ПРЕДИСЛОВИЕ
После публикации Сильмариллиона в 1977 г. в течение нескольких лет я изучал более раннюю историю этого труда и писал книгу, которую называл История Сильмариллиона. Позже она послужила основой (несколько сокращенной) первых томов Истории Средиземья.
В 1981 г. я написал обстоятельное письмо Рейнеру Анвину, председателю «Аллен энд Анвин», представив ему отчет о своей предыдущей и текущей деятельности. Как я ему сообщил, в то время в книге было 1968 страниц, размер ее составлял шестнадцать с половиной дюймов <42 см>, и было очевидно, что она не подходила для публикации. Я заявил ему: «Если и/или когда Вы пожелаете увидеть эту книгу, вы немедленно поймете, почему я утверждал, что ее нельзя напечатать никаким разумным способом. Рассуждения о тексте и иные, слишком детализированы и мелочны; их размер непомерно высок (и продолжает расти). Я занимаюсь этим частично ради удовлетворения собственного желания сделать все правильно, и потому что я хочу знать, как в действительности развивалась вся концепция, начиная с самых истоков.
Если у таких исследований есть будущее, я бы хотел настолько, насколько я в состоянии, убедиться в том, что любое предстоящее изучение истории произведений Дж.Р.Р.Т. не станет бессмыслицей из-за ошибок при определении действительного направления их эволюции. Хаос и имманентную сложность многих из его бумаг (слои исправлений один поверх другого на одной и той же странице рукописи, важнейшие разъяснения на разрозненных обрывках, которые могут найтись в любом месте архива, тексты, написанные на обороте других работ, отсутствие порядка в рукописях и разделение их на части, почти полная, или даже полная, нераспознаваемость написанного в отдельных местах), невозможно преувеличить.
Теоретически, я мог бы сделать много книг на основе извлечений из Истории, и для этого существует множество возможностей и их сочетаний. Например, я мог создать «Берена» с помощью изначального Утраченного сказания[*] – Лэ о Лейтиан – и эссе о развитии этой легенды. Я предпочел бы, если из этого может что-то получиться, разбирать одну легенду как развивающееся целое, вместо того, чтобы выкладывать все Утраченные сказания за один заход; но представление деталей в таком случае было бы очень сложным из-за необходимости слишком часто объяснять, что происходило в других местах, в других неопубликованных работах».
В предложенных вашему вниманию строках я заявлял, что был бы рад написать книгу под названием «Берен», но «ее построение стало бы проблемой, так что задача была разрешимой без чрезмерного редакторского вмешательства».
Когда я писал это, я имел в виду то, что заявил по поводу публикации: у меня не было идей, как ее осуществить, кроме как выбрать одиночную легенду «как развивающееся целое». Сейчас, мне кажется, я сделал, хотя и неосознанно, именно то, о чем писал в письме Рейнеру Анвину тридцать пять лет назад: я совершенно не помнил об этом, пока случайно на него не наткнулся, когда эта книга была почти закончена.
Тем не менее, между ней и моей первоначальной задумкой есть большая разница: различие контекста. С той поры была опубликована значительная часть необъятного запаса рукописей, относящихся к Первой Эпохе, или Древним Дням, в строгих, скрупулезных изданиях: в основном, в томах Истории Средиземья. Идея книги, посвященной развитию истории «Берена», о которой я решился упомянуть Рейнеру Анвину как о возможном материале для публикации, извлекла бы на свет множество ранее неизвестных и недоступных произведений. Но эта книга не предлагает ни единой страницы оригинального, не появлявшегося в печати, труда. Так какая теперь есть необходимость в таком издании?
Я попытаюсь дать ответ, безусловно, непростой, или даже несколько ответов. В первую очередь, предыдущие издания характеризовались тем, что тексты были представлены в таком виде, который мой отец справедливо называл «достаточно эксцентричным способом композиции» (фактически, зачастую обусловленным внешними обстоятельствами), для того, чтобы раскрыть последовательность стадий развития сюжета, и таким образом подтвердить мою интерпретацию фактов.
В то же время, Первая Эпоха Истории Средиземья понималась в этих книгах как история в двух значениях. Она на самом деле была историей – хроникой жизней и событий в Средиземье; но помимо этого, она была историей меняющихся с годами художественных концепций; и таким образом, история Берена и Лутиэн оказалась растянута на много лет и несколько книг. Более того, поскольку эта история переплелась с медленно развивавшимся «Сильмариллионом» и в конечном счете составила его значительную часть, ее развитие было зафиксировано в следующих одна за другой рукописях, в первую очередь описывающих полную историю Древних Дней.
