На сцене Евгений Петрович Семенов 5 глава




Они писали там: «Относительно документов нашей третьей группы, кроме №№ 56 и 58 (это те два циркуляра, о которых говорили выше и Сиссон, и Кеннан. — В. С), мы имеем только русский текст, выполненный на мимеографе. Оригиналы большинства из них должны были бы быть написаны по-немецки. Мы не видели ни оригиналов, ни фотостатов, не видел их и м-р Сиссон, который справедливо поместил их в приложение и выразил меньше доверия их ценности как свидетельствам, чем документам главной серии, с 1-го по 53-й. Учитывая такие неэффективные средства проверки их подлинности, которыми мы располагаем относительно русских переводов, мы не можем сделать уверенного заявления. Возвращаясь же к одним внутренним свидетельствам самих документов, мы сможем только сказать, что в этих текстах не видно ничего, что положительно бы исключало представление об их подлинности, мало что может заставить считать сомнительным любой из них, хотя гарантии того, что они были аккуратно скопированы и аккуратно переведены на русский язык, очевидно отсутствуют»2.

Как видим, Кеннан несколько преувеличил скептицизм Харпера и Джемисона относительно документов первой серии. Они толковали свои сомнения все же в пользу признания документов приложения № 1 подлинными. Ссылки на возможные недостатки перевода, на неаккуратность копирования давали Харперу и Джемисону удобные поводы для сохранения своего научного лица, поскольку дело, для которого их пригласили, было грязным, предназначенным для оправдания официальной государственной политики вмешательства в русские дела и интервенции. В архиве Харпера были найдены потом свидетельства (их привел Дж. Кеннан в часто цитировавшейся нами статье) о том, что он рассматривал свое участие в комиссии по «документам Сиссона» прежде всего как свой гражданский долг во время войны и вынужден был приглушить свои сомнения историка. Мы можем пожалеть его в этом смысле и понять, поскольку, скажем, некоторые советские историки были включены в состав комиссии, которая должна была доказать, что польские офицеры в Катыни были расстреляны немцами, а не НКВД.

Но, по сути дела, эти разговоры про несовершенство переводов с немецкого на русский кажутся немного несерьезными. Нет, эти документы и были написаны только на русском языке и никогда не переводились с немецкого. За это говорит и стиль этих «документов», и словоупотребление, построение фраз, формы обращения и пр. А те циркуляры, фальшивые «оригиналы» которых были предъявлены Э. Сиссону в той или иной форме, являлись переводами с русского на немецкий, а не наоборот. Но к этим вопросам мы еще вернемся.

Для начала давайте познакомимся со списком всех «документов Никифоровой» и отметим расхождения их с публикацией Сиссона, а также с документами из статьи лейтенанта Свечникова. После девиза «Способствуйте наибольшему распространению», размещенного в правом верхнем углу первого листа и выполненного заглавными буквами и подчеркнутого прерывистыми тире, ниже по центру был помещен заголовок: «Документы о работе немцев, перехваченные в разное время и в разных местах и находившиеся в российской контрразведке». Таким образом, мы сразу можем отвергнуть утверждение П. Н. Милюкова из его статьи в «Последних новостях» от 3 апреля 1921 г. о том, что документы были найдены «союзной контрразведкой». Нет, сами их распространители заявляли, что они находились в контрразведке русской.

