным руслом и был судоходным. Следовательно, можно предположить, что основная часть городища располагалась в древности на острове посреди Волги, который отделялся протокой от восточной части городища. Правобережная половина городища состояла, как минимум, из двух частей – северной правобережной (главной, расположенной на островке) и южной правобережной (низинной). Снятый Д.В.Васильевым и Д.В.Кутуковым в 1994-1995 гг топографический план городища наглядно показал расположение главной части городища на островке, окруженном пересохшими протоками (рис.3).
Палеопочвенные исследования, проведенные в 2001-2002 гг группой сотрудников Института географии РАН и факультета почвоведения МГУ (М.А.Бронникова, Э.П.Зазовская, И.В.Турова) подтвердили это предположение (Бронникова М.А, Зазовская Э.П., Аржанцева И.А., 2001, с.43-47; Turova I.V., Bronnikova M.A., Zazovskaya E.P., 2001, с.112).
Интересные сведения приводит ал-Гарнати далее – по поводу того, что когда река замерзает, по ней ходят лошади и домашний скот, и что он сам промерил реку шагами – вышло 1840 шагов. Шаг человека среднего роста равен 60-70 см. Следовательно, ширина реки, которую вымерил шагами ал-Гарнати, составляет от 1104 до 1288 м. Если принять во внимание нечеткость береговой линии пересохшего русла водотока, то эти размеры почти полностью соответствует ширине речной долины от края городища до современного правого берега реки Коклюй, если двигаться от городища в северо-западном направлении. Современная ширина Старой Волги, которая омывает городище с севера и северо-востока, отделяя его от села Самосделка, составляет всего около 300 м. Можно предположить, что вся речная долина к северо-западу от городища в Средние Века представляла собой одно широкое полноводное русло. Контуры этого русла хорошо видны на снимках из космоса (рис.5). Возможно, что именно это русло являлось основным во времена ал-Гарнати и, видимо, не случайно наиболее обжитая часть городища, с наиболее мощным культурным слоем, смещена именно к этому руслу.
Еще одно интересное описание ал-Гарнати – это описание тысячи рек, которые “джинны сделали Сулайману”. Это действительно образное и точное описание дельты Волги, где имеется огромное количество речных проток. Описание это уточняется и дополняется упоминанием о “горах” размерами в полет стрелы, которых также насчитываются тысячи. Жители других регионов мира вряд ли догадаются сразу, о чем идет речь. Тем не менее, любому человеку, знакомому с природно-географическими особенностями дельты Волги становится ясно, что ал-Гарнати описывает так называемые бугры Бэра или бэровские бугры – глинисто-песчаные возвышенности естественного происхождения, которые имеют ширину около 200-300 метров и высоту до 10-15 метров. Длина их колеблется от нескольких сотен метров до нескольких километров (рис.13). По одной из версий, происхождением своим они обязаны дельте Волги, часто менявшей в доисторические времена свое местоположение, поскольку бугры являются остатками ее древних берегов (Руденко Е.И., 1973, с.34-37; Федорович Б.А., 1941, с.56-64).
Бэровские бугры – уникальная природная особенность Астраханского края, так как более нигде они не встречаются. Рельеф дельты Волги, таким образом, весьма точно схвачен в описании ал-Гарнати, ведь бэровские бугры повсеместно сопутствуют волжским дельтовым протокам, располагаясь грядами на их берегах И именно бэровские бугры являются вместилищем огромного количества памятников археологии в дельте Волги. Описание Абу Хамидом ал-Гарнати бэровских бугров дает нам дополнительный и очень весомый аргумент в вопросе локализации города Саксина и его окрестностей.