Следовательно, проследить рассказ о Берене и Лутиэн как единое и четко определенное повествование, в Истории Средиземья нелегко.
В часто цитируемом письме 1951 г. мой отец назвал его «главным из преданий Сильмариллиона », и сообщал о Берене, что он – «изгой из рода смертных», который «добивается успеха (с помощью Лутиэн, всего лишь слабой девы, пусть даже эльфийки королевского рода) там, где потерпели неудачу все армии и воины: он проникает в твердыню Врага и добывает один из Сильмарилли <Silmarilli – эльфийская, а не английская форма наименования Сильмарилей – примечание составителя> Железной Короны. Таким образом он завоевывает руку Лутиэн и заключается первый брачный союз смертного и бессмертной.
История как таковая (мне она представляется прекрасной и впечатляющей) является героико-волшебным эпосом, что сам по себе требует лишь очень обобщенного и поверхностного знания предыстории. Но одновременно она — одно из основных звеньев цикла, и, вырванная из контекста, часть значимости утрачивает». <Письмо 131 в переводе С. Лихачевой>
Во-вторых, моя цель в этой книге двояка. С одной стороны, я попытался отделить историю Берена и Тинувиэль (Лутиэн) так, чтобы она была самостоятельной, настолько, насколько (по моему мнению) это возможно без искажения. С другой стороны, я хотел показать, каким образом эта основополагающая история развивалась на протяжении многих лет. В своем предисловии к первому тому Книги Утраченных Сказаний я писал об изменениях в этих историях:
История истории Средиземья редко шла путем исключения тех или иных эпизодов – гораздо чаще легенды подвергались деликатной трансформации, наподобие той, что возникает при пересказе предания множеством поколений людей. Именно так история Нарготронда соприкоснулась с историей Берена и Лутиэн, – соприкосновение, на которое в Книге Утраченных Сказаний нет даже намека, хотя обе повести в ней присутствуют. <Перевод В. Свиридова, Б. Гаршина>
Важной чертой данной книги является то, что эти изменения в легенде о Берене и Лутиэн продемонстрированы через собственные слова моего отца, так как применяемый мной метод заключается в извлечении отрывков из значительно более пространных рукописей в прозе или стихах, писавшихся на протяжении многих лет.
Кроме всего прочего, таким образом на свет извлекаются фрагменты подробного описания, драматичного в своей непосредственности, терявшиеся в характеризующемся обзорным, лаконичным тоном повествовании Сильмариллиона; будут даже раскрыты элементы сюжета, которые позднее также были утрачены. Таков, например, перекрестный допрос Берена, Фелагунда и их сотоварищей, принявших облик орков, некромантом Ту (первое обличье Саурона), или появление в истории омерзительного Тевильдо, Князя Котов, который, несомненно, заслуживает того, чтобы его помнили, чье существование было недолгим, как и его жизнь в литературе.
Наконец, я процитирую другое свое предисловие, к Детям Хурина («2007):
Многим читателям Властелина Колец легенды Древних Дней (опубликованные ранее в разных формах в составе «Сильмариллиона», «Утраченных преданий» и «Истории Средиземья») известны разве что понаслышке — как нечто странное и невразумительное по стилю и манере изложения. <Перевод С. Лихачевой>
Кроме того, несомненно, что тома Истории Средиземья, о которых идет речь, вполне могут отпугивать. Это объясняется тем, что способ, который мой отец применял при построении текстов, был по сути своей сложен: и первичной целью Истории была попытка его разъяснить: поэтому сказания о Древних Днях были представлены, как может показаться, как творение непрерывно изменяющееся.
Я полагаю, что он мог бы сказать, объясняя некоторые отвергнутые элементы в сказании: я увидел, что это было не так, или, я понял, что это было неправильное имя. Зыбкость не следует преувеличивать: несмотря на нее, существуют значительные, важные постоянные элементы. Но, конечно же, при составлении этой книги я надеялся, что она покажет, как создание древней легенды Средиземья, меняющейся и растущей на протяжении долгих лет, отражало поиск автором путей приближения мифа к тому виду, о котором он мечтал.
