Аня Сокол
Добро пожаловать на космическую станцию Коробочка!
Стыкуясь, вы соглашаетесь с условиями публичной аферы… простите, оферты.
К вашим услугам антиремонтные службы, бар с радиоактивным вином, сувенирные магазины, торгующие антидепрессантами в развес, цветочная лавка, где всегда можно нюхнуть пыльцы, грузовой отсек, в котором за дополнительную плату вы получите смертельную дозу радиации…
Вы бывали на таких станциях сотни раз. Что может случиться? Ничего, разве что кто-то купит цветок… или возьмет заложников.
Цветочная лавка на заправочной станции
Колокольчик над дверью задребезжал, и посетитель дернулся, словно не игрушку задел, а кнопку разгерметизации отсека. Этот гнусавый непривычный звук пугал почти всех, исключение составляли либо глухие, либо контуженные. Но потом испуг зачастую сменялся интересом, все-таки раритет. Тетка говорила, что в древности такими устройствами оснащали все магазины, чтобы хозяин всегда знал, когда в зале покупатель. Врала, поди, как барометр в четырехтактном прыжке.
Да, что там посетители, даже я иной раз вздрагивала от перезвона металлической хреновины. Палец на экране дрогнул, и виртуальный крейсер, успешно прошедший три этапа головоломной трассы, аккуратно размазался по каменному обломку класса Б. «Минус одна жизнь», – оптимистично сообщила программа.
И тем не менее за пять лет, что мне пришлось хозяйничать в лавке, рука так и не поднялась снять звонилку.
– Доброго космоса, – поприветствовала я мужчину средних лет, среднего телосложения и со среднего размера лысиной на макушке.
– Доброго-о-о… – ответил незнакомец, отшатываясь в сторону от качнувшегося растения.
|
|
Mustilia, прозванная ласковым вьюнком, безвредна, относится к виду сверхчувствительных, улавливает тепло человеческого тела. Все что она «умеет», это касаться. Не обладая ни ядом, ни иглами она пугала людей куда сильнее Venerum, совершено неподвижной и фонящей радиацией так, что место на ближайшем кладбище вам обеспечено.
– Я хотел бы… – мужчина с брезгливостью отцепил от рукава широкие листья ласкового растения, – Хотел бы купить цветок.
– Тогда вы пришли по адресу, – я свернула экран, – Выберете сами или нужен совет?
– Нужен цветок, – повторил мужчина и уточнил, – Красивый.
Самое распространенное слово в моем магазине. И самое непонятное. В прошлый раз покупатель счел красивым плотоядный Corus с Крипта, отдаленно напоминающий заплесневелый кружок вяленой колбасы и воняющий помойкой.
– Вам в подарок? Девушке? Или по более официальному поводу?
– Да-да, девушке и по поводу – ответил он на все вопросы разом, и отчего-то смутился.
Мужику под сорок, надеюсь, он не на первое свидание собрался, иначе тут никакой цветок не поможет. Я дежурно улыбнулась.
– Возьмите псевдо Руэлию. Недорогая, цветет месяц и вкусно пахнет, – я указала рукой на ряд невысоких кустиков с изящными малиновыми цветами.
– А почему псевдо?
– Настоящая запрещена к вывозу за пределы системы Цанэ. А это всего лишь привитый к универсальному Фиту[1] побег, отцветет и разрастётся в дичок.
– Одноразовое растение? Как-то это… неправильно.
– Тогда Тринийские бархатцы, – я указала на пушистые кустики в зеленых горшках, – Уж они точно не одноразовые, к тому же светятся в темноте.
|
|
– Не знаю, не думаю что… – он запнулся и замолчал.
Мне даже не нужно было выходить из-за стола, чтобы понять, куда смотрит мужчина. К этому я тоже уже успела привыкнуть. При виде Розы Заката замолкали все. Алый цветок размером с ладонь, с бархатными листьями и черной сердцевиной заставляла терять речь даже далеких от цветоводства космобайкеров. Правда, потом всегда следовал витиеватый мат, с помощью которого они выказывали восхищение.
– А это? – спросил он, указывая на цветок.
– Увернийская Роза Заката. Красивая, дорогая, по верованиям предвещает разлуку, – сразу поставила перед фактом я.
Посетитель обошел столик с Окской рассадой. Саженцы уже начали белеть, если не продам в ближайшие два дня, начнет вонять. Цветок стоял у стены в белом пластиковом горшке. Синеватый свет вытянутой лампы падал на бархатные лепестки.
– Разлуку? – переспросил он, поднимая руку.
– Да. В это верили первые поселенцы. Нам с вами необязательно.
– Не ядовито? – пальцы замерли в миллиметре от бордового лепестка.