Саджсин-Саксин. Интересно, что в своем труде ал-Гарнати называет город “Саджсин”, а не “Саксин”. Возможно, что название города происходит от названия “Сарашен” или “Сарыгшин” - так называлась либо хазарская ставка в степи, либо один из районов хазарской столицы – Итиля. В современных тюркских языках слово сары означает “желтый”. Не исключено, что название “Сарыгшин” может присходить от кирпичной крепости с оранжевыми (или красновато-желтыми) стенами. Однако, как пишет С.Г.Кляшторный, в языках булгарской группы слово сары или сарыг означало белый цвет. Весьма вероятно, что именно поэтому и арабы называли ставку кагана “ал-Байда”, что по-арабски означает “белая” (Кляшторный С.Г., 2005, с.105). Мы уже писали, что есть некоторые основания предполагать, что Саксин вырос на месте Итиля или неподалеку (так считали, например, Д.Данлоп, Ф.Вестберг, Б.Н.Заходер, М.И.Артамонов, И.Маркварт) (Dunlop D.M., 1954; Westberg F., 1899; Marquart J., 1914; Заходер Б.Н., 1962; Артамонов М.И., 2001, с.445). Оговоримся, что это мнение не является общепризнанным. Этой темы, в частности, касается А.Г.Юрченко в комментариях к книге А.Кестлера “Тринадцатое колено”, критикуя мнение автора книги о том, что Саксин расположен на месте Итиля (Юрченко А.Г., 2001, с.284-285).
Если действительно когда-либо будет доказано, что один из кварталов Итиля назывался Сарыгшин, а также будут получены неопровержимые доказательства, что Саксин возник на месте Итиля, то тогда схема развития названия города может выглядеть а следующим образом: “Сарыгшин”-“Сагсин”/“Саджсин”-“Саксин”. Это предположение не выглядит таким уж шатким, если обратить внимание на то, что на Самосдельском городище были выявлены слои IX-X веков, то есть, относящиеся к хазарскому времени. Более того, выдвинуто предположение о соотнесении нижних слоев Самосдельского городища с последней столицей Хазарии (Зиливинская Э.Д., Васильев Д.В., 2008, с.224-226; Зиливинская Э.Д., Васильев Д.В., 2011, с.156-164).
Разумеется, никакой критики не выдерживает версия о происхождении названия Саксина, изложенная в “Джагфар Тарихы” (Бахши Иман, 1993), поскольку сам этот источник является фальсификацией (Шамильоглу Ю., 2007, с.44-48). Таким образом, мы можем считать в данном контексте название “Саксин” или “Саджсин” политонимом, произошедшим от названия населенного пункта и давшим наименование исторической общности людей, населявших Нижнее Поволжье в Средние Века.
“Сорок племен гузов”. Ал-Гарнати говорит о сорока племенах гузов в Саксине и о том, что у каждого племени – отдельный эмир. Откуда могли появиться в дельте Волги эти племена огузов? Попробуем найти подтверждение словам ал-Гарнати в материалах Самосдельского городища. Здесь было обнаружено в виде подъемного материала и находок из раскопов огромное количество лепной и доведенной на гончарном круге керамики, которая имеет широкие территориальные аналогии (рис.14, 15). В Восточной Европе мы ее можем найти, прежде всего, среди материалов донских городищ Хазарии (в частности, в материалах Саркела) (Плетнева С.А., 1959. с.230-242), где она связывается исследователями с кочевническим компонентом населения. Кроме этого, известна подобная керамика на так называемых “болотных” городищах Янгикентской группы, обнаруженных С.П.Толстовым в низовьях Сырдарьи (Толстов С.П., 1947, с.57-67). Здесь в 1946 году Хорезмской экспедицией были обследованы городища Джанкент (Янгикент), Куюк-Кескен-кала и Большая Куюк-Кала. С.П.Толстов высказал мнение, которое продолжает бытовать и у большинства современных исследователей, о принадлежности “болотных городищ” огузам. Также отдельные формы керамики имеют прямые параллели с керамическим материалом Средней Сырдарьи (Отрар) (Акишев К.А., Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б., 1972, с.190). Мы уже выдвигали в свое время предположение о том, что элементы культуры “болотных городищ” попали в Восточную Европу именно в составе культуры огузов (Васильев Д.В., Гречкина Т.Ю., Зиливинская Э.Д., 2003, с.83-122).
