СТИВЕН КИНГ
(Перевел с английского Леонид ВОЛОДАРСКИЙ).
Жара, столь яростная в этот июльский день, начала спадать только тогда, когда солнце коснулось горизонта. Луис провёл день в безделье – так же, как провёл прошлый, и планировал провести будущий. Сезонная подработка на ферме у Фрэнка обеспечила его на месяц вперёд, а что будет, когда этот месяц кончится, его не волновало.
Всё утро Луис провёл на озере: сначала поднимал со дна «артефакты» (ржавый лом, цепь из семи звеньев, рассыпь прозрачных фиалковых камней и белый, отполированный водой, коровий череп). А когда устал, и лёгкие напомнили о себе тупой тяжестью, плавал, раскинувшись на поверхности воды, словно прошлогодний кленовый лист (или коровья лепёшка, как говаривал старик Фрэнк). Вскоре перестала спасать и вода: от солнца в зените можно было спрятаться, разве что зарывшись в ил. Он надел рубашку на обсохшее тело, набросил на голову джинсы и прямо в мокрых трусах побрёл обедать в летнем кафе у мистера Оливьеры. После пары сэндвичей задремал под зонтиком на террасе: бокал (пластиковый стакан) пива (пинта мгновенно нагревшегося пойла) окунул его в липкое и тёплое состояние беспомощности и апатии.
Казалось, пылал весь штат. Да что там – вся Америка превратилась в гигантский гриль. Но Оливьера, наливая свою погань (наверняка разбавляет), говорил, что в Бангоре – всего в сорока милях отсюда, льёт дождь, но верилось в это слабо.
Склонившееся к закату солнце залило террасу ярким светом и выгнало Луиса из-под зонтика. Шатаясь, он натянул джинсы, и бесцельно поплёлся окольными улицами. Избегал расплавленных магистралей с тяжёлым битумным зловонием, скрывался в тени деревьев.
Вскоре Луис вышел к железнодорожному полотну. Оно протянулось через весь городок и разделило его на равные части, как молния на ширинке. Несколько миль шёл по шпалам в сторону депо. Бывало, ему удавалось подзаработать на разгрузке товарняков, но сегодня, даже если бы подвернулась работёнка, он за неё не взялся бы. Он надеялся поглазеть в окна проезжающих пассажирских «гусениц», а потом, ближе к ночи, пойти домой. Может быть, ещё раз окунуться в озеро, если будет совсем невмоготу.
Рельсы блестели, как столовое серебро тётушки Норы. В них отражалось слепое выжженное небо и несколько рваных облаков. Но Луис заметил ржавое пятнышко, резко выделявшееся в металлическом зеркале, и в его памяти сразу воскресли события восьмилетней давности
засохшие потёки крови, оградительные ленты, кед её любимой фирмы «Converse», скатившийся по насыпи; клок вырванных с кожей светлых волос, который никто не заметил под шпалой, плач её матери на похоронах, захлёбывающийся визг пятилетнего брата, закрытый гроб
Луис не дал неприятным воспоминаниям, ворвавшимся в сознание мрачным калейдоскопом картин и звуков, полностью овладеть им. Он не признавался даже себе, что часто приходит сюда и гуляет по путям только потому, что испытывает судьбу. Гибель на этих рельсах Маргарет и многих, после неё, казалась нелогичной, бессмысленной и неправдоподобной. Как можно не услышать приближение поезда, не успеть отскочить, отбежать? Он всегда чувствовал даже лёгкую дрожь рельсов, не говоря уже про сам поезд, громыхающий на много миль. Однако из года в год очередной локомотив размазывал чьи-то мозги по блестящему полотну. В официальные версии, всегда твердившие одно, – что это самоубийства – он не верил. В неофициальную (хоть и красивую) городскую легенду о призраке Кларка Кидса тоже не особо. Это что-то иное, но что – он объяснить не мог. Он не вникал в частности каждой трагедии, не искал мотивы и не строил теорий заговоров. Не его ума дело. Но он точно знал, что это не самоубийства. Знал, что Маргарет на это не пошла бы. Он чувствовал. Череда фатальных случайностей именно на этом месте имела иную природу, которая так его притягивала. Мальчишкой он ещё верил в призрак Кларка Кидса, но в средней школе эта вера выветрилась. Тогда Дик Харасс, авторитет класса, сказал, что в привидений верят только конченые деревенщины, которые подтираются раз в месяц, верят и в домовых, и в леших, и в демократию. Луис не совсем понял его мысль, но деревенщиной быть не хотел. И не хотел быть избитым, как Билли Пастоун, который уверял, что сбежал от Кларка Кидса, когда тот уже накидывал ему удавку на шею. Упоминание о Кларке Кидсе стало дурным тоном. Это было не модно.