– Еще как, – хмыкнула я, выходя из-за стойки. Мужчина, вздрогнув, убрал ладонь, так и не коснувшись лепестка, – Самые красивые цветы всегда самые ядовитые, – подняв руку, я осторожно дотронулась до стебля.
Покупатель прерывисто вздохнул. Но вопреки ожиданиям ничего не произошло. Я не захрипела, не забилась в конвульсиях и не грохнулась к ногам лысеющего влюбленного.
– Ее можно касаться, нюхать и при желании даже жевать, – пояснила я, – Пока горит эта лампа, – пальцы коснулись железного ободка, круг света качнулся, – Пока бутон раскрыт. Как только лепестки соберутся, он начнет источать… – я задумалась, подбирая слова, – Вы кто по профессии?
|
|
– Я? Археолог. Это важно?
– Не особо, просто биологу объяснить проще. Помимо обычных тычинок, у цветка есть еще ложные. Они больше похожи на мешочки, – я поправила лампу. – Когда цветок закрывается, они раскрываются и выпускают другую пыльцу. Токсичную. Если ее вдохнет человек…
– Умрет?
– Нет. Растения первого класса опасности запрещены к розничной продаже частным лицам. Не умрет, потеряет голову от любви.
– К первому встречному? – оживился мужчина.
– Нет, – засмеялась я, – Это же не приворот и не магия планеты Вуду. Просто токсичный цветок, пыльца которого приравнена в некоторых системах к наркотическим веществам. Он вытащит чувства на поверхность, раскрепостит вас. Это даже необязательно любовь к человеку, привязанность может быть к домашнему животному, произведению искусства, или к дымящимся морским гребешкам под чесночным соусом.
– И что, начнешь есть в три горла?
– Да, или восхвалять в одах и стихах. Эффект пропадает на третьи сутки, по исследованиям увернийцев, после этого организм становится резистентным к пыльце. А у нас с ними шестидесяти восьми процентное совпадение по генотипу.
Я отошла в сторону, некстати вспомнив, как три года назад начальник службы безопасности станции Мирх несколько дней покупал у меня цветы, и подкидывал под дверь моего отсека, но уже в сопровождении кратких записок. От строк, шедших из глубины души, неудержимо тянуло выпить чего-нибудь покрепче. После сравнения моих глаз с черными дырами космоса всплакнула даже выросшая на любовных романах соседка Ирка. А все потому, что нечего совать нос в закрытый контейнер, доставленный на заправочную станцию, мотивируя это должностной инструкцией. Ему по статусу положено проверять все подозрительные посылки. Проверил на свою голову, да и на мою тоже.
– Значит, пока горит лампа опасаться нечего? А если генератор выйдет из строя? Вам не страшно?
– Если генератор станции выйдет из строя, токсичная пыльца – последнее, о чем мы будем переживать, – я вернулась за прилавок.
– Цветок, который любит свет… Знаете, – он задумался, – Мне подходит.
– Две сотни виртов.
– Карты принимаете? – не впечатлился суммой покупатель.
– Еще как принимаем.
Валюта на станции ходила разная, один раз даже пробирками с катализатором роста расплатились. Но платежные единицы Всегалактического Интернационального Развивающегося Товарищества грех не принять. При условии, что это самое товарищество обладает половиной патентов на оборудование станции, объединяет несколько планетарных систем, и давно превратилось из корпорации в государство. На самом деле прилагательных, возводящих компанию в превосходную степень, в названии больше, но мало кто их помнит. Из-за этого полное название валюты в народе не прижилось, быстро сократившись до вирта. Менеджеры вяло выразили протест плебейскому именованию. Выразили и затихли. А вирт остался.
Я вывела на экран стандартную форму – предупреждение и развернула к мужчине.
– Подпись здесь и здесь. Выше о том, что вы предупреждены об условной токсичности, ниже, под перечнем систем, запретивших ввоз растений этого класса. Кстати, доставка до корабля входит в стоимость. Вы с какого? – поинтересовалась я, глядя, как покупатель прокручивает список, то и дело останавливаясь то на одном, то на другом пункте.
– Эээ, – замялся он, – С Авальгора. Но не надо транспортировать, я сам.
Я развернула второе окно, выводя официальные данные по станции. Сегодня к нам пристыковались два промышленных транспортника, почтовый катер, плюс дюжина космобайкеров зависала в баре со вчерашнего дня. И судя по всему будет зависать и дальше, потому как Мирх заблокировал байки до того судьбоносного момента, пока парни не протрезвеют. Но те категорически отказывались делать что-то подобное, отсыпаясь и похмеляясь, не отходя от кассы к вящей радости не отпускавшего в кредит Лина. Так что будем ждать, когда он опустошит их кошельки. Или они его бар.
Грузопассажирский Авальгор один из двух транспортников, напоминающих больших неповоротливых жуков, подошли к станции с утра, чтобы разогнать шестисотые тактные двигатели.
Тактовые движки запускались только один раз, сразу после установки на корабль. Они работали по инерционному принципу, разогнавшись они «вели корабли сквозь просторы вселенной, бороздя галактики» бла-бла-бла, и прочая чушь, в рекламном буклете Товарищества даже что-то про отважных капитанов было. Если по-простому, двигатель разгоняли, и не останавливали никогда, ни в портах, ни на планетах, ни на таможнях, где могли проторчать не одни сутки. Корабль таскался из одной захудалой дыры в другую, пока «такты» не замедлялись, или не останавливались совсем. Судно вставало на капремонт с заменой движка, или отправлялась на свалку, смотря, что дешевле, купить новое корыто или отреставрировать это. Чтобы этого не случилось, существовали такие станции, как наша, которые способны разогнать остывающий движок с десятка до шестидесяти тысяч тактов в секунду. Плюс кораблям часто требовалась замена охлаждающей жидкости, кислородного реагента, порционные пайки, стиральный порошок и туалетная бумага.
Иногда какому-нибудь романтику срочно требовался кактус на иллюминатор, как напоминание о проходящей сущности бытия, и тогда он заглядывал ко мне.
Покупатель поставил подпись и протянул карточку.
– Упаковка праздничная или стандартная? Поздравительная карточка нужна?
– Нет. В смысле пусть все будет по стандарту, больше ничего не надо, я потом сам…
– Очень хорошо, – я провела картой по терминалу, считывая сумму, – Контейнеры, правда, у меня остались только большие, но зато углекислоты и влаги в них хватит на три прогона от диска до хвоста летучего голландца[2], – я вышла из-за стойки и достала пластиковый куб, который мог вместить не только розу, но и раскидистый елочный куст. Других не было, не сезон, так сказать. – Здесь клапан, фильтрация выставляется вручную на семерку по максимуму, – начала объяснять я, переставляя цветок. – Здесь сброс, – я указала на утопленную в корпусе кнопку, – При открытии контейнера все параметры автоматически возвращаются к заводским настройкам, и нужно снова задавать нужные значения. Понятно?
Мужчина с подозрением оглядел прозрачный пластик, ковырнул пальцем панель настройки и вроде бы остался доволен. Цветок на тонком стебле согласно качнулся. Ничего сложного, в сортире на станции кнопок куда больше. И половина из них не работает.
– Ээээ… спасибо, – выдавил покупатель, хватаясь за ручку контейнера.
– Мирного космоса, – попрощалась я, возвращаясь к экрану.
Колокольчик над дверью звякнул и затих. Рука уже поднятая, чтобы свернуть окно с данными станции дрогнула, и нажала на третью строчку. Тритон Сотка, изображение тут же укрупнилось. Хищный обтекаемый корпус, двигатель на семь тысяч тактов. Скоростной почтовый катер среднего класса, предназначен для перевоза грузов ограниченного тоннажа и человекоресурса в количестве не более десяти штук, как гласила справка.
Усиленный движок, повышенная маневренность, пять стабилизаторов, естественно, принадлежит Товариществу, как и все мало-мальски ценное в этом секторе вселенной. У одного отдельно взятого человекоресурса так и чесались руки сделать на нем пару витков вокруг станции. Я смахнула изображение. Те времена давно прошли.
На экран вернулась головоломка, но, видимо, трассе пятого уровня не суждено быть пройденной. Только корабль вошел в первый пояс обломков, как раздалось плоское «дзынь», дверь открылась, и точка на экране опять превратилась в кляксу. Я выругалась, но, увидев вошедшего, оборвала на полуслове непечатное выражение о происхождении планет из прямой и черной кишки вселенной.
Тринадцатилетний Семен, по-моему, единственный житель станции, кому по фигу эта звонилка. Мальчишка погладил листья шевельнувшегося вьюнка, пересек небольшой торговый зал и выложил на стойку с десяток жетонов на заправку охладителя, купон на экскурсию в боксы, мятный леденец и обломок зеленого стекла, так похожего на валюту меллинцев, расплачивающихся цветными камушками. Над ними смеялись все, пока не поняли, что энергия, скрывающаяся за веселенькой расцветкой кругляшков, способна вызвать взрыв сверхновой. С тех пор раса плюшевых мишек стала монополистом в энергетической сфере, а человечеству достались тактные двигатели.
– Я за цветком, – провозгласил он.
Вытащив из ящика одну из псевдо Руэлий, от которой отказался лысеющий, я поставила цветок на прилавок. Мальчик давно присматривал подарок матери на день Высокого солнца и, наконец, остановился на ложном цветке. К слову, он успешно делал вид, что не знает о его ложности, а я делала вид, что не против принять в уплату жетоны на охладитель. Стекло и леденец я вернула, хотела и купон, но парень так обиженно поднял брови, что пришлось убрать пластиковую карточку в карман.
– Твой цветок, – пододвинула я к нему покупку.
– Мирного космоса, – подражая пилотам, буркнул он.
– Матери привет передавай.
– Передам.
Дверь, задев язычок колокольчика, закрылась.
Детей на станции не так много и я бы не разорилась, подарив каждому по цветку. Каждому, но не Семену. Местный заводила не мог позволить себе принимать подарки и передаривать их. Мирх не раз вытаскивал парня из переходной капсулы и драл уши. Но уши парня давно обрели стрессоустойчивость, так как пользы эта мера не приносила.
По моему мнению, Семена давно пора было отправить на ближайшую планету Вешенку в настоящую школу, Мирх грозил кадетским корпусом, но парень и по сей день ошивался на станции, на радость детворе и выносил мозг в единственном учебном классе, который вела моя соседка Ирка. Очень надеюсь, что она учила их читать не по любовным романам, которые скупала в сети сотнями. Иначе в процессе выноса мозга к парню скоро присоединятся и родители.
Я снова развернула головоломку, предупредительно посмотрев на дверь, но та никак не отреагировала. Два посетителя за день, с ума они там посходили, что ли? Не дают спокойно покопаться в симуляторе. Если сейчас еще кто-то заявится, точно продам ему Виламский кактус за полцены. Он жутко вонял и при длительном контакте вызывал рвоту. Но говорят, виламы в восторге, жаль, что ни один из них так и не появился на станции. Дайте подумаем, почему? Наверное, потому что эта раса не использовала устаревшие тактные двигатели. И не переносила кислород, в буквальном смысле.
На самом деле мне было необязательно торчать за прилавком каждый день, лавка полностью окупала себя во время фестивалей. Самый большой проходил на Циннити, ближайшей сельскохозяйственной планете. Почти каждый член экипажа, вставшего на разгон корабля, считал своим долгом притащить туда фикус или веник из крапивы. И ни один не задумывался, откуда в лавку поступают все эти кусачие орхидеи и пахучие одуванчики. Один саженец Романового деревца даже умудрился вернуться со следующей поставкой.
Наша заправка, прозванная Коробочкой, существовала за счет таких вот Галактических сабантуев, Ярмарок Головокружительной Пыльцы, праздников урожая Хрена, галактических Дней Собутыльника и Недели Цветущих Терновых Венцов. Станция работает и остается относительно независимой благодаря им. Иначе давно бы уже вошла в сеть Товарищества, нас всех обрядили бы в веселенькую оранжевую форму и заставили улыбаться всяким археологам и кактусоводам. Но пока мы жили, и очень неплохо, крутясь, словно маховики в горячие недели, и погружаясь в сонное оцепенение между ними.
Я секунду-другую колебалась, прежде чем пересечь линию старта, это-то и спасло очередной кораблик от разрушения. Глупо так думать о наборе пикселей и сточке компьютерного кода. Но пилоты люди суеверные, даже бывшие. Дверь снова задела язычок колокольчика. Игра мигнула и перешла в режим ожидания. Я подняла голову, желая рассмотреть будущего обладателя кактуса.
Посетитель оказался настолько молод, что будь я барменом, три раза подумала бы наливать ему бензинового светлого или обойтись ванильным темным. Летная форма была новой и висела в плечах, судя по самоуверенному взгляду, парень едва дорос до младшего помощника третьего слесаря и очень этим гордился. А что? Я в свое время тоже гордилась.
– Эм, – многообещающе начал посетитель и запустил пятерню в рыжие волосы, отчего те стали еще растрёпанней, – Я хотел бы…
Ласковая Mustla не дала ему сформулировать желание, застенчиво коснувшись руки мягкими листьями. К чести парня, он не закричал, а всего лишь отшатнулся и влетел боком в подставку с рассадой. Та несколько секунд балансировала на краю и замерла, решив, к моему сожалению, не падать, а гнить дальше.
– Я... – промямлил парень и затих окончательно, оглядывая зал с таким видом, словно не помнил как здесь очутился.
– Вам нужен цветок?
– Да, – с облегчением выдохнул он, и добавил, – Но без цветка, – секунду осмысливал, что именно произнес, потом нервно сглотнул, кадык заходил по тощей шее.
Я улыбнулась, в лучших традициях менеджеров Товарищества. И перестаралась. Светлая кожа покупателя стремительно налилась краснотой. Так, главное, не рассмеяться. Парень не то чтобы годился в сыновья, но я скорее составила бы пару лысеющему археологу, чем нервному мальчишке едва, начавшему бриться.
– Вам нужно лиственное растение? Не цветущее?
– Да – да, – закивал он, а я снова посмотрела на кактус, – Мама, – вырвалось у него, и смущение перешло на качественно новый уровень, из красной кожа стала малиновой, – Любит такие, – он поднял руки и очертил в воздухе два круга, – С большими листьями.
Я с сожалением отвернулась от кактуса.
– Тогда возьмите Сердечник Стыдливый, – я сняла с этажерки высокий куст с листьями в форме сердечек, в центре почти фиолетовые, они светлели к краям.
– А это не чересчур? – с сомнением протянул покупатель.
– Маме? В самый раз. К тому же это растение кинетик.
– Не думаю, что… – парень нервно обернулся к вьюнку, все еще тянущему ветви к не отвечающему взаимностью человеку.
– Смотрите, – я коснулась ближайшего сердечка.
Лист вздрогнул и тут же свернулся вокруг ветки, остальные решили не отставать от товарища и стали один за другим скручиваться у стеблей. Через несколько секунд из горшка рос вполне компактный огрызок некогда раскидистого кустика.
– Переносит перепад температур от минус сорока до плюс сорока, космические перегрузки, никогда не цветет. Размножается, – парень сглотнул, – черенками, и стоит… – я выдержала трагическую паузу, – Десять Вирт.
– Всего? – не знаю, чего было больше в этом вопросе облегчения или удивления.
– Сердечники довольно распространены, но от этого не менее красивы, не так ли?
– Да-да, – поторопился согласиться парень, и словно боясь передумать, протянул карту, – Спасибо.
– Не за что. Доставка? – я снова вывела на экран данные о кораблях станции.
– На Вереск, но мы через час отходим. Лучше я сам.
Данные на экране подтверждали, что второй транспортник уже успел разогнать двигатель, и проверял системы, готовясь к старту.
– Тогда мирного космоса, – считав десяток виртов, я вернула парню карту и пододвинула цветок.
– А как же…? – он нерешительно посмотрел на огрызок некогда пышного куста.
– Если не касаться, листья развернутся сами через полтора-два.
– Здоровски.
Парень подхватил горшок, Mustilia, с видом брошенной любовницы, вяло шевельнула ветками. Колокольчик звякнул и затих.
По закону черных дыр желание пройти трассу пропало, и следующие полчаса я промаялась, протирая пыль и поливая неблагодарную рассаду. Та была не в восторге от моих действий. Впору просить у соседки любовный роман и начинать мечтать о могучем варваре с Варилиты.
Теперь я смотрела на колокольчик почти с надеждой. Сигнал тревоги, раздавшийся минут через семь после того, как лампы дневного света были настроены в третий раз, я восприняла куда лучше, чем звонок доисторического колокольчика. Три длинных сигнала, двадцать секунд тишины, и снова три «тире».
В последний раз ретрансляторы так надрывались на разведывательном крейсере, а я как раз сидела за штурвалом. Корабль ожидала скорая разгерметизация, а экипаж эвакуация.
Лавка досталась мне от тетки, свято верившей, что каждая приличная девушка обязана любить цветы. В неприличные я записаться не успела и оказалась в наследницах. Смерти тетки я не ждала и корыстных планов не строила, но так совпало, что корабль, на котором я служила, ушел в небытие, и новая пристань оказалась как нельзя кстати, хотя лучше бы тетка была рядом.
Рефлексы сработали быстрее разума, я бросилась к выходу, сигнал как раз пошел на третий круг. Двое мужчин в форме службы безопасности пробежали мимо. Мужчина средних лет, выглянувший из-за соседней двери, посмотрел на меня с удивлением и спросил:
– Что это? Опять кто-то в бар на байке въехал?
Отличное предположение. Тиш держал тут лавочку лет десять, продавал сувениры, старые карты звездных путей, подделки манускриптов первых поселенцев, голографические открытки и прочую лабуду туристам.
– Сигнал тревоги, – ответила я на бегу, – Укройтесь на нижних уровнях с автономными системами подачи кислорода. Если дело обернется плохо, они отстыкуются от станции.
– Плохо? А что может случится? – не понял сосед, или притворился, что не понял, инструктаж по технике безопасности были обязаны пройти все.
– Лучше вам и не знать.
Вряд ли он услышал, потому что я уже бежала по уровню, отчаянно вспоминая, как такой же тройной сигнал сменился визгливой сиреной, и корабль буквально развалился на куски. Спасательные капсулы смогли добраться до ближайшей планеты, тогда как автономные модули еще несколько часов посылали сигнал бедствия в космос.
Сигнал тревоги пошел на пятый круг, я свернула к лестнице. На лифте быстрее, но очень не хотелось застрять в кабине, если откажет электроника. Лестница дребезжала, такая же старая, как и вся эта груда железа и пластика, по недоразумению все еще болтающаяся в космосе.
Два уровня вверх, и я выскочила в левый коридор к центру управления станцией. Большой квадратный зал за автоматическими дверьми, десяток кристаллических экранов и в два раза больше виртуальных. Диван, ряд стульев, стол с остатками еды, два автомата с несъедобными шоколадками, поставленные, видимо, в надежде, что кто-нибудь отравится и не успеет подать очередную жалобу. Не командный пункт, а зал с кассами на космодроме.
Похоже, простую цветочницу тут не ждали и немало удивились, когда автоматические двери распахнулись, пропуская меня в зал. Все, кроме Мирха, тот проверял уровень заряда импульсного пистолета, и удостоил меня лишь хмурым взглядом.
– Чего надо? – рявкнул Лоэн, дергая головой, совсем как василиск Гинского зоопарка на Вешенке перед случкой.
– Директива триста семьдесят «в», тревога второго уровня и выше: всем пилотам надлежит явиться в центр управления, – я коснулась бирки пилота, которую носила на цепочке, в память по старым временам.
– Ты в отставке.
– Не имеет значения, – отрезала я, – При разгерметизации кому-то надо пилотировать капсулы.
– Какая разгерметизация? – по-бабьи вплеснул руками владелец станции и снова дернул шеей, – Какие капсулы? Что она несет? – он повернулся к главе службы безопасности.
– Сигнал тревоги означает потенциальную опасность для жизни людей, в том числе и угрозу существования станции. Она выполнила инструкцию. Сядь, Тень, – Мирх отвернулся и взял у напарника атмосферный жилет, – У нас захват заложников.
– Захват заложников? – пришел мой черед удивляться.
– Верно, девочка, – проговорил мужчина похожий на небритого пенсионера, которого занесло на станцию по дороге на рыбалку. Единственный кто еще называл меня девочкой, как бы странно это ни звучало. Дядька Рэм, муж моей тетки, всю жизнь отпускавший шуточки по поводу ее увлечения ядовитой растительностью. Предложение руки и сердца она в свое время получила в комплекте с идеей организовать конопляную ферму. Тетка согласилась на первое и отказалась от второго. За свои шуточки дядька и был безжалостно лишен наследства, лавка перешла ко мне. Он вздохнул с облегчением и снова закопался в свои железки. Главный механик станции по выходным приносил в лавку булочки с корицей и грозился сперва погулять на моей свадьбе, а уж потом отправится на свидание с теткой, которая терпением никогда не отличалась. Но пока звезды миловали.
– Возвращайся к своим цветочкам, Тень, – с нескрываемой насмешкой сказал первый помощник Мирха Тииз.
– Инструкция одна для всех, – улыбнулась я, указывая на почтового пилота в форме Товарищества.
Аргус, пилот того самого Тритона Сотки, на который я любовалась чуть более часа назад, отвернулся. А раньше всегда скалил зубы, один раз даже звал в отсек, якобы показать редкий вид бамбука. Интереса я не проявила, «бамбук», произрастающий у каждого мужчины, мне доводилось видеть и раньше.
Он тоже выполнял инструкцию, как и громко храпящий в углу байкер.
– Сумасшедший дом, – резюмировал Лоэн и отошел к своей помощнице – любовнице и по совместительству диспетчеру станции.
– Итак, – вышел вперед Мирх, – У нас ситуация два семь ноль, требующая вмешательства галактических сил правопорядка. Вызов отправили?
– Эм, – начальник станции снова дернул головой, его помощница развела руками.
– Отправить немедленно.
– Стоп, – скомандовал Лоэн, – Предлагаю рассмотреть варианты?
– Нет, – рявкнул капитан, – Вызывайте патруль или пойдем под трибунал, как пособники.
– А если вызовем, окажемся в космосе со сменой белья и личным номером в активе. – Лоэн поднял руку, не дав сказать готовящемуся возразить Мирху, – Минута – все чего я прошу, пока техники налаживают связь, выслушай хорошо? – мужчина в сером комбинезоне задумался и продолжил, – Предположим, мы вызовем патруль, они разберутся, освободят заложников, вывезут мешки с трупами. Ты ведь понимаешь, что брать живыми террористов никто не будет? – капитан службы безопасности кивнул, – Отлично, – воспрял духом владелец станции, хотя я ничего отличного в покойниках не видела. – Ну, а потом они сольют отчеты в базу и объявят нашу «Коробочку» ненадежной, что повлечет исключение из туристических каталогов, транспортных карт уровня и, как следствие, снижения спроса.
– Переходи к делу.
– Минимум через месяц нас выкупит Товарищество.
– Значит, наденем оранжевую форму, – ответил Мирх, – Это не стоит жизни людей.
– Нет, не наденем, капитан. Всегалактическое Товарищество не держит на службе десантников стреляющих в своих командиров, – капитан поморщился, – И для пилотов, разбивающих корабли, тоже мест нет, – это уже мне, – даже если они торгуют цветами. Диспетчер раз ошибающийся номером дока, – взгляд на Тару, – не получит и ставки уборщицы.
– Как и торговец, сливший чертежи военных транспортников меллинцам, – добавил Мирх.
– Устаревших транспортников, – уточнил Лоэн. – И в качестве юмористической литературы.
– Белые карлики, с кем я работаю, – покачал головой Тииз, в этот момент снова сработала автоматика, в командный зал, перебирая суставчатыми лапами, вполз штатный доктор, медики подчинялись той же директиве, что и пилоты, – Док, а вы кого-то зарезали на операционном столе?
Доктор, единственный инопланетянин Коробочки быстро зашевелил усиками, издавая яростный клекот. С медиком нам повезло, выходец с Шарса, неизвестно за что исключенный из муравейника, Док блестяще проводил как ампутации, так и ставил клизмы. Высокий нескладный Уших, походил на помесь жука и собаки, с бочкообразным волосатым туловищем и тонким лапами в количестве шести штук. Те две, которые с натяжкой можно назвать руками заканчивались тремя… хм, весьма ловкими отростками или пальцами, а те четыре, на которых он передвигался очень походили на паучьи лапки.
– Нет, – механически перевел его щелканье ретранслятор, висевший поверх белого комбинезона. Док снова затрещал, вытянутые к вискам черные фасеточные глаза чуть посветлели, словно подернувшись пылью, так шарсы увлажняют сетчатку, говоря по-простому, моргают, – не резал. Съел.
То ли из-за механического переводчика, то ли от отсутствия эмоций на черном лице насекомоида, но мы сразу ему поверили.
– Что случилось? – спросил шарс.
Поняв, что объяснения сейчас пойдут по второму кругу, я подошла к дядьке Рэму и тихо спросила:
– На что Лоэн рассчитывает? Мы не можем отвернуться от заложников и дружно сказать: моя ничего не видел, не слышал и, вообще, пошел латать дыра – обшивка.
– Не можем, – подтвердил механик и поманил меня пальцем за собой, – Заложников захватили не на станции, – он ткнул пальцем в ближайший экран, – Изображение тут же укрупнилось.
Разогнавший двигатель Авальгор уже успел уйти из доков, космобайки торчали в правом стыковочном узле. Вереск еще висел в левом, не отсоединив последний из страховочных тросов. Станции Товарищества давно перешли на магнитные поля, а мы до сих пор работали по старинке.
– Десять минут назад пришло сообщения с Вереска, – подтвердил мои догадки механик, – Если бы мы успели отсоединить трос, корабль в космосе уже не наша юрисдикция, можно вызвать патруль, а сейчас…
– Он что надеется под шумок открепить? – не поверила я.
– Да, – пожал плечами дядька, – Но, если начнут следствие все равно установят временное несоответствие.
– И выйдет еще хуже, пособничество плюс неоказание помощи.
– Запросто, – кивнул дядька, – К тому же Эли, там люди. Обычные люди, такие как мы с тобой.
Видимо, те же аргументы привел Мирх, потому что Лоэн повысив голос, попросил:
– Хорошо-хорошо, я тебя понял, но давай сперва убедимся, что это не розыгрыш юнги, которого некстати настигла половая зрелость, и не протест свихнувшегося защитника природы, требующего осушить океаны на Акве и сумочку из ливийских лисят. Просто убедимся, что все так, как есть на самом деле, договорились?
– Ладно, – нехотя пошел на уступки капитан, – Но вызов должен уйти точно в тот момент, когда поступят первые требования.
– Как скажешь, – согласилась Тара.
Раздался сигнал вызова, и молодой взволнованный голос произнес:
– Мне нужен канал связи с системой Кистер – Терры, – видео не было, большой экран радовал нас темнотой, – И новый костюм, а не то… не то…
– Не то что? – ласково спросил Мирх.
– Я умру, – пообещал голос.
– Почему нет видео? – шепотом спросила я у Рэма.
– Не смог включить? – предположил механик.
– Странно, я, например, не знаю, как его отключить, хотя если покопаться…
– Вы заложник? Можете говорить? Что произошло? Количество преступников? – засыпал его вопросами капитан.
– Вы не понимаете, – выдавил заложник, и я тут же узнала этот неуверенный тон, его обладатель стоял в моей лавке не далее как час назад.
– Террис? Нет, Теранс? – вспомнила я имя, которое значилось на платежной карточке рыжего парня.
Ответом мне было молчание и не только по каналу связи, но и в зале, только от души Мирх выругался.
– Это Эли, цветочница, ты покупал у меня подарок для матери.
– Да, – неожиданно звонко ответил заложник и загадочно добавил, – Тогда вы понимаете. Мне нужна связь, немедленно, – выкрикнув последнюю фразу, он отключился.
– О как? – резюмировал Лоэн, и повторил, – «Мне нужна».
– Рассказывай, – потребовал капитан.
– Нечего рассказывать. В два часа в лавку зашел рыжий парень, купил цветок для матери. Ушел. Все.
– Токсичность? Место в классификационном реестре ядов? Запреты?
– Ничего, – отрезала я, пробегая пальцами по клавиатуре и выводя на экран фотографию Сердечника – Растение – кинетик третьего класса. Не ядовито, не токсично, не обладает зачатками разума, радиационный фон в норме.
– Что и никого не травануть им? – фыркнул Тииз.
– Если сожрешь сырым, обеспечишь себе два дня стабильного поноса, тут уж не до заложников будет.
Склонившийся к экрану Док, согласно повертел усиками.
– Получаю данные, карточка покупателя на третьем экране, – быстро сказала Тара, выводя данные на окно слева.
– Теранс Вист родом с Кистер-Терры, отец погиб, мать работает в ботаническом саду.
– Он купил ей подарок, – вставила я.
– На Кистере через три дня День Порочной девы, – пояснила темнокожая девушка — диспетчер.
– Серьезно? Босс, – Тииз повернулся к Мирху, – Могу я взять отгулы? Всегда хотел посмотреть на порочных дев.
– Девятнадцать лет, исторический реконструктор… Что еще за зверь такой? – спросил Лоэн.
– Тот, кто восстанавливает объекты истории: древние цивилизации, ночные горшки, флаги, – пояснил дядька Рэм. – Работает скорей всего с трехмерными моделями на экране
– Еще один компьютерный засранец, – сплюнул Тииз.
– И этот компьютерный заср… эрудит захватил корабль? – удивился Лоэн.
– Парень купил подарок, а потом взял заложников, – нахмурился капитан охраны.
– Порт приписки Вереска планетарная система, Кистер – Терра известна каменными мостовыми и белыми ночами. В системе два солнца.
Что-то было в словах Тары, что-то неправильное, заставившее меня вглядываться в экран. Что-то очень обеспокоившее.
– Ладно, все это лирика. Вопрос – где остальная команда? Перекусить вышла? – почесал затылок Лоэн. – Или сожрали этот сердечник и теперь сидят в туалете?
– Тепловую сигнатуру по контуру, – скомандовал Мирх, – Данные на доп экран, онлайн-сопоставление со списком личного состава и пассажиров.
– Выполнено, – отрапортовал через минуту искин станции. – Команда, численностью двадцать семь человек на борту.
– В момент старта как минимум трое должны были быть в рубке: капитан, пилот, навигатор, – сказал, рассматривая веденную схему, Лоэн.
Док застрекотал, и механический переводчик озвучил:
– Отложили старт, ушли в каюты, занялись делами. Да?
– А за старшего оставили этого малолетнего кандидата в покойники? – Тииз стал надевать жилет.
– И нет видео… – продолжал рассуждать Мирх. – Количество тепловых сигнатур совпадает со списком личного состава, значит, чужих на транспортнике нет. Что у них там творится?
– Спорный вывод, – скривился Тииз, – Техника может сбоить, тем более наша рухлядь.
– Можем установить связь с Авальгором? – тихо спросила я дядьку, отмахнуться от нарастающего беспокойства не получалось. Сама по себе ситуация хреновая, а тут еще это странное ощущение соучастия, – Он еще не ушел из пятьдесят первой зоны?
– Зачем?
– Просто хочу удостовериться в…
– В чем? – неожиданно спросил Мирх.
Я вздрогнула и повернулась, в который раз удивляясь тому, что мужик такой комплекции, как наш капитан охраны, может двигаться совершенно бесшумно. Высокий, широкоплечий, про таких часто говорят «шкаф». Короткие волосы с сединой, нос, который не раз ломали, и немного усталый взгляд голубых глаз, словно он все в этой жизни уже видел.
– Я продала Розу, – нехотя призна