Сиссон же предварил публикацию данных «документов» таким заголовком: «Анализ германского заговорщического материала с примечаниями, подготовленный мной и переданный по телеграфу Госдепартаменту кодированной телеграммой посла Фрэнсиса 9 февраля 1918 г. С некоторыми дополнительными примечаниями, как указано»3. В статье лейтенанта Свечникова документы следуют без всякого заголовка, в тексте, после обширного авторскою введения (это введение, комментарии и заключение автора мы публикуем в приложении № 2 к данной книге). Сиссон делает к своему заголовку такое примечание: «Текст, представленный в этой публикации, взят в основном из английского перевода, сделанного неизвестным переводчиком, который и был передан по телеграфу в Госдепартамент. Для удобства мы называем его версией "А". Второй английский перевод, отличающийся от первого по объему и фразеологии, именуется версией "В". Мимеографированный экземпляр этих циркуляров, который достал м-р Сиссон, называется версией "С". Он согласуется в главном с версией "В" в отношении объема. Версия "В" не содержит документы с 61-го по 68-й включительно. Абзацы, набранные курсивом в тексте, имеются только в версии "А" и не содержатся в версиях "В" и "С"; абзацы в квадратных скобках есть только в версиях "В" и "С", но отсутствуют в версии "А"»4. Это очень важно и для анализа содержания, и для установления времени работы автора документов над их текстом, поскольку разночтения не носят технического или случайного характера, а подчиняются, как мы увидим, определенной тенденции, то есть учитывают изменения в политической позиции тех или иных упоминаемых в «документах» лиц.

 

Итак, «документы Никифоровой» содержат:

№ 1. Циркуляр № 17 Генерального штаба от 2 января 1914 г. всем окружным интендантам. Примечание к нему. (У Сиссона и Свечникова этого документа нет.)

№ 2. Циркуляр № 3737 Министерства (?). по отделу иностранных операций от 18 февраля 1914 г. всем группам германских банков и по соглашению с австро-венгерским правительством «Остеррейхишер-Кредитанштальт». Два примечания к нему. (У Сиссона и Свечникова с этого документа открываются публикации. Номер в брошюре Сиссона — 54.)

№ 3. Циркуляр Генерального штаба (без номера) от 8 марта 1914 г. всем фабричным и горным инспекторам. Примечание к нему. (У Сиссона и Свечникова этого документа НЕТ.)

№ 4. Циркуляр Генерального штаба (без номера) от 9 июня 1914 г. военным агентам в государствах, смежных с Россией, Францией, Италией, и в Норвегии. (У Сиссона этого документа нет, у Свечникова это документ № 2, ошибочно датированный при перепечатке или переводе 2 ноября 1914 г.)

№ 5. Циркуляр № 21 (по мобилизации) Генерального штаба от 9 июня 1914 г. всем интендантам. Примечание к документам №№ 4 и 5. (У Сиссона — № 56, у Свечникова этого документа НЕТ.)

№ 6. Циркуляр Имперского банка (без номера) от 2 ноября 1914 г. в адрес представителей «Ниа-Банкен» в Стокгольме и агентов «Дисконто-Гезельшафт» и «Дейч-Банк» об открытии кредитов Зиновьеву и Луначарскому. Большое примечание. (У Сиссона — № 57, у Свечникова — № 3, вместо Зиновьева — Зензинов.)

№ 7. Циркуляр Морского Генерального штаба № 92 (по разведочному отделу) от 28 ноября 1914 г. морским агентам. Примечание к нему. (У Сиссона — № 58, у Свечникова № 4.)

№ 8. Циркуляр Генерального штаба (без номера) от 15 января 1915 г. военным агентам в С. А. С. Штатах. Примечание к нему. (У Сиссона — № 59, у Свечникова — № 5.)

№ 9. Циркуляр Отдела печати при Министерстве иностранных дел (без номера) от 23 февраля 1914 г. всем послам, посланникам и консульским чинам в нейтральных странах. Примечание к нему. (У Сиссона — № 60, у Свечникова — № 6.)

№ 10. Циркуляр (без номера) Генерального штаба от 23 сентября 1916 г. военным наблюдателям на русско-шведской границе. Примечание к нему. (У Сиссона этого документа НЕТ, у Свечникова — № 9, дата — 23 октября.)

№ 11. Циркулярное письмо председателя Рейнско-Вестфальского промышленного синдиката Кирдорфа от 14 октября 1916 г. центральной конторе «Ниа-Банкен» в Стокгольме, представителю «Дисконто-Гезельшафт» в Стокгольме Свенсену-Бальцеру и представителю «Дейче-Банк» в Швейцарии Кирх. Два примечания к нему. (У Сиссона — № 61, у Свечникова — № 10.)

№ 12. Приказ № 7433 Имперского банка от 2 марта 1917 г. представителям германских банков в Швеции об удовлетворении финансовых требований Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Суменсон, Козловского, Коллонтай, Сиверса и Перкальна. Примечание к нему. (У Сиссона в приложении № 1 этого документа нет, но он есть в основной части Доклада под № 1 в абсолютно той же редакции, но по другому «источнику». У Свечникова этого документа НЕТ.)

№ 13. Письмо представителя «Дейч-Банк» из Женевы от 15 июня 1917 г. Фюрстенбергу в Стокгольм. Примечание к нему. (У Сиссона — № 63, дата — 16 июня; у Свечникова — № 13, дата — 15 июля.)

№ 14. Письмо Свенсона из Копенгагена Руфферу в Гельсингфорс от 18 июня 1917 г. Примечание к нему. (У Сиссона — № 62, у Свечникова — № 11.)

№ 15, Письмо Свенсона из Стокгольма Фарзену в Кронштадт (через Гельсингфорс) от 12 сентября 1917 г. Примечание к нему. (У Сиссона — № 65, у Свечникова — № 12.)

№ 16. Письмо Фюрстенберга из Стокгольма Рафаилу Шолану в Хапаранде (город на границе Швеции с Финляндией) от 21 сентября 1917 г. Примечание к нему. (У Сиссона — № 64, у Свечникова — № 14.)

№ 17. Письмо Парвуса из Берлина Мору в Стокгольме от 14 июля 1917 г. Примечание к нему. (У Сиссона — № 68, у Свечникова — № 8.)

№ 18. Письмо Шейдемана из Берлина Ольбергу в Стокгольм от 25 августа 1917 г. Примечание отсутствует. (У Сиссона — № 67, у Свечникова — № 7.)

№ 19. Письмо Фюрстенберга из Люлео Антонову в Хапаранду от 2 октября 1917 г. Примечание к нему. (У Сиссона — № 66, у Свечникова — № 15.)

 

Заканчивая это сравнение, хотел бы обратить внимание читателей на то, что в составе материалов в статье лейтенанта Свечникова я обнаружил один «документ», которого нет ни в трех версиях Сиссона, ни в «документах Никифоровой». Приводим его целиком в переводе с английского:

 

«№ 6. Копенгаген, 11 апреля 1917 г. Адресовано г-ну Тифланду в Стокгольме. Настоящим извещаю Вас, что сегодня здесь открыт счет в "Ниа-Банке" для г-на Мартова из Швейцарского банка. Примечание: г-н Мартов — Цедербаум»5.

 

Этот документ не был учтен мною вначале, и поэтому я даю его здесь под № 6а. Кроме того, при перепечатке лейтенантом Бразолем или еще раньше, видимо, была допущена ошибка, поскольку перед этим № 6а имеется фрагмент другого письма, заканчивающегося словами: «С дружеским приветом Я. Фюрстенберг»6. В то же время документ № 15 (телеграмма из Люлео от 2 октября 1917 г.) не имеет ни адресата, ни подписи. Аналогичная телеграмма в «документах Никифоровой» — это № 19: от Фюрстенберга г-ну Антонову в Хапаранду от 2 октября 1917 г. Она-то и имеет подпись: «С товарищеским приветом Я. Фюрстенберг». Следовательно, подпись на с. 5 документов из статьи лейтенанта Свечникова — это ошибочно перенесенная подпись под документом со с. 8 к телеграмме Я. Фюрстенберга Антонову в Хапаранду от 2 октября 1917 г.