А может быть, все они чувствовали свою вину перед Кларком Кидсом.
Луис поднялся на надземный мост, перекинутый сразу через все железнодорожные ветки. С него был виден город на много миль вокруг. Багровел закат, ветерок шевелил давно не стриженные волосы. Со стороны фермерских окраин несло чем-то кислым. Луис повис на перилах и бездумно уставился в одну точку. Ощущал, как в вечернем воздухе остывает его задубевшая кожа.
Несколько голосов вывели его из оцепенения. С противоположной стороны поднимались, перепрыгивая через ступеньки, трое подростков. Не обратив на Луиса никакого внимания, они возбуждённо прильнули к перилам.
«Сейчас плеваться будут. На крыши», – подумал Луис и не ошибся. Через минуту под мостом загромыхал пассажирский состав и сразу подвергся бомбардировке. Пацаном Луис и сам так делал. Плюнул на крышу – и вот кусочек тебя поехал в другой штат, а то и страну. А ты здесь остался, даже с места не сошёл. Ничего не меняется.
– В люк попал, в открытый люк! – завопил, не веря в свою удачу, один из парней. Вся компания загоготала, как стайка гиен.
Луис направился к ним. Хотелось хоть как-то развлечься, но он ещё не придумал как. Свистнул, чтобы привлечь внимание.
– Закурить есть, баловни? – спросил он первое, что пришло в голову. У него самого в нагрудном кармане лежали спички и пачка «Пэлл Мэлла». Курить эту марку – негласная семейная традиция. И дед, и отец смолили именно её. А ещё из поколения в поколения тыкали пожелтевшими пальцами в герб на упаковке, на котором был девиз «Per aspera ad Astra». Только произносили они его даже без намёка на латынь
Пэр эспэра эд эстра, мой мальчик, эспэра пэр эд мэд, чооорт…
Через тернии к звёздам. Не следовать этому девизу тоже было семейной традицией.
– Не курим! – звонко ответил кудрявый. Еврейчик, подумал Луис.
– А чё?
– Курение убивает!
– Враки. Здесь убиваю только я.
Луис резко сунул руку в карман джинсов и удовлетворённо улыбнулся, увидев, как троица инстинктивно отпрянула, расширила глаза, а Еврейчик даже сдавлено охнул и попятился. Не вынимая руку, Луис продолжил:
– Сбежал из тюрьмы в Касл-Роке. Сидел в одиночке, изнывал. Так хотелось кого-нибудь убить, – он пошевелил в кармане вымышленным оружием. – И вот я на свободе. Три дня уж как. Двоих… нет, считай, полтора человечка уже порешил. Мамашу с дочкой, чуть младше вас. Лежат в канаве за маслобойней, – фантазия Луиса нешуточно разыгралась. – Можете пойти проверить. Хотя, о чём это я – никуда вы уже уйти не смож…
– Да ладно, ты Луис с Броуд-стрит. Ты с моей сестрёнкой ещё учился, – прервал его парень в бейсболке «Ред Сокс». Еврейчик прятался за его спиной.
– Какой?
– Мэгги. Мэгги Берсон.
окровавленный клок волос кед фирмы «Converse»,
– Так ты Джон Берсон? Братишка Маргарет? – Луис с трудом произнёс её имя.
