ВВЕДЕНИЕ В ТЕИСТИЧЕСКУЮ ЭТИКУ 37 глава




Противники натурализма— как в широком, так и в узком смысле — отвер­гают его по разным причинам.[630] Они мо­гут приводить положительные доказа­тельства того, что некоторые из явлений, отрицаемых натуралистами, существу­ют, или приводить кажущиеся бесспор­ными опровержения некоторых или всех доводов натурализма. Кто-то счита­ет, что, кроме частных аргументов про­тив принципов и предпосылок естествоведов, есть и общий аргумент против всех форм натурализма. Они видят в нем «неустранимый изъян» или, если выражаться более определенно, полага­ют, что он саморазрушителен. Если на­турализм верен, человеческий разум должен быть результатом действия есте­ственных сил, которые, по натуралистическим взглядам, сами по себе не имеют смысла и не могут быть результатом рациональных причин. Т.о., человеческий разум оказывается результатом действия нерациональных причин. Можно утверждать, что это да­ет нам серьезные основания не доверять человеческому разуму — в тем большей степени, чем менее практической и бо­лее теоретической оказывается область его применения. Но сама теория натурализма — пример такого использования теоретического разума. Если он верен, у нас есть серьезные основа­ния не доверять теоретическим рассуж­дениям. Если мы не доверяем теоретиче­ским рассуждениям, мы не доверяем и частным случаям таких рассуждений, таким, как теория натурализма. Таким образом, если натурализм верен, у нас есть веские основания не доверять ему.

***

На требование: «Покажите мне вашего Бога» св. Феофил ответил: «Покажите мне человека, и я покажу вам Бога моего».[631] Красота по - теологически - это Бог. Красота по-евангельски - это человек, единственный носитель «образа Божьего». Глупо думать, что неба лучше всего достигнуть с повязкой на глазах. Иногда, по слабости, мы вправе чего-нибудь не видеть, но в качестве жизненной философии это не годится. Мы не увидим Бога яснее, если сузим поле зрения. Чистота сердца проясняет взор. Она прямо противоположна цинизму и мирскому здравомыслию. Циник «видит насквозь» все доброе и благое, и находит за ним мерзость; чистый сердцем видит насквозь зло, и находит за ним Бога. Чудо - это то, что выходит за рамки закона, обыденного. Человек – это чудо. Выходит за рамки определения (философии), за рамки природы (науки).

Христианство видит в человеке вечность, длящуюся мгновение. Поэтому не все красивое - доброе, но все доброе - красивое, хотя и не всегда эстетичное. Так, в одной из легенд на арене два человека предлагали оценить красоту своего сердца. Первое сердце принца было безупречно: в нем не было недостатков, одно только хорошее: цельность, совершенство, чистота, новизна. Другое сердце старика: искусанное, т.к. кормил голодный; зашитое, т.к. не раз рвалось на части от предательств; изношенное длинной дорогой, и все же прекраснейшее совершенного. Такая красота не всегда эстетична, но всегда антропоцентрична. Это красота не Эдема, но холма Голгофы, обезображенного Человека на кресте. Слава вознесения Сына человеческого не в небесной красоте, но реальность его страданий, смерти и воскресения (Ин 12: 23-28). Царственность в запекшейся крови. Бог в слезах. Творец с сердцем. Бог стал посмешищем для мира, чтобы спасти Своих детей. Как абсурдно подумать, что такое величие может явиться в такой нищете, чтобы поделиться таким сокровищем со столь неблагодарными душами.

Здесь важно отметить различие добра от красоты и в этом смысле должны отличать нравственный опыт от эстетического. В нашей связи, однако, важно другое: восприятие добра вовне, так сказать, встреча с ним имеет глубокую аналогию с восприятием красоты; поэтому не случайно мы говорим о нравственной красоте. То, что мы называем нравственной красотой самого духа - этетика, уже, по существу, не приуроченная к зримой, чувственно-воспринимаемой наружной поверхности бытия, а сущая в некоей мистической глубине и даже в каком-то смысле умышленно в ней скрывающаяся. Но именно нравственная красота есть вместе с тем наиболее сильная, захватывающая нашу душу, глубже всего в нее проникающая красота.[632]