Переходим теперь к их анализу. Документы тематически распадаются не на две части: циркуляры и письма, — а, как нам кажется, на четыре. Во- первых, это циркуляры, «доказывающие», что к войне Германия стала готовиться за полгода до ее начала. Во-вторых, циркуляры правительственных и экономических институтов об использовании финансирования через банки в нейтральных странах террористов-диверсантов («агентов-истребителей» или «разрушителей») для действий против воюющих стран как в них, так и в нейтральных странах. В-третьих, документы о финансировании лидеров большевиков для проведения пропагандистской кампании против войны. И. наконец, в-четвертых, переписка о ходе финансирования деятельности большевиков непосредственно с марта по октябрь 1917 г.

Говоря о первой группе, мы можем отнести туда документы №№ 1,3,5. Так, документ № 1, датированный еще 17 января (здесь и далее нигде не оговаривается, какой стиль применен в документах; по логике, это должен был бы быть новый стиль, поскольку публикаторы претендовали на то, что все документы были написаны по-немецки, но по содержанию, а главное, по тому, как составитель комментариев обращается с датами, получается, что даты приводятся по-старому, русскому стилю), предписывал от имени Германского Генерального штаба всем окружным интендантам представить в трехдневный срок сведения о роде, количестве и месторасположении неприкосновенного запаса сырья. Такой же циркуляр от 8 марта требовал произвести осмотр и учет всех двигателей германского происхождения. Публикатор делал примечание: «Из этих трех первых документов ясно, что Германия не была втянута в войну в июле 1914 г., но, наоборот, сама лихорадочно готовила ее еще за полгода до ее начала». Этот вывод должен был подтвердить и документ № 5, требовавший от имени того же штаба, чтобы интенданты в 24 часа известили всех владельцев промышленных предприятий о вскрытии пакетов с мобилизационно-промышленными планами (дата — 9 июня 1914 г.). К этому было сделано следующее примечание: «Из документов №№ 4 и 5 ясно, что война была окончательно решена Германией за два месяца до ее фактического начала и за три недели до покушения на австрийского наследника».

Спрашивается, для чего необходимо было изобретать эти документы? Ответ дан в процитированных примечаниях: чтобы доказать, что именно Германия была инициатором войны. Этот вопрос получил новую актуальность в связи с угрозой заключения мира, в связи с большевистской пропагандой о том, что все империалистические государства способствовали возникновению войны.

Документы второй группы должны были доказать, что Германия с самого начала замышляла войну коварную, с нарушениями норм человеческой морали и проводила ее последовательно уже в ходе военных действий. Так, документ № 2 претендовал на то, чтобы изобличить германское Министерство финансов в том. что оно еще 18 февраля 1914 г. рекомендовало всем группам немецких и австро-венгерских банков учредить конторы в маленьких шведских поселках вдоль границы с Финляндией (Люлео, Хапаранда, Варде), что «может потребоваться при некоторых обстоятельствах, изменяющих конъюнктуру промышленного и финансового рынка». Тут же для «теснейших и совершенно секретных сношений с финляндскими и американскими банками» рекомендовались шведский «Ниа-Банкен», банкирская контора «Фюрстенберг» и торговый дом «Вальдемар Ганзен»7. К этому было сделано примечание: «Все эти конторы, как видно из дальнейшего, были денежно связаны с большевиками».