– Да.
– Неслабо вымахал. Сколько лет прошло? Пять, шесть?
– Восемь.
визг плач закрытый гроб
– Восемь… И что, мать вот так просто отпускает тебя гулять на железку?
– Она не знает. Думает, я у Оливьеры. Мороженное ем.
ага, а шарик в рожке полит клубничным джемом, только это и не джем вовсе, а засохшие мозги твоей сестры
Весь задор Луиса испарился, он пожалел, что подошёл к ним. Под мостом прогромыхал ещё один поезд, и поехал навстречу закату уже заплёванным. Джон утёр губы и, не отрывая взгляд от уезжающего в неизвестность плевка, вдруг сказал:
– Это место будто притягивает меня.
– Что? – Луис не поверил ушам.
– Притягивает. Мне хочется приходить сюда каждый день. Прихожу – ничего особенного, дорога да поезда. Но только уйду, кажется, что я что-то не разглядел, не почувствовал.
– Просто это место очень важно для тебя, вот и не выходит из головы.
– Да, скорее всего…
Толстяк, за всё время не проронивший ни слова, произнёс:
– Меня это место вообще пугает. Я бы никогда не пришёл сюда в одиночку. А Джон постоянно тут ошивается.
– Только надеюсь, ты на пути не выходишь? – спросил Луис у Джона. Он вспомнил своё необъяснимое стремление ходить по шпалам и представил, как поезд разносит голову парня, ясно увидел его окровавленную бейсболку «Ред Сокс» на насыпи
рядом с кедом его сестры
– Очень редко…
– Прекрати совсем.
– А то что?
– А то призрак Кларка Кидса положит тебя на рельсы! – выпалил Луис и только потом подумал, как глупо, наверное, выглядел. Уже был готов услышать ёрнический смех, но его не последовало. Странно. Ребята отнеслись к его словам с неожиданной серьёзностью. Да и сам он на секунду поверил, даже почувствовал посланца из преисподней, от которого несло зловонием. Мимолётная вспышка где-то в глубинах сознания.
– Это же только легенда… правда? – выдавил из себя Еврейчик.
Луис молчал несколько секунд, а потом сказал:
– Нет.
«Пусть принимают всё за чистую монету. Может быть, я сейчас кому-нибудь из них жизнь спас»
мозги на рельсах
– Правда, что он выедает глаза своих жертв? – спросил Толстяк.
– Чего? Ты о чём?
– Я слышал, что призрак Кларка Кидса вырывает у человека глаза и сжирает их прямо при нём, пока тот орёт.
– Это уже бредни. Если надо, я расскажу реальную историю, только быстро – не хочу быть пойманным Кидсом.
– Хотим, – сказал Джон. – Но чтобы нас призрак поймал – не хотим.
– Плевал я на вас. – осклабился Луис. – Может и к лучшему, если кого-нибудь из вас утащит. Глядишь, перестанете здесь шляться. Урок будет.
– Рассказывай!
– Ты меня не подгоняй, щенок. Сам знаю. Забудьте всё, что слышали о Кларке Кидсе раньше, потому что это слухи, порождённые слухами. Я же расскажу правду такой, какая она есть, потому что я свидетель тех событий.
или виновник
Кларк Кидс был поэтом или, как нам казалось, блаженным мудозвоном. Он тесно общался с нашим учителем литературы, поэтому мы часто видели его в школе. Жалкий, с блуждающим рыбьим взглядом, помятый и болезненный, всегда в потёртом костюме-тройке с криво повязанным галстуком. В свои двадцать пять, выглядел лет на сорок. Он приносил мистеру Хейзу свои стишки. Жалкое зрелище. Не знаю, почему Хейз его вообще подпускал к себе. По-моему, кроме него, никто не хотел читать эту мазню. Его даже местная газета отказывалась публиковать. Жил Кидс в таком же ветхом и кривом доме, как он сам. Видели руины на пересечении Бассингтон-роуд и Крауд-стрит? – дети закивали. – вот, его логово. Сейчас от него остались только стены, даже крыша ввалилась. Мы с парнями нашли его, когда после уроков устроили слежку за Кидсом. С тех пор-то всё и началось.