Нас не должно удивлять, что не сохранилось изображений Христа, сделанных Его современниками, в Иудее вообще не было принято изображать людей. Первохристиане не сохранили памяти о внешних чертах Иисуса; им прежде всего был дорог духовный облик Сына Человеческого. «Если мы и знали Христа по плоти, - говорил ап. Павел, - то теперь уже не знаем » (2Кор 5:16). Но во всяком случае Учитель, совершавший долгие переходы под знойным солнцем Палестины, руки Которого знали тяжелый физический труд, едва ли походил на Христа итальянских мастеров. Он одевался не в античную тогу, а в простую одежду галилеян - длинный полосатый хитон и верхнюю накидку; голова Его, вероятно, была всегда покрыта белым платком с шерстяной перевязью. В русской живописи ХIХ века наиболее достоверен внешний облик Христа у Поленова, но его картины не передают той духовной силы, которая исходила от Сына Человеческого. Именно ее и запечатлели евангелисты.[633] Почему Иов увидел лицо Господне и не умер? Потому что в страданиях обрел лицо. Льюис говорил в конце своего романа: «Как же мы встретим богов лицом к лицу, пока мы лиц не обрели?» Вот он, смысл жизни: обрести лицо, стать собой. Есть такое предание, что кузнец, который очищает серебро, нагревает металл до жидкого состояния. Но не оставляет его, а следит и ждет того состояния, пока в нем не отразится его отражение. Человек незакончен, как проект. Если человек держится имени Христа и не отрекается от Него (Отк 2:13; 3:8), это гарантирует сохра­нение его собственного имени (Отк 3:5; ср. Лк 12:8-9). «Имеющий ухо (слышать) да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает » (Откр 2:17). Мы все читали и в научных, и в художественных книгах о человеке, забывшем свое имя. Он бродит по улицам, все видит и воспринимает, только не может вспомнить, кто же он. Каждый человек – герой этой истории. Каждый человек забыл, кто он. Можно постичь мир, но не самого себя, – душа дальше от нас, чем далекие звезды. Мы все подвержены этой умственной болезни – мы забыли свои имена.

Красота Бога — это такой атрибут, благодаря которому Он является совокупностью всех желанных качеств, в особенно­сти он связан с совершенством Бога. Тем не менее в определении совершен­ства Бога показано, что у Него нет недостаткани в чем из того, что Ему желанно. Данный же атрибут — красота — определен в позитивных терминах и показывает, что Бог действительно обладает всеми желанными качествами: «совершенство» означает, что у Бога нет недостатка ни в чем из желанного; «красота» означает, что Бог обладает всем желанным. Это два различных пути утверждения одной и той же истины. В Пс 26:4 Давид говорит о красоте Бога: «Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать храм Его ». Псалмопевец признает, что его стремление к Богу, Который есть совокупность всего желанного, далеко превосходит все прочие желания. Кульминация этого желания — это стремление быть рядом с Богом и наслаж­даться Его присутствием вечно. Таким образом, величайшим благословением небесного города будет такое: «И узрят лице Его » (Отк 22:4).[634]

В нашей жизни мы отражаем красоту Бога, когда своим поведением угож­даем Ему. Так, Петр говорит женам, что их «украшением» (т.е. источником их красоты) должен быть «сокровенный сердца человек в нетленной красоте крот­кого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом» (1 Пет 3:4). Также и Павел говорит рабам, чтобы они «во всем были украшением учению Спасите­ля нашего Бога» (Тит 2:10). Красота нашей жизни настолько важна для Христа, что Он стремится к тому, чтобы освятить всю церковь, «чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (Еф 5:27). Таким образом, каждый индивидуально и все вместе мы отражаем красоту Бога во всем, в чем мы проявляем Его каче­ства. Когда мы отражаем Его качества, Он наслаждается нами и находит нас прекрасными. Но и мы также восторгаемся совершенством Бога, когда видим, как оно проявляется в жизни наших братьев и сестер в Господе. Поэтому прекрасно, что мы испытываем радость и удовольствие от общения друг с другом и, что эта радость возрастает по мере того, как наша жизнь все больше уподобляет­ся Христу. Прекрасно, что мы стремимся быть в общении с народом Божьим, в котором проявляются качества Бога, ибо когда мы радуемся благочес­тием человека Божьего, в конечном счете мы наслаждаемся Самим Богом, на­блюдая проявление Его качеств в жизни Его народа.