В своем письме Рейнеру Анвину 1981 г. я замечал, что если я ограничусь одиночной легендой среди тех, что составили Утраченные Сказания, «представление деталей в таком случае было бы очень сложным из-за необходимости слишком часто объяснять, что происходило в других местах, в других неопубликованных работах». Это предсказание сбылось в случае Берена и Лутиэн. При этом следует принять некое решение, поскольку Берен и Лутиэн не жили, любили и умирали, равно как их друзья и враги, на пустой сцене, в одиночестве, не имея прошлого. Поэтому я последую тому решению, которое принял в Детях Хурина. В своем предисловии к этой книге я писал:
Таким образом, из собственных слов моего отца бесспорно явствует: если бы ему удалось закончить повествование в желаемом ему объеме, он воспринимал бы три «Великих Предания» Древних Дней (о Берене и Лутиэн, о детях Хурина и о падении Гондолина) как произведения вполне самодостаточные и не требующие знакомства с обширным корпусом легенд, известным как «Сильмариллион». С другой стороны, как отмечал отец в том же письме, сказание о детях Хурина неразрывно связано с историей эльфов и людей в Древние Дни и неизбежно содержит в себе изрядное количество ссылок на события и обстоятельства предания более масштабного. <Перевод С. Лихачевой>
Соответственно, я привожу «сжатое описание Белерианда и населяющих его народов в конце Древних Дней», и прилагаю «список всех имен и названий, встречающихся в тексте, с очень краткими пояснениями к каждому». В этой книге я заимствовал это сжатое описание из Детей Хурина, адаптировав и сократив его, и аналогичным образом приложил список всех имен и названий, встречающихся в тексте, в данном случае сопровождаемых весьма разнообразными пояснениями. Ни один из этих вспомогательных материалов не является необходимым, они нацелены лишь на оказание помощи, если возникнет такое желание.
Следующая проблема, которую я должен отметить, обусловлена весьма частым изменением имен. Точное и непрерывное следование за сменой имен в текстах разного времени помешало бы достижению цели этой книги. Поэтому я не придерживался в этом отношении какого-либо правила, разграничивая старое и новое в одних случаях, но не в других, по различным причинам. В очень многих случаях мой отец менял имя в рукописи в позднее, а то и гораздо более позднее время, но это было не систематически: например, Elfin <эльфийский> на Elven. В таких случаях я делал Elven единственной формой, как и с Белериандом вместо раннего Броселианда; но в других случаях я оставлял обе формы, например, Тинвелинт / Тингол, Артанор / Дориат.
Отсюда следует, что цель этой книги отличается от цели тех томов Истории Средиземья, от которых она ведет происхождение. Подчеркну, что она не предназначена для того, чтобы их заменить. Это попытка извлечь один сюжетный элемент из огромного труда, необычайного по своему богатству и сложности; но этот сюжет, рассказ о Берене и Лутиэн, сам по себе постоянно развивался, и порождал новые связи, по мере того как встраивался в более широкий исторический контекст. Решение, что включить, а что исключить из этого «большого» древнего мира, может быть лишь личным и зачастую вызывающим вопросы выбором: предпринимая такую попытку, невозможно добиться, чтобы это было «правильно». В целом, однако, я принимал ошибочные решения, склоняясь в сторону простоты, и подавлял желание дать разъяснения, опасаясь поколебать тем самым первоначальную цель этой книги и применяемый метод.
Мне идет девяносто третий год, и это, я полагаю, последняя книга в череде подготовленных мной к изданию произведений отца, большинство из которых ранее не публиковались, и по природе своей она несколько необычна. Это сказание избрано для опубликования в память о нем из-за глубоких корней, которыми оно вплетено в его жизнь, и из-за его пристального внимания к союзу Лутиэн, которую он называл «величайшей из эльдар», и Берена, смертного человека, к их судьбам и их второй жизни.
Это сказание оставило в моей жизни долгий след, ибо на самом деле, мое самое раннее воспоминание о некоторых элементов сюжета, которые были мне поведаны, это не просто запечатленный в памяти образ сцены рассказывания истории. Мой отец излагал ее мне, по крайней мере частично, не пользуясь какими-либо записями на бумаге, в начале 1930-х гг.
Та часть истории, которая предстает передо мной в воспоминаниях, – это глаза волков, появляющихся один за другим в темноте подземелий Ту.
В письме о моей матери, написанном для меня на следующий год после того как она умерла, за год до собственной смерти, он писал о всепоглощающем чувстве утраты, и о своем желании видеть на могиле под ее именем надпись «Лутиэн». В этом письме, как и в том, что процитировано в этой книге на с. 29, он вернулся к истокам сказания о Берене и Лутиэн на небольшой лесной полянке, заросшей болиголовами, под Русом, в Йоркшире, где она танцевала: «Но легенда исказилась, я – оставлен, и мне не дано просить перед неумолимым Мандосом».