Ранее мы писали, что в составе населения городища нами выделяется огузский этнокультурный компонент (Васильев Д.В., Гречкина Т.Ю., Зиливинская Э.Д., 2003, с.83-122, Vasil’ev D., 2003, c.29). Говоря об огузах, мы затрагиваем весьма острую тему, поскольку в представлении большинства археологов, занимающихся изучением кочевников средневековья, огузы – это кочевые тюркоязычные племена, известные также в южнорусских степях под именем “торки”, которые занимали пространства от Волги до Днепра в X-XI веках. Более того – огузский период в археологии кочевников ограничивается именно XI веком. Однако, ал-Гарнати писал об огузах в дельте Волги в XII веке.
В связи с этим хотелось бы вновь высказать несколько предположений по вопросу расселения огузов и печенегов в Восточной Европе и в Низовьях Волги в частности. С.П.Толстов впервые обратил внимание на закономерность в расселении огузов и печенегов в Азии и Европе – на их тяготение к дельтовым и низовым районам (Толстов С.П., 1947, с.90). Иллюстрирует он это расселением огузов в низовьях Сырдарьи, в низовьях Волги, борьбой огузов и печенегов в низовьях Дона, отмечает расселение печенегов в болотистых низовьях Днепра и Дуная. Он также считает, что огузы низовий Сырдарьи вели комплексное земледельческо-скотоводческо-рыболовецкое хозяйство, и именно этим объясняется их стремление к подобного рода экологическим нишам. Однако, Г.Н.Гарустович и В.А.Иванов, полемизируя с С.П.Толстовым, утверждают, что анализ погребального обряда огузов и печенегов прямо говорит об их кочевом образе жизни, и оставляют открытым вопрос об этнической принадлежности материальной культуры нижнесырдарьинских городищ (Гарустович Г.Н., Иванов В.А., 2001, с.97). По их мнению, городища эти были заселены родственными между собой племенами приаральского происхождения, связанные культурными и экономическими узами с Хорезмом. Присутствие же в их среде огузов или печенегов было весьма незначительным (Гарустович Г.Н., Иванов В.А., 2001, с.98). В.А.Иванов и Г.Н.Гарустович утверждают, что собственно огузы приходят в низовья Сырдарьи с востока лишь в нач. IX в. и с этого времени становятся соседями печенегов, а затем и вытесняют их с традиционных территорий кочевания (Гарустович Г.Н., Иванов В.А., 2001, с.106). До сих пор вопрос о происхождении населения нижнесырдарьинских городищ остается нерешенным. В настоящий момент, не проводя дополнительные исследования на поселенческих памятниках в низовьях Сырдарьи, невозможно ответить на него со всей определенностью. Ограничимся предположением, что элементы культуры сырдарьинских городищ попали в Восточную Европу именно в составе культуры огузов, ведь именно огузское нашествие было той силой, которая увлекла в X веке на запад огромные массы кочевников (и, возможно, связанного с ними оседлого или полуоседлого населения).
Есть сведения о кочевых и оседлых огузах и в средневековых источниках. В книге “Таба и ал-хайаван”, написанной ал-Марвази, придворным врачом сельджукских султанов, содержится информация, почерпнутая им из сочинений Джайхана – “…Одни из них (огузов) живут в городах, другие живут в степях и пустынях, владея палатками и юртами. Их степи граничат со страной Мавераннахра, а часть их примыкает к землям Хорезма” (Гарустович Г.Н., Иванов В.А., 2001, с.24). Однако эти данные относятся к более позднему периоду, чем интересующий нас.
