Трансформированное существо

Сатпрем

 

 

НА ПУТИ

к

СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСТВУ:

Очерки экспериментальной эволюции

Satprem

LA GENESE

DU SURHOMME

ESSAI D'EVOLUTION EXPERIMENTALE

 

 

Ó Satprem

Ó 1974, Editions Buchet/Chastel, Paris.

ISSBN 2-7020-1383-X

 

 

И.Савенков. Перевод с французского. Москва, 1999-2000

E-mail: savenkov@ccas.ru

 

Копирование и распространение данного перевода не только не возбраняется, но и приветствуется.

 

 

Содержание

 

Введение............................................. 6

I Ментальная крепость............................ 11

II Великий процесс................................ 18

III Солнечный Путь................................ 25

IV Развилка на Пути............................... 34

V Новое Сознание................................. 37

VI Стирание границ................................ 45

VII Огонь Нового Мира.............................. 56

VIII Изменение видения.............................. 66

IX Большее я...................................... 77

X Гармония....................................... 86

XI Смена силы.................................... 100

XII Сообщество сверхлюдей......................... 115

XIII А после?...................................... 130

XIV Победа над смертью............................ 136

XV Трансформированное существо.................. 148

XVI Пора истины................................... 159

 

у ног Истины

 

Либо, когда провалятся все остальные попытки

Можем найти мы, скрытый в нас самих,

Ключ к совершенному преображению. [1]

Шри Ауробиндо

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Все секреты просты.

Потому что Истина проста. Это самая простая вещь в мире — вот по­чему мы не видим ее. В мире есть лишь одна Вещь, а не две, как это нача­ли осознавать современные физики и математики, и это хорошо знает ребенок, улыбающийся волнам на солнечном берегу, где одна и та же пена кажется взбивающейся с начала времен, соединяясь с великим ритмом, который поднимается из древней памяти и сплетает дни и печали в единую историю, столь старую, что она ощущается как неизменное присутс­твие, и столь необъятную в своей грандиозности, что она захватывает даже скольжение морских чаек. И все содержится в одной секунде, целостность всех ве­ков и всех душ, — в одной заурядной точке, сверкнув­шей на мгновение в бурной пене. Но мы утратили эту точку, и эту улыбку, и эту звенящую секунду. Так что мы пытаемся воссоздать это Единство простым сложением: 1+1+1+... уподобляясь нашим компьютерам, как если бы сумма всевозможных знаний о всех точках могла бы дать, в конечном итоге, верную ноту, одну лишь ноту, которая порождает всю песню, движет мирами и есть в сердце позабытого ребенка. Мы пытались сфабри­ковать эту Простоту на каждом углу, но чем больше у нас «умных» кнопок, чтобы упростить жизнь, тем дальше от нас пролетает птица и тем дальше от нас улыбка — даже свер­кающая пена загрязняется нашими уравнениями. Мы даже не полностью увере­ны, что наше тело все еще наше — безукоризненная Машина поглотила все.

Однако та единственная Вещь — это также уникальная Сила, поскольку то, что сияет в одной точке, сияет также во всех остальных. Как только это понято, то понято и все остальное; в мире есть лишь одна Сила, а не две. Даже ребенок прекрасно знает это: он король, он неуязвим. Но ребенок подрастает и забывает это. И выросшие люди, все нации и цивилизации, все на свой осо­бый манер искали Великий Секрет, этот простой секрет — через войны и завоевания, через магию и медитации, через красоту, религию или науку. Хотя, по правде говоря, мы не знаем, кто достиг большего: строитель ли Акрополя, фивейский маг, американский астронавт или цистерцианский мо­нах, ведь одни отвергали жизнь, чтобы понять ее, другие пытались охватить ее всю, не понимая ничего, третьи оставили за собой след прекрасного, а четвертые — белесый хвост в вечных небесах — мы лишь послед­ние в этом списке, не более того. И мы все еще не ухватили своей магии. Точ­ка, совсем маленькая могущественная точка все еще ожидает нас на пляже великого мира; она сияет для каждого, кто поймает ее, как сияла она и раньше, прежде чем стали мы человеческими существами под звездным небом.