В библейском понимании красота есть момент славы Бога, которая отражается как в Его присутствии, так и в Его творении. Адам в раю так же является носителем славы, но потерял ее в грехопадении,[635] при этом человеку остается возможность разделять славу (см. Исх 33: 17-23., 34: 29-36). Когда Павел говорит о славе первого человека (1Кор 11: 7., Рим 3:23) и объясняет сияние лица Моисея, как сияние славы (2Кор 3:7,13,18; ср. Исх 34:30), он также использует еврейское понимание присутствия Бога. Преображения мира и человека, есть кульминация момента славы и красоты. Мы же стали очень хрупкими. Хрупче, чем того можно представить. Цветочек и тот смело смотрит в очи солнцу, встречая на восходе и провожая к закату. Мы же прячем от нам подобных, от книги правды, режущую душу. Что остается говорить о том, чтоб смотреть в лицо Правды. «Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2-е Коринфянам 3:18). Видеть Бога - это не только иметь отношения, но произвести изменения своего лица. Когда душа живая делается духом животворящим, отражающее свет существо теперь есть источник света, существующий становится блаженным.

Так, по­скольку Бог сотворил человека по свое­му образу, Бога можно познавать по ана­логии, глядя на человека. Именно это имел в виду ап. Павел, когда писал: «Итак мы, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню...» (Деян 17:29). Подобным же образом псал­мопевец доказывает аналогию между человеком и Богом, говоря: «Насадив­ший ухо не услышит ли? и образовав­ший глаз не увидит ли?» (Пс93:9). Ксенофан (ок. 570-480 гг. до н.э.) пылко возражал против уподобления богов людям. Поз­же греческие мыслители считали, что люди — это смертные боги (ранняя фор­ма гуманизма), а Бога рассматривали как чистое, абсолютное Бытие в метафи­зическом смысле. Тенденции более позд­него времени оказали столь существен­ное влияние на эллинистических евреев Египта, что переводчики Ветхого Завета на грече­ский, Септуагинту, созданной в III-II вв. до н.э., сочли необходимым несколько приглу­шить идею антропоморфизма. На древ­нееврейском языке сказано: «И видели Бога Израилева» (Исх 24:10), а в Септуагинте: «Они видели место, где стоял Бог Израилев»; фразу «Устами к устам говорю Я с ним » (Чис 12:8) Септуагинта, переводит: «Гово­рю Я с ним так, словно устами к устам».[636]

Человеческие характеристики Бога Израиля всегда были возвышенными, в то время как бо­жества их ближневосточных соседей на­делены людскими пороками. Представ­ление о Боге никогда не выходило в Из­раиле за пределы антропоморфизма, тогда как божества иных религий при­обретали формы животных, деревьев, звезд и даже сочетания различных сти­хий. Сотворение человека по «образу Божию » (Быт 1:27) относится к сфе­ре личности, духа, а не к человеческому образу. Поскольку на Синае израильтя­не «глас слов Его слышали, но образа не видели » (Втор 4:12), то им было запре­щено изображать что бы то ни было — мужчину или женщину, зверя или пти­цу, рептилию или рыбу (см. Втор 4:15-19).

 

3.2.2.3. Здоровье

Если в феномене красоты в утилитарном аспекте тяготение к мистическому, через преодоление материального и физического, опять же в рамках физического, то феномен здоровья зачастую сводит человека до имманентного. Свести человека на уровень материального, значит признать лишь тело, в категориях химии и физики, а для лечение прописать «хлеб». Видеть в нем душу, значит уже «не хлебом единым будет жить человек». Пренебрежение к человеческому телу всегда будет отражаться на его здоровье.

Бихевиоризм, сформулированный Джоном Уотсоном (1878-1958), есть попытка выразить максимально научно человеческое поведение в химических и физических терминах. Человек в этой системе - пассивный продукт своей среды, определяющей его поведение. Бихейвиорист не различает линии, разделяющей человека и животное, он не находит разума в своей лаборатории. Человек - это существо без качеств, это комплекс реакций на раздражитель. Отсюда его тезис (который, как он признавал, выходит за границы известных фактов):[637]

«Дайте мне дюжину здоровых, хорошо сформированных младенцев и мой особый мир для их воспитания, и я гарантирую, что, действуя путем случайного выбора, я сделаю из них специалистов любого профиля— врачей, адвокатов, художников, торговцев и даже нищих и воров, независимо от их талантов, склонностей, способностей, призваний и расы их предков».