На наш взгляд, необходимо провести разделение огузского мира на кочевой и оседлый или полуоседлый компоненты. Под термином “огузский мир” мы понимаем те племена и роды, которые были втянуты в процесс культурного, этнического и политического смешения в Азии и Европе в связи с миграцией огузов на Запад.
Возможно также, что огузский мир, состоявший из множества этнических компонентов, содержал и племена, имевшие в основе своего хозяйства не только кочевое скотоводство, как и предполагал С.П.Толстов. Он считал наличие комплексного скотоводческо-рыболовецко-земледельческого хозяйства не признаком оседания кочевников на землю, а пережитком предшествующих форм хозяйствования, той экономикой, на базе которой и сформировалось кочевое скотоводство, как более рентабельное в степях. Старые же формы хозяйствования сохранились лишь в экологических нишах, подобных дельте Сырдарьи (Толстов С.П., 1947, с.99).
Однако, в отличие от кочевых компонентов огузского “мира”, изученных сравнительно неплохо по курганным захоронениям, оседлый или полуоседлый образ жизни огузов лишь начинает изучаться. Вполне вероятно, что инфильтрация огузов в низовья Сырдарьи и частичное вытеснение представителей джеты-асарской культуры с занимаемых территорий началось раньше – в VIII в., причем эти процессы наложились на начало экологической катастрофы – усыхание Сырдарьи – приведшей к исчезновению части “болотных городищ”. Часть населения этих городищ уходит в Хорезм (Кердер) (Гудкова А.В., 1964, с.140), а затем – дальше на Запад, часть остается на местах, подчинившись огузам. Низовья Сырдарьи становятся центром племенного огузского объединения. Поэтому, не зная достоверно, были ли люди, ушедшие с “болотных городищ” на запад, действительно огузами, но, зная о тесных их контактах с огузами, некоторой близости огузской и джеты-асарской материальных культур, мы условно будем именовать их оседлыми или полуоседлыми огузами. Более того, мы можем предположить, что именно кочевые или полукочевые огузы, воспринявшие частично керамическую традицию джеты-асаров, как наиболее мобильная часть общества, приняли участие в переселении.
Существует интересное мнение, что именно огузо-печенеги составляли гарнизон города-крепости Саркел, защищавшей западные рубежи Хазарского каганата (Артамонов М.И., 2001, с.414, 419, 423-424). Из письма хазарского царя Иосифа министру эмира Кордовы Хасдаю ибн Шапруту известно о том, что его охраняет гвардия из хорезмийцев-мусульман. Уже упоминавшийся нами ал-Марвази сообщает: “Когда они (огузы) стали соседями мусульманских стран, часть из них приняла ислам. Они стали называться туркменами” (Гарустович Г.Н., Иванов В.А., 2001, с.24). В связи с этим можно сделать предположение об огузской принадлежности так называемых ал-арсийа – гвардейцев хазарского царя. Это предположение объясняет пути проникновения огузов в дельту Волги в X веке. Оговоримся, однако, что М.И.Артамонов считал, что вопрос о происхождении ал-арсийа недостаточно разработан и соотносил этот этноним с аорсами, не отрицая, однако, возможности найма хазарами на службу и кочевников – тюрок (Артамонов М.И., 2001, с. 553-555).
Судя по материалам Самосдельского городища, огузы появляются в дельте Волги в конце хазарского периода. Маркируется их приход туда появлением в керамическом комплексе городища лепной посуды с так называемым “пышным” орнаментом. Относится это явление к слоям начала – середины X века (Зиливинская Э.Д., 2011, с.12-13). И эта кочевническая керамика – котлы, горшки, а также подражания круговым формам – кувшины, кружки, миски, тазы и пр. – доживает вплоть до периода монгольского нашествия во второй четверти XIII века практически без изменений, что говорит о сохранении основных черт культуры носителей этой керамической традиции – нижневолжских огузов (Попов П.В., 2011, с.60-88).
