В культуре Оригами ёмкая лаконичность художественного языка осуществляется благодаря нивелированию претенциозного украшательства в пользу концептуального подхода к творчеству. В Оригами реализуется некое особое видение мира, незамутненное какофонией внешних признаков, при этом внешняя привлекательность граничит с деликатной ненавязчивостью. Неизменные принципы руководят творческой мыслью мастера Оригами, а истоки этой мысли стоит искать в философии синто и дзен-буддизма.
«Согласно буддизму, в чистоте собственного духа созерцающий улавливает неизменный принцип многообразного творчества. Открытие «ока мудрости» внезапно и всеобще, оно может быть открыто каждому. Миссия мастера состоит не в том, чтобы фиксировать быстротекущую жизнь природы, но в том, чтобы сквозь неё лучше уловить организующий принцип, который делает природу такой, какая она есть. Мастера могут достигать внешнего сходства, а одухотворенный ритм (в их творениях) не проявляется. Если же именно одухотворенный ритм (мастер) стремится (уловить) в том, что он (создает), (тогда) одновременно будет достигнуто внешнее сходство» (130, II). Идея «одухотворенного ритма», являющегося первопринципом природы, проявляющегося во всех вещах, объясняет наличие ритмического, модульного начала в Оригами. Ритм теней и освященных плоскостей придает художественную цельность и ценность фигуркам Оригами. Наличие ритма — одного из основных условий композиционного построения дарит Оригами остроту и выразительность, собирает элементы, формируя единое художественное пространство для каждого образа.
Ритм в Оригами — не просто один из работающих визуально принципов, но основной характерный первопринцип. Глядя на фигурки, первое, что мы улавливаем, это четкая ритмическая организованность, которой абсолютно ничто, никакие излишества или украшательства, никакие чужеродные элементы не мешают быть основным композиционным доминирующим принципом. «Тот, кто удостоился видеть «истинные реальности», инстинктивно питает пристрастие к объектам самым простым, и чем более созерцаемое зрелище очищено от многообразий случайности, тем легче свести его к ритмической схеме» (132, II). Общая для всех вещей идея, общее организующее начало, общий для всего существующего первопринцип — то знание, которое художник, творец, просветленный несет в своём сердце, в своём сознании. «Совершенное знание не зависит от чувственного восприятия, оно непосредственно, и дух достигает его в самосозерцании, вне всякой двойственности. Он может затем воплотить своё внутреннее видение, выразить его в любой форме, следуя капризу мгновения. Идея, которую он осознает, может выявиться вовне — либо при посредстве звука, либо при посредстве зримого образа. И в том и в другом случае, согласно эстетической концепции, побуждение проистекает из трансцендентного духа» (123, II). «Работа художника состоит в том, чтобы выявлять «души» объектов, которые прячутся в телах вещей, и вовлекать их в универсальный ритм всего, что живет, сверкает и поёт. Если художник привносит в свое произведение мысль живую и чистую, он увидит сияние Дао в чувственных формах и, естественно, выразит сущность объекта» (44, II). Лишь чистый совершенный дух способен постичь идею, организующую пространство вокруг, и всё многообразие вещей, лишь концентрация на внутреннем пространстве является залогом трансформации личности вовне. «Необычны местности с впадинами и возвышенностями, которые этот старец носил в своём мозгу, порой он их внезапно извергал, чтобы передать радость в её истинности».
Фигурки Оригами выражают сущность существ, вещей и предметов, реализуют общее абстрактное начало. Ведь в европейском сознании совершенно логично возникает вопрос: почему бы, изображая лошадь, не взять и не вырезать её силуэт из той же бумаги, не приклеить гриву и хвост и не раскрасить её? Для мастера Оригами ответ на данный вопрос прост. «Быть подобным не значит быть правдивым. Не надо складывать, похоже, можно, и даже нужно забыть о внешнем виде. Но надо увидеть суть, Истину, или же, — красоту, скрытую в оригинале и намекнуть на неё. Только намекнуть — этого будет вполне достаточно. Не парадокс ли: чтобы сложить журавля, надо забыть его вид? Не парадокс! И доказательство тому это чудо — японский бумажный журавлик. Взгляните на него. Похож ли он, собственно, на эту птицу? Да ничуть! Дракон какой-то и всё. И всё же — это точно он. Мастер, нашедший его, искал не бумажную копию журавля, но его суть, его Красоту. И ему удалось передать в этом Оригами намёк на неё. Поэтому внешняя схожесть этого Оригами с оригиналом не имела уже никакого значения. Конечно, при условии, что вы этот намек поняли. Тогда, в X–XV веках его еще понимали. Поэтому традиционные японские Оригами полуабстрактны. В них важно не то, что сказано, а то, что недосказано. «Сказанное — конечно, недосказанное не имеет конца и, значит, вечно, истинно» (VI).