Уже в этом документе ясно видна его сфальсифицированность: если «Ниа-Банкен» действительно существовал8, возможно, существовал и торговый дом В. Ганзена в Копенгагене, то банкирской конторы «Фюрстенберг» никогда не существовало. Я. С. Фюрстенберг действительно стал директором экспортно-импортной фирмы Парвуса в Копенгагене, но в 1915 г. В феврале 1914 г. Ганецкого (Фюрстенберга) вообще еще не было в Дании. Он жил тогда в Австро-Венгрии, а после начала войны перебрался в Швейцарию. В отношении же всей серии действует закон, сформулированный американскими чиновниками из Госдепартамента, которые по долгу службы явились первыми «исследователями» документов Сиссона: если будет доказано, что хоть один документ подлинный, то подлинной является вся серия, и наоборот. Выше мы говорили, что документы №№ 56 и 58 из приложения № 1 брошюры Сиссона (у Никифоровой — №№ 5 и 7) входят одновременно и в основные документы Доклада, относительно которого доказано, что все они являются сфальсифицированными. Теперь мы показали, что и документ № 2 данной серии (в приложении № 1 Сиссона — № 54) является сфальсифицированным. Следовательно, и вся эта серия тоже состоит из поддельных документов. Но в нашу задачу входит не только установление этого факта, хотя нам и приходится выступать по отношению к документам первой серии в качестве пионеров. Мы хотим показать и мотивы, и приемы самой «производственной деятельности» А. М. Оссендовского. Поэтому продолжим начатый уже анализ. Фантастическая банкирская контора Фюрстенберга, как и «Ниа-Банкен», уже «засвеченные» в антибольшевистских публикациях июля 1917 г., нужны были А. М. Оссендовскому, чтобы внушить читателям его «документов», что коварные немцы еще за полгода до начала войны решили использовать в ней «предателей-большевиков» и загодя создавали пункты финансового обеспечения их антивоенной пропаганды. Воистину, чем абсурдней ложь, тем легче ей поверят!

Этот явный абсурд присутствует и в документе № 4. Германский Генеральный штаб объявляет 9 июня 1914 г., что им открыты во всех отделениях германских банков в Швеции, Норвегии, Швейцарии и США «специальные военные кредиты на вспомогательные нужды войны». Швеция, Норвегия и Швейцария — страны, оказавшиеся нейтральными в годы Первой мировой войны (и США до марта 1917 г. тоже). Но как в июне 1914 г., до начала войны, можно было предсказать, какие именно страны останутся нейтральными? Для Оссендовского характерен ретроспективный подход, а вовсе не исторический. Для него (как и для большевиков) история — лишь обращенная в прошлое политика данной минуты. Смотрим дальше. Кому адресован этот циркуляр? «Военным агентам в государствах, смежных с Россией, Францией, Италией, и в Норвегии». Да, Оссендовскому хватило географических познаний, чтобы не упоминать Англию: она ни с кем не граничит; чтобы выделить Норвегию: она граничит посуху только со Швецией. Но так как он абсолютно антиисторичен, то в список будущей антигерманской коалиции он включает Италию. В 1917 г. все уже привыкли к тому, что Италия — член Антанты, что она союзница России. Но в июне 1914 г. Италия была членом Тройственного союза, и следовательно, союзницей Германии и Австро-Венгрии. Поэтому помещение ее в этот список — абсолютный нонсенс. Но наш автор рассчитывает на людей с короткой памятью, озлобленных и ослепленных ненавистью к немецким агентам большевикам. Итак, и этот «документ», при применении простых приемов исторической критики, явно оказывается поддельным.

Документы №№ 7 и 8, как и содержание затронутого выше документа № 4, посвящены организации диверсионной работы против противников на их территориях и в нейтральных странах. Заслуживает упоминания то, что Оссендовский от имени германских Генерального и Морского штабов советует «военным агентам» обратить внимание (особенно в Америке) на артели грузчиков, среди которых много «анархистов». Из ненависти к капиталистам они с радостью будут взрывать пароходы и склады! И опять же это сделано для того, чтобы привязать эти «рекомендации» в примечаниях к событиям в России, например, к взрывам пароходов с боеприпасами в Архангельске во время войны. К этой же группе примыкает и документ № 10 от 23 сентября 1915 г., призывающий от имени Генштаба «военных наблюдателей на русско-шведской границе» вербовать финнов, желающих вступить в ряды германской армии, для посылки их в качестве диверсантов в Петроград и другие железнодорожные узлы. К этому опять же делается примечание: «Теперь ясна причина взрыва на одной из товарных станций Петрограда целого поезда с артиллерийскими снарядами для армии».