Кидс редко выходил из дома: в любое время можно было увидеть его мечущийся силуэт в окне. И мы нашли себе развлечение: почти каждый день устраивали ему Хэллоуин. Поначалу измазывали чем-нибудь дверную ручку или мочились на крыльцо, стучали и убегали за угол. Писали всякую похабщину на стенах, пугали криками. Бросали в окно мелкие камешки, и, хотя стёкла бить не хотели, одно всё же треснуло. Кларк Кидс выбежал на крыльцо с какой-то палкой, и его жалкое лицо только насмешило нас, но не напугало. Однажды хотели перерезать подходящий к дому электрический кабель, но увидели, что это уже сделали до нас коммунальщики. За неуплату. По ночам он со свечкой сидел, оказывается.
это исповедь перед дворовой шпаной, Луис? очень похоже
Через пару недель решили играть по-крупному: скрываясь в сумерках, мы зачерпнули на ферме Фрэнка несколько вёдер разведённого коровьего дерьма, которым старик удобрял своё поле. Это была идея Дика Харасса – облить дерьмом весь дом Кидса, залепить окна и двери. Как понимаете, предложение было принято всеми единогласно.
– И как? Облили? – спросил Еврейчик.
– Ну да… Кому-то удалось плеснуть на дом. Мне нет.
– Почему?
потому что тебе удалось облить самого Кидса
– Я передумал. Зассал.
– И что дальше? – Еврейчик был явно заинтересован.
– Это был последний раз, когда мы его видели. Дальше он убил себя.
– Всего лишь из-за того, что вы пару вёдер дерьма на дом вылили? – недоверчиво спросил Джон.
– Наверное, это стало последней каплей.
ага, каплей. огромной каплей тёплого дерьма, которое он, задыхаясь, выплёвывал на тебя. каплей, стекающей по затёртому твиду, проникающей под рубашку
– Как он… покончил с собой?
– Он сжёг все свои стихи, а потом пришёл на этот самый мост, заменил галстук удавкой, надел на голову чёрный пакет и повесился.
– Зачем пакет?
– Наверное… ему было стыдно. За свою слабость. – только сейчас Луис вдруг осознал, что, возможно, Кларк Кидс презирал себя даже больше, чем они его. – Провисел он недолго: верёвка была гнилая и быстро оборвалась. Кидс рухнул прямо под колёса визжащего тормозами поезда. Насколько я знаю, машинист после этого случая поседел и к поездам больше не приближался. А потом, говорят, люди видели фигуру с мешком на голове, шаркающую по путям. И после второй или третьей гибели на рельсах пошёл слух о призраке Кларка Кидса. О его мести.
– Так он пожирает глаза или нет? – не унимался Толстяк.
– Да я не знаю, где ты этого набрался. Первоначальная легенда звучит так: если ты в одиночку оказался в районе железной дороги, особенно с наступлением ночи, будь готов к худшему. Кидс мстит обидчикам, а обижен он на весь мир, который его не услышал. Он снимает с шеи пеньковый галстук, набрасывает на тебя и тянет на мост, попутно читая свои стихи. Иногда он останавливает чтение, и, если ты не можешь продолжить строчку, удавка сжимается сильнее. Говорят, даётся 3 попытки. Угадаешь хоть раз – останешься жить. Иначе Кидс сбросит тебя на рельсы.
– Удавалось кому-нибудь? – спросил Джон.
– Нет, насколько знаю.
– И откуда такие подробности?
– Оттуда, откуда рождаются все легенды. Из человеческих страхов.
– Короче, надо выучить все его стихи. Тогда можно будет гулять здесь и не очковать от каждой тени. – выдал гениальную идею Толстяк.
– Он все стихи сжёг, дубина, – сказал Еврейчик.
– Аааа…
Луис видел, что его рассказ произвёл впечатление. Парни переминались с ноги на ногу, оборачивались. Даже забыли плюнуть на очередной поезд.
– Солнце почти село. Бегите по домам. – сказал Луис. – А то вы знаете… ААА! КЛАРК КИДС! СЗАДИ! – Заорал он, показывая за спины ребят. Они подпрыгнули на месте, Еврейчик так дёрнулся, что заехал локтем Толстяку под дых. Они моментально обернулись, но позади никого не было. Луис хохотал.
На лицах детей читалось «ну ты и кретин, Луис», но озвучить эту мысль они не решились.
– Не удержался. Всё, домой.
Дети побежали к спуску, но Джон замедлился и отстал от них. Обернулся.
– То, что говорят про Мэгги… Это же неправда?
– Неправда.
– Значит, её убил Кидс?
– Я не знаю. – больше мимикой, чем словами, ответил Луис. – Не знаю.
Джон секунду помолчал и бросился догонять друзей.
Луис снова в задумчивости повис на перилах. Всё-таки он никогда не прекращал верить в существование призрака. Он и есть конченая деревенщина. Задумался, что в своём рассказе слукавил: он вовсе не передумал обливать дом Кидса; более того – именно он подбросил Харассу эту идею. Пацаны поделили между собой цели: окна и двери. Луису достался парадный вход. В тот момент, когда он уже замахнулся, дверь резко распахнулась, и Луис выплеснул всё дерьмо прямо в лицо застывшего на пороге Кларка Кидса. Луис так и замер с поднятым ведром. Кидс обезумел: булькая, он сделал выпад вперёд и схватил Луиса за волосы. Мёртвой хваткой.
– Гадкий, гадкий мальчишка! – закричал он, выплёвывая дерьмо, силясь открыть глаза. – Подлец! Ты и твои ублюдочные друзья! Уродыыыы… – он рыдал, это была настоящая истерика, но вместо слёз по его лицу стекали тёпленькие фекалии. Он говорил
булькал полным ртом дерьма
что-то ещё, но Луис не мог разобрать. Он уже терял сознание от страха и мерзкой вони. На секунду хватка Кидса ослабла, и тогда Луис вырвался и понёсся прочь. На бегу обернулся и увидел, как Кларк Кидс обмяк и опустился на колени. Когда Луис обернулся снова, поэт уже лежал калачиком в смердящей луже. Луис даже спустя столько лет очень ясно помнил эту картину. И этот запах.
Но воняло на мосту, прямо здесь и сейчас.
В следующее мгновение пеньковый галстук уже затягивался на шее Луиса. Он успел среагировать: сбросил верёвку и метнулся вниз по ступеням. В висках стучало. Он ощутил сильнейшее дежавю, только в этот раз оборачиваться не хотелось. Было жутко, но предсказуемо. Он не удивился, потому что в глубине души знал, что когда-то это должно было случиться. Смертельный аркан настиг Луиса уже на земле. Верёвка натянулась и отбросила его назад, как бешеного пса на цепи. Захрипел. Кадык пронзило болью, будто его разрубили тупым топором. Луис упал на колени, и увидел на земле перед собой тлеющий листок с рукописным текстом. Глухой обволакивающий голос произнёс:
Жду ответ, пока горит строфа
Голос был везде. Он будто гудел прямо в голове Луиса.
Я канул в царство вечной ночи,
Покой смиренный ожидая в срок.
Я слышал лай небесной гончей
И думал – друг, ты [… ].
– Продолжай
Луис не мог сосредоточиться ни на одном слове, буквы скакали, слова перемешивались. Он понял, какого живётся дислексикам. Попытался сбить пламя ладонью, но горение лишь усиливалось. Клочок бумаги истлел, напоследок озарив лицо Луиса яркой вспышкой.
– Ответ?
– Я… Я не знаю. – собственный голос показался Луису чужим.
И думал – друг, ты ПРЕСТУПИЛ ПОРОГ.
Верёвка ещё сильнее сдавила шею. Луис попытался встать, но сил не было. Из ниоткуда появился второй листок, уже подёрнутый жёлто-красным тлением по краям.
Но стенами предстали вдруг врата,
И райский дух сменился серы смрадом.
Внутри меня – сплошная пустота.
Я полый не в раю, но где-то [… ].
– Слово за тобой
«Ну, Луис, соображай! Смрадом… Крабом, взглядом, градом, садом…»
Первая строчка уже почернела, догорала вторая.
«…не в раю, но где-то… где-то… не в раю…»
Вспышка.
– За райским садом!
РЯДОМ С АДОМ
– Но я почти угада… – не успел договорить Луис. Удавка впилась в кожу и перекрыла кислород. В глазах запрыгали чёрные мушки. Третий горящий листок Луис уже не видел. Он нечаянно поставил на него ладонь и, даже ощущая дикую боль, не мог сдвинуться с места. Он судорожно пытался глотнуть воздуха, но у него получалось только сдавленно хрипеть. Голос продолжал.
– Последняя попытка.
Теперь фантом, блуждающий во тьме,
Я был убогим, сбившимся с пути.
Я – тень себя в огне, я – имя на плите.
Ни разу не сказали мне [… ].
– Твой выход.
Луис почувствовал, что его волокут по земле. Потом вверх по бетонным ступеням. Опять по земле. Услышал близкий гудок поезда. Понял, что его, как слепого щенка, подняли и прижали к перилам.
вопли закрытый гроб
Конец.
– Сбившимся с пути…
– Прр… Пррст… Мн… Меня… ПРОСТИ! М…Аргхрхрхргрхгр…
Тиски ослабли. Луис бездвижной тушей рухнул на пол, жадно хватая воздух. Почувствовал, как дрожит мост от проезжающего под ним поезда. Почувствовал, как дрожит он сам. Дотронулся до шеи: глубокая окровавленная борозда осталась от верёвки, но самой верёвки уже не было. Едва нашёл силы открыть глаза. В метре от него стоял Кларк Кидс в грязном твидовом костюме, пеньковом галстуке, с чёрным пакетом на голове. Целлофан не шевелился от дыхания. «Потому что мертвецы не дышат», –подумал Луис. Кидс бросил перед ним толстую обугленную тетрадь с большими инициалами «КК» на твёрдой обложке.
– Прости меня… Нас… – прошептал Луис.
Призрак не шевелился, но Луис чувствовал, что там, под пакетом, Кларк Кидс впервые в жизни
в смерти
улыбается. Он несколько секунд неподвижно стоял над Луисом, а потом развернулся и медленно двинулся по мосту.
– Прости, прости…
Кларк Кидс остановился в конце моста, стянул с головы пакет и растворился в воздухе.
***
«Потрясающие воображение метафоры, кристально чистая поэзия в лучшем её проявлении».
Washington Post
«Читать Кларка Кидса – значит читать доподлинное чудо в поэзии».
Time Out
«Мы проглядели гения».
Chicago Tribune
«Сборник поэзии Кидса – это гимн стихотворчеству. Яркий, выламывающийся за рамки жанров благодаря стилистическому мастерству и неистощимой изобретательности автора».
San Francisco Chronicle
Кларк Кидс – это новая классика.
Guardian
Это тот случай, когда поэзия молодого автора сразу становится шедевром мировой литературы, а самого автора возносит на литературный олимп – как минимум, американский. Возможно, мы стали свидетелями рождения (и, увы, смерти) «нового Рембо».
Харольд Блум
«Уже продано более миллиона экземпляров, что для поэзии является беспрецедентным случаем. Возможно, спрос обусловлен невероятной историей жизни и смерти автора».
Financial Times
«Сборник поэзии Кларка Кидса помог мне осознать: есть только два вида эмоций: любовь и страх. И каждый всегда двигается в сторону одного или другого. Читать однозначно».
Читательский клуб Опры Уинфри