Очевидно, что огузы, которых ал-Гарнати исчисляет в количестве “сорока племен” и упоминает на первом месте в списке народов, населявших Саксин, составляли основу его населения и вели полукочевой образ жизни. Однако, невозможно представить себе кочевание в условиях дельты Волги – этот регион представляет собой огромное количество отделенных друг от друга широкими речными протоками островов и островков. Сообщение между островами для больших масс населения было возможно только зимой, в период ледостава. Каждый из этих островов, тем не менее, пригоден для содержания довольно большого стада в течение круглого года, поскольку ни один из них полностью не затапливается половодьем, а также способен производить большое количество травы на заливных лугах. Современное скотоводческое хозяйство в дельте Волги построено именно на принципе стойлового содержания скота в зимний период и на придомном выпасе в периоды, когда луга не покрыты снегом. Запасы кормов в виде сена и силоса позволяют спасти скот от бескормицы в снежные или холодные зимы.
Очевидно также, что именно мясная диета составляла основу рациона жителей города в X-XIV вв. Главным образом, это крупный и мелкий рогатый скот. Примечательно, что животных в городе не содержали – в культурных слоях городища обнаружены не целые скелеты, а лишь кости со следами кухонной и рыночной разделки (Яворская Л.В., 2011, с.152б). Видимо, мясо в город поставлялось из ближайшей округи. Можно предположить, что огузы играли в составе населения города очень важные роли, поскольку они были связаны с поставщиками мяса и в силу своей мобильности служили щитом города от внешних вторжений.
Упоминание ал-Гарнати именно сорока племен гузов можно трактовать по-разному. Вряд ли их было именно сорок. В.С.Флеров подробно проиллюстрировал опасность для историка, кроющуюся в круглых и священных числах, таких как “три”, “девять”, “сорок”, “сорок тысяч” и пр. По его мнению, восточные средневековые авторы были склонны с одной стороны преувеличивать указываемые цифры, а с другой стороны – округлять (Флеров В.С., 2011, с.91-96). Так что мы можем просто принять на веру, что племен огузов в Саксине было действительно много. Но сколько конкретно – мы не знаем. И не знаем также, с чем связана численность этих племен. Очевидно только, что огузы не составляли жестко соподчиненного, иерархически организованного политического единства, поскольку у каждого племени, по словам ал-Гарнати, был свой эмир. Однако, наверняка эти “сорок племен” жили в мире между собой, деля экономическое влияние в городе и в округе. Можно осторожно предположить, что каждое “племя” контролировало какой-либо крупный остров в дельте или ряд островов, и дельта Волги в те времена могла быть разделена на отдельные экономически замкнутые микрорегионы, связь между которыми осуществлялась через торговлю на рынках крупного города Саксина.
Такое положение сохраняется в дельте Волги до сих пор – экономические интересы жителей дельтовых поселений порой оказываются более зависимы от далеко расположенных рынков, чем от торговли в близлежащих населенных пунктах – виной тому сложившиеся маршруты удобных переправ через многочисленные дельтовые протоки. Соседнее село, расположенное на противоположном берегу большой реки, оказывается менее достижимым, чем село или город на другом конце большого дельтового междуречья, поскольку до него надо переправляться на лодке, а не добираться посуху.
Наверняка, такая же ситуация существовала в дельте Волги в золотоордынскую эпоху. Не так давно вышла книга Л.Ф.Недашковского, в которой автор выделяет округу крупных золотоордынских городищ методом построения окружностей различного диаметра, символизирующих дальнюю и ближнюю периферию, экономически связанную с городским центром (Недашковский Л.Ф., 2010, с.123-155, 192-193, илл.4, 15-19). Эту методику он применяет и к дельте Волги. Таким образом, в округу городища Шареный бугор (остатки золотоордынского города Хаджи-Тархан) по Л.Ф.Недашковскому, попадает практически вся дельта, в том числе и Самосдельское городище, и городище Мошаик, которые возникли задолго до появления Хаджи-Тархана. Хотелось бы возразить автору исследования, что к Нижнему Поволжью невозможно применять такую методику определения округи, поскольку здесь, скорее, будет более верной осевая структура, привязанная к речным берегам и островам.