ЗАМЕТКИ О ДРЕВНИХ ДНЯХ
<перевод С. Лихачевой,
сокращенный и дополненный составителем в соответствии с новым текстом>
Ощущение временной бездны, в которую уходит корнями эта история, убедительно передано в достопамятном отрывке из «Властелина Колец». На великом совете в Ривенделле Эльронд рассказывает о Последнем Союзе эльфов и людей и о поражении Саурона в конце Второй Эпохи, более трех тысяч лет назад:
На том Эльронд надолго умолк — и вздохнул.
— Ясно, как наяву, вижу я великолепие их знамен, — промолвил он. — Столь много великих владык и вождей собралось там! — глядя на них, вспоминал я славу Древних Дней. И однако ж не столь много и не столь блистательных, как в ту пору, когда рухнул Тангородрим, и подумалось эльфам, будто злу навеки положен конец — но они заблуждались.
— Ты помнишь? — потрясенно воскликнул Фродо, не замечая, что говорит вслух. — Но мне казалось… — смущенно пробормотал он, едва Эльронд обернулся к нему, — мне казалось, Гиль-галад погиб давным-давно — целую эпоху назад.
— Воистину так, — печально отозвался Эльронд. Но в памяти моей живы и Древние Дни. Отцом моим был Эарендиль, рожденный в Гондолине до того, как пал город; а матерью — Эльвинг, дочь Диора, сына Лутиэн Дориатской. Перед моими глазами прошли три эпохи на Западе мира, и множество поражений, и множество бесплодных побед.
О Морготе
Моргот, Черный Враг, как со временем его стали называть, изначально, — как сообщает он захваченному в плен Хурину, — «Мелькор, первый и могущественнейший среди Валар; тот, кто был до сотворения мира». Теперь же, навсегда воплотившись в обличье гигантское и величественное, но ужасное, он, король северо-западных областей Средиземья, телесно пребывает в своей огромной твердыне Ангбанд, Железные Преисподни: над вершинами Тангородрима, гор, воздвигнутых им над Ангбандом, курится черный смрад, что пятнает северное небо и виден издалека. В Анналах Белерианда сказано, что врата Моргота находились всего лишь в ста пятидесяти лигах от Менегротского моста; далеко, и все же слишком близко. Здесь имеется в виду мост, подводящий к чертогам эльфийского короля Тингола; чертоги эти звались Менегрот, Тысяча Пещер, и располагались далеко на юго-востоке от Дор-ломина.
Однако, как существу воплощенному, Морготу был ведом страх. Мой отец писал о нем так: «…В то время как росла его злоба, росла и воплощалась в лживых наветах и злобных тварях, таяла, перетекая в них же, и его сила — таяла и рассеивалась; и все неразрывней становилась его связь с землей; и не желал он более покидать свои темные крепости». Когда Финголфин, Верховный король эльфов-нолдор, один поскакал к Ангбанду и вызвал Моргота на поединок, он воскликнул у врат: «Выходи, о ты, малодушный король, сразись собственной рукою! Житель подземелий, повелитель рабов, лжец, затаившийся в своем логове, враг Богов и эльфов, выходи же! Хочу я взглянуть тебе в лицо, трус!». И тогда (как рассказывают) «Моргот вышел. Ибо не мог он отвергнуть вызов перед лицом своих полководцев». Сражался он могучим молотом Гронд, и при каждом ударе в земле оставалась громадная яма, и поверг он Финголфина наземь; но, умирая, Финголфин пригвоздил гигантскую ступню Моргота к земле, «и хлынула черная кровь, и затопила выбоины, пробитые Грондом. С тех пор Моргот хромал». Также, когда Берен и Лутиэн пробрались в глубинный чертог Ангбанда, где на троне восседал Моргот, Лутиэн навела на него чары: и «пал Моргот — так рушится смятый лавиной холм; с грохотом низвергся он со своего трона и распростерся, недвижим, на полу подземного ада.
О Белерианде
Древобрад, шагая через лес Фангорн и неся на согнутых руках-ветках Мерри и Пиппина, пел хоббитам о древних лесах в обширном краю Белерианда, уничтоженных в ходе Великой Битвы в конце Древних Дней. Великое море нахлынуло и затопило все земли к западу от Синих гор, именуемых Эред Луин и Эред Линдон; так что карта, прилагаемая к Сильмариллиону, заканчивается этой горной цепью на востоке, в то время как карта, прилагаемая к Властелину Колец, ею же ограничена на западе. Прибрежные земли к западу от Синих гор, – вот и все, что в Третью Эпоху осталось от области, называемой как Оссирианд, Земля Семи Рек, так и Линдон: там, в буковых лесах, и бродил некогда Древобрад:
Летом скитался я в вязовых рощах Оссирианда.
А! Свет и музыка лета в Семиречье Оссира!
И думалось мне: здесь — всего лучше.
Именно через перевалы Синих гор люди вступили в Белерианд; в горах этих находились города гномов Ногрод и Белегост; и именно в Оссирианде обитали Берен и Лутиэн после того как Мандос дозволил им вернуться в Средиземье (с. 235).
Бродил он также и среди сосен в нагорьях Дортониона (Земля Сосен)
К сосновым нагорьям Дортониона я поднимался зимой.
А! Ветер и белизна, и черные ветви зимы на Ород-на-Тоне!
Голос мой ввысь летел и пел в поднебесье.
Места эти впоследствии стали называться Таур-ну-Фуин, Лес под покровом Ночи, когда Моргот превратил Дортонион в «средоточие страха и темных чар, морока и отчаяния» (с. 107)
Об эльфах
Эльфы появились на земле в далеком краю (Палисор), на берегах озера под названием Куивиэнен, Вода Пробуждения; Валар же призвали эльфов покинуть Средиземье, пересечь Великое море и явиться в землю Богов, в Благословенное Королевство Аман на западе мира. Вала Оромэ, Охотник, повел в великий поход от озера Куивиэнен через все Средиземье тех, кто внял призыву. Их называют эльдар, это — эльфы Великого Странствия, Высокие эльфы — в отличие от тех, кто не внял призыву и предпочел жить в Средиземье, связав с ним свою судьбу.
Но не все эльдар, даже перейдя через Синие горы, отплыли за Море; тех, что остались в Белерианде, называют синдар, Серые эльфы. Их верховным королем стал Тингол (что значит «Серый плащ»): он правил из Менегрота, Тысячи Пещер в Дориате (Артаноре). Также не все эльдар, переплывшие Великое море, остались в земле Валар; ибо нолдор («Хранители знания») — один из великих родов — вернулись в Средиземье: их называют Изгнанниками.
Вдохновителем их мятежа против Валар стал Феанор, создатель Сильмарилей, старший сын Финвэ (сам Финвэ, что некогда вел народ нолдор от озера Куивиэнен, к тому времени погиб). По словам моего отца,
Враг Моргот возжелал тех Самоцветов, похитил их и, уничтожив Древа, унес камни в Средиземье и надежно сокрыл их в своей могучей твердыне Тангородрима [скал над Ангбандом]. Вопреки воле Валар Феанор покинул Благословенное Королевство и отправился в изгнание в Средиземье, уводя с собой большую часть соплеменников; ибо в гордыне своей замыслил он силой отвоевать у Моргота Самоцветы.
Так началась безнадежная война эльдар и эдайн против Тангородрима, в которой они в конце концов были разбиты наголову.
Перед уходом из Валинора произошло ужасное событие, омрачившее историю нолдор в Средиземье. Феанор потребовал от тех телери – третьего отряда эльдар, совершившего Великий поход, – которые теперь обитали на побережье Амана, чтобы те отдали нолдор свое сокровище – флот, ибо без кораблей добраться такому войску в Средиземье было невозможно. Телери наотрез отказались.
Тогда Феанор и его народ напали на телери посреди их города Алквалондэ, Лебединой Гавани, и силой забрали их флот. В этой битве, которая известна как Братоубийство, погибли многие телери. В Сказании о Тинувиэль (с. 42) об этом говорится: «злые деяния номов в Гавани Лебедей», и см. с. 130, строки 514–519.
Вскоре после возвращения нолдор в Средиземье Феанор погиб в битве. Его семеро сыновей владели обширными землями на востоке Белерианда, между Дортонионом (Таур-ну-Фуин) и Синими горами.
Второй сын Финвэ, Финголфин, единокровный брат Феанора, считался верховным владыкой всех нолдор; он и его сын Фингон правили Хитлумом, что протянулся на северо-запад от хребта Эред Ветрин, гор Тени. Финголфин погиб в поединке с Морготом. Вторым сыном Финголфина был Тургон, основатель сокрытого города Гондолина и его правитель.
Третий сын Финвэ, брат Финголфина и единокровный брат Феанора, звался в ранних текстах Финрод, позже – Финарфин (см. с. 104). Старший сын Финрода/Финарфина, называвшийся в ранних текстах Фелагунд, а в поздних –Финрод, вдохновленный красотой и великолепием Менегрота в Дориате, отстроил подземный город-крепость Нарготронд, почему и был наречен Фелагундом, что означает «Владыка Пещер», таким образом ранний Фелагунд = поздний Финрод Фелагунд.
Врата Нарготронда выводили в ущелье реки Нарог в Западном Белерианде; но владения Финрода простирались вдаль и вширь, на восток до реки Сирион и на запад до реки Неннинг, что впадала в море у гавани Эгларест. Но Фелагунд погиб в подземельях некроманта Ту, позднее Саурона, и корона Нарготронда перешла к Ородрету, второму сыну Финарфина, как сказано в этой книге (с. 109, 120)
Оставшиеся сыновья Финарфина, Ангрод и Эгнор, вассалы своего брата Финрода Фелагунда, обосновались в Дортонионе: с северных его склонов хорошо просматривалась обширная равнина Ард-гален. Галадриэль, сестра Финрода Фелагунда, долго жила в Дориате у королевы Мелиан. Мелиан (в ранних текстах Гвенделинг и другие формы) была из числа Майар — могущественных духов, но приняла обличье, подобное человеческому, и поселилась в лесах Белерианда с королем Тинголом; она стала матерью Лутиэн и прародительницею Эльронда.
На шестидесятый год после возвращения нолдор долгий мир был нарушен: громадное войско орков вышло из Ангбанда, но было наголову разбито и уничтожено силами нолдор. Это сражение получило название Дагор Аглареб, Славная Битва; однако эльфийские владыки вняли предостережению и взяли Ангбанд в осаду. Осада Ангбанда продержалась почти четыре сотни лет.
Осада Ангбанда завершилась пугающе внезапно (хотя готовились к тому долго) в одну из ночей середины зимы. Моргот обрушил вниз с Тангородрима реки огня, и обширная травянистая равнина Ард-гален, раскинувшаяся к северу от нагорья Доротонион, превратилась в выжженную пустыню, впоследствии известную под новым именем, Анфауглит, Удушливая Пыль.
Эта сокрушительная атака получила название Дагор Браголлах, Битва Внезапного Пламени (с. 106). Глаурунг, Праотец Драконов, впервые явился из Ангбанда в расцвете мощи; на юг хлынули бессчетные полчища орков; эльфийские владыки Дортониона погибли, а с ними и значительная часть воинов народа Беора (с. 105–106). Короля Финголфина и его сына Фингона вместе с воинами Хитлума оттеснили к крепости Эйтель Сирион (Источник Сириона) на восточном склоне гор Тени; при ее обороне погиб Хадор Златовласый. Тогда Галдор, отец Хурина, стал правителем Дор-ломина, ибо путь огненным потокам преградили горы Тени, и Хитлум с Дор-ломином остались непокоренными.
В год после Браголлах Финголфин, ослепленный отчаянием, поскакал к Ангбанду и бросил Морготу вызов.
*
БЕРЕН И ЛУТИЭН
В письме, написанном 16 июля 1964 г., мой отец утверждал:
Зародышем моих попыток записать собственные легенды, соответствующие моим искусственным языкам, стала трагическая повесть о злосчастном Куллерво из финского эпоса «Калевала». Эта история остается одним из основных эпизодов в легендах Первой эпохи (которые я надеюсь издать как «Сильмариллион»), хотя как «Дети Хурина» видоизменилась до неузнаваемости — за исключением трагического финала. Второй точкой отсчета стало написание «из головы» «Падения Гондолина», истории Идриль и Эаренделя (III 314), во время отпуска из армии по болезни в 1917 г.; и исходный вариант «Сказания о Лутиэн Тинувиэль и Берене», написанный позже в том же самом году. Первоосновой для нее послужил небольшой лесок, густо заросший «болиголовами» (вне всякого сомнения, росло там и немало других родственных растений) близ Руса на полуострове Хольдернесс, где я какое-то время находился в составе хамберского гарнизона. <Письмо 257>
Мои отец и мать поженились в марте 1916 г., когда ему было двадцать четыре года, а ей – двадцать семь. Сначала они жили в деревне Грейт Хейвуд в Стаффордшире; но он был отправлен на корабле во Францию, где в начале июня того же года принял участие в Битве при Сомме. Заболевшего, его вернули в Англию в начале ноября 1916 г., а весной 1917 г. его направили в Йоркшир.
Этой первоначальной версии Сказания о Тинувиэль, как он назвал его, написанной в 1917 г., не существует, или, точнее, она существует лишь в призрачной форме карандашной рукописи, большей частью почти полностью стертой, поверх которой он записал тот текст, который представляет наиболее раннюю версию для нас. Сказание о Тинувиэль было одним из сказаний, составивших главную среди ранних работ моего отца по его мифологии, Книгу утраченных сказаний, весьма сложную работу, которую я подготовил к публикации в первых двух томах Истории Средиземья, 1983–1984. Но поскольку настоящая книга посвящена конкретно эволюции легенды о Берене и Лутиэн, я по большей части пропущу необычное место действия и аудиторию Утраченных сказаний, поскольку Сказание о Тинувиэль само по себе совершенно независимо от этого обрамления.