Он надеялся, что психология сможет показать нам, как можно влиять на человеческое поведение и даже контролировать его (к примеру, через рекламу, которой он занялся, оставив академический пост).

Сюда можно отнести сочинение Ж.О. Ламетри (1709—1751) «Человек-машина», где рассматривается проблема человека с позиций механистического материализма.[638] «Итак, — пишет он, — мы должны сделать смелый вывод, что человек является машиной и, что во всей вселенной существует только одна субстанция, различным образом видоизменяющаяся». Более резко об этом говорил Пьер Жан Жорж Кабанис (1757-1808), написавший, что «мозг выделяет мысль, как печень желчь».[639]

Так напр. сегодня состояние счастья изучают с помощью доступных методов медицинского обследования. Так было установлено, что за состояние счастья отвечает активность коры левой предлобной доли мозга. Также говорится о «гормонах счастья» — т. н. эндорфины, которые естественным путем вырабатываются в нейронах головного мозга и обладают способностью уменьшать боль, аналогично опиатам, и влиять на эмоциональное состояние. Пространственное строение энкефалинов сходно с морфином (от имени древнегреческого бога Морфея (греч. Μορφεύς или Μορφέας — «тот, кто формирует сны»). Увеличение синтеза эндорфинов приводит человека в состояние эйфории, его иногда называют «природным наркотиком» или «гормоном радости». Любовь, творчество, слава, власть — любое переживание, связанное с этими и многими другими категориями человеческого существования, повышает уровень эндорфина в мозге. Механизмы наркомании включают конкурентное связывание наркотических веществ с рецепторами эндорфинов.[640]

Скиннер, логически развивая идею бихевиоризма, говорит, что человек детерминирован, но хочет думать, что свободен. Он утверждает, что наша обычная социальная практика основана на теоретической путанице. Мы все больше понимаем, каким образом окружение определяет поведение, и поэтому оправдываем людей, указывая на все обстоятельства, повлиявшие на них, — воспитание, школу, вообще на их культуру. И тем не менее мы хотим считать, что люди все же несут ответственность за свои действия, — мы осуждаем преступников и говорим, что они заслуживают наказания. Подобно Марксу, Скиннер полагает, что условия человеческого существования могут и должны формироваться людьми. Если тем, кто мы есть, нас делает в основном социальное окружение, порождающее важнейшие индивидуальные и культурные различия, то мы должны «сознательно изменять социальное окружение для придания человеческому продукту более приемлемых спецификаций». Замысел Скиннера проясняется в его скучноватом романе «Уолден-два», в котором показано идеальное общество, сочетающее атмосферу культурной любознательности вечерних школ с политической системой платоновского «Государства» (т.к. здесь присутствует мудрый архитектор сообщества, с самого начала устраивающий все согласно «верным» бихевиористским принципам).[641]

Не стоит отрицать, что некоторые проблемы исчезают или, по крайней мере, сводятся к минимуму при употреблении лекарств. Восстановление химического баланса в организме может привести к весьма благоприятным результатам. Депрессии исчезают, беспокойство снижается, возвращается энергия, навязчивые мысли уже не гнетут, появляется мотивация. Какова моя реакция, когда происходит подобное? Я благодарю Бога, так же как я благодарю Его, когда дантист избавляет меня от зубной боли или когда автомеханик заводит заглохший мотор моего автомобиля.[642]

Но желание считать какое-то явление благим лишь на основании получения положительного эффекта может быть опасным. Уход от сварливой жены к покладистой любовнице может стать приятным опытом, но такая логика не может служить оправданием самого решения.