Но гвоздем всей серии, конечно, являются «документы» о финансировании немцами большевиков и их лидеров. Собственно, уже документ № 2, который мы разбирали выше, подсказывал читателю, что Фюрстенберг и «Ниа-Банкен» были избраны немцами для этой цели еще за полгода до войны. Циркуляр Имперского банка от 2 ноября 1914 г. (документ № 6) информировал «Ниа-Банкен» и агентов «Дисконто-Гезельшафт» и «Дейч-Банк», что «в настоящее время закончены переговоры между полномочными агентами Имперского банка и русскими революционерами гг. Зиновьевым и Луначарским». Они-де «обратились к некоторым финансовым деятелям, которые, в свою очередь, обратились к нашим представителям. Мы согласны поддержать проектируемую ими агитацию и пропаганду в России, при одном непременном условии, чтобы агитация и пропаганда, намеченные вышеупомянутыми гг. Зиновьевым и Луначарским, коснулась армий, действующих на фронте».

Вздорность и нелепость содержания этого документа ясна в наши дни любому специалисту по истории России XX века, тем более по истории КПСС. Но Оссендовский не был еще «историком КПСС» даже в том объеме знаний, какие он потом продемонстрировал в романе-памфлете «Ленин — бог безбожных». Зиновьев и Луначарский входили в тот момент в высшее советское руководство, их имена были у всех на слуху в связи с событиями октября — ноября 1917 г. И вот вам: оказывается, они просили немецкую помощь уже в начале войны и получили ее для предательских, антипатриотических действий по разложению боевого духа русской армии!

А то, что, скажем, Луначарский в это время числился во врагах Зиновьева и Ленина, об этом Оссендовский и миллионы читателей первой серии и знать не знали. Тем более не знал этого Э. Сиссон, именно из этого документа первой серии узнавший, что приехавшие в Петроград весной 1917 г. большевики уже были платными и аккредитованными агентами Германского Генерального штаба. А. В. Луначарский разошелся с ленинцами еще в 1909 г., присоединившись к левацкой группе «отзовистов» А. А. Богданова. Он вел фракционную борьбу против Ленина и Зиновьева вплоть до начала войны. Жил он во Франции, а Зиновьев и Ленин были депортированы из Австро-Венгрии после начала войны и переехали в Швейцарию, в Берн. Луначарский во время войны сотрудничал с Троцким и Мартовым, издавая вместе с ними интернационалистическую газету в Париже. Ее травили и бичевали Ленин и Зиновьев в своей газете «Социал-демократ». Только перед самой Февральской революцией Луначарский стал наводить мосты для возобновления контактов с Лениным, поскольку Троцкий был выслан из Франции и он остался без «коренника». Поэтому появление Зиновьева и Луначарского в «одной связке» было в октябре — ноябре 1914 г. абсолютно невозможным.

Но это надо было знать, а у Оссендовского не было ни знаний, ни времени, чтобы эти знания приобрести. Зато было страстное желание «отхлестать» (хотя бы словесно) «предателей-большевиков». Интересно, что в документах статьи лейтенанта Свечникова вместо фамилии Зиновьев стоит фамилия Зензинов. В. М. Зензинов, член ЦК партии социалистов-революционеров. С 1911 по 1915 г. он находился в ссылке в Якутии. Затем вернулся в Петроград. После Февральской революции стал секретарем Петроградского городского комитета ПСР9. Известен тем, что после корниловщины участвовал в предъявлении ультиматума Керенскому о том, чтобы в правительство больше не входили представители буржуазной кадетской партии. Требовал от Керенского политически упредить большевиков 24 октября 1917 г. Поэтому оговорка кажется нам многозначительной. Но все же это оговорка. И Сиссон, например, ее просто исправляет. К своему документу № 57 он делает следующее примечание: «Дополнение как часть документа: Зиновьев и Луначарский вошли в контакт с Германским Имперским банком через банкиров Д. Рубинштейна, Макеа Варбурга и Парвуса. Зиновьев обратился к Рубинштейну, а Луначарский через Альтфатера к Варбургу, через которого он получил поддержку Парвуса». Затем Сиссон делает еще одно примечание, уже как бы от себя лично: «Луначарский в настоящее время является народным комиссаром просвещения. Парвус и Варбург оба фигурируют в документах Ленина и Троцкого. Парвус является агентом в Копенгагене (см.: New Europe. January 31.1918. P. 94–95). Утверждали, что Варбург был недавно в Петрограде»10. Но в «документах Никифоровой», по тексту которых мы сейчас работаем, примечание к этому документу является очень большим и красочным. Вначале сообщаются те же сведения, кто через кого вышел на Имперский банк. Разумеется, эти сведения были также абсолютно вымышленными и сообщались только для еще большей компрометации тогдашних большевистских лидеров. Как, например, Зиновьев мог бы войти в контакт с Д. Рубинштейном, петроградским банкиром из распутинского кружка, сам находясь в Берне?

