ВВЕДЕНИЕ В ТЕИСТИЧЕСКУЮ ЭТИКУ 39 глава

Иногда говорят, что монотеизм — это важнейшая отличительная черта израильской религии, завещанная всему миру. История же израильтян привела их к чему-то гораздо более конкретному: «Тебе дано видеть это, чтобы ты знал, что только Господь (Яхве) есть Бог». Божьи дела и слова, Его намерения, Его характер — все это, как мы видели, описывает этическое мировоззрение Писания. Однако не все еще сказано, есть нечто более личное. «Вот, что Яхве сделал для вас ». Если Бог добр к нам, мы должны проявить доброту по отношению к другим. В обратном случае слова благодарения окажутся пустыми.

Такие личные призывы к послушанию Божьему закону — характерная черта Второзакония, книги, которая в целом направлена на увещевание и убеждение Израиля слушать Господа и соблюдать условия завета с ним. Как отметили некоторые богословы, наличие «побудительных» статей в законодательстве можно было встретить только в Израиле. Казалось бы, для тех, кто считает Господа великим царем и господином Израиля, одного этого должно быть достаточно для послушания. Но, тем не менее, многие законы действительно содержат в себе дополнительные статьи, объясняющие требования заповеди. Причины для послушания приводятся разные: иногда, как мы уже видели, это было ради подражания Богу, в ином случае - для упреждения преступления, а когда-то - чтобы другие народы брали с них пример. Однако главной причиной для послушания все же остается личная благодарность Богу за его доброту.

Упадок Израиля отмечался как нечто личное: «Ты забыл Меня». Для нас это подчеркивает важность первой заповеди: «Да не будет у тебя иных богов предо мной». Потому что любой иной бог приведет к иной морали. Израиль убедился в этом, когда последовал за Ваалом.

Подъем Израиля понимался как поклонение. Поклонение — это ответ на благословение, а не попытка его заработать. Израиль поклонялся не для того, чтобы умилостивить или задобрить Бога, не для того, чтобы заслужить его благословение. Поклонение — это благодарный ответ на уже совершенное им. Во-вторых, как отмечалось выше, поклонение Израиля также должно было выливаться в дела милосердия. В-третьих, поклонение Господу этично по определению, что часто подчеркивается в Псалтыри.

Существуют две крайности в определении сущности человека. Одна из них заключается в том, что человека низводят до уровня животного, лишают его всякого величия, а другая – в том, что его возвышают до уровня Бога, превращают в меру всех вещей – наибольшую ценность. Интересно, что оба эти крайние взгляда на природу человека могут прекрасно уживаться вместе. Если исходить из положения, что человек является мерой всех вещей, как заявлял «учитель мудрости» Протагор, то он является эталоном для оценки всего мироздания, оставаясь при этом лишенным возможности дать самому себе объяснение. Понимание содержания образа Божьего в человеке позволяет избежать двух крайностей: не превозносить его до уровня Бога и не сводить его до уровня животного; т.е. найти ему надлежащее место в мироздании. Трагическое падение первой человече­ской четы, когда они поели плодов от де­рева познания добра и зла, обусловлено как раз их мятежной попыткой срав­няться с Богом и присвоить себе Ему од­ному присущее право — устанавливать, что есть добро, и что — зло (Быт 3:4-7).

Христианство принесло в мир понимание любви. Бог есть любовь. Но и оно же противостоит всем тем, кто обожествил любовь (любовь - есть бог), поставил ее в центр всего и дошел до безумства: гомосексуализма, лесбиянства и педофилии. Чего даже животные себе не позволяют (но человек — это ведь высокоразвитое животное!)

Христианство заговорило о свободе. «Где Дух Господень, там свобода » (2Кор 3:17). И Новая Англия поставила ее на место Бога (свобода - есть бог). И свобода стала вседозволенностью, ведь нечему стало ее сдерживать. Свобода стала независимостью «от», забыв, что свобода всегда «для». Как влюбленный, который в наивысшей степени свободен, полностью принадлежа другому.

Христианство заговорило о мире и единстве. Но мир превратился гуманистами в плюрализм. Строматы превратились в мешковину. Проповедь синкретизма опьянила своим желанием жить всем религиям в одном доме. И мир в единстве заново замыслил построить Вавилонскую башню.

Христианство возвысило человека над природой. Ведь узнал он, что сотворен по образу Божьему. Но этого ему было мало. Он решил, что это он сотворил Бога по образу своему. Христианство подняло закон на совершенно иной уровень высоты. Однако совершенство в духе фарисейства всячески осуждало.

Мы не должны смущаться, если у христианства есть враги, которые имеют возможность быть благодаря ему самому. Иисус Христос - Князь Мира и это создавало конфликт. Так можно выразить этот парадокс: «Если у меня выбор между враждой и любовью, я выбираю любовь. Если выбор между любовью и Христом, я выбираю Христа, даже если не избежать при этом вражды. Если выбор между свободой и рабством - свобода; между свободой и Христом – Христос, даже если это грозит рабством, ведь только раб Бога может быть свободным. Между миром и войной – мир, между миром и Христом – Христа; даже если придется умирать. Между человеком и вещью – человек, между человеком и Христом – Христос, даже если придется не согласиться с человеком и потерять вещи. Между беспорядком и законом - закон, между законом и Христом – Христа, основания всякой правде. Между мудростью и безумием – мудрость, между мудростью и Христом – безумия ради Христа. Между смертью и жизнью – жизнь, между жизнью и Христом – Христа, источника жизни вечной».

Дайте Богу место Бога. И вы увидите счастье любви, свободы, мира. Если только Бог на месте Бога, тогда человек счастлив, т.е. имеет свою часть, занимая верную участь. Иначе нам останется довольствоваться не любовью, а пошлостью; не свободой, а выживанием; не миром, а одинаковостью; не человеком, а животным. Как и монархия может стать тиранией, а аристократия - олигархией, и демократия может перерасти в анархию (Макиавелли). Враг предлагает 99% правды и 1% лжи. Он предлагает служить не идолам, но тени Бога. Однако Бог есть Ревнитель. Чума несет не меньший вред, чем враг, прикинувшийся другом.

Этике часто приходится иметь дело со столкновениями обязанностей. Нередко это значит, что мы вправе выбирать из нескольких возможностей, открывающихся перед нами. Иногда такая ситуация способна смутить, т.к. перед нами встает вопрос, не грешим ли мы, когда, останавливаясь на чем-то одном, отвергаем другую возможность?

Для одних библейские нормы никогда не противоречат друг другу (непротиворечивый абсолютизм). Надо больше исследовать вопрос, пока все нормы не будут удовлетворены. Другие сдаются и признают, что библейские нормы могут противоречить друг другу (идеальный абсолютизм). Поэтому человеку самому надо принять решение и нарушить одну из этих противоречивых норм. Однако, как первый вариант, так и второй являются крайностями, поэтому необходимо дать третий вариант - и ерархический абсолютизм.

Есть нормы высшей важности. Не все заповеди являются абсолютными. Иисуса спросили о наибольшей заповеди, Он не корректировал вопрос, сказав, что все заповеди равны, но указал на первую, вторую.Мы должны повиноваться больше Богу, чем людям (Деян 4:19; 5:29). Заповедь чтить отца и мать не носит абсолютный характер. Тот, кто любит отца и мать более Христа, не достоин Его (Мф 10:37).

С.И. Риддербос в своей книге «Этика заповеди любви», имеющей подзаголовок трагизм/компромисс, говорит, что не следует изгонять трагическое из сферы христианской жизни.^[677] Ведь тогда бы, по его мнению, в этой вере эсхатологический свет сразу же утратил свою ценность. Конечно, можно согласиться с Риддербосом в том, что грех очень многое исказил в нашем мире.

Следовало бы подумать и о том, как провести различие между нарушением заповеди и совершением греха в отношении ее. Священники, работавшие в субботу в храме, нарушали субботу, оставаясь при этом невиновными (Мф 12:5). Следовательно, такое возможно. То, что непозволительно для людей вообще в обычных ситуациях, может быть для определенных людей при определенных обстоятельствах дозволено или предписано. Пятая заповедь требует от нас почитания родителей, однако могут возникнуть ситуации, когда дети не повинуются своим родителям. Шестая заповедь запрещает убийство; однако тот, кто, защищаясь, спасает свою собственную жизнь, убивая при этом грабителя, не согрешает перед этой заповедью. Восьмая заповедь запрещает красть; однако если кто-либо украдет хлеб, чтобы не умереть с голоду, это снова-таки чрезвычайное положение, когда нарушающий названную заповедь именно поэтому не грешит.

Так и девятая заповедь не является абсолютной в том смысле, что нам никогда не позволяется пользоваться ложью. Писание приводит примеры вынужденной лжи, не осуждая ее ни в одном из этих случаев. Вспомним историю с повивальными бабками в Египте (Исх 1:15-17) и с Раав (Иис.Н 2; Иак 2:25,26) или другие случаи (Суд 3:15-17; 4:18-20; 5:24-26; 2Цар 17:19-20). С помощью ложной информации можно весьма осложнить жизнь ближнего. Можно формально соблюдать девятую заповедь, говоря всем и вся правду, при этом все же серьезно нарушая заповедь любви. К счастью, все эти случаи, для большинства носят лишь умозрительный характер. Однако и обычная жизнь не обходится без конфликтов. Должны ли мы вслед за Фихте повторить: «Если женщина умирает от правды, пусть умирает». Нет правил без исключений. Мы никогда не должны по недомыслию нарушать девятую заповедь. Следует говорить правду, даже если она и мучительна. Разумеется, и здесь необходимы благоразумие и чуткость. Обходиться с правдой нужно осторожно. Это искусство, для овладения которым необходимо руководство Духа Божьего.

Таким образом мы понимаем, что христианская этика - это не просто система, но Личность. Христианство не может строиться только лишь на объективности, но она так же субъективна. Но субъективна не в смысле демократии, но в смысле теократии. Вера не просто в Бога, но в конкретную личность, что стоит за этим Богом, - Иисуса Христа.

В нынешнем западном обществе почти никто не может ясно и связно ответить на это. Почти все мы живем, не зная, зачем живем. Вот она, самая тяжкая беда, гораздо хуже смерти. Жизнь без смысла, в сущности, — и не жизнь, а существование, прозябание. Виктор Франкл открыл в немецком лагере, что самая глубокая наша потребность — не наслаждение, как думал Фрейд, и не власть, как думал Адлер, а смысл и цель, «то, ради чего мы живем и ради чего умираем». Смысл жизни нужен нам больше, чем сама жизнь.^[678] Эту же мысль подтверждает Достоевский в своих «Записках из Мертвого дома»: «Если бы заставить каторжника переливать воду из одного ушата в другой, а из другого в первый, толочь песок, перетаскивать кучу земли с одного места на другое и обратно — я думаю, арестант удавился бы через несколько дней или наделал бы тысячу преступлений, чтобы хоть умереть, да выйти из такого унижения, стыда и муки. Разумеется, такое наказание обратилось бы в пытку».

Наше общество объявило человеку самому искать смысл жизни, а если честно, общество просто его не знает, хотя и шуму много наводит. Как же это вышло? Как же общество, которое знает все обо всем, ничего не знает о самом важном? Почему «взрыв знания» уничтожил высшее знание? Почему мы выбросили карту, когда пустили поезд на полный ход? Надо пройти обратно путь, по которому мы зашли в тупик. Не напрасно в старые времена историю называли Magistra vitae — Учительница жизни, хотя к началу III тысячелетия стало очевидно, что история учит только тому, что она ничему не учит. Люди упрямо повторяют одни и те же ошибки, не внимая опыту прошлого и забывая его достижения.

Идеи позитивизма воплотили то, о чем мечтало человечество последние шесть тысячелетий: покорение природы. То, что не смогли вымолить священники, не могли завоевать рыцари, сделала наука с помощью техники, заставляя природу работать на человека. Технический прогресс считается тождественным человеческому прогрессу. «Производить больше - потреблять больше» - вот закон такого прогресса. Это действительно было важно, пока потребностей было больше, чем средств, их удовлетворяющих, но в обществе изобилия такой принцип губителен для человека. У нас есть все возможности добиться, чего мы хотим, вот только мы не знаем, чего же мы хотим. В погоне за техническим будущем его уже не видно. Когда онтократия, господство природы, теряет свою силу, появляется технократия и бюрократия, которое не менее эксплуатирует человека, делая его зависимым и бессильным. Зависимость от природы переходит в зависимость от политики и техники. Машина, которая обеспечивает всех всем, теперь становиться монстром, пожирающее все.^[679] Человек сам становится деталью этой машины, и тогда на пике «прогресса» вечное снова становится очевидным.

Библейская антропология имеет экзистенциальный и волюнта­ристический, не «головной», а «сердечный» характер («сердце» упоми­нается в Ветхом Завете 851 раз).^[680] Человек осмыслен как пересечение противоречий между Богом и миром, развертывающихся во временном историческом процессе. В своей сотворенности он противостоит несотворенности Бога, в своей вещности — абсолютному «Я» Бога. Но, если его тело «сделано», как вещь, то его душа есть дуновение Самого Бога, и в качестве не-вещи человек противостоит Богу как партнер в диалоге.

« И вложил вечность в сердце их » (Еккл 3:11, New American Standard Bible). Человек перестал быть объектом миру. Ненайденные ответы в этом мире не означают отсутствие таковых. Ибо человеку положено «уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божиею » (Еф 3:19). Но как можно разуметь превосходящее разумение? Уж точно не просто одним разумом. Текст смещает акцент с любви к сущности к любви личности. Любить и восхищаться атрибутами легче, чем слушаться и поклонятся имени Христа. Но отказавшись от личности, не будет и сущности. Естеству комфортно, т.к. ее предмет всегда прошлого и будущего, личность - всегда предмет настоящего. Явление довольствуется информацией, личность удовлетворит лишь встреча. Природа восхищается Абсолютом, личность - поклоняется Иисусу. Сущности предмет - Первопричина, личности - причина последнего, меня. Первое - часть предмета онтологии, последнее - теории коммуникации, оттого одна в своем методе разделяет, вторая - сближает. Первая - объясняет, вторая - понимает. Сущность определяет Его, а личность дает Ему определить меня.

Итак, отличие христианской этики - не просто в вере в Бога (объективность), но и вера в личность Иисуса (субъективность). Это основания, ресурс и цель. Три направления: «от Него, Им и для Него » (1Кор 8:6). Таким образом), этика онтологически связана с личность Иисуса Христа. «Скажи, кому ты поклоняешься и я скажу, кто ты!» Вот тезис христианства.

В богословии можно выделить два титула, одесную Иисуса, - это титул Христа и Спасителя. Спаситель тяготеет к идеализму, Христос - к иррационализму. Спасение - это то, что для меня, то, что дает мне любовь, права. Христос, что значит Помазанник, указывает на то, что Он Господь и говорит, что я должен Ему, говорит о моей ответственности. Спаситель рождает во мне благодарность, Господь является причиной моего послушания. Спасение ведет к дружбе, а господство - к служению.

В наше время акцент на спасении превалирует над господством, видя в нем нечто негативное и отрицательное. Аристотель сказал, что «некоторые люди подходят быть только рабами». На что современный мир ответил, что может это и так, но нет людей, подходящих быть только господами. С чем христианство не совсем согласно, признавая именно в этом смысле Господство Иисуса. Помещая в Евангелие самую не демократическую притчу о слуге у самого гуманистического автора Нового Завета (Лк 17:7-10). Делая заключение, чтоб мы не думали, что послушание - это подвиг, но это нормальное состояние, если Он Господь: «Так и вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать». Так, слово дьякон происходит от греческого «dulos», что значит раб. А слово «Kύριοσ» (Господь) около 3500 раз, в контраст титула Спасителя, который упоминается 25 раз.

И это уже дальше просто альтруизма и перфекционизма, но еще не центр теизма. Где между любовью и послушанием, Спасителем и Господом есть Сам Бог, которому принадлежит слово - поклонение. Альтруизм признает любовь, префекционизм - святость, теизм - славу. Еврейское слово, которое переводится как «слава» – это כָּבוֹד (кавод), основное значение которого является «тяжелый». Согласно данному определению Божья слава – это проявление Его способности и достоинства, или, говоря другими словами, насколько Он «тяжелый».^[681] Соответственно, данное слово говорит о «великолепии и присущей ценности» Бога. Синонимами этому слову служат: אַדֶּרֶת (адэрэт), «слава, покров», צְבִי (цэви), «слава, красота», תִּפְאָרָה (тэфара), «слава, красота», חוֹד (ход), «слава, власть», הְַדָרָה (хадара), «слава, украшение».^[682] Единственный подходящий отклик славному и могущественному Богу – это поклонение и признание Его величия, что исполнится в Царствии Божьем: «Предо Мною преклонится всякое колено, Мною будет клясться всякий язык» (Ис45:23, 66:23). Греческий эквивалент в Новом Завете термин δόξα (докса).^[683] Относится к Богу в более обобщенном смысле, даже в качестве Его имени: «Бог славы » (Деян 7:2, Еф 1:17, Иак 2:1, 1 Пет 4:16). Без сомнения, самая яркая демонстрация восхваления Бога показана в последней книге Библии, т.е. в Книге Откровения. Его прославляли ангелы, «старцы» и «четыре животные » (4:9-11; 7:11-12; 5:11-12), святые (7:9-10; 15:2-4; 19:5-7), все творение (5:13). Даже неверующие призваны славить Его (14:7; 16:9) и иногда так делают (15:4; 11:13). Вся слава по правде принадлежит только Ему (19:1; 1:6). Слово «слава» также служит синонимом слову «хвала» и описывает подходящий ответ со стороны человека на явление Божьих великих дел.^[684] Вся религия основана на славе Бога. Все поклонение является результатом этого имманентного качества божественной природы. Поклонение - это и есть кульминация христианской этики, как то, что Иисус есть Бог кульминация богословия. В этом слове соединяется как и Страх Божий, так и любовь к Богу. Здесь святость и любовь. Бог призывает верующего в Него участвовать в Его славе. В Ветхом Завете в большей степени «слава» относится к Богу и Божий ветхозаветный народ просто наблюдал за Его славой. А в Новом Завете Божий новозаветный народ не просто выступает в роли зрителей, а участвует в Божьей славе через Христа. Поклонение отказывается как от вопросов, так и от ответов. Поклонение - это прыжок от теодицеи к покаянию и хвале «Аллилуйя».

***

Заключение. Определение блаженства можно найти в самих заповедях блаженства, которые открывают все сферы человека. Это семь сфер жизни человека, где сама жизнь человека является одной из сфер. По порядку.

Первый ангел - это имущество человека. То, что он приобрел себе, кроме самого себя, то, что называется «иметь». Здесь радость материального благополучия, область экономики. Они счастливы, ибо имеют такое богатство, которое ими не обладает, но сами подобно Вседержителю обладают им. Экономика - это то, что одевает и насыщает тело, где идеалом является богач. И не ставится вопрос между «иметь» и «быть», но «быть» включает в себя «иметь». Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Второй ангел - удовольствие. Это то внутренние состояние эмпирического, которое наполняет человека. Радость чувств и эмоций. Это сфера интимного и страстного. Идеал в этой области - супруг. Муж и жена и есть тот уголочек рая, которые Адам и Ева смогли унести с собой из рая Блаженного Бога. Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Третий ангел истины. Радость правды, истины и справедливости. Это область разума и мудрости. Здесь сфера мудреца, философа и ученого. Понимание становится частью бытия и оно неотвратимо и ненасытно. И все бытие словом определяемо, как и Словом определенно, так и ухом воспринято. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Четвертый ангел святости. Радость совершенства. Это радость красоты и созерцания. Идеал в очищении от и посвящении для. Это область творчества и искусства. Здесь художник дух свой просвещает, чтоб увидеть невидимое, Святого. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Пятый ангел любви. Это область души, доброты и милости. Радость отношений, принятия и семьи. Здесь то место, где тебя любят «не за то, что…», а «не смотря на то, что…». Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Шестой ангел чести. Это область воли, власти и достоинства. Здесь признают силу, имя и героев. Здесь важны не теории, а решения, не факт, но акт. Здесь не любят вопрос, почему, но часто задают вопрос - как. Их цель - политика будущего, а не объяснение прошлого. Их знамя - уважение и послушание, их Бог - Господь. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

И последний, радость поклонения. Это сфера сакрального, религиозного, вечного. Область сердца. Здесь различают существование и жизнь, врача и священника, медицину и церковь. Это праздник бытия. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.

В силу этого упорядоченного согла­сия между сотворенным Богом челове­ческим «я» и тварным миром, в Св. Пи­сании благо тесно связано с желанным или «приятным». Так, напр., хорошими смоквами называют спелые (Иер 24:2); мед хорош, поскольку он «приятен для гортани » (Притч 24:13); о некоторых жен­щинах Св. Писание говорит, что они хо­роши на вид, т.е. приятны и желанны для мужчин (Быт 6:2). Однако естест­венные блага жизни не ограничиваются лишь теми предметами, которые находят­ся в гармонии с нашими чувствами. Так, напр., мудрость хороша потому, что она вносит согласие в душу человека.

Поскольку некоторые вещи, приятные для тела, нередко необходимы для под­держания жизни, а иногда и для сохра­нения социального статуса, они счита­ются полезными с точки зрения (божественного) домостроительства. Но отношением к благим дарам Божьим воз­можно и злоупотребление, ибо, как го­ворит Св. Писание, пресыщение медом вызывает тошноту (Притч 25:16), а по­лучившие Землю обетованную «утучняют и обратятся к иным богам » (Втор 31:20).

Блаженство есть атрибут Бога, а тенью блаженства мы называем счастье. Счастье в свою очередь имеет ряд ценностей, что мы видели выше. И когда человек начинает в поиске счастья поклоняться самим ценностям, вместо Бога, тогда вместо бытия приходит суета. Доктор делает акцент на форме и здоровье, упускает жизнь. Бизнесмен - на богатстве, романтик - на удовольствие, политик - на власти, коллекционер - на полноте, монах - на чистоте, гуманист - на добродетели, герой - на славе. Но это лишь тени счастья, но не оригинал. Схвативший тень, останется ни с чем, хотя и был ближе всего.

При этом важно подчеркнуть, что сами ценности не являются альтернативой Богу, это есть свет, имеющий своего Источника. Интересно, П.Ф. Бакман писал о том, как чер­ты конкретной личности особым об­разом воздействуют на религиозность человека. Некоторые из нас с большей лег­костью и готовностью воспринимают христианство в словесном выражении, через вербальные конструкции, напр. через теологии, которые в основном носят вербальный характер. Другие лучше всего постигают его через опыт как цело­стную систему чувств и эмоционально значимых поступков. Есть и такие, кто оценивает веру и религиозный опыт в социально значимых категориях. Нако­нец, некоторые лучше всего постигают христианство в его трансцендентных моментах, особенно — в церковном богослужении и мистической жизни. То же самое можно было бы проиллюстрировать на ценностях целых культур, отдающих предпочтения одним в ущерб другим, будучи самооправданной внутри и критикуемой внешними. Однако объем работы нам такой роскоши не позволяет.

Иисус называет себя «врачом» (Мк 2:17) и совершает чудеса исцеления, показывая, как физическое и духовное исцеление объединяются и несут «спасение» (Лк 4:18-19). Цель человека не в расчеловечивании по платоновским мотивам, но в обретении целостности и совокупности. Не преодоление жажды, но в ее утолении. Не достижения бесстрастия, но приобретения чувствований тех, что во Христе (Флм 2:5)^[685]. Мы читаем в книге Бытия, что после сотворения человека «насадил Господь Бог рай», т.е. прекрасный сад, Эдем. Образ сада присутствует во всех ближневосточных религиях как символ счастья. Возможно, по контрасту с сухостью и бесплодием пустынь, преобладающих в этих краях. Безводная пустыня - это, несомненно, символ смерти, в то время как орошающие райский сад реки, и украшающая его пышная растительность, являют собою образ жизненного изобилия.

Оттого Писание открывает различные аспекты спасения: ре­лигиозные (Божье благоволение, прощение, примирение, сыновство, приня­тие Духа, бессмертие); эмоциональные (прочная уверенность, мир, мужество, упование, радость); практические (мо­литва, наставничество, дисциплина, са­моотвержение, служение); этические (новые нравственные силы, необходи­мые для новых нравственных целей, свобода, победа над миром); личные (новые мысли, убеждения, устремления, побуждения, удовольствия, самореали­зация); социальные (новое ощущение единства со всеми христианами, сострадание ко всем людям, преобладающее надо всем желание любить так, как лю­бил Христос). Оттого жизнь человека блаженного есть разнообразие: хорошо (нравственность), красиво (эстетика), интересно (рациональность), приятно (чувства), уютно (экономически), свободно (политически), вечно. Отсутствие одного не есть количественная потеря, но качественная, ведь «что пользы весь мир приобрести, а душе повредить » (Лк9:25). Одно другое не компенсирует, они взаимосвязаны, т.к. лучи одного Блаженного Бога. Оттого поиск счастья без Бога всегда заканчивается тьмой и неудовлетворенностей, даже в избытке капитала счастья.

В заповедях блаженства показан взвешенный и разнообразный характер христианина, это не восемь отдельных и различных групп учеников.^[686] Группа, обладающая этими качествами, не является элитой, маленькой духовной аристократией, отделенной от остальных христиан, но это характеристика, данная Иисусом для христианина, подобно девятикратному проявлению плода Духа Святого у Павла.^[687] Ведь перенести такое не под силу тому, кто не влюблен в Иисуса Христа, даже преданность убеждениям и доктринам не идет ни в какое сравнение. Как может не христианин признать свою нищету, но если признает, значит уже близко к Царству Небесному. Так же не обо всех слезах говориться, что они будут утешены, ведь есть и слезы мести, жадности… Кротость, милость, жажда правды уже свидетельствуют о проявлении возрожденного человека, да и какой человек осмелится сказать, что он обладает чистым сердцем,^[688] если не имеет эту уверенность через Иисуса. Следовательно, никакая характеристика получателя одного из блаженств не может существовать в изоляции от других.^[689] Это можно сравнить с солнечным светом, который состоит из разных цветов, что можно наблюдать в радуге, где каждый цвет можно увидеть в отдельности, о чем повествует последующий контекст Нагорной проповеди.^[690] Поэтому Царство со всеми привилегиями для тех, кто уже соответствует ему.^[691] Так же как восемь качеств описывают каждого христианина (по крайней мере в идеале), так и восемь благословений даются каждому христианину:^[692] имеющие Царство, так же наследуют землю, как и узрят Бога, и будут наречены сынами Божьими и так далее.

Заповеди блаженства указывают на целостное восстановление и развитие человека. Церковь Благословений (Church of the Beatitudes), которая уже традиционно показывается туристам как место, где была сказана Нагорная проповедь, имеет восемь ходов, символизируя единство Заповедей. Такая аналогия гораздо приемлемее, нежели лестница, по которой человек поднимается вверх. Если рассматривать физически человека, то «нищие» - это колени, «плачущие» - глаза, «кроткие» - уши, «жаждущие» - живот, «чистые» - сердце, «милостивые» - руки, «миротворцы» - ноги, «гонимые» - дыхание человека.