Однако другие люди прикасались к Секрету: возможно, древние греки, а также египтяне, и уж точно — риши ведических времен. Но секреты подобны цветам благоухающего дерева: у них свое время, время роста и время внезапного расцвета. Есть «время» для всего: для покорения звезд над нашими головами и пролета баклана над покрытой пеной скалой, и, воз­можно, даже для самой пены, выброшенной из гребня волны; все движется в едином ритуале. Человек тоже. У секрета, то есть, у знания и силы, есть собственное время; одна маленькая клетка, более развитая, чем другие, не может воплотить силу своего знания, то есть, изменить мир, ускорить расцвет великого дерева, пока не будет готова эволюционная почва.

Но это время пришло.

Оно пришло, оно распускается по всей земле, даже если его невиданные цветы все еще выглядят как вредоносные прыщи: студенты обезглавили статую Ганди в Калькутте, старые боги низвергнуты, а умы, накормленные интел­лектом и философией, взывают к разрушению и призывают чужеземных Варва­ров помочь им сломать их собственную тюрьму, уподобляясь древним рим­лянам; другие молятся на искусственный рай — одно лучше другого! И земля надрывается и стонет через все свои трещины, свои несчетные трещины, че­рез все клетки своего великого тела в процессе трансформации. Так назы­ваемое зло нашего времени — это новое скрытое рождение, с которым мы не знаем как обращаться. Мы перед лицом нового эволюционного кризиса, столь же радикального, как первая человеческая мутация в среде больших обезьян.

Но поскольку земное тело одно, то и лекарство одно, как и Истина, и единственная преображенная точка преобразит все остальные. Однако, эта точка не будет найдена в улучшении наших законов, наших систем или наук, наших религий, философских школ или всяческих «измов» — все это части старой Машинерии; это не какая-то одна «гайка» должна быть подтянута, добавлена или как-то улучшена: мы задыхаемся «по черному». Более того, эта точка даже не находится в нашем интеллекте — в том, что составляет всю Механику — ни даже в улучшении Человека, который дотягивает лишь до того, чтобы прославлять собственную слабость и былое величие. «Несо­вершенство Человека — не последнее слово Природы», - сказал Шри Ауро­биндо, - «но его совершенство также не является последним пиком Духа» [2]. Эта точка находится в будущем, которое еще непостижимо для нашего ин­теллекта, но которое уже пустило ростки в сердцевине нашего существа подобно цветам огненного де­рева, когда опали все его листья.

По меньшей мере, существует рукоятка к будущему, если толь­ко мы идем к сердцу этой вещи. А где же это сердце, если не во всем том, что мы считаем прекрасным, добрым и хорошим согласно нашим человеческим стандартам?... Когда-то первые рептилии вышли из воды, чтобы поискать способ взлететь, а первые приматы вышли из леса, обведя странным взглядом землю: одна и та же неодолимая тяга заставляла их двигаться к другому состоянию. И, возможно, вся трансформирующая мощь уже содержалась в том простом поиске чего-то иного, как если бы тот поиск, та тяга, та кри­чащая точка, взывающая к неизвестному, имела бы силу распечатать родники бу­дущего.

Ибо, в действительности, эта точка содержит все, может все, это искра солнечного Я, многообразно уникальная, которая сверкает в сердцах людей и вещей, и в каждой точке пространства, каждую секунду, в каждом клочке пены; и она всегда становится нечто большим, чем это видно в секундном проблеске.

Будущее в тех, кто полностью отдает себя этому будущему.

И мы утверждаем, что существует будущее, гораздо более чудесное, чем все электронные райи разума: человек — это не вершина, как не был концом археоптерикс, вершивший род рептилий — разве может остановиться великая эволюционная волна? Мы ясно видим это на своем примере: нам кажется, что мы изобретаем все более чудесные машины, позволяю­щие нам непрестанно расширять человеческие пределы, даже добраться до Венеры или Юпитера. Но это только видимость, все более и более тягостная, и мы ничего не расширяем: мы просто посылаем в другой конец космоса жалкое маленькое существо, которое даже не знает, как позабо­титься о своем роде, не знает, таят ли его собственные пещеры дракона или плачущее дитя. Мы не прогрессируем; мы непомерно раздуваем грандиозный ментальный пузырь, который очень даже может взорваться под самым нашим носом — мы не улучшили человека, мы просто сделали из него колосса. И не могло быть иначе. Виной тому не недостаток наших добродетелей или интел­лекта, ведь, доведенные до крайности, они смогли бы произвести лишь суперсвятош или супермашины — монстров. Святая рептилия в своей норе дала бы для эволюционного зенита ничуть не больше, чем свя­той монах. Давайте лучше позабудем это. Истина в том, что верх человека — или верх чего-либо еще — лежит не в совершенствовании до высшей сте­пени того же самого типа; он кроется в «чем-то ином», не в том же самом типе, а в том, к чему устремляется существо. Таков эволюционный закон. Человек — это не вершина; человек — это «переходное существо» [3], - ска­зал давным-давно Шри Ауробиндо. Человек направляется к сверхчеловечеству также неизбежно, как малюсенькая веточка мангового дерева содержится в его семени. Значит, наше единственное настоящее занятие, наша единствен­ная проблема, наш единственный вопрос, требующий решения из века в век, тот самый, что сейчас разрывает на части наш великий земной корабль, состоит в том, как сделать этот переход.