Затем порочащие большевиков сведения «утяжелялись» следующим образом: «Между прочим, с этим же Варбургом вел в Стокгольме, за спиной народа, секретные переговоры о сепаратном мире с Германией и свергнутый в феврале 1917 г. бывший распутинский министр Протопопов. Личность Парвуса хорошо известна всякому — это крупный международный аферист, скрывающийся под маской социалиста и устраивающий самые темные дела для германских хищников». После этого следовало дополнение, явно внесенное позднее, чем самая первая редакция первой серии, которая была известна Сиссону. «Продав свои услуги Германскому Имперскому банку, — говорилось в этом примечании, — гг. Луначарский и Зиновьев-Апфельбаум, совместно с другими большевиками, тотчас же по приезде в Россию в "запломбированном" вагоне стали исполнять свой контракт с Германским банком». Опять Оссендовскому нет дела до того, что в начале апреля в запломбированном вагоне приехал только Зиновьев, а Луначарский прибыл в Петроград только в середине мая, через Англию и Скандинавию, вполне легально. Но он, опираясь на факты, уже застрявшие в массовом сознании, наворачивает одну ложь на другую. «С этой целью, — утверждалось далее, — они начали проповедовать братанье с немцами, чем в корне разрушили мощь нашей армии, причем особое усердие проявлял г. Зиновьев-Апфельбаум, ныне состоящий председателем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов». Так примечание «подтверждало» то, что говорилось выше в циркуляре: деньги были обещаны за разложение армии! Между прочим, упоминание о Зиновьеве как председателе Петроградского Совета дает нам дату, ранее которой что примечание не могло быть написано: конец ноября, так как Зиновьев был избран на этот пост вместо Троцкого в двадцатых числах этого месяца.

Заключение же этого примечания выливало грязь на Луначарского: «Г. Луначарский, как известно, состоит народным комиссаром народного просвещения: был момент после разгрома московских святынь, когда г. Анатолий Луначарский заявил письмом в Совет Народных Комиссаров, что он больше выносить варварства, учиняемого большевиками, не может, но затем, под влиянием прямой угрозы, что если он не сумеет преодолеть свою чувствительность, то будут опубликованы документы, изобличающие его связь с немцами, а также под влиянием обещаний дальнейшего денежного вспомоществования г. Луначарский счел возможным взять свой отказ от должности назад и продолжать разрушение русского просвещения». Еще один прекрасный пример творческого стиля Оссендовского: даже приведя верный факт о несостоявшемся протесте Луначарского, он добавляет туда солидную порцию лжи об угрозе разоблачения его «связей с немцами». И со стороны кого? Тех, кого сам Оссендовский уже не раз объявлял немецкими шпионами и собирался продолжить эти обвинения.