Цельтесь в небо - попадете и в землю; цельтесь в землю - не попадете никуда! Это правило кажется странным, но мы сталкиваемся с чем-то подобным и в других областях. Например, здоровье - великое благо, но как только вы делаете его объектом своих забот, вам начинает казаться, что оно у вас не в порядке. Думайте побольше о работе, развлечениях, свежем воздухе, вкусной пище - и вполне вероятно, что здоровье получите в придачу.[643]

Миллиарды долларов тратятся каждый год, чтобы найти избавление от страданий и боли: для одних наилучшим выходом является доза депрессантов, для других - наркотики или же алкоголь. Это искусственное облегчение, с помощью которого люди пытаются уйти от реальности и не ощущать на себе ее удары.[644] В настоящее время медики говорят о 400 миллионах больных той или иной формой психического расстройства. Из них примерно 80% страдают пограничными нервно-психическими нарушениями, т.е. на грани здоровья и болезни.[645] Среди которых, первое место занимают неврозы. Статистика говорит, что на одного человека с положительными эмоциями, приходится семнадцать человек, испытующих отрицательные.[646]

Современная медицина предпринимает всяческие попытки облегчить боль и уничтожить ее так, чтобы человек мог наслаждаться своей жизнью. Она создала, так сказать, эпоху обезболивающих средств. Врачи, психиатры, психологи, ученые, доктора продолжают искать способы, методы и теории, которые могли бы дать определенное облегчение человечеству, позволяющее ему забыться и освободиться от любой боли.

Промышленность создала уже много различных транквилизаторов, позволяющих на короткое время забыться от гнетущей реальности. На сегодняшний день используется более тысячи методов по консультированию. Такие методы современной психотерапии как электрошок и лоботомия избирается многими людьми, чтобы забыть о боли в прошлом, о тяжелой утрате близких им людей; забыть о страхе, обиде и злости.[647]

Но, к сожалению, это забвение не приносит истинного облегчения и исцеления. Душа продолжает страдать и ощущать боль. Все эти способы являются лишь попытками жить, не замечая боли, болезни, возникающей при разрыве связи с Богом и с целостным естеством. Тот голод и жажду, которые можно утолить только в Боге, современная наука и медицина пытается утолить суррогатами, не решающие корень проблемы. Медицина и современная технология внушает человеку ложную надежду на счастье. Ведь ее удел - существование.

В период Ренессанса ученые были поглощены проблемой объективного счастья, но современные мыслители меньше стали интересоваться этим предметом. Частично из-за того, что считали счастье делом личного выбора, вкуса и удовольствия. Объясняется это, тем что современная психология больше сосредоточилась на психопатологии (т.е. на душевных нарушениях), упуская предмет психологического здоровья.

Кумранские тексты показывают: по крайней мере в некоторых еврей­ских кругах увечный не мог быть полноправным членом общины[648]. Мало того, что такой еврей - слепой, глухой, немой или хромой - страдал физи­чески, он также был запятнан, он не мог быть полноправным израильтянином. Трудно сказать, насколько далеко современное Иисусу еврейское общество заходило в этих ограничениях. По крайней мере в Кумране к этому относились очень строго. Это означает, что на Иисусовы чудеса исцеления смотрели как на дарование «шалома», целостности тем, у кого их не было. Это не только излечение от физического недуга, но и возобнов­ленная принадлежность к народу Господа.

Многие люди, исцеленные Иисусом, попадали в одну из запрещенных категорий. Это слепые (Мф 9:27-31; Мф 12:22; Мк 8:22; Мф 20:29-34/Мк 10:46-52/Лк 18:35-43; Мф 21:14), глухие и немые (Мф 9:32-33; Мф 12:22/Лк 11:14; Мк 7:32). Это прокаженные, которые не только считались ритуально нечистыми, но и подвергались социальному остракизму (Мф 8:1-4/Мк 1:40-45/Лк 2:1-4; Лк 17:11-14). Это женщина с кровотечением, делавшим нечистой не толь­ко ее, но и всех и все, к чему она притрагивалась (Мф 9:20-22/Мк 5:24-34/Лк 8:42-48). Это «скорченная» женщина, «которую сатана восемнадцать лет держал связанной» (Лк 13:10). Каза­лось бы, прикасание Иисуса к мертвым и воскрешение их должно было сделать ритуально нечистым его самого! Но оно возвращало их в израильское общество (Мф 9:18-19, 23-26/Мк 5:21-24, 35-43/Лк 8:40-42, 49-56; Лк 7:11-17). Также его чудеса, совершенные для язычников (Мф 8:5-13/Лк 7:1-10; Мф 15:21-28/Мк 7:24-30; возможно, также насыщение 4000 че­ловек в Мф 15:32-38/Мк 8:1-10/Лк 9:12-17) и самарянина (Лк 17:11-19), свидетельствуют о включении в народ Божий тех, кто ранее в него не входил.

Эти исцеления не просто приносили людям физическое здоровье и обновленное чувство принадлежности к общине (в контексте куда менее индивидуалистического общества, чем современное западное), но и за­ново делали их членами народа Бога Израилева. Другими словами, углубив­шись в смысл Иисусовых исцелений, его современники могли осознать их как часть его служения, в частности, его радушного приветствия, сопро­вождавшего проповедь о Царстве. Они могли осознать их и как часть под­рывной деятельности, сулившей ему неприятности... Израильтяне ждали от Бога оправдания. И вот оно - уже в настоящем - входит в жизнь исцелен­ных. Они возвращены в общину, - как те псалмопевцы, что начинали с пла­ча и кончали благодарением (См., напр., Пс 21). В соответствии с древним пророчеством, Иисусовы деяния силы собирали общину «всего Израиля » (Мф 8:17; Мф 11:2-6/Лк 7:18-23 (ср. Ис 35:5-6); ср. Мф 15:29-31; Мк 7:37; Лк 4:18-19).

Некоторые считают, что чудеса приостанавливают действие законов физического мира. Однако, если мы смотрим на них как на знамения, они служат совсем иным целям. Смерть, старение, разрушение — вот что противоречит Божьим законам; а чудеса возвещают воз­рождение. Как сказал Юрген Молтман, «исцеления — это не проявления сверхъестественного в естественном мире. Только чудеса и естественны в этом неестествен­ном, бесовском, израненном мире».[649] «Христос совершил быстро и в определенном месте то, что Бог совершает всюду и всегда, — пишет Льюис. — Каждый год Он (Бог) создает вино, выращивая растение, которое спо­собно обратить воду, землю и свет в сок, при особых условиях становящийся вином. Другими словами, Он каждый день и год обращает воду в вино»[650]. Точно так же антитела и антигены каждый день совершают в че­ловеческом организме чудо исцеления, но гораздо мед­леннее и незаметнее, чем Христос.

Чудо - нечто гораздо большее, чем простое нарушение естественного порядка. В нем открывается глубина вещей, иное измерение, где преодолены законы тленного мира и царствует свобода. Чудо у инквизитора - признак человеческой слабости, у Христа - признак Божеской силы. Инквизитору важно удивление человека при виде чуда, Христу важно освобождение человека после чуда - от болезни, от голода. Поэтому инквизитору нужны вечно голодные, Иисус найдет, о чем поговорить и с сытыми. Чудо Христа - знак любви, а не власти. Для инквизитора тайна важна загадочностью, для Христа - содержанием. У инквизитора люди становятся идиотами, у Христа - святыми.

В контексте Ветхого Завета чудеса рассматриваются как прямое вмешательство Бога в человеческую жизнь. Они безусловно связаны с тем, как Бог искупает человека, и лишний раз доказывают, что библейская религия имеет дело не с абстрактными утверждениями о Божьем могуществе, но с Его действительными историческими проявлениями. Важнейшее ветхозаветное чудо— это разделение вод Красного моря, когда Бог помог евреям бежать от египтян. Это чудо можно считать центральным для еврейской истории и в.-з. религии. Здесь могущество и любовь Бога явлены в действии. Этот акт Бога занимает большое место в еврейской религии и литературе. Евреи считали, что люди знают не столько самого Бога, сколько Его дела. Бог познается через Его дела в отношении человека, и чудо Красного моря — парадигма Божьего действия.[651]

Взгляд на чудеса как на искупительные действия Бога сохраняется и в Новом Завете. Здесь они становятся частью Благой вести о том, что Бог ради нашего спасения послал на землю Сына своего Иисуса Христа. Чудеса — проявление той силы, которую Бог употребит, чтобы восстановить все творение, поврежденное грехом, полностью восстановить образ Божий в человеке и окончательно победить смерть. Мы снова убеждаемся в том, что библейская религия строится не на догме, но на живой действительности. Центральное чудо Нового Завета, как и всего иудео-христианского Св. Писания, — воскресение Христа. Все книги новозаветного канона либо провозглашают, либо предполагают, что Христос воскрес на третий день после крестной смерти. О воскресении говорится во всех евангелиях, а ап. Павел в 1Кор 15 провозглашает его краеугольным камнем христианской веры. Упоминание о воскресении в 1Кор относится к более раннему времени, чем свидетельства евангелий.