Центральное место в Книге Утраченных сказаний занимает история английского моряка англосаксонской эпохи по имени Эриол или Эльфвине, который, отправившись в плавание далеко на запад через океан, наконец-то достигает Тол Эрессеа, Одинокого Острова, где живут эльфы, покинувшие Великие Земли, впоследствии Средиземье (термин, не использовавшийся в Утраченных сказаниях). Во время своего пребывания на Тол Эрессеа он узнал от них истинную древнюю историю Творения, богов, эльфов и Англии. Эта история – Утраченные сказания Эльфинесса.
Эта работа дошла до нас в виде нескольких затрепанных тетрадок, заполненных чернильными и карандашными записями, часто весьма трудно читаемыми, хотя много лет назад я был в состоянии провести много часов, вглядываясь в рукопись через лупу, чтобы разъяснить все тексты, лишь в редких случаях оставив отдельные слова в них нераспознанными. Сказание о Тинувиэль – одна из историй, поведанных Эриолу эльфами Одинокого Острова, в данном случае – девочкой по имени Веаннэ: при рассказывании этих историй присутствовало много детей. Эта история, насыщенная деталями (поразительная особенность), рассказана в крайне своеобразном стиле, с некоторыми архаизмами в лексике и композиции, совершенно непохожем те стили, которые использовались моим отцом позднее, яркая, поэтичная и порой по-эльфийски таинственная. Кроме того, время от времени в подтексте присутствует сардонический юмор (в ходе противостояния с демоническим волком Каркарасом, при бегстве с Береном из чертогов Мелько, Тинувиэль интересуется, «Откуда эта грубость, Каркарас?»).
Я думаю, полезнее будет уже здесь, не дожидаясь окончания Сказания, привлечь внимание к некоторым аспектам самой ранней версии легенды и кратко объяснить некоторые имена, важные для повествования (которые также приведены в Указателе имен и названий в конце книги).
Сказание о Тинувиэль в своей переписанной форме, для нас являющейся самой ранней, ни в коей мере не было самым ранним из Утраченных сказаний, и об этом свидетельствуют некоторые черты других Сказаний. Если говорить лишь о структуре сюжета, некоторые из них, такие как сказаниео Турине, не очень отличаются от версии из опубликованного Сильмариллиона; некоторые, прежде всего «Падение Гондолина», которое было написано первым, представлены в опубликованной книге, только в крайне сжатой форме, а кое-какие, из которых наиболее примечательно рассматриваемое сказание, весьма отличаются в некоторых отношениях.
Фундаментальным изменением в эволюции легенды о Берене и Тинувиэль (Лутиэн) было позднейшее включение в нее истории Фелагунда из Нарготронда и сыновей Феанора, но не менее значимым, с другой стороны, стала перемена сущности Берена. Одним из существенных элементов в поздних версиях легенды являлось то, что Берен был смертным человеком, в то время как Лутиэн была бессмертным эльфом; но в Утерянном сказании это отсутствовало: Берен тоже был эльфом. (Из комментариев моего отца к другим сказаниям, однако, видно, что первоначально он был человеком; и очевидно, что так было и в стертой рукописи Сказания о Тинувиэль). Берен-эльф был представителем эльфийского народа под названием «нолдоли» (позднее «нолдор»), которое в Утраченных сказаниях (и позже) переводится как «Gnomes» <гномы=номы>: Берен был номом. Позднее такой перевод стал проблемой для моего отца. Он использовал другое слово гном, совершенно отличающееся по происхождению и по значению от тех гномов, которые в настоящее время представляют собой маленькие фигуры, особенно садовые. Это другое слово gnome (гнома) происходит от греческого gnõme – «мысль, разумение», и оно едва сохранилось в английском языке со значением «афоризм, максима», наряду с прилагательным gnomic (гномический)
В черновике Приложения F Властелина Колец он писал:
Я иногда (не в этой книге) использовал слово "гномы" для обозначения нолдор и язык гномов вместо нолдорин. Я счел это правомерным, поскольку, что бы уж там ни думал Парацельс (если он и впрямь изобрел это название), для некоторых слово "гном" по-прежнему ассоциируется с сокровенным знанием. А нолдор - название этого народа на языке Высоких Эльфов - означает "Те, Кто Знают", поскольку среди трех родов эльдар нолдор с самого начала выделялись как знанием того, что есть и было в мире, так и стремлением узнать больше. Однако они никоим образом не похожи на гномов как высоконаучных теорий, так и народных сказок; так что теперь я отказался от этого вводящего в заблуждение перевода. <Перевод С. Лихачевой>
(Между прочим, замечу, что он, кроме этого, утверждал [в письме 1954 г.], что глубоко сожалеет о том, что использовал слово «эльфы», которое «отяготило его достойными сожаления оттенками, преодолеть которые слишком сложно».) <Письмо 151>
Враждебность, выказанная Берену как эльфу, объясняется в старом сказании следующим образом (с. 42): «все лесные эльфы почитали номов Дор-ломина созданиями вероломными, лживыми и жестокими».
Может показаться немного загадочным, что слово «фэери» (фея, феи) часто употребляется по отношению к эльфам. Так, белых мотыльков, порхавших в лесах «Тинувиэль, будучи фэери, не пугалась» (с. 41); она называет себя «Принцессой Фэери» (с. 64); о ней сказано (с. 72), что она «призывает на помощь все свое искусство и волшебство фэери». В первую очередь, в Утраченных сказаниях слово фэери является синонимом для эльфов; и в этих сказаниях есть несколько отсылок к физически сопоставимому телосложению людей и эльфов. В те давние дни воззрения моего отца на этот предмет несколько колебались, но очевидно, что он предполагал изменение этого соотношения по прошествии эпох. Так, он писал:
Вначале люди и эльфы были почти равны в росте, фэери были намного больше, а люди – меньше, чем теперь. <Перевод Д. Виноходова>
Но на эволюцию эльфов очень повлиял приход людей.
Неуклонно, по мере того как люди становятся могуществее и многочисленнее, эльфы истаивают, становятся маленькими и бесплотными, а люди – больше, крепче и прибавляют в теле. В конце концов люди (почти все) не способны видеть фэери. <Перевод Б. Гаршина, А. Каркошки, В. Свиридова>
Не следует на основе этого полагать, что мой отец думал о «фэери» из этого сказания как маленьких и бесплотных; и, конечно же, годы спустя, когда в истории Средиземья появились эльфы Третьей Эпохи, в них не было ничего похожего на «феечек» в современном смысле этого слова.
Слово фэй менее понятно. В Сказании о Тинувиэль оно часто употребляется в отношении Мелиан (матери Лутиэн), которая пришла из Валинора (и названа (с. 40) «дочерью богов»), но также в отношении Тевильдо, который, как говорилось, был «злобный фэй в образе зверя» (с. 69). В другом месте в Сказаниях имеются указания на «мудрость фэй и эльдар», «орки, драконы и злые фэй», «фэй лесов и горных долин».
Наиболее примечателен следующий фрагмент из Сказания о пришествии Валар:
Вместе с ними появилось множество духов <sprites> деревьев и лесов, долин, рощ и гор – и те, что поют среди трав поутру или в хлебах ввечеру. То были нермир и тавари, нандини и оросси [фэй (?) лугов, лесов, долин и гор], брауни, фэй, пикси, лепреконы и другие, что не имеют имен, ибо число их весьма велико. Но не должно путать их с эльдар [эльфами]: они родились прежде мира, старше старейших его, и <…> не от мира <использован перевод А. Куклей>
Другая загадочная характеристика, появляющаяся не только в Сказании о Тинувиэль, для которой я не нашел ни разъяснения, ни более общих замечаний, относится к той власти, которой валар обладают над делами людей и эльфов, более того – над их умами и сердцами, в отдаленных Великих Землях (Средиземье). Например: на с. 78 валар «привели его [Хуана] на поляну», среди которой на земле лежали Берен и Лутиэн, бежавшие из Ангбанда; она сказала своему отцу (с. 82): «только валар спасли Берена от жестокой смерти». Или еще, при описании побега Лутиэн из Дориата (с. 57), «не вступила в темные земли, а, набравшись мужества, поспешила дальше» позднее было заменено на «не вступила в окутанный мраком край, и валар вложили в сердце ее новую надежду, так, что она снова отправилась вперед».
Что касается имен, появляющихся в сказании, я замечу здесь, что Артанор соответствует позднейшему Дориату, и также назывался Запредельная Земля; на путь на север преграждают Железные горы, также называемые Холмами Горечи, через которые прошел Берен: впоследствии они стали Эред Ветрин, горы Тени. За горами лежит Хисиломэ (Хитлум), Земля Тени, также называемая Дор-ломин. Палисор (с. 37) – край, в котором пробудились эльфы.
Валар часто упоминаются как боги, они также называются айнур (единственное число – айну).