Как в золотоордынскую, так и в более раннюю эпоху эти средневековые поселения были связаны между собой экономически, они представляли собой элементы хозяйственно-рыночного единства, будучи нанизаны на вертикальную транспортную ось (или множество осей), образованных речными руслами (водные торговые пути) и сухопутными дорогами по вытянутым с севера на юг островам волжской дельты. Переправы на левый и правый берег дельты, ограниченной широкими и многочисленными водными артериями, были затруднены. Дельта и пойма представляли собой замкнутую хозяйственную систему, вне которой находились лишь торговые караваны, которые могли приходить с левого берега и переправляться на правый.
Однако, существовала ли сухопутная транзитная караванная торговля в предмонгольскую эпоху в Нижнем Поволжье? И если существовала, то в каких масштабах? Об этом у нас нет никаких сведений. Вполне вероятно, что поселения дельты Волги в XI-XII вв. обслуживали, в основном, транзитную торговлю по Каспию и Великому Волжскому пути. Об этом косвенно свидетельствует, например, значительная доля закавказского (ширванского, иранского) импорта в находках на Самосдельском городище.
Большие дворы. Ал-Гарнати пишет, что “у них большие дворы, а в каждом дворе - покрытый войлоками шатер, огромный, как большой купол, один вмещающий сто и больше человек” (Абу Хамид ал-Гарнати, 2010. с.31). Я думаю, что эти сведения относятся не ко всем огузам, а лишь к эмирам, которые держали городе свои стационарные дома, во дворах которых стояли кочевнические шатры. Это не вполне вписывается в ту картину, которую мы прослеживаем на ограниченной площади раскопов на Самосдельском городище, но все же, попробую объяснить.
Традиция установки юрт или шатров во дворах усадеб оседающей в городах кочевой знати археологам хорошо известна. Так, например, на Царевском городище были прослежены остатки юрт, установленных во дворе знатной усадьбы (Степи Евразии в эпоху средневековья,1981, с.279, рис.100). Были обнаружены юрты и на Селитренном городище, к северу от общественной бани (Рудаков В.Г., 2007, с.12). Возможно, что не обычные жилые, а огромные по размерам и вместительные шатры или юрты были необходимы эмирам огузов не столько для проживания, сколько для совершения каких-либо общественных церемоний, связанных с управлением своим “племенем”.
В ходе исследований на Самосдельском городище были выявлены крупные сооружения, вписанные в строгую городскую планировку – многокомнатные дома из сырцового кирпича и пахсы. Эти дома, исследованные на раскопах 1 и 2, появляются в начале XI века и доживают до конца XIII века. Основным материалом из заполнения этих домов является лепная огузская хозяйственная посуда. Интересно, что в одном из этих жилищ, в сооружении 27, которое исследовано на раскопе 2, были обнаружены кочевнические лепные котлы с раковинообразными ручками-ушками, вкопанные в полы жилищ с хозяйственными целями в слоях, предшествовавших монгольскому нашествию и в слоях, последовавших за пожаром второй половины 1330 годов (Васильев Д.В., 2011а, с.34-45). Вполне вероятно, что это жилище как раз и могло принадлежать знатному огузскому эмиру. Но скорее всего, центральную часть города занимали, все-таки, булгары - большая часть керамического материала из стационарных домов имеет булгарский облик.
К сожалению, нами не зафиксировано остатков шатровых построек на двух обнаруженных при раскопках площадках, которые можно было бы трактовать как придомные дворы. Да и сами придомные дворовые территории, перекопанные хозяйственными ямами, не сохраняют следов временных построек.