Итак, аспект здоровья в христианской этике рассматривается не ограничиваясь физическим, но и не исключая его. Так мы бываем вполне здоровыми, когда этого не чувствуем, скажем — когда у нас разболелась голова, но мы не больны. Наши чувства — не очень хороший пока­затель. Нам кажется, что мы вот-вот умрем, а у нас ни­чего нет, никакой болезни. Бывает и наоборот — мы ничего не чувствуем даже за две минуты до смерти. Это может быть верным и на духовном уровне. Фа­рисей ощущает, что у него — все в порядке, когда он настолько сгнил, что Христос сравнивает его с гробом, где разлагается мертвое тело. Святой проходит «тем­ную ночь души», когда на самом деле Бог совершенст­вует его, как великий мастер — свой шедевр. Счастье Иова —синоним «блаженства», а не сино­ним «довольства». Он — шедевр Божий, и объективно­го счастья, блаженства, совершенства (включающего и мудрость, и зрелость, и силу духа) может достичь именно через субъективное несчастье, т.е. — стра­дание.[652]

 

3.2.3. Перфекционистски-альтруистические аспекты

Обоснование как перфекционистических, так и альтруистических мотивов христианского богословия показать не сложно. Как «святость» (перфекционизм), так и «любовь» (альтруизм) всегда в христианстве занимали топ - позиции. Однако очень редко могли ужиться между собой. Так, справедливость противопоставлялась милости, закон - благодати, долг - любви, чистота - доброте. Такие отношения, как тезиса и антитезиса, необходимо преодолеть, без практики синтеза, но в свете выявления более глубокого или высокого богословия.

Во-вторых, мирное сосуществование двух тезисов открывает новую плоскость в практическом богословии для социального положения. Это отношение «ригоризма» и «милости». Избегая двух крайностей, как легализм и либерализм, необходимо выработать отношения дисциплины и свободы человека. Как и богословская плоскость, практическая так же имеет давнюю дихотомию между «порядком» и «отношениями». Именно твердое соотношение сообщества как одновременно «организации» и «организма» способно разрешить этот вопрос.

 

3.2.3.1. Святость и любовь

Предполагается, что Бог — единое и неразрывное существо, личность которого представляет собой гармоничное целое.[653] Следовательно, между этими свойствами не должно быть никакого противоречия. Потенциальное противоречие выводится обычно из сопоставления Божьей любви и Его суда. С одной стороны, Божий суд выглядит очень суровым, требующим даже смерти для грешника. Бог строг и нетерпим. С другой стороны, Бог олицетворяет Собой милость, милосердие, прощение, долготерпение. Не входят ли эти черты в конфликт друг с другом? Нет ли в Божьей природе внутреннего противоречия?

Само слово «святость», קָדֵשׁ (кадэйш) и ἁγιασμός (хагиасмос), означает «отделенность» и, по отношению к Богу, может указывать на то, что Он отделен от всякого греха, т.е. от всего, что не соответствует Его святой природе, указывая, что Он «Другой». В данном предмете исследуются следующие понятия: праведность (правда),[654] справедливость (правосудие) и верность[655].

Слово «любовь», אָהַב (ахав) и ἀγαπη (агапэ)[656], φιλία (филия) включает в себя целый спектр отношений с «другим».[657] Главные аспекты Божьей любви по категориям «благодати»,[658] «милости»[659] и «долготерпения». [660] Любовь Божья в отношении грешников и страдающих – это Его милость. Милость - это врач, любовь - это друг.[661] Любовь действует по расположению, милость - по нужде. Любовь постоянна, милость же нужна только на время. Милость не может быть без любви. Любовь Божья в отношении недостойных – это Его благодать. Божья любовь в отношении еще не покаявшихся – это Его долготерпение.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: