Люди сегодня целыми днями могут охотиться на зайца и не хотят попросту добыть его покупкой, двадцать четыре человека бегают за одним мячиком и еще миллион смотрят за ними не от глупости своей. Те, кто знают человеческую природу, понимают, что не добыча, а сама охота - предмет их стремлений. Если бы даже казалось, что отовсюду мы ограждены от невзгод, то скука, пользуясь своею особою властью, не замедлила бы подняться из глубины сердца, где она глубоко укоренилась от природы, и наполнила бы ум своим ядом. Пустота. Человек боится пустыни, ведь там никого нет, кроме своих мыслей, а с ними - то и не хочется встретиться. Оттого человек окружает себя все новыми вещами, пусть даже если не наполнить эту пустоту, то хотя бы прикрыть или отвлечься.
Проблема богатства в том, что оно становится определением самого себя, и ради самого себя. Как заметил Задорнов, только в русском языке этимология слова «богатство» связано со словом Бог. В богатстве русский человек видит главный атрибут Бога. Но собирание денег, это всего лишь коллекционирование. Здесь цель поменяла место с причиной, ведь только кто имеет Бога, может в полном смысле быть богатым. И как мне подсказывает отечественный литератор Максим Горький, люди, которые считают, что деньги способны сделать всё, сами способны сделать все за деньги. От обладания богатством до упования на него всего один короткий шаг, и многие его делают. Но это очень глупо, потому что богатство не гарантирует безопасность. Хорошо это иллюстрирует археологическая находка в бывшей Помпеи: девушка, прижимавшая к себе во время страшного извержения вулкана Везувия шкатулку с золотыми вещами.
Неслучайно Павел писал о «богатстве неверном». Воры, паразиты, ржавчина и инфляция берут свое. Многие ложились спать богатыми, а просыпались бедными, или, как глупый богач в притче Иисуса, не просыпались вовсе. Упование на богатство не только глупо, оно недостойно самого человека, потому что мы должны уповать не на вещь, а на Личность, не на деньги, а на Бога. Любой человек, разбирающийся в экономике, скажет, что деньги, несмотря на их особые качества, зависят от рыночной конъюнктуры, и их полезность и ценность в разных ситуациях различна. Именно это имел в виду Христос, когда призывал нас собирать сокровища на небесах, ибо лишь такие богатства — вне опасности (Мф 6:19).
Если первый миф заключался в том, что богатство это зло, то второй, что деньги – ключи к счастью. Так, индийская мудрость, формировавшаяся всю половину I тысячелетия до н. э., гласит: «У кого богатство — у того друзья, родственники, тот настоящий человек на свете, — тот пандит», т.е. образованный человек. Сегодня спустя три тысячелетия можно встретить заголовки книг, говорящих об обратном, так напр. книга Питера Денилса: «Как быть счастливым, даже если ты богат». Бедность действительно приносит много несчастий, но как только основные нужды покрываются, деньги теряют свою роль удовлетворения. Никто не спорит, что «зубная боль» ужасна, но отсутствие ее еще не значит счастье. Деньги могут купить подушку, но не сон; глобус, но не мир; электричество, но не свет; мочалку, но не чистоту; книгу, но не ум; еду, но не аппетит; краски, но не красоту; здание, но не дом; медицину, но не здоровье; слуг, но не друзей; роскошь, но не культуру; развлечения, но не счастье; религию, но не спасение; крестик, но не небо.
Богатство, как и утилитаризм в целом, необходим для существования, но сфера жизни вне его компетенции. Человек, будучи частью естественного мира, всегда останется экономическим существом. Игнорирование этого факта, точно так же, как и преувеличение фатальны. Если у вас нет денег, вы все время думаете о деньгах. Если у вас есть деньги, вы думаете уже только о деньгах (Пол Гетти). Проблеме не в том только, что деньги не удовлетворят человека, но в том, что они могут его удовлетворить, так что ему уже не нужен будет Бог, и таковые остаются ни с чем. Иметь что-то и Бога значит иметь все, но не Бога, и иметь все значит не иметь ничего. Иметь Бога и не иметь ничего значит иметь все.
Вызывавший сильное напряжение совет «приобретать друзей богатством неправедным» был прояснен открытиями в Кумране: «богатство неправедное» - устойчивая идиома, обозначающая деньги вообще, подобно нынешнему «презренному металлу» (Лк16:9).[561] Любое материальное достояние имеет свою рыночную цену. Там, где рынок отсутствует, возможны лишь приблизительные оценки. Бриллиант остается камнем до тех пор, пока человеческий ум не наделит его ценностью. Так во одном из Штатов было проделано гениальное ограбление. Полицейские, приехав, не обнаружили ни одной пропажи, но преступление обнаружилось только спустя пару дней. Оказалось, преступники ничего не выносили, но поменяли в магазине ночью ценники, а днем в общей массе людей купили себе товары, угостив и весь город. Именно так выглядит наш мир: в нем поменяны ценники. Неважное стоит дорого, а дорогое - дешево. Мы погружены в искаженную систему ценностей. И чем выше стоимость жизни, тем дешевле стоит жизнь.
Иисус велит ученикам готовиться к последнему суду, разумно распоряжаясь всем, что дал им Бог, в том числе (и особенно) деньгами. Если нельзя служить Богу и маммоне, т.е. соблюдать верность и Ему, и материальным благам, правильное распоряжение финансами окажется одним из самых существенных признаков подлинного ученичества. На небесах не будет весов добрых и злых дел, там будут проверять чековые книжки, ведь «где сокровище наша, там и сердце». И у кого не было и то отнимется, а кто приобрел, того над большим поставят (не по - коммунистически). Спросите у любого человека, сколько он оставит после себя, и ответ будет всегда один: «Все».А иногда он таков: «Он ничего не оставил. Просто его забрали у его богатства». Изъян самой ценности в виде материальных средств в том, что они не вечны, значит и недостаточно надежные. Деньги, конечно, не панацея, они хорошо помогают только против бедности. У богатых все есть, однако счастье не в «есть», но в «быть».
Представители религиозного экзистенциализма (М. Бубер, Г. Марсель) говорят о любви как спонтанном прорыве из мира «оно» в мир «ты», от безличного «иметь» к личностному «быть». Вся эта философия любви развертывается на фоне острой и достаточно безнадежной критики «отчужденного», безличного и безлюбого мира капиталистической цивилизации, стоящего под знаком «иметь».[562] Протест против этого «холодного» мира во имя какого-то «тепла», хотя бы и «звериного», часто облекается на Западе в противоречивую форму т. н. сексуальной революции. Постоянно соседствуя с антиконформистскими, антивоенными и антирасистскими настроениями, она, однако, сама есть выражение отчуждения и стимулирующий фактор легального коммерческого эротизма.
Понимаем ли, где истинное богатство, а где «неправедное»? Помним ли мы, для чего строим наши Тадж-Махалы? Тадж-Махал — одна из самых прекрасных и дорогостоящих гробниц, возведенных за всю историю человечества, но с ней связаны удивительные обстоятельства. В 1629 году, когда умерла любимая жена индийского правителя шаха Джахана, он приказал возвести в память о ней величественный мавзолей. Шах поставил гроб с телом посередине участка земли, и строительство началось буквально вокруг него. Но через несколько лет скорбь шаха об умершей супруге уступила место одержимости проектом. Говорят, однажды, обследуя строительную площадку, он споткнулся о деревянный ящик и велел рабочим выбросить его. Только через несколько месяцев шах понял, что приказал уничтожить гроб с телом жены. Первоначальная цель — увековечение памяти о покойной — забылась в процессе строительства.
Эрнест Хемингуэй пожертвовал крупную сумму из полученной им Нобелевской премии. При этом он сказал: «Правильно владеть богатством можно лишь тогда, когда раздаешь его». Поэтому лучшее отношение к деньгам, как к навозу, если их не разбрасывать, от них не будет толку (Фрэнсис Бекон). Дж. Уэсли призывал христиан: «Приобретайте, сколько можете, сберегайте, сколько можете, отдавайте, сколько можете!» Такой христианский подход делает наше отношение к богатству свободным и побуждает нас помогать обездоленным, чтобы приблизить приход Царства Божьего. Библейская точка зрения заключается не в «выживании сильных», а в «защите слабых». Так как за них выступает Сам Бог и приходит к ним на помощь, то народ Божий должен быть голосом для безгласного и защитником для беззащитного. Итак, мы начали с вопросов: «Что лучше: быть богатым или бедным?», - а пришли к третьему выбору — быть щедрым и довольным. Таким образом, марксизм парадоксальным образом сходится с христианством в этих двух пунктах веры, которых требует христианство — нищета блаженна, но её следует устранить.
Очевидно, что отказ поделиться излишками с другими людьми наиболее откровенно демонстрирует отсутствие истинных отношений с Богом.[563] «Приобретайте друзей богатством неправедным » (Лк 16:8-13), так удостоился похвалы несправедливый управитель, персонаж притчи Иисуса. Поскольку сумел помочь другим (а заодно и самому себе!), хотя бы и на материальном уровне. Похвалив этого управителя, Иисус высказывает сожаление о том, что его последователи не обнаруживают такой же мудрости, используя свое имущество на дела милосердия и приобретения друзей. Можно ли купить дружбу? Не можно, а нужно. Если они не научатся распоряжаться деньгами, вряд ли сумеют распорядиться и сокровищами духовными.
Во время гонений, когда от диакона Лаврентия потребовали показать и выдать все сокровища церкви, то он созвал всех бедных и, указывая на них городскому префекту, сказал: «Вот сокровища церкви!». Так же и Амвросий Медиоланский отдал золотые церковные чаши, чтобы выкупить у варваров христианских пленников: «Если кровью Христовой были выкуплены их души, то разве чаши, которые заключают в себе эту кровь, не стоят того, чтобы ими были выкуплены их тела?» Человек - вот настоящее богатство. Человек — не микрокосм, как думали греки, а «микро-Бог», говоря святоотеческим языком, т.е. онтологический библейский статус человека неизмеримо выше, чем в рассмотренных выше языческих учениях. Библейское понимание человека есть антропоцентризм. Это означает то, что онтологический статус человека выше статуса космоса и всего того, что в нем содержится. Человек есть центр, смысл и цель всего мироздания. Христианство освободило таким образом человека от подвластности природе, поставив его духовно в центре мироздания. Христианство впервые признало бесконечную ценность человеческой души. Христианство внесло то сознание, что человеческая душа стоит больше, чем все царства мира, потому что «какая польза приобрести весь мир и потерять душу свою » (Лк 9:25).
Вернемся к истории с богатым юношей. Можно отметить, что не многие радикальные философы требовали подобных поступков от своих будущих учеников. Требования Иисуса были более радикальны, чем допускают иудейские законы милосердия, предусматривающие, чтобы благотворитель не разорился. Позднейшие предписания закона ограничивали благотворительность 20 процентами, что и так значительно превышало десятину и налоги. Это суровое испытание позволяло выяснить, действительно ли ученик ценит учителя выше земных богатств, и насколько правдиво его утверждение, что он любит ближнего, как самого себя. Юноша вербально ответил на пятерку, как ответило бы большинство людей из высшего общества. Но Царство теперь не означает привнесения дополнительного блаженства в безмятежное существование; ради него надо жертвовать всем, иначе это уже не будет Царство. Героями Царства можно восхищаться, но вряд ли им кто-то будет завидовать.
«Берегитесь любостяжания », — предупреждал Иисус. «Любостяжание есть идолослужение », — добавил Павел.[564] Согласно 1Тимофею 6:9-11, запрещается только одна из инвестиционных целей — стремление стать богатым. В 1Тимофею 6:9 сказано: «А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу ». С другой стороны, довольство — это секрет внутреннего мира. Оно напоминает абсолютную истину, что «мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем вынести из него». Жизнь, фактически, — это странствие между двумя моментами наготы, рождением и похоронами. Так что мы должны путешествовать налегке и жить в простоте. Епископ Джон В. Тейлор хорошо выразил это: «Слово бедность так негативно звучит и выражает такую крайность, что я предпочитаю слово простота, потому что оно ставит акценты на верных аспектах... Наш враг — не обладание, но неумеренность. Наш боевой клич не «Ничего!», а «Достаточно!».[565] Будучи довольным малым, он богат, как король. Король сам окажется бедняком, если королевства не будет ему достаточно. Так один из семи мудрецов, Питак, был зачислен в их число за то, что имел в два раза больше денег, чем достаточно, по его же собственному рассуждению.
Итак, имущество не является ни злом, ни добром, но ответственностью. Блаженнее не собирать или принимать, но блаженнее давать (Деян20:35). Благочестивые люди не бедные и не богатые, а верные. Все учение Иисуса о деньгах можно разделить на три вопроса. Первый: откуда берутся деньги: чистым или не чистым путем? Второе: что вы делаете с ними: копите, тратите, вкладываете? Третий: что они делают с вами?
***
Однако надо остерегаться и другой крайности. В том, что сама «бедность» является блаженством. В Ветхом Завете в принципе не отвергается благосостояние — оно с благодарностью принимается как дар Божий, — так же мало романтизируется нищета. Бедные не достойнее богатых, но их положение настолько тяжелее, что Бог вызывается помочь им. А у богатых «нет проблем», поэтому зачастую им «нет нужды в Боге».
Штраус вместе с Ренаном в поисках исторического Иисуса были поглощены идеей, что сама бедность является добродетелью для христианства. Представляя его в свете чистого эбионизма, т.е. учения, по которому спасутся одни бедные (эвионим).[566] Согласно преданию, раввин Иуда, прозванный «Царевичем», учил: «Тот, кто наслаждается в этом мире, лишится наслаждений в будущем; тот, кто в этом мире лишен наслаждений, обретет их».[567] Католики даже придумали термин «Божественного предпочтения бедным».[568] Поэтому у них можно встретить такое поверье, что богатые и бедные христиане заключили своего рода сделку: богатые жертвовали на благотворительность, а бедные взамен молились о спасении их душ.[569] Даже сегодня монахи-бенедиктинцы на похоронах молятся, чтобы «Лазарь узнал» покойного; по их преданию, именно Лазарь, хранит ключи от рая.[570]
Однако учительница история гласит, что бедность далеко не всегда поспешествовала добродетели и святости. Так, Адживики (от санскр. ajiva - «образ жизни») - антибрахманистское религиозно-аскетическое направление, шокировало даже индийское сообщество, расхаживая без набедренных повязок, облизывая руки после строго вегетарианской пищи и демонстрируя всем свой аскетический мазохизм.[571] Взять одну из самых популярных сократических школ, киников. Часто их образ жизни из-за презрения ко всяческим удобствам именовали собачьим (гр. kyon). Их бесстыдство превзошло все предшествующие и последующие философские школы. Достаточно упомянуть, что супруги-киники Гиппархия и Кратет, по сообщению Диогена Лаэртского, делили брачное ложе у всех на глазах.[572] Воистину, таким поведением киники целиком оправдывали название своей философской школы, а Антисфен, основатель школы, прямо называл себя «Истинным Псом». Диоген, к примеру, не видел ничего плохого в краже из храма и ничего нечестивого не усматривал в употреблении в пищу человеческого мяса.[573] Попирая общественную мораль, киники вместе с предрассудками отрицали и необходимость нравственных норм, и доходили прямо-таки до безумия. Например, Диоген говорил, что жены должны быть общими, и отрицал законный брак: «Кто какую склонит, тот с тою и сожительствует; поэтому и сыновья должны быть общими».[574] Другой ученик Сократа, Платон, видел причину этой наглости именно в их бедном образе жизни: «Богатство развратило душу людей роскошью, бедность вскормила страданием и довела до бесстыдства».[575] Дело, наверное, не в бедности или богатстве, а в самом человеке. Большинство святых были бедняками, но отсюда еще не следует, что большинство бедняков — святые (Уильям Индж).
Все же сложно закрыть глаза и не отметить, что исследования опыта человечества так же подтверждают, что люди с низким доходом более религиозные. Непал, Кения, Китай в противовес Западу - хороший тому пример. Нищета и голод вынуждают искать выход за пределами ресурсов возможного. Быть может, блудницы, мытари и другие грешники с такой готовностью принимали Христа, потому что знали, что живут плохо и Божье прощение им необходимо. Как писал К.С. Льюис: «Падшая женщина вряд ли настолько довольна своей жизнью, что не сможет обратиться к Богу. Такая опасность грозит гордецу, ханже и скупцу». Можно просто взглянуть на песни, сочиненные американскими рабами, чтоб понять, какое сильное утешение им давала вера, для них была одна надежда – Иисус.[576] Вспомните Робинзона Крузо – человек на маленьком островке с немногими пожитками, спасенный из моря. Честертон считал лучшим в этой книге опись списка спасенных вещей. Вот так иногда нам необходимо растерять все, чтоб понять, как нам дорог Тот, Кто остался не потерянным, ведь могло быть и хуже.
Несомненно, в некоторых обстоятельствах Бог может использовать бедность как средство, ведущее к духовному блаженству, так же как и богатство может быть препятствием на пути к нему, но это не делает нищету саму по себе вожделенным состоянием, благословляемым Иисусом. Так, Лука в параллельном наставлении больше сосредоточен на внешних обстоятельствах жизни этих людей, а Матфей - на их внутреннем состоянии и их тоске по Божьей помощи.[577] Матфей говорит «о нищих духом», Лука - просто «о нищих» (Лк 6:20). Между тем, Матфей и Лука, имеют не такое и большое различие, ведь обе фразы были синонимичны во время Иисуса: бедный почти всегда бедный в духе, а бедные в духе - бедны.[578]
Попытка выдвинуть материальные блага на первый план и оттеснить духовность, уродует человека,[579] с другой стороны, признать только одну сторону будет так же ошибкой, ведь человек, кроме того, что духовный человек, так же и материален. Если бы Иисус Христос имел в виду только людей без денег, то самое плохое, что мы могли бы сделать как христиане - это отдать деньги тем, у кого их нет! Помощь нуждающимся была бы очень нежелательна. Накормить голодных было бы недопустимым. Мы должны были бы прекратить всякую благотворительность. Нам нужно было бы отобрать деньги у всех людей и сделать всех нищими, чтобы они стали блаженными и готовыми войти в Царство Божье. Возможно ли вообще, чтоб Его учение стало популярным, имея девиз «Если хочешь стать ничем, то приходи ко Мне». Не Он ли сказал «Ищите Царства Небесного и все остальное приложиться вам?» (Мф 6:33, Лк 12:31). Не чувство ли голода и усталости может притупить разум и служить помехой для молитвы?
По мнению языческого автора Цельса, христиане - невежественные люди, учившиеся не в школах или на форумах, а на кухнях, в мастерских и в сыромятнях. Хотя труды таких христиан, как Юстин, Климент и Ориген, как будто бы опровергают слова Цельса, в целом он все же прав. Высокообразованные ученые были среди христиан исключением, а не правилом[580]. Показательно, что в своей апологии «Против Цельса» в этом вопросе Ориген Цельса не оспаривает. С точки зрения таких культурных язычников, как Тацит, Корнелий Фронтон и Марк Аврелий, христиане были презренной чернью.
Тема бедности и нищеты не такая и редкая на страницах Евангелия, особое внимание она занимает у Луки. Мария положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице (Лк 2:7). Единственными посетителями сразу после Его рождения были пастухи, а волхвы нашли его уже в доме (Мф 2:11).[581] Причина отсутствия, как волхвов, так и ангелов у яслей заключается в том, что это особенное событие. Приход Иисуса был явлен только таким, как пастухи, т.е. бедным. Мария и Иосиф также не были богатыми, принеся в жертву, по реченному в законе Господнем, две горлицы или двух птенцов голубиных (Лк 2:24, ср. Лев 12:6 и 8). Также в песни ликования Марии говорится: «Низложил сильных с престолов, и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, а богатящихся отпустил ни с чем» (Лк 1:52-53). Лука записал следующее учение Иоанна Крестителя: «У кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же» (Лк 3:11). Также можно упомянуть притчу Иисуса, которая находится только в Ев. от Луки, а именно: притчу о Лазаре и богатом человеке (Лк 16). Нижеследующее учение Иисуса находится только в Ев. от Луки: «Сказал же и позвавшему Его: когда делаешь обед или ужин, не зови друзей своих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя, когда не позвали, и не получил ты воздаяния. Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных» (Лк 4:12-14). В Ев. от Луки Иисус не только благовествовал нищим (Лк 4:18), но также предупреждал богатых. После описания Заповедей блаженств только Лука перечислил следующие предупреждения: «Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете» (Лк 6:25). Также только в Ев. от Луки имеется притча о богатом безумце (Лк 12:16-21).
Совершенно ясно, что в Новом Завете и ранней церковью утверждалось, что Евангелие - это прежде всего Благая Весть для нищих и, что богатым чрезвычайно трудно услышать и принять ее. Один из наиболее сложных вопросов для ранних христиан заключался в том, как богатый человек может получить спасение. Но начиная со времен Константина, богатство и пышность стали считаться признаками божественного расположения. Далее можно увидеть, что монашеское движение возникло как протест против такого приспособленческого отношения к христианской жизни.[582] После высшие греческие иерархи проводят мысль, что нищие — res divina, что «богатым дарует Бог серебро нищим ради», и, таким образом, понятие о милостыне окружается религиозным ореолом. В католической Европе нищенство также берется под покровительство церкви; милостыня считается самым богоугодным делом. Папа Лев XII повелел иметь некоторых нищих, чтобы люди не забыли заповеди о нищих. В ХШ веке образуются особые ордена «нищенских монахов» (Mendicantes).
Наиболее яркий вклад Мартина Лютера в развитие христианской теологии, а так же разъяснения значения нищеты, можно найти в концепции «теология креста». Противопоставленная «теологии славы», «теология креста» связана с такими понятиями, как Бог сокрытый и Бог открывшийся. До грехопадения человек знал Бога напрямую, непосредственно. В Эдемском саду с человеком общался Бог открывшийся. Грехопадение принесло человеку не только личную смерть и моральную деградацию, но и отняло у него способность общаться с Создателем. Бог открывшийся стал Богом сокрытым, и теперь общение человека с Богом может быть восстановлено лишь через искупление. В ветхозаветные времена, столь богатыми чудесами, военными победами и величественными ритуалами, Бог встречался с людьми лишь у ковчега завета, на месте жертвоприношений и искупления грехов («Там Я буду открываться тебе», — Исх 25:22). Но последнее место встречи Бога с человеком — это крест. Там Бог познается не в силе, а в слабости, там Он постигается не как абсолютная Мощь и Величие, а как Любовь, которая готова на страдания, чтобы вновь обрести потерянного человека.
К сожалению, современный человек стремится познать лишь Бога открывшегося. Язычник видит силу Божью в сотворенной вселенной, но это приводит его к еще худшему идолопоклонству. «Цивилизованный» верующий ищет Бога в проявлениях Его величия и в нравственном самоусовершенствовании. То и другое — трагическая ошибка. Бог может открыться человеку только на кресте. Об этом говорят и мудрые слова Лютера: «Проповедуй только одно— мудрость креста».
3.2.2.2. Красота
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Мф 5:5
В Библии образы красоты охватывают широкий спектр понятий от картины рая, в котором Бог насадил деревья, приятные на вид, до блистательного образа небесного Иерусалима, который очаровывает нас на последних страницах Писания.[583] На основании показанных в Библии образов красоты мы можем сделать вывод, что стремление к прекрасному, наряду со способностью осознавать и переживать его, существует в каждой человеческой душе. Хотя в Библии это ясно не заявляется, тем не менее совершенно очевидно, что опыт познания земной эстетики пробуждает влечение к более высокой, неизменной и трансцендентной, которую не может показать никакая человеческая жизнь, — стремление к лицезрению Божьей красоты. Творение описывается в эстетическом ключе: «хорошо» (евр. כִּי־טֹוב). Несомненно, красота святого города (и его предвестника — Сиона с храмом) неотделима от славы Бога, Который Сам есть ее Источник, ее Храм и ее Свет. На небе Его лицо увидят все Божьи служители, как того страстно желал Давид: «И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лицо Его, и имя Его будет на челах их » (Отк 22:3-4). И, увидев Бога, они впервые увидят красоту в самом чистом ее выражении. Вся совокупность идей и образов библейского текста опирается на определенные структурообразующие принципы эстетического характера, подчиняясь закономерностям построения художественных форм.[584] В ранней и средней классике античности красота (callos) почти всегда понимается только физически.[585] По Поликлету, она есть симметрия частей человеческого тела. О красоте тела (в особенности женского) говорили Горгий и Гиппий, о красоте колесниц – Критий. Однако такое физическое понимание красоты колеблется уже в эту раннюю эпоху: Ликофрон говорил о красоте благородного происхождения, а Демокрит не только ограничивал значение телесной красоты ввиду смертности тела, но и прямо называл телесную эстетику животной, если она лишена разума.
У Платона предельная красота – это есть тождество идеи и материи, а значит, мира богов и чувственно-материального космоса, что ясно само собой и не требует доказательств.[586] Платон говорил, что она есть форма, в которую облекается Благо, чтобы порождать любовь людей и направлять их таким образом к более достойной жизни. Платон так же очень высоко расценивает такие явления, как физическая сила человека, как его здоровье, как его благополучная жизнь и даже как богатство, как его знатность и значительное положение в обществе, даже как его власть и даже как его могущество. Платон не устает восхвалять все эти человеческие блага, несмотря на весь их физический и вообще материальный характер. Но, конечно, Платон не был бы Платоном, если проповедовал бы все эти блага без всякого ограничения.[587]
Платон описывает ряд последовательных стадий любви к прекрасному. Она начинается с благоволения к прекрасному телу. Отсюда - мания ко всем прекрасным телам. Следующая ступень состоит в понимании того, что красота души выше, чем красота тела. Полюбив очерования нравов и обычаев, собственно душевных качеств, человек осознает ничтожность телесной красоты. От красоты нравов путь лежит к красоте наук, что позволяет приблизиться к красоте во всем ее многообразии, пока человек не узрит прекрасное само по себе.
В древнем иудаизме эстетика также занимала немаловажную роль, но в особом значении, этическом. Славу Бога увидеть нельзя, чтоб не поплатиться жизнью, Имени Его не произнести, чтоб не подпасть осуждению. Однако исполнить слово Торы и есть достижение совершенства. В Пс 118 говорится, что закон— утешение (ст. 92), что его можно любить (ст. 97), закон — истина (ст. 142), он приносит мир (ст. 165) и свободу (ст. 45), он дороже всех земных сокровищ (ст. 72). Представляя закон в ином свете, мы тем самым смешиваем ветхозаветных святых с новозаветными фарисеями, забывая о том, что для Господа Иисуса иудаизм фарисеев — «растение, которое не Отец... Небесный насадил » (Мф 15:13) и что Сам Он — венец закона.
Закон был совершенен по своей природе (Пс 18:8), но несовершенен в его результатах, «закон ничего не довел до совершенства» (Евр 7:19). Он был совершенным выражением праведности Господа, но несовершенным средством для того, чтобы сделать человека праведным. Конечно, это не ошибка самого закона или той цели, ради которой Бог даровал его. Ибо он никогда не давался, чтобы спасти грешников (см. Тит 3:5-6; Рим 4:5), но чтобы обнаружить грех. Закон был задуман как зеркало, чтобы открыть наши несовершенства, когда мы смотримся в него; но он не был предназначен для того, чтобы исправлять наши несовершенства, как и зеркало (Гал 3:24). Итак, закон является совершенным сам по себе как правило и указатель греха, но он несовершенен как средство, придающее нам силы для его преодоления. Жизнь подарила закон, но привести он смог только к смерти. Нравственные идеалы влекли ветхозаветную религию, как свет влечет ночную бабочку, хотя к погибели их в конце концов привела невозможность достичь их.
Красоту верности Торе можно выразить в двух категориях: как «чистота», и как «доброе дело». Часто разделяли иудейскую элиту на ригористов и гуманистов, для первого века такими представителями были Шамай и Галилей. Понимание благочестия, которое господствовало среди фарисеев, их «верность Закону», являлась не только целой философией жизни, но и подробным ее планом, продуманным до последних деталей. Цель этого плана - освятить каждую сторону повседневности, во всем исполняя волю Божию, чего Христос не отрицал и не мог отрицать. Но в способах ее достижения, получивших признание у книжников, крылась опасность окостенения религии. Мало того, любым правилам «старцев» приписывали без разбора божественный авторитет; регламент поглощал все внимание людей, выхолащивая подчас основное содержание веры. Мысль, будто есть некий «список дел», выполнив которые можно стяжать абсолютную праведность, не давала законникам покоя. Они соревновались друг с другом в стремлении пунктуально соблюсти все обычаи, освященные веками. И, как то часто бывало в истории религий, набожность превращалась в мрачный гротеск. [588]