Центральная часть города, обнаруженная в раскопе, фиксирует правильную уличную планировку – в раскопе 2 выявлено три улицы, остатки четырех крупных домов (рис.16). Застройка кварталов, выявленная на раскопах 1 и 2, очень плотная, места для дворов и установки шатров, “вмещающих 100 человек”, просто не остается. Возможно, что центральная часть города, где ведутся планомерные раскопки – это не то место в городе, где концентрировалась огузское население и огузская знать. Возможно, их следует искать ближе к окраинам города, там, где было больше свободного места, и там, откуда был обеспечен выход в степь. В таком случае мы можем трактовать сведения ал-Гарнати напрямую – огузы содержали в Саксине не дома, а дворы, то есть площадки, на которых на окраинах города устанавливались шатры, где они могли проводить общественно-значимые церемонии.
Купцы разных народностей. Ал-Гарнати пишет о многочисленных купцах разных народностей и тысячах купцов из Магриба (“нет им числа”) (Абу Хамид ал-Гарнати, 2010, с.31). Судя по данным археологии, город на месте Самосдельского городища являлся центром транзитной торговли. Среди находок на городище встречаются многочисленные изделия, которые происходят буквально изо всех уголков населенного мира – поливная посуда из Ирана, Ширвана, Мавераннахра, Хорезма, кашинные изделия из Ирана, бусы из Волжской Булгарии, Византии, Ирана, Закавказья, металлические изделия из Средней Азии и Волжской Булгарии, костяные изделия с Руси, из Волжской Булгарии, из Средней Азии. Встречается большое количество кусков необработанного янтаря из Прибалтики и свинцовых слитков с Мангышлака. Продуктами экспорта из области Саксин являются рыба и разноцветная соль, которая вывозится, по словам ал-Гарнати, в Булгар (Абу Хамид ал-Гарнати, 2010, с.33).
Можно смело утверждать, что уровень развития хозяйства внутри области Саксин (или, если не затрагивать область, то в городе Саксин), был довольно низким на начальном этапе развития. Как пишет Е.Ю.Гончаров, еще в IX - X века монетный поток из Арабского халифата по каким-то причинам ушел на северо-запад, минуя дельту Волги – здесь не обнаружено достаточного количества монет, которые бы подтвердили наличие хорошо налаженных товарно-денежных отношений в регионе (Гончаров Е.Ю., 2011, с.144-149). Саларидские монеты X века, о которых было сказано выше, попали на Самосдельское городище в виде мониста и не имеют отношения к торговле. К тому же, часть из них является копиями-подражаниями.
По невыясненным до сих пор причинам в слоях XI и XII веков до сих пор обнаружена лишь одна монета. Это довольно странно выглядит при большом количестве импортных предметов, обнаруживаемых на городище. Е.Ю.Гончаров пишет: “В Хорезме, с которым город на месте Самосдельского городища был связан, по-видимому, через Мангышлак, при Мамунидах обращались дирхемы и фельсы, а при Ануштегинидах в большом количестве выпускались золотые динары (встречающиеся на значительной территории Средней Азии и Ирана), биллоновые и посеребренные дирхемы, а также фельсы. В Ширване и Дербенте обильно чеканятся медные монеты, покрытые слоем серебра, призванные заменить натуральные серебряные” (Гончаров Е.Ю., 2011, с.146-147). Точно так же активно развивалось денежное обращение в приморских провинциях Ирана, где чеканились и обращались все номиналы мусульманских монет – динары, дирхемы и фельсы. Но рынок изучаемого нами города по каким-то причинам не воспринимал такое монетарное окружение.
Отсутствие в этот период медной монеты объяснить довольно легко неразвитостью внутреннего рынка и господством натуральных отношений. Вероятно, отсутствие значительного количества серебряных и золотых монет среди археологических находок объясняется тем, что Саксин служил лишь перевалочной базой на торговом пути, но не рыночным пунктом торгового обмена. Емкость собственно внутреннего рынка горо