– Нет! – закричал Гарри, – прекратите! – и в следующий миг он снова увидел перед собой старого волшебника. – Сэр, это не правда, – сгорая от стыда, проговорил Поттер. – Я не знаю, что со мной происходило, я не хотел, это было омерзительно и больно, я не понимаю, почему так случилось, пожалуйста, вы должны мне поверить, сэр, мне это не нравилось! Все было подстроено с самого начала, даже их победа в финале. Я не знаю, что они сделали, но все было подстроено, и они хотели унизить меня. Они сказали, что по условию пари они собираются трахнуть меня, то есть э-э-э… вступить со мной…., ну вы понимаете, сэр, –сбивчиво рассказывал Гарри. – Все не так, как вы подумали, – парень был на грани отчаяния.
Он понимал, что Дамблдор сумел увидеть его самые яркие воспоминания этого вечера – боль, страх, унижение смешались и переплелись с возбуждением и удовольствием, внезапно охватившими его в тот момент, и тогда он впервые испытал настоящий оргазм, не просто разрядку от самоудовлетворения, а первый в жизни настоящий полноценный сильнейший оргазм, и это незабываемое впечатление и увидел директор, так легко сумевший проникнуть в его сознание, а Поттер никогда не отличался способностями к окклюменции.
– Успокойся, Гарри, – медленно произнес Дамблдор, похлопав парня по руке. – Иногда такое случается, что юноши предпочитают партнеров своего пола. А ты всегда был особенным мальчиком, – словно размышляя сам с собой, пробормотал директор.
– Я нормальный! Я не пидор! – с отчаянием крикнул Гарри, закрывая лицо руками. – Они заставили меня, изнасиловали, принудили! Но я не такой!
Мадам Помфри уже стремительно приближалась к его кровати с очередным лекарством.
– Вот, Поттер, выпейте, это поможет вам успокоиться.
– Оставьте меня! – крикнул Гарри, выбивая из рук медсестры стеклянный фужер, который, упав на пол, разбился вдребезги. – Вы не верите мне! Почему? Они заставили меня, это было условием пари, у меня не было выбора, а теперь вся школа говорит, что я пидор! Это нечестно, это подло!
Он отчаянно пытался что-то доказать, но видел во взглядах директора и колдомедика сомнение в своих словах.
– Вы не верите мне, да? – спросил парень, – но это же несправедливо. Эти воспоминания… они.. неправильные, – он замолчал и отвернулся к окну.
– Гарри, я думаю что тебе прежде всего надо успокоиться. Я понимаю, что ты расстроен тем, что эта пикантная ситуация стала достоянием общественности. Ты должен знать, мальчик мой, что я всегда буду на твоей стороне и сделаю все, чтобы защитить тебя.
– Но вы думаете, что я лгу, сэр, – глухо произнес Поттер, продолжая смотреть в окно.
– Не отчаивайся, Гарри, все будет хорошо, – директор сжал его плечо, и, приподнимаясь с постели, добавил. – Я поддержу тебя, что бы ни случилось!
Гарри продолжал молчать, обида от несправедливых и ложных обвинений душила его и готова была выплеснуться наружу, но он сделал над собой усилие, пытаясь сдержаться.
– Спасибо, что зашли, сэр, – отвернувшись, произнес парень, давая понять, что больше не намерен говорить.
– Я зайду попозже, и мы еще поговорим с тобой, – попробовал пошутить старый волшебник, подмигнув, но парень демонстративно молчал и всем своим видом игнорировал директора.
Гарри уже третий день находился в больничном крыле по требованию Дамблдора. Директор настоял на том, что ему необходимо пока быть под наблюдением колдомедика и для его же собственного блага оставаться в палате. Гарри догадывался, что эта изоляция вызвана не его состоянием здоровья, а той атмосферой, которая сейчас была в школе. А Хогвартс действительно бурлил, переживая такое шокирующее происшествие и новость, что Мальчик-Который-Выжил оказался гомосексуалистом. Студенты, в то же утро узнавшие от слизеринцев некоторые интригующие подробности прошедшей вечеринки, теперь бурно это обсуждали и смаковали детали. Новость разносилась молниеносно, и утром на завтрак явились практически все учащиеся, чтобы услышать свежие подробности и обсудить уже то, что было известно. Гриффиндорцы подвергались насмешкам и оскорблениям, и не только со стороны слизеринцев, многие в открытую теперь заявляли, что в «львятнике» учатся только вонючие грязнокровки и позорные пидоры. Сами же гриффиндорцы, еще не избавившись от тягостного впечатления после разгрома на финальной игре, восприняли новый удар тяжело, и все студенты от первого до седьмого курса погрузились в мрачное состояние. Поттера не только осуждали – его проклинали и обвиняли во всех бедах, свалившихся в последнее время на факультет. Собравшись в общей гостиной, гриффиндорцы с ненавистью вспоминали любые промашки Поттера – начиная со снятия Снейпом с факультета баллов и заканчивая уникальной способностью Гарри разговаривать со змеями, что было очень подозрительным. Сам же Гриффиндор развернул настоящую компанию против Гарри Поттера. Первым делом, все его вещи были собраны в чемодан, который выставили за порог спальни, облив его голубой краской, затем несколько учеников подали петицию декану, где говорилось, что они не желают учиться на одном факультете с грязным извращенцем и настаивают на том, чтобы Поттера перевели на какой-нибудь другой факультет за аморальное поведение, порочащее славную историю Гриффиндора, например в Слизерин, который он так нежно любит. Обстановка накалилась до предела, и одним из главных инициаторов происходящего стал Рон Уизли, который на каждом углу заявлял о том, что он, как староста, выполняет свои должностные и моральные обязанности перед родным факультетом. На самом же деле скрытым мотивом рыжего была боязнь того, что в связи с данным инцидентом снова припомнят недавние слухи о его якобы порочной связи с Поттером, в результате которой он добился места в команде. И теперь Рон готов был перечеркнуть годы дружбы и возвести стену между собой и Гарри, лишь бы его самого не заподозрили в пагубной наклонности. Все свободное время Уизли старался проводить в обществе Гермионы и уже прямо заявлял, что они встречаются и даже планируют после школы заключить магический брачный союз.
Все тайные встречи двух старост Гриффиндора проходили в заброшенном крыле третьего этажа, в той самой комнате, где когда-то трехглавый пес-цербер Пушок охранял тайный люк. На этот раз Гермиона опаздывала, и Рон уже нервно мерил комнату шагами, с нетерпением ожидая подругу, и как только дверь со скрипом закрылась за ней, рыжий тут же схватил девушку в объятия, прижал к стене и, не давая ей произнести ни слова, принялся целовать ее и мять грудь. Гермиона оторвала его руки от себя и оттолкнула приятеля в сторону.
– Ты что опаздываешь, я еле дождался, – возбужденно дыша, произнес раскрасневшийся Рон.
– Я была у МакГонагалл, – ответила Гермиона.
– А… – протянул Уизли и снова полез целоваться, но девушка увернулась и серьезно сказала:
– Рон, нам надо поговорить!
– Потом, – нетерпеливо отмахнулся Уизли, уже расстегивая ширинку на брюках, которые заметно оттопыривались.
– Рональд Уизли! Или мы поговорим сейчас, или ничего не будет, – категорично заявила Грейнджер, уперев руки в бока.
– О чем говорить-то, Герми? – недовольно пробурчал рыжий.
– О Гарри! – ответила девушка.
– О Гарри? А чё о нем говорить? О нем сейчас вся школа говорит.
– Рон, мне кажется, что мы предаем его. Я не верю в то, что говорят о нем, но даже если это правда, Гарри наш друг и мы должны относиться к нему по–прежнему и любить его, несмотря на то, что он немного другой, – произнесла гриффиндорка.
– Немного другой? – возмущенно воскликнул Рон. – Да он грязный пидорас, вот он кто!
– Не смей так говорить о нашем друге! – почти закричала Гермиона.
– Он мне больше не друг, и я буду о нем говорить так, как он того заслуживает.
Повисла тишина, Грейнджер отвернулась в сторону, Уизли недовольно сопел, эрекция пропала, что еще больше ухудшало его настроение.
– Это нечестно с нашей стороны – так поступать по отношению к Гарри, – тихо заговорила Гермиона, – его личная жизнь – это его дело, он может спать, с кем ему вздумается.
– Ты рассуждаешь как маггла! – сердито зашептал Рон. – А у нас все по-другому! Я тебе объясню, Герми, почему сейчас все так враждебно восприняли эту новость. У магов отношение к гомосексуалистам совсем не такое как у магглов. Нас мало, и не только чистокровных, но и полукровок. И магглорожденных – таких, как ты. Поэтому мы должны заботиться о продолжении магических родов, чтобы совсем не исчезнуть с лица земли. Такие семьи, как наша, всегда пользовались уважением, чем больше у ведьмы детей, тем почетнее к ней отношение в обществе, а если в семье рождается сквиб – это горе для всего рода. Но если среди волшебников появляется гомосексуалист – это позор не только для всего рода, но и для всего магического общества. Гомосексуализм – это противоестественное извращение, гомик даже хуже сквиба, неужели ты это не понимаешь? Сквибы могут вступать в брак с магами и иметь детей-магов, а вот мужчина, отвергающий естественные отношения с женщинами – это изгой в нашем обществе, заслуживающий позор и презрение со стороны всего магического мира, и такие у нас долго не задерживаются, их изгоняют, и они вынуждены убраться к магглам, которые относятся к таким уродам терпимо. И Поттер стал таким, и теперь все, кто раньше восхищался им, начнут его презирать. Вот посмотришь, он надолго не задержится в мире магов, сначала его исключат из школы, а потом ему придется вернуться к Дурслям. Отец уже написал, что в Министерстве хотят создать дисциплинарную комиссию, чтобы она на месте во всем разобралась, и возглавлять ее будет сама Долорес Амбридж, а Поттеру это ничем хорошим не грозит. Тем более обязательно соберут Попечительский совет, а там председательствует сам Люциус Малфой, который его тоже терпеть не может.
– Рон, его точно исключат из школы, – пораженно сказала Гермиона.
– Конечно, – кивнул рыжий. – Я на него теперь и сикля не поставлю. Но он сам во всем виноват, и прежде чем подкладываться под слизеринского хорька, надо было думать, к чему это приведет. Между прочим, он не только сам обосрался, но и мое имя обгадил. Меня Дамблдор вызывал, и всякие вопросы задавал об этом.
– Меня тоже об этом спрашивали, Рон, – вздохнула Гермиона, – и мне кажется, что я не только не помогла Гарри, а наоборот, все усложнила для него, – девушка тихо всхлипнула. – Рон, послушай, мы не должны его осуждать, знаешь, в последнее время он был так одинок, он ведь знал, что мы с тобой встречаемся, не просто догадывался, а знал, и чувствовал себя брошенным и одиноким. Он сказал, что мы с тобой в одной лодке, а его оставили за бортом. Рон, может, он это сделал от отчаяния, а?
– Ага, и нашел утешение в объятиях Малфоя и его дружков? – презрительно произнес Уизли и снова потянулся к подруге, целуя ее.
– Рон, что же теперь будет? – всхлипнула Гермиона на груди рыжего.
– А ничего, – фыркнул Уизли, тиская подругу, и чувствуя, как возбуждается снова. – Он же сам сказал, что мы в одной лодке, а он за бортом, вот пусть теперь сам и выплывает, как хочет, это уже его проблемы, а мы с тобой поплывем вдвоем, и нам больше никто не нужен, – и Рон с жадностью припал к губам девушки, не давая ей больше произнести ни слова.
К Гарри за все это время никто ни разу не пришел - такого раньше не случалось. Пожалуй, Поттер был самым частым пациентом мадам Помфри, и прежде, стоило ему оказаться на больничной койке, как друзья и сокурсники с подарками и сладостями начинали толпиться под дверями, ожидая момента, когда школьная медсестра наконец-то разрешит посещение пострадавшего. Но теперь за три дня не пришел никто, даже Гермиона, хотя Гарри очень надеялся и ждал, что девушка навестит его, и он сумеет ей все объяснить, и она, конечно же, все поймет, поверит и не станет осуждать. Ведь Грейнджер столько раз утешала его, ободряла, находила единственно верные решения, и сейчас парень отчаянно ждал, что подруга появится на пороге больничной палаты, пусть не одобряющая, но понимающая и прощающая. Ему сейчас была необходима дружеская поддержка. Но Гермиона не приходила, и Гарри догадывался, что в школе сейчас происходит что-то невообразимое. Он знал, как маги ненавидят гомосексуалистов, и даже боялся себе представить, что сейчас творится за пределами больничного крыла, раз уж сам Дамблдор рекомендовал ему не покидать палату. И Поттер остался один на один со своим отчаянием и безнадежностью, которые посещали его все чаще и чаще. По ночам юношу мучили кошмары, он раз за разом переживал события того ужасного вечера, когда его так жестоко унизили и надругались, он часто просыпался на мокрой от слез подушке, с бешено бьющимся сердцем, а потом долго смотрел в потолок застывшим взглядом. Поттер думал, что сумеет это пережить и не сломаться, но сейчас понял, что ошибался – все-таки что-то раскололось у него внутри, разбилось на мелкие осколки, и теперь эти осколки причиняли острую боль, раня его душу, которая истекала слезами и кровью. У каждого человека есть свой болевой порог, до которого он может терпеть, а потом просто умирает. Гарри знал, что этот порог у него высокий, Волдеморт применял к нему пыточное заклятие, и он помнил эту ослепляющую боль, когда темнело в глазах от невыносимых мучений, когда казалось, что суставы выворачивают клещами, а сосуды рвутся от напряжения. Но Поттер вынес эту физическую пытку, а сейчас чувствовал душевные страдания, которые были намного хуже. Его не просто изнасиловали семеро подонков, они цинично надругались над ним в присутствии девушек, смакуя каждый момент, обсуждая каждую делать, вплоть до вытекавшей из его растянутого ануса спермы. Девушки возбужденно перешептывались, наблюдая, как он корчится на столе, кончая себе на живот, а парни в это время забрызгивали своей спермой его лицо. Более изощренную и садистскую пытку, пожалуй, не мог бы придумать и сам Темный Лорд.
На четвертый день изоляции мадам Помфри сообщила, что он наконец-то может покинуть больничное крыло и отправиться к себе. Гарри воспринял эту новость почти равнодушно, после посещения Дамблдора он вообще практически не разговаривал, молча принимал любое лекарство, которое ему приносила медсестра, и также молча продолжал смотреть в окно или в потолок. Поттер уже был готов к тому, что ему придется столкнуться с крайне негативным отношением других студентов, наверняка его начнут травить и издеваться так же, как это было на четвертом курсе, и на пятом, когда директором стала Амбридж. Но Гарри еще не знал, что его ожидает на этот раз.
На парне была больничная пижама, и мадам Помфри пообещала, что пошлет кого-нибудь в Гриффиндорскую башню за его одеждой. Поттеру пришлось прождать больше двух часов, прежде чем он понял, что никто не придет. В пижаме разгуливать по коридорам Хогвартса было тоже как-то неприлично, тем более, посреди дня, и Гарри вдруг придумал вызвать домовика Добби и попросить его об этой услуге. Добби был счастлив помочь самому великому волшебнику в мире и со слезами радости трансгрессировал с громким хлопком, чтобы через несколько минут вернуться и разложить на кровати перед Гарри его мешковатые потертые джинсы, растянутую и выцветшую за несколько лет футболку, сбитые кроссовки и два носка разного цвета, оба на левую ногу. Добби считал, что одинаковые носки – это признак дурного вкуса, совсем другое дело, когда они разного цвета и размера. Гарри поблагодарил домовика, который от счастья снова чуть не расплакался, и с тяжелым сердцем начал переодеваться за придвинутой ширмой.
Поттер шел по коридору с таким чувством, будто в любой момент ему грозит удар в спину. Коридор был пустой, но даже портреты, когда он проходил мимо, прекращали свою привычную болтовню – волшебники и колдуньи со своих полотен взирали на него с укором, а некоторые и с отвращением, а те из них, которые были изображены в одиночестве, стремились скорее покинуть свой холст и переместиться на картины, где помещались группы магов, чтобы сообщить им новость о том, что Мальчик-Который-Сами-Знаете-Кем-Оказался возвращается из больничного крыла и направляется в Гриффиндорскую башню. О том, что ему уже дали такое прозвище, Гарри узнал именно из их болтовни, и начало его не обнадеживало.
Свернув за угол, Поттер едва не столкнулся с группой первокурсников из Райвенкло, которые весело смеялись, и, толкая друг друга, пытались поймать большую шоколадную лягушку, которая перемещалась длинными прыжками по коридору, стараясь скрыться и избежать участи быть съеденной каким-нибудь сладкоежкой. Увидев Гарри, дети на миг растерялись, а затем шарахнулись от него так, будто в коридоре оказался не шестикурсник из Гриффиндора, а дементор из Азкабана. Глядя на то, что при его появлении разбежались даже одиннадцатилетки, Гарри все больше убеждался в том, что о случившемся уже широко известно всему Хогвартсу, даже младшим курсам, хотя они вряд ли что-то понимали в том, в чем его обвиняют, но, тем не менее, дети отскочили от него так, как будто он был болен чем-то заразным.
Поттеру больше не хотелось встречаться с кем-то еще, тем более со слизеринцами, и снова оказаться с ними один на один без палочки, поэтому парень свернул в боковой коридор, где за массивными рыцарскими доспехами скрывалась неприметная дверь, которая вела в потайной туннель, сокращающий путь до Гриффиндорской башни. За шесть лет учебы в Хогвартсе Гарри под мантией-невидимкой сумел облазить все тайные места в школе. Карта Мародеров показывала ему секретные переходы и потайные туннели, поэтому парень, наверное, был единственным из студентов, кто знал о существовании этого прохода. Быстро прошмыгнув туда, он с тяжелым сердцем направился в обитель родного факультета, где встреча с сокурсниками явно не обещала ему «слез радости от долгой разлуки». Догадываясь о том, что будет встречен далеко не радушно, Гарри все же надеялся на то, что они хотя бы не поверили во все эти грязные сплетни, которые сейчас так активно распускали слизеринцы по всему Хогвартсу.
Выйдя из потайного туннеля, Поттер рассчитывал оказаться в пустом коридоре, и был неприятно удивлен, увидев большую толпу студентов, которые, смеясь и улюлюкая, рассматривали крупную надпись на стене. Все были так увлечены, что сначала не обратили внимания на вышедшего из стены гриффиндорца. Гарри успел заметить, что именно привлекло такое повышенное внимание учащихся и что так забавляло и развлекало их. На стене большими красными буквами было написано:
Поттер жопу подставляет,
Легендарный наш герой,
Гриффиндор цвета меняет
С алого на голубой.
Буквы на стене тоже меняли цвет, а затем трансформировались уже в картинку весьма непристойного содержания и угадать, кого именно она изображала, не составляло труда. Через какое-то время картинка опять превращалась в надпись, чтобы затем трансформироваться в новый рисунок – на нем Гарри то делал кому-то минет, то занимался сексом с мужчинами в различных позах. Появление очередной карикатуры приводило собравшихся в восторг, они свистели, улюлюкали и отпускали скабрезные комментарии. Гарри пораженно уставился на стену, не веря, что подобные вещи происходят в Хогвартсе, и до сих пор ни старосты, ни дежурный учитель не заставили собравшихся разойтись, а эти паскудные картинки уничтожить. Было похоже на то, что даже все преподаватели школы если не в открытую поощряли подобные вещи со стороны учащихся, то и не препятствовали этому.
И тут его наконец-то заметили.
– Поттер! Смотрите, Поттер здесь! – громко крикнул кто-то, и смех сразу же стих, повисла тишина, и все собравшиеся молча уставились на Гарри. Почти в каждом взгляде читалось презрение, отвращение и брезгливость.
А потом началось…
– Говеный пидор! Грязный ублюдок! Членосос! – понеслось из толпы, и в следующий миг кто-то запустил в него проклятием, но гриффиндорец сумел уклониться и сломя голову побежал по коридору, слыша у себя за спиной крики «Ловите пидора!» и громкий топот преследователей. Он был один и без палочки, и бегство было единственным шансом спастись. В детстве Гарри не раз приходилось уносить ноги от своего кузена Дадли и его дружков, которые часто гонялись за ним по двору школы, чтобы поймать и избить где-нибудь в темном углу. Он всегда бегал быстро и сейчас уже значительно опережал своих преследователей, но кто-то запустил проклятие ватных ног ему в спину, и парень рухнул на пол, разбив колено в кровь и содрав ладони. Его сразу же окружило несколько человек, это были семикурсники из Хафлпаффа, они грубо подняли его с пола и заломили руки за спину так, что гриффиндорец едва не вскрикнул от боли.
– Ну что, сраный пидор, сейчас ты узнаешь, как у нас поступают с такой мразью, как ты, – с ухмылочкой произнес один из его преследователей. – А ну, парни, давайте его в туалет, сейчас этот маггловский пидорас у нас будет облизывать своим грязным языком все унитазы.
– Твари! Подонки, пустите! – закричал Гарри, отчаянно вырываясь из рук семикурсников, но держали его крепко, к тому же несколько палочек было нацелено на него, чтобы в любой момент выпустить какое-нибудь заклятие.
Его затащили в туалет для мальчиков, и тот, который был главным в этой компании, снова издевательски произнес:
– А у меня идея, парни. У слизеринцев этот извращенец сперму глотал, а у нас пусть говно жрет. Меня как раз и по нужде уже приперло, – и с этими словами хафлпаффец приспустил штаны и уселся на унитаз. Под смех приятелей парень начал, кряхтя и тужась, испражняться с громкими неприличными звуками, распространяя по туалету вонь.
– Давай, давай, Стивен, не жалей дерьма для пидора, – подбадривали его дружки, продолжая крепко удерживать вырывающегося гриффиндорца.
Закончив просираться, парень приподнялся с унитаза и повернулся задом:
– Давай, пидор, подтирай мою жопу своим блядским языком, покажи, на что ты способен, ведь недаром же слизеринцы тебя так расхваливают, – и он наклонился вперед, разводя ягодицы и выставляя на всеобщее обозрение вымазанный в говне анус.
Гарри подтолкнули вперед, и на какой-то миг хватка удерживающих его слегка ослабла, и Поттер рванулся так, что затрещали суставы, и в глазах потемнело от боли, вырываясь из рук подонков. Все произошло настолько быстро, что хафлпаффцы просто не успели среагировать на такое молниеносное движение. Гарри сжал кулак и врезал ближайшему парню с такой силой, что хрустнул носовой хрящ, и кровь хлестнула фонтаном, забрызгивая стены и стоявших рядом, на миг замерших от неожиданности. Не упуская драгоценных секунд, Гарри двинул кроссовкой под зад подставлявшему обосранную жопу и бросился к выходу из туалета. Получив болезненный удар по яйцам, хафлпаффец с воплем пролетел вперед, ударился об унитаз, на котором недавно сидел и свалился на пол, ткнувшись носом в парашу.
Гриффиндорец вылетел в коридор и помчался к лестнице, ведущей к входу в башню его факультета. Он уже слышал, как из туалета выбежали несколько человек, и кто-то заорал ему в след:
– Поттер, ты покойник!
Не оборачиваясь, перепрыгивая через несколько ступенек, Гарри несся по лестнице, ведущей к спасению, слыша за спиной преследователей, которые уже были на нижних ступенях. И вот, наконец, перед ним возник портрет хранительницы Гриффиндора.
– Пароль? – спросила Полная Дама, с недовольством глядя на Поттера.
– Гриффиндорский лев! – задыхаясь и держась за бок, который начало нещадно колоть, заорал Гарри.
– Неправильный пароль, – скучающим тоном произнесла с портрета Полная Дама.
– Что?! – заорал Поттер. – Что значит не правильный? Открывай, твою мать, немедленно!
– Пароль поменялся, и веди себя прилично, – невозмутимо ответила хранительница факультета.
– Тебе конец, очкарик! – услышал Гарри у себя за спиной. – За все ответишь, пидор, убийца Седрика Диггори!
Гриффиндорец резко обернулся и прижался спиной к каменной стене. Трое студентов Хафлпаффа уже не торопясь, поднимались по лестнице, скалясь и направляя на него свои палочки.
– Черт, – облизнув губы, прошептал Поттер, и вдруг из коридора раздался строгий голос Минервы МакГонагалл:
– Что все это значит, господа? – профессор стояла внизу у лестницы, с трудом сдерживая гнев. – Что студенты Хафлпаффа делают у входа в Гриффиндорскую башню, вооруженные волшебными палочками?
Парни при виде МакГонагалл растерялись и быстро стали прятать свои палочки.
– Блуждающая лестница, мэм, – запинаясь, произнес один из них, – она как всегда выбрала неправильное направление. Мы здесь оказались случайно.
– А мне показалось…. Нападение на студента
– Нет, мэм! – в три голоса заявили преследователи.
– Поттер, вы в порядке? – медленно поднимаясь по ступеням, спросила декан.
– Да, мэм, все хорошо, – все еще тяжело дыша от сумасшедшего бега, произнес Гарри.
– Вы уверены?
– Да, профессор, все просто отлично, – облизнув губы, добавил парень. – Только пароль сменили, и я не смог зайти внутрь.
– Я снимаю двадцать баллов с Хафлпаффа и пять с Гриффиндора за ложь преподавателю, а вы, господа, немедленно покиньте территорию моего факультета!
Студенты бегом понеслись вниз по лестнице, а Гарри, прижимаясь спиной к стене, оказался под пристальным взглядом своего декана.
– Вас давно выписали из больницы, Поттер? – поинтересовалась декан.
– Полчаса назад, мэм, – ответил Гарри.
– Я считаю, что вам лучше было бы находиться под присмотром мадам Помфри, – помолчав, произнесла профессор.
Парень не ответил, опустив глаза.
– Censor morum, – назвала МакГонагалл новый пароль (лат. Блюститель нравов)
– Круто, – пробормотал Гарри, шагнув в открывшийся проем за своим деканом.
Гриффиндорец не ожидал, что профессор сама проводит его до общей гостиной, он думал, что она отправится в свой кабинет, но МакГонагалл вошла в общий зал студенческого общежития вместе с ним. В комнате присутствовало много учащихся с разных курсов, так как сейчас была большая перемена, и появление Гарри в сопровождении декана произвело сильное впечатление на всех собравшихся. Студенты замолчали, и в звенящей тишине раздался строгий голос МакГонагалл:
– Дамы и господа, мистер Поттер вернулся к нам из больницы. Прошу всех соблюдать правила приличия, – добавила профессор, обведя требовательным взглядом всех присутствующих и покинула помещение.
– Э-э-э... привет, – неуверенно произнес Поттер, как бы обращаясь ко всем гриффиндорцам, но взглядом встретившись с Роном Уизли, который до его прихода играл в шахматы с Симусом Финниганом.
Ему никто не ответил, все продолжали молча смотреть на него, и их взгляды не отличались от тех, которыми его встретили студенты других факультетов – презрение и даже ненависть.
– Ребята, я хочу вам все объяснить, – чувствуя, что краснеет, произнес Гарри. – Все эти сплетни, которые ходят по школе…вы же им не поверили, правда? – сглотнув, спросил парень.
Гриффиндорцы мрачно смотрели на него, и Гарри чувствовал, как исчезают из его души последние крохи надежды.
– Ребята, это все подстроили слизеринцы, – с отчаянием произнес он.
– Слышь, Поттер, ты нам только на один вопрос ответь – ты трахался с ними или нет? – выступив вперед, Симус Финниган задал вопрос, ответ на который хотели получить все гриффиндорцы.
Гарри с отчаянием вглядывался в лица своих друзей и сокурсников, и горький комок подступил к его горлу. Даже если он и соврет, уже ничего не изменится, но сказать правду так тяжело, тем более, когда на тебя в упор смотрят столько людей, с которыми ты провел несколько лет вместе, практически вырос под одной крышей.
– Что ты молчишь, Поттер? – спросил Финниган, - Если бы ничего не было, и все это лишь слухи, ты бы так и сказал. Разве нет? А раз ты трусливо молчишь…к тому же Рон говорит, что скоро сюда приедет дисциплинарная комиссия из Министерства, будут разбираться во всем этом дерьме. Стали бы они сюда Амбридж присылать, раз ничего не было.
– Амбридж? – пораженно переспросил Гарри, непроизвольно потерев левую руку, на которой белыми шрамами выделялись слова «я не должен лгать».
– Да, отец мне прислал сову, и написал, что весь Отдел Образования стоит на ушах, потому что Гарри Поттер оказался педрилой и перетрахался со всеми слизеринцами, – произнес Рон так, как будто выплюнул эти слова бывшему другу в лицо.
– Ну, так что, Поттер, слабо правду сказать? – гнул свою линию Финниган. – В Гриффиндоре принято смело говорить правду, хотя какой ты гриффиндорец, тебе самое место в твоем любимом Слизерине, скользкая змея!
– Все было подстроено, – глухо сказал Гарри. – С самого начала, они даже выиграли нечестно, я уверен, что они использовали какой-то запрещенный прием, чтобы добиться победы.
– Ты нам зубы не заговаривай, Поттер, – прошипел Дин Томас, – то, что мы Кубок просрали из-за тебя, это и так понятно, а ты отвечай честно, трахался со змеенышами или нет? – все гриффиндорцы возмущенно зашумели, поддерживая Дина, а напоминание о позорном разгроме еще больше накалило атмосферу.
– Да, – тихо ответил Гарри, но, тем не менее, его услышали все, потому что шум сразу же прекратился, и снова в гостиной повисла оглушающая тишина. – Послушайте, ребята, они заставили меня, это произошло по принуждению! Вы же все знаете об этом чертовом пари, это и было их условием! Я ничего не мог сделать, вы же понимаете это… должны понимать! – с отчаянием произнес Гарри, но чувствовал, что они не верят ни единому слову.
На лицах гриффиндорцев застыло чувство брезгливости, как будто им стало противно дышать одним с ним воздухом, а затем Рон Уизли подошел к Гарри и в присутствии всех плюнул... в лицо. В толпе собравшихся кто-то невольно вскрикнул, Парвати взвизгнула от неожиданности и зажала рот ладонью. Гарри замахнулся, намереваясь ударить Уизли, но тот даже не попытался уклониться от удара, а продолжал стоять, с презрением глядя на него. Поттер медленно опустил поднятую для удара руку, затем стер плевок со щеки.