Ницше тоже говорил это. Но его сверхчеловек — это только раздутие человека; мы видели, что он делал, когда шествовал по Европе. Это был не эволюционный прогресс, а возврат к старому варварству белоку­рых или черноволосых бестий человеческого эгоизма. Нам нужен не сверх-человек, а нечто иное, что уже прорезается в сердце человека и что столь же отличается от него, как кантаты Баха отличаются от первых бормотаний гоминида. И, в самом деле, кантаты Баха звучат очень бедно, когда наше внутреннее ухо начинает открываться к гармониям будущего.

Именно это открытие, это новое развитие хотим мы исследовать в све­те того, что мы узнали от Шри Ауробиндо и от Нее, продолжившей его рабо­ту, это modus operandi перехода, пока мы сами не сможем ухватить эволюционный рычаг и методически работать над собственной эволюцией — делать экспериментальную эво­люцию — как другие пытаются выращивать эмбрионы в пробирках, хотя они могут услышать лишь эхо собственных монстров.

Секрет жизни кроется не в жизни, а секрет человека — не в челове­ке, точно также как «секрет лотоса кроется не в той грязи, из которой он вырастает», - сказал Шри Ауробиндо[4]; и все же грязь и солнечный луч объ­единяются вместе, чтобы создать другую степень гармонии. Мы должны найти именно это место соединения, эту точку трансмутации. Тогда, возможно, мы переоткроем то, что спокойный ребенок на берегу моря созерцал в барашках пены, и ту все­вышнюю музыку, что движет мирами, и одно-единственное Чудо, ожидающее своего часа.

И то, что кажется по-человечески невозможным, станет детс­кой игрой.

 

I

Ментальная крепость

 

Наши трудности всегда возникают из-за того, что мы думаем, что только мы можем их разрешить. Мы верим, что если бы не вмешивалась наша ментальная сила (или наша ментальная слабость), если бы не проявлялись наши более или менее большие способности, то наше дело было бы обречено на провал. Такова вера ментального человека. Нам хорошо известны результаты этой веры. Но даже если бы наши ментальные способности были безупречны на своем уровне, в них все равно бы оставался главный изъян — они приносят лишь то, что уже содержалось в нашем интеллекте или мускулах — кроме тех случаев, когда вмешивается сама жизнь и расстраивает наши планы. Другими словами, наша ментальное существование — это замкнутая система. Ничто не может войти туда, кроме того, что мы сами туда внесли. Это краеугольный камень великой Крепости. Ее вторая неизбежная черта состоит в том, что эта система строго механистическая: все разворачивается по рельсам мысли, плана или все тех же мускулов, которые мы задействовали, поскольку ничто не может войти туда, кроме того, что мы сами задумали. И все промерено заранее, вплоть до последнего метра, сантиметра или миллимет­ра: мы получаем как раз то, что и ожидаем — но все это уже было предви­дено в интеллектуальном уравнении, введенном в игру. То есть, эта систе­ма идеально и герметично запаяна до последней трещинки. Нет ни одного дефекта, за исключением того, когда сама жизнь, в очередной раз, более или менее милостиво, сминает наши безупречные расчеты. И ее третья неизбежная черта, вытекающая из первых двух, состоит в том, что эта система совершенно «объективна»: ничто из нее не ускользает, а если ускользнет, то будет быстренько просчитано, введено в уравнение и «запрограмми­ровано», чтобы вернуть «неучтенный фактор» в машинный круг и еще дальше раздуть большой пузырь. И, естественно, все объективно, поскольку весь мир носит одни и те же очки; даже наши инструменты тщательно подтверждают те результаты, ко­торые мы от них ожидаем. То есть, система действует неукосни­тельно и безупречно в соответствии со своей установкой. Мы, как некий волшебник, очертили на земле ментальный круг и вступили в него — вот вам, пожалуйста.

Но вся эта грандиозная иллюзия может раскрыться.

В действительности, она лопается уже сейчас, невзирая на нас. То, что кажется нам ужасным беспорядком, является на самом деле великим поряд­ком новых сил, которые приходят, чтобы закачать свежий воздух в наши легкие ментализированных землян... «Новые силы» — эта фраза попахивает чем-то мистическим, что, несомненно, вызовет живой протест со стороны материалистов. Но давайте признаем (прежде чем обстоятельства не заставили нас сделать это, повозив нас носами по земле), что сегодняшние материалисты так же изжили себя, как и вчерашние святоши; они крутятся внутри замкнутой, душащей, обусловленной и отжившей свое системы. И те и другие — продукты ментального кру­га, две стороны одной и той же монеты, оказавшейся фальшивой. Речь идет не о том, чтобы противопоставлять бога и не-бога, дело совсем в другом: в том, чтобы выйти из этого круга и увидеть, как дышится на другой стороне — а там дышится очень хорошо, поверьте мне, так хорошо, что кажется, что дышишь в первый раз.

Так что мы не совершим переход, опираясь на собственные силы; если бы это было так, то никто бы не мог сделать это, кроме «духовных атлетов». Но эти атлеты — медитирующие, концентрирующиеся и аскетичные — также не выходят из этого круга, хотя может казаться обратное. Они раздувают свое духовное эго (это эго хуже любого другого, пос­кольку оно облачается в крупицу истины), а их озарения — это просто светлые разряды в их собственных тучах. Логика этого проста: невозможно выбраться из круга силами этого круга, подобно тому, как лотос вырастает из грязи не силами этой грязи. Нужно немного солнца. И поскольку аскеты и святые и основатели религий во все века только касались разреженного верха ментального пузыря, то они порождали ту или иную Церковь, которая чрезвычайно походила на ту замкнутую систему, от которой они уходили, то есть, догму, свод законов, Заповеди одного-единственного пророка, рожденно­го в благословенный год 000, вокруг которого разворачивается прекрасная история, навечно привязанная к году 000, как электроны вращаются вок­руг ядра, как звезды вращаются вокруг Большой Медведицы, а человек - вокруг своего пупа. А если они действительно выбирались из ментально­го круга, то делали это лишь в духе, оставляя землю и тела в их обычном увядании. Допустим, каждый новый «столп» был более мудрым, более озарен­ным, более достойным и добродетельным, чем его предшественник, и он действитель­но помогал людям, но он не изменил ничего в ментальном круге, как мы ви­дим, в течение тысячелетий — поскольку его свет был лишь другим ликом все той же тени, белым черного, добром зла, добродетелью нищеты, которая сжимает нас в глубинах наших пещер.

Эта непримиримая дуальность, которая отравляет всю жизнь мен­тального человека — жизнь, которая является лишь жизнью смерти — неразрешима, оче­видно, на уровне самой этой Дуальности: с тем же успехом можно бороться правой рукой с левой. Это как раз то, что и делал, без большого успеха, человеческий разум, на всех уровнях своего существования, противопоставляя небеса аду, материю — духу, индивидуализм — коллективизму или не важно какому «изму», который разрастался в этой злосчастной системе. Но невозможно выбраться велением какого-либо «изма», доведен­ного до его совершенства: лишенная небес, наша земля становится бестол­ково вертящейся машиной; оторванные от материи, наши небеса являют собой бледную туманность, в которой плавают молчаливые медузы бестелесного духа; лишенные индивидуализма, наши общества становятся кошмарными муравейни­ками; а лишенный даже своих «грехов», индивид теряет свою точку нап­ряжения, которая помогала ему расти. Истина состоит в том, что никакая идея, сколь величавой бы она ни была, не имеет силы снять эту Искусственность — по той простой причине, что эта Искусственность имела свою ценность и свое время. Но у всего свое время, как у крылатого семени, пролетаю­щего над прериями, пока однажды оно не найдет благоприятную почву и не даст всхо­ды.

Действительно, мы выберемся не через идею, а через органический Факт.

Природа всегда указывает нам на то, что отлично знает, что де­лает. Мы думаем, что превосходим ее, потому что мы ее ментализируем, классифицируем и используем некоторые ее секреты, но, делая это, мы еще подчиняемся ее закону. И если она действительно знала, как развить радуж­ные щупальца актинии из тусклой протоплазмы, так чтобы та могла лучше охватить свое жертву, и сотворила миллионы различных земных видов, которые предстали пред нашим взором многокрасочной па­норамой, то мы должны верить, что у нее также есть веские основания для того, чтобы разнообразить «человеческие актинии», так чтобы каждая из них могла схватить свою «добычу» в многоцветной сети тысяч мыслей, чувств и импульсов. И если этот ментальный круг, этот ужасаю­щий полип, замкнулся на нашем круге, то это наверняка не бесполезная ло­вушка, через которую мы могли бы перепрыгнуть, будь мы чуть подогадливее. Ведь зачем же ставить эту ловушку, если лишь для того, чтобы выбраться из нее? Если бы пастух-провидец времен Упанишад мог бы перепрыгнуть прямо к сверхче­ловечеству, то в чем тогда эволюционный смысл всего этого пота и крови? Ничто не бесполезно в этом мире, нам надо еще поискать ту боль, которая не несла бы в себе тайную силу роста.

Но польза ментального круга заключается вовсе не в том, что воображает себе разум в са­монадеянности своего знания и своих открытий, ибо разум всегда принимает инс­трумент за Мастера. Мы думали, что ментальные орудия были одновременно средством и целью, и что цель всегда заключалась в большем, более победоносном и более тщательном господстве над земным ментальным полем, которое разум колонизировал чудесными городами и менее чудесными трущобами. Но это только вторичная цель, бурный нарост, и обнаруживается, что главным действие Разума в человеке состояло не в том, чтобы сделать его более ра­зумным (разумным в связи с чем? мышь в своей норе обладает совершенным разумом на собственной территории), а в том, чтобы индивидуализировать человека в недрах собственного вида и наделить его силой к изменению — тогда как другие виды были неизменными и индивидуализировались лишь как общий тип — и, в конечном итоге, сде­лать его способным бросить взгляд на то, что превосходит его собственное состояние. С этой индивидуализацией и с этой силой к изменению начались все «ошибки» и «гре­хи» человека, его несчастные дуальности; но его сила ошибаться — это также тайная сила прогресса, и вот почему провали­вались и будут всегда проваливаться все наши праведные морали и все наши безупречные небеса — если бы мы были безупречными и безошибочными, мы стали бы застойным и непогрешимым видом, подобно моллюску или нутрии. Иными словами, Разум является инструментом ускоренной эволюции, «эволютером». За пять­десят лет научного развития человек прогрессировал больше, чем за все предшествующие тысячелетия. Но в каком смысле прогрессировал? Будьте уверены, не в смысле иллюзорного господства и не в смысле лучшей жизни или лучшего существования, а в смысле ментального насыщения вида. Невозможно выйти из круга, не выработав его, индивидуального и коллективно. Невозможно выйти из него одному: либо все делают это (или способны сделать это), либо никто; весь вид идет как одно целое, потому что есть лишь од­но человеческое Тело. Вместо горстки посвященных, рассеянных в полужи­вотной и невежественной человеческой массе, теперь весь мир проходит через это посвящение или, выражаясь эволюционным языком, претерпевает свою высочайшую му­тацию. Мы проходили через ментальный круг не ради славы лунных первопроходцев, а чтобы быть способными индивидуально и добровольно осущест­вить переход к следующему высшему кругу. Прорыв ментального круга явля­ется великим органическим фактом нашего времени. И все дуальности, про­тивоположные полюса, грехи добродетели и добродетели греха, весь этот слепящий хаос были лишь инструментом Работы, «побудительной силой», заставляю­щей нас концентрировать свои силы напротив железной стены, являющейся стеной иллюзии. Но иллюзия рассеивается лишь тогда, когда решаешься увидеть ее.

Вот мы где. Иллюзия не мертва; она даже упорствует с небы­валой яростью, оснащенная всем оружием, которое мы столь любезно начистили для нее. Но это последние конвульсии колосса на глиня­ных ногах — который на самом деле является гномом, переросшим и перез­релым гномом. Древние мудрецы Индии хорошо знали это. Они поделили чело­веческую эволюцию на четыре концентрических круга: круг людей знания (браминов), которые жили на заре человечества, в «век истины»; круг бла­городных воинов (кшатрий), когда осталось только «три четверти истины»; затем век торговцев и среднего сословия (вайшьи), которые обладали лишь «поло­виной истины»; и, наконец, наш век, век «маленьких людей», век шудры, слуг (слуг машины, эго, желаний), век великого пролетариата регламен­тированных свобод — «Темный Век», Кали Юга, когда вовсе не осталось истины. Но как раз из-за того, что это крайний круг, что все истины были перепробованы и исчерпаны и все возможные дороги пройдены, мы приближаемся к правильному решению, истинному решению, к новому веку истины, к «супраментальному веку», о котором говорил Шри Ауробиндо, подобно лютику, прорывающему свою последнюю оболочку, чтобы высвободить свой золотой плод. И если есть параллель между большим коллек­тивным телом и нашим человеческим телом, то мы можем сказать, что центр, правивший веком мудрецов, располагался на уровне лба, тогда как центр века благородных воинов был на уровне сердца, центр века торговцев — на уровне живота, а центр нашего века — на уровне секса и материи. Нисхождение полное. Но это нисхождение имеет смысл, и смысл для материи. Оставайся мы вечно на уровне лба божественных истин разума, тогда эта земля и эти тела никогда бы не были трансформированы, и мы, вероятно, нашли бы свой конец в бегстве на некие духовные небеса или в какую-нибудь нирвану. Теперь же все должно быть трансформировано, даже материя и тела, поскольку мы внутри всего этого. По иронии, это, возможно, величайшая услуга, которую оказал нам этот темный, материалистический и научный век: вызвать такое погружение духа в мате­рию, чтобы для него не оставалось ничего другого, кроме как потеряться там, либо быть трансформированным вместе с ма­терией. Абсолютная тьма — это всего лишь тень величайшего Солнца, кото­рое вскрыло свои бездны только для того, чтобы взрастить более стойкую красоту, основанную на очищенном базисе нашего земного подсознатель­ного и укоренившегося в истине вплоть до самих клеточек наших тел.

 

О, раса рожденных на земле, влекомая Судьбой

и вынуждаемая Силой

О, бедные путешественники в бесконечном мире

И пленники карликового человечества

Доколе будет кружить вы колею разума

Вокруг своего маленького я и ничтожных вещей?...

Внутри вас Провидец, могущественный Творец,

Безупречное Величие распростерлось над вашими днями

Всемогущая сила заперта в клетках Природы.*

 

Это невозможное (для нас) предприятие не является невозможным для Великой Душеприказчицы, которая довела эволюционную игру до этой крити­ческой точки. Именно Она может. Мы должны только завладеть ее тайными пружинами или, скорее, позволить Ей завладеть нами, чтобы мы могли начать сотрудничать с Ней в нашей собственной эволюции, обладая сокровенным пониманием Великого Процесса. Для этого бесполезны духовные добродете­ли и атлетики старых замкнутых систем; нужен некий ради­кальный прыжок, полностью сознательный и с широко открытыми глазами, са­мая что ни на есть детская сдача богам будущего, железная решимость отс­леживать любую Иллюзию вплоть до самых потайных уголков, высочайшая открытость к высочайшей Возможности — что поднимет нас на Ее руки и пронесет по Ее солнечной дорогое, даже прежде чем мы сами удосужимся сделать хотя бы четверть шага по направлению к Ней. Ибо поистине «бывают периоды, когда Дух движется среди людей... бывают и другие периоды, ког­да Дух отходит, и люди предоставлены самим себе действовать в силе или слабости собственного эгоизма. Первые — это периоды, когда даже маленькое усилие приводит к большим результатам и в корне меняет судьбу.»**

Мы сейчас как раз в таком периоде.

 

 

II

Великий процесс

 

Секрет круга кроется в следующем за ним круге, как секрет стрелы кроется в той цели, которую она преследует; и если бы мы могли добраться до Мастера-лучника, то узнали бы секрет секретов, центральнуюточку, которая определяет наш круг и все круги, цель всех целей. Но это долгое путешествие, и мы должны идти шаг за шагом от орудия до Руки, направляющей это орудие, поскольку мы сами начали с того, что были этим орудием: сначала маленьким витальным усиком, действовавшим на ощупь вокруг «я жизни», прежде чем раскрыть себя в качестве мотылька или сороконожки; затем маленьким ментальным усиком, необъясни­мо подрагивающим вокруг «смышленого я», прежде чем раскрыть себя в ка­честве человека среди людей; теперь же — другим, еще более неопределенным усиком, который, по-видимому, превосходит чувства и мысли, чтобы подвести нас к другому, еще более великому я. И так будет до тех пор, пока однажды мы не достигнем великого Я и не найдем своего исполнения. Тогда мы найдем Мастера всех орудий и обретем полный смысл всего нашего путешествия.

Но как можем мы узнать секрет того, что кажется нам сейчас неопределен­ным и тревожащим не-я, даже разрушающим то, что мы так твердо знали в качестве я; как сделаем это мы, находящиеся в конце этого ментального круга, в этом веке прислужников эго и двойственных наслаждений маленького думающего я?... В действительности, путь прокладывается хождением по нему, как в лесу. Нет пути, его не существует: его надо проложить. А как только мы сделаем несколько шагов, как нам кажется, вслепую, то мы увидим, что уже первые робкие шаги привели нас к первому прояснению и что вся время, даже при самых тяжелых наших отступах, нас вела безо­шибочная Рука, которая уже управляла нашим извилистым движением, когда мы были еще сороконожкой. Ведь, на самом деле, цель, которую мы преследуем, уже находится внутри, это вечная Цель. Это Будущее, которому миллионы лет и которое столь же юно, как новорожденное дитя: оно открывает свои глаза на все, постоянно изумляясь. Найти Его означает войти в постоянное чудо, в новое рождение мира в каждое мгновение.

По меньшей мере, у нас есть точки отсчета, которые помогут нам сде­лать первые шаги; и если мы спросим себя о будущем че­ловека (не как теоретик, который прядет свою бесплодную сеть и добавляет одну идею к другой только для того, чтобы раздуть все ту же старую историю, а как моряк, который прокладывает свой курс через рифы в бушующем море), то, возможно, мы найдем несколько координат, изучив старый животный круг, когда мы являлись лишь будущим обезьяны.

Животные просты. Они полностью поглощены своими когтями, своей до­бычей, своими чувствами, северным ветром, который доносит до них неуловимый запах приближающегося дождя и образ оленя в высокой траве. А когда животное ничего не делает, оно находится в совершенном покое, без тени сом­нения о прошлом и без дрожи ожидания будущего. Животное делает то, что нужно и тогда, когда нужно. А что касается всего остального, то животное находится в гармонии со вселенским ритмом. Но когда первые большие обезьяны начали выходить из своего леса, то в них уже нечто менялось. Они бросали на мир менее прямой взгляд: прошлое уже имело свой вес, а будущее вселяло беспокойство — они начинали вовлекаться в первое движение возвращения к себе, ко взгляду вовнутрь себя, с его грузом боли и ошибок, что нам хорошо известно. И то, что казалось таким пустым и бесплодным занятием с точки зрения обезьяны, стало краеугольным камнем всего нашего ментального здания: все, даже Эйнштейн, уже содержалось в том простом занятии, казавшемся совершенно бесполезным. И в конце дру­гого леса, сделанного из бетона и титана, мы, возможно, стоим перед еще более изумительной мистерией, и не менее бесполезной, когда мы останавливаемся на мгновение посреди суеты, но на этот раз не для того, чтобы поразмыслить, а чтобы бросить безмолвный взгляд, как будто слепой взгляд, на эту личность, которая думает и рассчитывает, страдает и борется. Так мы выпускаем некий новый странный усик, в котором не очень-то много смысла и который, как кажется, не нацелен ни на что; и все же он содержит в себе секрет следующего цикла, а также чудеса, по сравнению с которыми все наши велико­лепные ракеты двадцатого столетия выглядят как игрушки грубых детей. Мы снова посмотрели внутрь себя, но этот взгляд — другого, второго рода; мы постучались в дверь неизведан­ного третьего круга, мы держимся за нить Великого Процесса.

Все секреты просты, как мы уже сказали. К сожалению, разум захватил и это секрет, как он хватает все, и поставил его на службу ментального, виталь­ного или духовного эго. Разум открыл некоторые силы медитации и кон­центрации, открыл более тонкие энергии, высшие ментальные планы, которые казались божественным источником нашего существования, открыл неземной свет, обнаружил более прямые и почти сверхчеловеческие способности — он взбирался по лестнице сознания — но все это только возвышало и утончало редкую человеческую элиту; возвышало настолько, что, в самом деле, казалось, что у этого подъема не будет другого исхо­да, кроме как окончательно выпрыгнуть из дуальностей в неизменный мир вечных истин. Возмож­но, некоторые души были «спасены», тогда как земля продолжала следовать своим тем­ным курсом, все более и более темным. И то, что должно было быть секре­том земли, стало секретом небес. Оформился самый страшный раскол всех времен, и самая черная дуальность впечаталась в сердце земли. И те, кто должны были явиться высочайшими объединителями рода человеческого, стали его делителями, стали Отцами-основоположниками атеизма, материализма и всех прочих «измов», которые вырывали мир друг у друга; поруганной же зем­ле не оставалось ничего другого, кроме как верить саму в себя и в собственные силы.

Но вред раскола на этом не кончился; нет ничего более прилипчивого, чем ложь: она пристает к нашим подошвам даже после того, как мы свернули с ложного пути. Другие, в действительности, видели земное значение Ве­ликого Процесса — дзен-буддисты, тантристы, суффи и прочие — и все больше и больше растерянных умов поворачивалось к нему и к самим себе: никогда не было такого расцвета изотерических школ. Но старая ошибка крепко держится (по правде говоря, мы не знаем, можно ли вообще говорить о чем-либо как об «ошибке», ибо так называемая ошибка всегда оборачивается окольным путем, ведущим к еще большему видению той же самой Истины). От великих Мудрецов тех дней и менее великих мудрецов дней сегодняшних требовалось так много усилий, так много обязательных условий — покоя, строгости, молчания и чистоты — чтобы достичь их более или менее озаренных целей, что в нашем подсознательном разуме как каленым железом была выжжена идея, что без специальных условий и специальных учителей, без каких-то особых или мистических качеств, невозможно по-настоящему встать на этот путь или, в лучшем случае, ре­зультаты будут куда более скудными и пропорциональными приложенным усилиям. И, естественно, это было индивидуальным занятием, утонченным продолжением библиотечной культуры. Но эта новая дихотомия угрожает стать еще более серьезной, чем предыдущая, и более опасной, разделяя все человечество на безнадежную серую массу и «просвещенную» элиту, жонглирующую своим светом, о котором можно сказать все, что угодно, поскольку нет микроскопа, чтобы проверить это. Есть и нар­котики, дающие головокружительный полет к блестящим огонькам.

Но у нас все еще нет ключа, простого ключа. Однако Великий Процесс идет, и он простой.

Надо признать, что есть некий радикальный изъян в нашем методе и, прежде всего, ошибка в преследуемой нами цели — что мы, действительно, знаем о цели, мы, погруженные в материю и оглушенные суматохой мира? Нашей пер­вой реакцией будет закричать: «Это не здесь, ее не может быть здесь! Не в этой грязи, не в этом зле, не в этой суматохе, не в этом темном и тягостном мире!» Значит, мы должны выбраться отсюда любой ценой, осво­бодиться от тяжести плоти и борьбы, и от этой скрытой эрозии, в кото­рой мы разъедаемся тысячами ненасытных мелочей. Так что мы зая­вили, что Цель находится высоко вверху, на небесах освобожденного мыш­ления, на небесах искусства, поэзии и музыки —любые небеса луч­ше, чем эта тьма! А сюда мы пришли лишь за тем, чтобы заслужить свое право попасть на сво­и частные небеса: книжные, религиозные, художественные или эстетические — заслужить долгие каникулы наконец-то освобожденного Духа. Так что мы все взбирались и взбирались, поэтизировали, интеллектуализировали, евангелизировали; мы сбросили все, что может отяготить, возвели защитную стену наших затворнических созерцаний, наших комнатных йог, наших частных медитаций, очертили белый круг Духа, подобно новым духовным волшебникам. Затем мы вступили в этот круг, и вот мы здесь.

Но, делая так, мы, возможно, совершаем столь же большую ошибку, как та, ко­торую допустил бы первый человек в своем первом озерном поселении, заявив, что Цель, ментальные небеса, которые он ощупью открывал, заключаются не в повседневной грубости, не в тех орудиях, которые следует вытесать, не в тех ртах, которые сле­дует накормить, не в тех ловчих сетях, не в тех несчетных ловушках, а в некой ледяной пещере или в австралийской пустыне — и бросил бы свои орудия. И уравнения Эйнштейна никогда не появились бы на свет. Ведь, теряя свои орудия, человек теряет свою цель; избавившись ото всей грубости, зла, тьмы и бремени жизни, мы, возможно, упокоимся в великолепии Духа (?), но тогда мы совсем отк­лонимся от Цели, потому что, в конце концов, Цель может быть прямо здесь, в этой грубости, и в этом зле, и в этой тьме и в этом бремени — которые кажутся нам грубостью, тьмой и бременем только из-за того, что мы ошибочно на них смотрим, как первый че­ловек ошибочно смотрел на свои орудия, не в силах увидеть, как простой акт связывания этого кремневого камня с той дубинкой вел к невидимой цепочке нашего мышления, выводящего на движение Венеры и