Так в этом черном романе политических ужасов появлялись первые герои. Так А. М. Оссендовский вырезал устрашающие силуэты для своего театра теней. Чудовищный, как дракон, Парвус, коварный «банкир» Фюрстенберг, иуда-христопродавец Зиновьев-Апфельбаум, юродивый и трусливый Луначарский, отказавшийся от принципов за немецкие марки…

Но это было только началом. Документ № 9 выдавался за циркуляр Отдела печати при кайзеровском МИДе от 23 февраля 1915 г. В нем сообщалось послам, посланникам и «консульским чинам» (прекрасное, истинно русское выражение из «немецкого документа») в нейтральных странах, что там у них созданы уже «специальные конторы для организации дела пропаганды в государствах воюющей с Германией коалиции».

Программа для контор такая: возбуждение «социального движения и связанных с последним забастовок, революционных вспышек, сепаратизма составных частей государства и гражданской войны, а также агитация разоружения и прекращения кровавой бойни». Все это тоже слеплено исключительно для русского читателя, ибо какой сепаратизм мог, скажем, быть в Италии или Франции! У вас были забастовки — немцы устроили, социальные движения — их работа, революционные вспышки 23–27 февраля 1917 г. — все на немецкие деньги. Методика Оссендовского была простой и четкой: берется событие и «под него» готовится «документ немецкого происхождения». Она в невиданных размерах будет применяться им далее, для документов сиссоновской серии и последующей.

Для придания этим документам большей убедительности далее готовится примечание, разъясняющее и уточняющее их содержание читателю. «По достоверным сведениям, — говорится в примечании к документу № 9, — подобными лицами (ведущими пропаганду от имени «контор». — В. С.) были: князь Гогенлоэ, Бьернсон, Эпелинг, Карберг, Сукенников, Парвус, Фюрстенберг-Ганецкий, Рипке и, вероятно, Колышко. Германцы очень заботливо посредством налаженного их банками аппарата контор и агентств (опять любимая тема Оссендовского! — В. С.) начали вести в России и союзных с ней странах агитацию в пользу прекращения "кровавой бойни", виновниками которой они сами являются. На своей же территории германские правящие круги сурово подавляли всякие попытки какой бы то ни было агитации против войны. При этом весьма характерно, что большевики повели у нас агитацию в тех самых выражениях, которые им подсунуло германское министерство, так как в своих речах и газетах они всегда вместо слова "война" употребляли выражение '"кровавая бойня"».

Здесь Оссендовский превзошел самого себя. Оказывается, народное выражение «кровавая бойня», использовавшееся в политическом лексиконе всех социалистических партий, тоже подсунуто немецким МИДом. В этом проявилась самоуверенная недооценка Оссендовским большевиков как самостоятельной политической силы, которая характеризует и многие другие, вышедшие из-под его пера «документы».

Документ № 11 претендовал уже на то, чтобы исходить от немецкой тяжелой промышленности, как заявлял Милюков в своей статье от 3 апреля 1921 г. в газете «Последние новости». Председатель Рейнско-Вестфальского промышленного синдиката предоставлял для «Ниа-Банкен» и других банков средства «на предмет поддержки русских эмигрантов, желающих вести агитацию среди русских военнопленных и русской армии». Дата — 14 октября 1916 г. И тут сделано примечание: «Вот на чьи деньги велась агитация среди русских рабочих, солдат и крестьян. Из дальнейших документов будет видно, как велась работа».

Но самым ударным документом среди серии Никифоровой был, конечно, приказ Имперского банка № 7433 от 2 марта 1917 г. представителям германских банков в Швеции. Приведем здесь полностью его текст: «Настоящим доводим до сведения, что из России через Финляндию будут поступать требования на отпуск денег на цели пропаганды мира в России. Эти требования будут поступать от следующих лиц: Ленина, Зиновьева, Троцкого, Суменсон, Козловского, Коллонтай, Сиверса и Перкальна, счет коих нашим ордером за № 2754 открыт в агентствах немецких частных кредитных учреждений в Швеции, Норвегии и Швейцарии. Все эти требования должны быть скреплены одной из двух подписей: Диркау или Молькенбург. При наличии этих удостоверительных подписей требования этих вышепоименованных деятелей из России считать правильными и подлежащими немедленному исполнению».



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: