Пробуждение Дракона
Автор: Северное Сердце
Беты: Bergkristall, S_Estel
Персонажи: Люциус Малфой/Гермиона Грейнджер/Северус Снейп
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU/Romance
Предупреждение: один не гетеросексуальный поцелуй, POV Люциуса, АУ,ООС
Саммари: Пробуждение трехглавого Дракона. Я слышал это предание с младенчества, бредил рассказами о могуществе и власти древнего существа, но никогда не решался всерьез помыслить об обещанном легендой величии…
Коментарии: Иллюстация к фанфику https://keep4u.ru/full/c908d41b361b18c0b82ee3ea1ff27f5f.html
Благодарности: Любимым бетогаммам за то, что осилили это безобразие:)
Размер: Мини
Статус: Закончен
ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет.
Год Дракона, пятый на моей памяти.
Я догадывался, что этот час настанет, с тех пор как впервые увидел их вместе. Гермионе тогда было не больше тринадцати. Маленькая, нескладная, с большими зубами. Остальные видели в ней лишь серую моль, блеклую, хоть и старательную, но Северус уже тогда заметил ее. Я не встречал у него такого внимательного, заинтересованного взгляда с тех пор, как умерла эта рыжая грязнокровка. Не знаю, откуда в нем такая страсть к магглорожденным. Что он видит в них, чего не видят другие? Скрытую силу, недостающий элемент в нашем замкнутом экзальтированном мире? Тогда я не обратил должного внимания на девчонку и принял интерес Северуса за банальное вожделение. Темный Лорд вот-вот должен был возродиться, тучи сгущались, и подробности той встречи просто стерлись из моей памяти.
Лишь спустя много лет, уже после падения Лорда, я вспомнил о школьнице с большими зубами, когда увидел ее вместе с Северусом в Лютном переулке. Признаться честно, зрелище оказалось захватывающим, настолько грациозной и совершенной выглядела женщина, шедшая под руку с моим давним другом. Я не смог подавить зависть. Почему не мне, а этому хитрому ублюдку так несказанно повезло? Я прибавил шаг, окликнул Снейпа и галантно попросил представить мне его очаровательную спутницу. И лишь когда услышал знакомое имя, осознание холодной волной нахлынуло на меня. Гермиона Грейнджер — талантливая магглорожденная ведьма, выросшая из лохматой серенькой заучки. Северус периодически упоминал о ней, после того как бросил преподавательский пост и предложил ей ученичество по всем древним канонам. Не знаю, почему я еще тогда ничего не заподозрил, ведь она оказалась не так проста. Возможно, она одна из тех редких женщин, притягательность которых нельзя осознать, не приглядевшись как следует. Я словно смотрел на солнце, от которого слепило глаза.
Все эти годы, пока я пытался ухватить у мира кусок побольше, пока метался из угла в угол и пресмыкался перед теми, кто мог обеспечить мне лучшие охотничьи угодья, Северус просто выжидал. У него всегда был план, размаху и грандиозности которого позавидовал бы и Темный Лорд с его стремлением погрузить мир во тьму, и Дамблдор, мечтавший о господстве любви и великом общем благе. Снейп на глазах у всех многие годы готовился к возрождению самой древней и несокрушимой силы. Теперь он собирался пробудить Дракона. И от того, насколько близок час воплощения, магия во мне бесновалась и кипела, как раскаленная лава. Вот где мне нужно было находиться всю жизнь — по правую руку от моего мрачного нелюдимого друга, которого никто никогда не брал в расчет, принимая за мелкую разменную монету. Неужели я упустил главный шанс своей жизни, пренебрегая им и недооценивая подобно остальным?
Женщина рядом с ним — воплощение всего, о чем только может грезить волшебник, — вместо обычного приветствия приблизилась ко мне. Ее мягкие влажные губы как клеймо запечатлели на моей щеке целомудренный поцелуй. А когда она отстранилась, я, как обезумевший, бросился за ней, поймал тонкое запястье и прижал холодную ладошку к губам. Словно одержимому, в тот миг мне казалось, что от ее прикосновений зависит вся жизнь, и ничто не может быть важнее.
Минутное помешательство развеялось, и я поднял глаза, ожидая увидеть укоризненный взгляд Северуса или даже направленную мне в сердце палочку. Но он только похлопал меня по плечу, чуть склонив голову влево, как делал всегда, когда предстояло принять важное решение.
— Приходи к нам тридцать первого. Было бы замечательно провести праздник со старым другом,— с обычным скучающим видом предложил он.
— Ты терпеть не можешь праздники, особенно в компании. Почему этот новый год такой особенный? — спросил я, не желая выдавать восторг от мысли о праздничном вечере в компании его ведьмы.
— Год Дракона, — коротко ответил Северус.
И я понял, что даже собственная смерть не остановит меня теперь. Я буду с ними в первую ночь грядущего года. И если фортуна окажется на моей стороне, то и следующие несколько сотен лет тоже.
— Приятно было повидаться, Люциус, — впервые заговорила Гермиона.
Ее голос лился, тягучий и сладкий как мед. Уже тогда я знал — мои мать и отец дали мне это имя лишь для того, чтобы однажды оно скатилось с ее полураскрытых медовых губ вместе со стонами удовольствия. А эта великолепная ведьма, предел всех моих мечтаний, уходила, покачивая бедрами, под руку с моим другом, а я смотрел им вслед и медленно сгорал. Трудно объяснить, что именно выделяло ее из прочих прекрасных женщин. В каждом ее жесте, каждом взгляде читалась неисчерпаемая сила, неуловимая магия, питавшая находящегося рядом счастливчика. Я получил всего глоток и уже ощущал неутолимую жажду большего. С ней возникало чувство, что мне подвластно все. Северус точно знал, что делает, когда выбрал именно Гермиону.
Беллатрикс когда-то была такой же. Еще до того, как обезумела и пристрастилась разрушать и причинять боль. Когда она была совсем юной, в ней горел такой же огонь. Сам Темный Лорд присмотрел ее для себя, когда она была еще ребенком. Но Белла была из Блэков, а дочерей Блэков не выдают за полукровок, даже за самых многообещающих. Сейчас, глядя на вьющиеся, словно клубок змей, непокорные кудри Гермионы Грейнджер, такие же, как у Беллатрикс, я задался вопросом, какой Белла могла бы стать, сложись все иначе.
Рудольфус всегда был амбициозен, но слишком нетерпелив. В первый на моей памяти год Дракона, еще в шестьдесят четвертом, Белле едва исполнилось тринадцать, когда Рудольфус взял ее в жены и сразу же привел к Лорду. Она была сильной ведьмой, но слишком юной, а Лестрейндж не желал ждать еще двенадцать лет и уступать место у кормушки кому-то попроворнее. Потому он поторопился, попытался подтолкнуть время, но время ни перед кем не становится на колени. Вместо желанного триумфа он просто сломал свою жену, превратив в жалкое, ничтожное подобие той, кем она могла бы стать в умелых и бережных руках. Я был еще мальчишкой, но даже я не мог не заметить, как яркая, талантливая ведьма в одно мгновение словно скрылась за непроницаемым черным пологом. И тогда притяжение, которое ее окружало и заставляло останавливать на ней взгляд тоже словно переродилось, становясь таким же темным.
Такая горькая потеря. Ведьма, способная пробудить Дракона, рождается не каждое поколение. И не в каждом поколении отыщется достаточно могущественный маг, способный разглядеть такую ведьму и совладать с ней. Северус искал свою ведьму всю жизнь. Когда он только попал в Хогвартс, то всюду таскался с какой-то заносчивой грязнокровкой. На факультете Слизерин такого не одобряют, и я настоятельно советовал ему завести дружбу с правильной чистокровной ведьмой, но он не слушал. Никто не мог понять, что он в ней нашел и почему рискует собственной репутацией из-за обычной девчонки. И даже когда эта грязнокровка стала воротить от него нос и спелась с дружком-гриффиндорцем, Снейп продолжал оберегать ее, рисковал всем ради нее, даже осмелился просить помилования у Темного Лорда. Уже тогда у Северуса был грандиозный план, и, видимо, он приметил для себя ту грязнокровку. Возможно, даже после ее замужества он не утратил надежды, кто знает. Меня бы не удивило, если бы и ее чистокровный муж оказался частью плана, а не случайной преградой на пути к пробуждению Дракона. Мне эта грязнокровка никогда не казалась чем-то особенным. Вероятно, я ошибался, ведь потом она родила избранного — мальчишку, равного Темному Лорду, дважды переступившего через смерть, словно это была лишь крошечная лужица на его выстланной шелками дороге к славе.
После смерти той грязнокровки Северус долгие годы ни на кого не обращал внимания. Я даже решил, что он оказался слабаком, посредственностью, сломавшейся после первого же испытания этого проклятого мира. Но потом случилось досадное недоразумение с дневником Лорда и Тайной комнатой, из-за чего мне пришлось наведаться в школу. Заодно я решил навестить старого друга. Тогда-то я впервые и увидел грязнокровку Грейнджер, о которой сын твердил без умолку все каникулы. Она стояла возле кабинета зельеварения и что-то с жаром доказывала мальчишке-избранному и еще парочке малолетних оболтусов. А Снейп сидел за своим столом, сквозь приоткрытую дверь наблюдая за ней с таким неподдельным интересом, что я забеспокоился, уж не собирается ли мой друг совратить малолетнюю школьницу. Поговорив с Северусом, я отбросил эти подозрения, но на всякий случай запретил Драко вредить Грейнджер.
Уже тогда Снейп выбрал для своей цели грязнокровку Грейнджер, и шаг за шагом приближал пробуждение трехглавого Дракона.
В то время девчонке было тринадцать, совсем как Белле, но Северус не оказался таким же вероломно несдержанным, как Лестрейндж. Напротив, он обладал нечеловеческим терпением и педантичностью. Никому, даже Темному Лорду, не удавалось заставить его торопиться, потому что он знал: спешка обычно приводит к провалу. И он ждал целых двадцать лет, пока год Дракона наконец наступит для него.
Я не раз гадал, почему, когда для нас с ним пришло время выбирать стороны, он не раздумывая принял сторону Дамблдора. Старик никогда не ценил его должным образом, и от победы Лорда он выиграл бы куда больше. Сейчас понимаю: ему было безразлично, кто победит, он просто принял сторону, на которой была она, а заодно избавился от обеих ключевых фигур, освободив место для себя. После падения Темного Лорда Северус сразу же уволился из школы и взял Грейнджер в ученицы. Он не много говорил о ней, но я знал, что почти сразу она стала его любовницей. Почему он не попытался инициировать пробуждение в двухтысячном, спустя два года после окончания войны? Грейнджер уже исполнилось двадцать один, они были знакомы достаточно давно, были любовниками и, кажется, даже жили вместе. Мы никогда не бывали у них, поскольку Нарцисса ни за что не опустилась бы до того, чтобы обедать вместе с чьей-то любовницей-грязнокровкой. Хотя я помню, что заходил как-то к Северусу по срочному делу. Тогда как раз проходили суды, и мое близкое знакомство с новопровозглашенным героем магического мира оказалось как нельзя кстати.
Я видел Грейнджер лишь мельком. Смышленый взгляд и симпатичная мордашка, но ни намека на нынешнее великолепие. Это я был настолько слеп, или Северус сделал ее такой? Вдохнул в нее сияющую магию, которая отражается теперь в любом ее жесте, наделил притягательностью такой силы, что заставляет любого волшебника падать к ее ногам. Северус ждал еще долгих двенадцать лет, чтобы грация и талант в Гермионе расцвели и раскрылись в головокружительном блеске и величии? Чтобы, едва взглянув на нее, становилось ясно — она так близка к совершенству, как не позволено быть простым смертным. Или он медлил, чтобы она успела осознать: ее совершенство — творение его рук, его тонкого ума, его магии? А может, они оба ждали, когда я наконец осмелюсь раскрыть глаза?
В ту новогоднюю ночь я дрожал всем телом, стоя на пороге их дома, и вовсе не потому, что на дворе разыгралась такая вьюга и невозможно разглядеть даже собственную вытянутую руку. Дверь отворилась, и сразу повеяло теплом и умиротворяюще домашним ароматом праздничной выпечки. Хозяйка встретила меня в ослепительном вечернем наряде, не оставлявшем простора для разыгравшегося воображения. Она чопорно приняла у меня плащ и принесенную в подарок бутылку отменного вина из погребов Малфой-мэнора. Северус сидел в гостиной, прямо на полу, у камина, и задумчиво покачивал золотистую жидкость в своем бокале, глядя, как играют блики света в хрустальных гранях.
— Решил начать без меня, Северус? — пошутил я, но он вдруг со стуком опустил стакан на пол и посмотрел на меня настолько серьезно и решительно, что я окончательно понял: мне ничего не показалось, и сердце бешено заколотилось в предвкушении.
— Ты все знаешь, Люциус. Без тебя ничего не выйдет.
Я забыл, как дышать, когда Снейп озвучил мои самые смелые мечты.
Он наполнил второй бокал и протянул мне по ошибке тот, из которого пил.
В любой другой вечер я бы брезгливо поморщился и упрекнул его в отсутствии манер, но тогда осознание, что мне предстоит разделить с ним куда больше, чем один бокал огневиски, впервые обрушилось на меня, и каждый нерв звенел, словно натянутая струна. Потому я просто принял из его рук бокал и пригубил обжигающий напиток, ощущая на тонком стекле отпечаток тепла, оставленного его губами. Гермиона как раз вернулась в комнату, держа в руках поднос с сыром, сливовым пудингом и гроздьями винограда. Она легко опустилась на ковер рядом с нами и, не дожидаясь, пока Северус наполнит бокал для нее, взяла мой из предательски дрожащей руки и отпила маленький глоток, оставив на хрустальном ободке след помады. Стало тяжело дышать, и я отвел взгляд, чтобы не наброситься на нее словно голодный пес, как в прошлый раз на Темной аллее.
Пробуждение трехглавого Дракона — я слышал это предание с младенчества, бредил рассказами о могуществе и власти древнего существа, но никогда не решался всерьез помыслить об обещанном легендой величии, словно смирился с участью быть на вторых ролях и подбирать крошки с чужого стола, рискуя при этом собственной шеей. Но Северус оказался тщеславнее и бесстрашнее, чем я мог себе когда-либо представить. Он не просто замыслил получить в свои руки ключ от господства над миром, он составил план и намеревался осуществить его раньше, чем луна вновь обратится тонким серебряным серпом
— Ты действительно собираешься это сделать? — спросил я, хотя заранее знал ответ.
— Я уже это делаю, разве ты не видишь? — Снейп придвинулся ко мне совсем близко, так, что я впервые заметил вытянувшиеся тонким овалом зрачки.
Его глаза всегда были такими темными, что различить границу радужки и зрачка почти невозможно. Но глаза Гермионы светлее, и с ее зрачками происходило то же самое. Ее пристальный и хищный взгляд одновременно пугал и притягивал. Мне еле хватило самообладания, чтобы не повалить ее на пушистый ковер прямо на глазах у ее любовника. Внезапно я ощутил ладонь Северуса на своей руке и словно очнулся.
— Мы почти закончили приготовления, — заговорил он, снова придвигаясь ко мне и глядя прямо в глаза. — Но ты знаешь, Люциус, что нужен третий. Сильный чистокровный маг с кристальной родословной.
— С каких пор ты стал таким поборником чистоты крови? — удивился я, было даже как-то оскорбительно, что меня оценивают по родословной, будто я скаковая лошадь, а не давний друг.
— Важен баланс, нельзя упустить ни единой детали, иначе может произойти что угодно. Гермиона магглорожденная, я полукровка, потому третьим должен стать маг, чистота крови которого не вызывает никаких сомнений. Ты знаешь, во что превратилась семья Рудольфуса оттого, что он пренебрег кровью. Он навсегда лишился шанса иметь наследников и всю жизнь вынужден был наблюдать, как его жена вожделеет другого, медленно погружаясь в безумие, а для собственного мужа остается бесчувственным куском льда. Я не могу допустить подобного, так что прибереги свой гнев.
— Северус, ты на самом деле предлагаешь мне стать частью всего этого?
Я все еще не верил в реальность происходящего. То, что предлагал мне друг, было больше, чем мои самые смелые надежды и желания. Он предлагал мне мир на блюдечке и свою женщину, самую соблазнительную из всех, что мне доводилось встречать. Поэтому казалось, будто я брежу, что сейчас они оба рассмеются удачной шутке и выгонят меня из своего сверкающего и манящего рая в свирепствующую за окном январскую метель. А я больше не смогу жить как раньше, довольствуясь крохами с чужого стола, после того как поверил в мечту.
— У нас недостаточно времени, чтобы играть в игры. Мне нужен ответ. Сегодня, — твердо произнес Северус, притягивая к себе Гермиону и усаживая между разведенных коленей.
Она устроилась поуютнее и откинула голову на плечо, обнажая взгляду гибкую длинную шею. И я мгновенно представил, как припадаю к ней губами, торопливо опускаясь ниже, туда, где манящей округлостью в разрезе платья виднелась упругая налитая грудь.
—Я всегда рассчитывал на тебя, Люциус. Докажи, что я не зря сделал ставку на тебя, — продолжил свою речь Снейп, и в моей голове все внезапно прояснилось.
— Что я должен делать? — поинтересовался я, уже понимая, что сделаю что угодно, все, что он попросит и даже больше, за одну только возможность приблизиться к казавшейся заоблачной, но ставшей вдруг такой реальной мечте.
— Развестись, отречься от наследников и рода, уладить все юридические формальности и вернуться сюда за день до первого новолуния года. Тогда ты сможешь заключить союз наравне с нами.
—Я все сделаю, — коротко ответил я, и Северус одобрительно кивнул, поднимаясь и наполняя три одинаковых бокала.
Мне снова достался тот, на котором остался след от помады Гермионы. Я отсалютовал им и залпом опрокинул обжигающий напиток, предвкушая то мгновение, когда смогу с полным правом стереть яркую помаду с ее губ своими поцелуями.
Спустя неделю я был никем — человеком без рода и племени. Я отказался от титула, оставил все имущество Нарциссе и Драко, забрав с собой лишь волшебную палочку. Если мои расчеты верны, вскоре после пробуждения Дракона никто в целом мире не будет обладать таким богатством и могуществом, как мы. Это «мы» заставляло меня дрожать от нетерпения. Я постоянно чувствовал их притяжение, у меня едва хватало сил, чтобы не послать все к черту и не нарушить обещание, данное Северусу, что я не прикоснусь к его ведьме раньше, чем завершится ритуал. Никто не должен был прикасаться к Гермионе целый год до пробуждения Дракона. И я поражался выдержке Северуса, делившего с ней дом и постель каждую ночь. Я никогда не был настолько терпелив. Я знал, что мне предстоит провести с ними три дня, прежде чем инициация закончится, но не был уверен, что выдержу и не сорвусь раньше времени, хотя Снейп наверняка позаботится о моем самообладании лучше меня самого.
Я пришел к двери их дома свободный от всего и готовый ко всему, но только не к всепоглощающему, нестерпимому желанию, охватившему меня, стоило только переступить порог. Хорошо, что мне не нужно было участвовать в подготовке, а только присоединиться в последний миг. Нагнетание магии требует выдержки, гораздо большей, чем есть или когда-либо было у меня. Посмотрев на хозяев дома, я понял, что и они давно на пределе. Воздух между ними буквально искрился, и когда наши взгляды встретились, разряды магии начали пронизывать и меня, усиливая общий магнетизм.
Мы устроились в спальне и молчаливо ожидали назначенного часа. С восходом луны комнату затопил призрачный голубоватый свет, а воздух так сгустился, что можно было застрять в нем как в зыбучих песках, поэтому каждый из нас старался двигаться как можно меньше. В полночь Северус поднялся с места и, взяв в руки чудом не рассыпавшуюся в труху старую книгу, начал читать руны. Я никогда не был хорош в рунах, потому не разобрал и половины текста, но меня это не беспокоило. Не имели значения и бесчисленные клятвы, которые я приносил невиданному существу — трехглавому Дракону. Неважно, чего требовали от меня эти клятвы, потому что сила, намного большая, чем я сам, звала меня и была непреклонна в своем требовании подчиниться. А я покорно следовал зову. Не было клятвы, которую я не готов был принести, не было цены, которую я не заплатил бы за право стать частью той силы, перед которой падет на колени весь мир. Она втекала в меня со звуком властного голоса Северуса и прокладывала себе дорогу через меня и мои обещания служить ей и множить ее до последнего вздоха.
Время в ожидании бежало медленно. Казалось, прошла целая вечность, а на самом деле день. Я не чувствовал ни голода, ни усталости, только томление, только стремительно нарастающее желание, непрерывный усиливающийся зов. Северус и Гермиона, спокойно сидящие рядом, казались мне тогда каменными изваяниями, лишенными любых человеческих слабостей, потому что им хватало силы держать себя в руках и не поддаться соблазну сию же секунду. По сравнению с ними я был безвольным комком плоти, почти лишенным всякой способности мыслить и контролировать себя. Единственное, что не позволяло мне сорваться с места, — пристальный взгляд Северуса, буквально придавивший к полу.
Ко второй полуночи в комнате появилась тяжелая каменная чаша с прозрачным, терпко пахнущим зельем, какое подают волшебникам во время брачных церемоний. А когда Гермиона поднялась на ноги и, палочкой рисуя в воздухе изящные узоры, начала читать слова связующих заклинаний, туман, заволакивавший мое сознание, немного рассеялся. Неужели это и имел в виду Северус, когда говорил о заключении союза на равных? Поэтому за долгие четырнадцать лет их отношений он не сделал свою ведьму законной супругой, а она не возмутилась отведенной ей ролью любовницы? В глазах всего магического мира их отношения казались легкомысленными, и я слышал немало сальных шуток по этому поводу. На самом же деле Северус и Гермиона растили и укрепляли между собой связь, которая позволит перешагнуть грань дозволенного любому простому магу. И мне предстоит шагнуть вместе с ними.
Серебряной иглой Гермиона уколола безымянный палец на левой руке, и когда капелька крови скатилась по стенке каменной чаши, примешиваясь к зелью, оно зазмеилось золотыми жилками, засияло так, словно сварено из самого солнечного света. Гермиона подняла чашу над головой и, склонившись, поднесла Северусу. Он сделал глоток и жадно припал к губам Гермионы, словно они были воздухом, а он тонул. Когда ведьма, которую я желал больше жизни, с жаром ответила на поцелуй, я ощутил холодный болезненный укол ревности — последний в моей долгой жизни.
Настал черед Северуса, и когда его кровь примешалась к зелью, оно словно превратилось в черный жидкий шелк. Мой друг склонился ко мне, передавая чашу, и тут же меня охватил жар, а ладони стали влажными. Всего один глоток отделял меня от всего, о чем я мечтал. И я с жадностью припал к краю чаши, ощущая, как зелье, тягучее, словно смола, льется в мое пересохшее горло. Ревность, зависть, презрение к нечистоте его крови, вся неприязнь, которую я когда-либо втайне питал к Северусу, растворились в этом глотке. Осталась лишь преданность ему, благоговение и какая-то неведомая прежде нежность. Зелье с его кровью, растекающееся сладостным нектаром по моим венам, требовало продолжить ритуал, и я вновь покорно повиновался.
Я склонился к Северусу, завороженный непреодолимым притяжением темного взгляда. Целовал тонкие сухие губы с таким жаром, с каким не целовал ни одну женщину, а он обнимал меня за плечи и не отстранялся, когда я вжался в него всем телом. Я всегда считал его некрасивым, даже если забыть, что мужчины вовсе меня не привлекали, даже те, что походили своей красотой на греческих богов. Но в это мгновение мне казалось, что нет в мире никого совершеннее, что я хочу его, люблю и готов отдать за него жизнь. Северус не оттолкнул меня, но и не отвечал на мои отчаянные поцелуи.
— Позже, Люциус, это пройдет. Ты не будешь чувствовать желания ко мне, только к ней. Но сейчас это нужно, чтобы ты принял меня как часть нее, и себя — как часть меня. У нас впереди очень долгая жизнь, и тебе нужно свыкнуться с мыслью, что я, как и она, всегда буду рядом, всегда буду частью тебя, — шептал мой друг, успокаивая меня и передавая в руки серебряную иглу.
Еще вчера мысль о близости Снейпа пугала, я не знал смогу ли смириться с другим мужчиной рядом с Гермионой. Я всегда был собственником, как и Северус, и не привык делиться ничем, тем более желанной женщиной. Но сейчас я не ощущал ревности, только желание воссоединиться с ними обоими как можно скорее.
Кончики пальцев, давно зудящие от покалывания, видимо, утратили чувствительность, потому что я никак не ощутил, как игла пронзила кожу. Я понял это, лишь когда капля крови выступила и засверкала алым. От моей крови зелье снова преобразилось и стало похожим на молоко. Гермиона охотно приняла чашу из моих рук и, пригубив зелье, как самое изысканное вино, потянулась ко мне за поцелуем.
Ее губы пахли медом и вечностью. Ее пальцы, запутавшиеся в моих волосах, дарили покой, как объятия матери. А ее немигающий, обращенный лишь ко мне одному взгляд, обещал воплощение всех земных желаний. И отпустить ее хоть на мгновение было выше моих сил.
— Послезавтра на рассвете откроются врата и ожиданию придет конец, — прошептала Гермиона.
Она медленно отодвинулась, и я внезапно почувствовал себя осиротевшим. Я словно лишился сразу всех близких мне людей, всех любимых вещей, всех радостей жизни. Я должен был быть с ней, быть с ним, иначе погибну.
Последний день перед инициацией прошел словно в лихорадке. Перед глазами непрерывно мелькали дикие видения, преисполненные вожделения и жестокости. Тело горело огнем и билось в ознобе. Я не мог усидеть на месте, но и найти в себе силы двигаться не мог тоже. Иногда подходила Гермиона, пыталась утешить, подавала серебряный кубок с водой, но я не хотел пить. Единственную жажду во мне могли бы утолить ее влажные глубины, но Северус не позволил бы сделать этого сейчас.
— Тебе нужно пить, Люциус. Я знаю, что ты не хочешь, но без воды ты умрешь как любой смертный раньше, чем наступит время для самой приятной части, — насмешливо изгибая губы, сказал Снейп, обвивая руками талию своей ведьмы.
Я скривился, но прижал прохладный кубок к губам. Северус лежал на кровати, усадив Гермиону между своих ног, и гладил кончиками пальцев ее блестящую от пота кожу, а она перебирала пальцами его волосы и урчала как довольная кошка. Я хотел его убить. Пусть второй рукой она так же неторопливо перебирала и мои волосы, иногда острыми коготками проводя по коже затылка, отчего в глазах зажигались искры, и казалось, я отключусь от острого удовольствия, но... Слишком много ощущений от ее прикосновений и вместе с тем слишком мало. Я хотел большего, хотел всю ее, но между мной и абсолютным экстазом обладания стоял Северус с его непоколебимым самоконтролем. А после на мир опустилась ночь.
До полуночи оставалось всего три часа. В свете луны комнату наполняло потустороннее свечение, или это сгустившаяся магия, мне было все равно. Чтобы не сойти с ума от желания, я попытался отвлечься от созерцания длинных стройных ног Гермионы и не мигая уставился в окно. Но и там увидел наше отражение. Впервые разглядев рядом нас троих, я не мог не восхититься неподдельной красотой отражения и гениальностью плана Северуса. Он не лгал, когда говорил, что продумал мельчайшие детали и позаботился о балансе. Глядя на него рядом с Гермионой в Темной аллее, я недоумевал, почему она с ним — они казались слишком разными. Но теперь, когда в общий сюжет вписалось мое собственное отражение, три наших образа сливались в совершенно ясной неоспоримой гармонии.
Три столпа мироздания: свет, тьма и магия, позволяющая положить конец их извечному соперничеству, объединяющая в одно целое. Сила трехглавого Дракона заключалась в единстве трех начал и поэтому многократно превосходила и силы света, и силы тьмы, вмещая их в себя, но не ограничиваясь ими. Сила Дракона нейтральна, ей легко подчиняются последователи любой из полярных сил, и проникая в мир она не находит сопротивления. Мы трое сочетались в идеальной гармонии не только благодаря разному происхождению. Наш внешний облик отражал три краски Дракона. Северус, с его черными длинными волосами, падающими на бледное лицо и совершенно черными глазами — никто не назвал бы его красавцем, но если художник решил бы нарисовать портрет истинного темного мага, на холсте красовался бы образ Северуса Снейпа. В моей собственной внешности напротив было все, что пририсовывают херувимам: белоснежные волосы, голубые глаза, правильные, даже женственные черта лица. Гермиона же внешне сглаживала контраст между нами. Она не была красавицей в том смысле, который обычно вкладывают в это слово, но назвать ее некрасивой не посмел бы даже слепой. Было в ней нечто неуловимое, волшебное, притягательное, что заставляло останавливать на ней взгляд и долго любоваться, пытаясь разгадать тайну, некую деталь, делавшую ее настолько особенной.
Изнутри каждый из нас тоже был отражением одной из трех сил. Мне, пожалуй, больше всего подходила тьма. Никто не предан темной магии, как я, и никогда передо мной всерьез не стоял вопрос, на какой стороне лежит мое сердце. Северус, как ни удивительно, легко объединял в себе свет, тьму и нечто большее. Он из нас троих и служил объединяющим началом и инициатором союза. Лишь благодаря ему бывшие непримиримые враги, грязнокровка и Пожиратель смерти, могли бы стать одним целым, напрочь позабыв о прошлых разногласиях. Гермиона же казалась чистым светом.
Я снова залюбовался, разглядывая ее мягкие черты. Ее неукротимые волосы отливали медью, а глаза расплавленным золотом. Бронзовая кожа поблескивала от выступившей влаги, грудь вздымалась в неровном дыхании, но кроме этого ничто не выдавало в ней нетерпения. Она покорно ждала своего часа, чтобы взойти на трон и низвергнуть своим сиянием всех, кто когда-то недооценивал ее, кто смел усомниться в ее праве обладать магией. Пройдет всего несколько часов, и она сама станет чистой магией, а за право приблизиться к ней будут вестись войны на протяжении веков.
Лишь сейчас я осознал, насколько благосклонна ко мне судьба. Когда-то скорее от скуки, чем из душевной доброты я решил опекать угрюмого нелюдимого мальчишку-полукровку. Одно из немногих хороших дел, совершенных без расчета получить выгоду для себя. Высшая ирония заключается в том, что ни одно мое сознательное вложение не окупилось, принося только беды и разочарование. Зато несколько добрых слов нелюдимому первокурснику принесли плоды, ценность которых я все еще не в силах охватить сознанием. Ни мой отец, ни мой сын, ни Темный Лорд не принесли мне того могущества, о котором я грезил с колыбели. Но нищий полукровка, плативший за благосклонность непоколебимой верностью, спасший моего сына от смерти, меня от заключения, а род Малфоев от полного разорения, предлагал мне величие, равного которому мир не видел много веков. И я не собирался отказываться от этого нежданного и незаслуженного дара.
На три часа я превратился в средоточие бесстрастия и самоконтроля. Вся воля, что таилась в моем ленивом теле, собралась воедино и превратила меня в безмолвную статую — только так я был способен пережить самые долгие и мучительные часы моей жизни. Я не знал, что случится, когда минутная стрелка окажется на заветной отметке, и возведенная мною плотина рухнет, выпуская наружу неистовый шквал желания обладать. И чуть не задохнулся от ярости, за пять минут до срока обнаружив себя закованным в цепи и кандалы.
— Я не могу позволить тебе быть грубым, — посмеиваясь, произнес Северус. — Она любит медленно и нежно. Вот так...
Будто трех дней пытки недостаточно. Скованный по рукам и ногам, я вынужден был наблюдать, как он медленно раздевает Гермиону. Встает перед ней на колени, неторопливо расшнуровывает ее диковинные туфли, делающие и без того идеально стройные ноги еще длиннее. Избавив ее от обуви, Северус склонил голову и начал целовать каждый крошечный пальчик на ее маленькой ступне, изящную лодыжку, округлые колени, уже разведенные в предвкушении. Его руки скользили по гладким бедрам, приподнимая коротенькую полоску кружева, по ошибке именуемую юбкой, и я задохнулся, когда моему взгляду открылся узкий треугольник намокших трусиков. Если бы я мог оказаться на его месте, то в одно мгновение сорвал бы их и вошел в нее, уже готовую, одним резким рывком. Но Северус словно не обращал на средоточие всех моих мыслей и желаний никакого внимания, аккуратно скользя ладонями вверх по изгибу талии и слегка выступающим ребрам, он стягивал податливую ткань платья с ее роскошного тела.
— Быстрее! — Сорвалось стоном с моих губ единственное слово.
Но Гермиона только улыбнулась мне, лукаво и бесстыдно, и усадила Северуса на край кровати. Она начала так же медленно избавлять его от рубашки, осторожно расстегивая ловкими пальчиками пуговицу за пуговицей, покрывала поцелуями каждый новый открывшийся взгляду участок кожи на его груди. Я понимал, что я всего лишь невнимательный зритель в их любимом, хорошо отрепетированном спектакле, и мое желание ускорить развязку не заставит изменить привычный ритм их игры ни на секунду. Потому я перестал тянуть цепь скованными запястьями, а попытался расслабиться. Откинулся на спинку кресла. Но сделать это оказалось нестерпимо тяжело, потому что все во мне кричало, требуя разрядки, которую могла подарить только близость Гермионы. Я так долго ждал. Но Северус ждал несоизмеримо дольше и не торопил Гермиону, только комкал простыню, когда она начала медленно расстегивать ширинку.
Полностью освободив Северуса от одежды, Гермиона обернулась ко мне и дразняще облизала губы, а затем села в пол-оборота, так, чтобы я мог наблюдать за ней. Она медленно проскользила руками по длинным ногам Северуса и, снисходительно улыбаясь, склонилась над его бедрами. Его член казался длиннее и толще моего, хотя, может, сказалось бешеное возбуждение, владеющее нами. Но Гермиона, похоже, не возражала против таких внушительных размеров. Ее алый проворный язычок выскользнул из плена медовых губ и несколько раз прошелся от головки до основания и обратно. А затем она наклонилась ниже и одним движением вобрала его в рот целиком. Сладкая и жестокая пытка — наблюдать, как ее рот ублажает Северуса, как она кокетливо опускает длинные ресницы, когда берет член особенно глубоко, как покачивает обнаженными ягодицами в такт каждому своему движению и призывно стонет, словно сама получает больше удовольствия, чем Северус. Это пытка, потому что в ее жарком ротике сейчас не мой член. Но пытка сладкая, потому что скоро это изменится. И мне приятно знать, что наша девочка не против подобных игр и умеет получать удовольствие, ублажая мужчину.
Не только мой самоконтроль подвергся испытанию. Я видел, что Северус едва сдерживается. И когда Гермиона начала двигаться быстрее, его пальцы отпустили простыню и вцепились в ее безумные кудри, притягивая ближе. Не представляю, каких усилий ему стоило не быть с ней слишком грубым. Я бы уже давно толкался в нее со всей силы, заставляя давиться и задыхаться. Но Северус все еще старался быть деликатным. Я чувствовал, насколько он близок к финалу, словно и сам готов был кончить. И когда он, наконец, сдался и со стоном вжался бедрами в ее рот именно так, как хотел бы я, моя собственная эрекция стала невыносимо болезненной. Хорошо, что время моего ожидания подошло к концу.
Пока Северус лежал, откинувшись на подушки и пытаясь восстановить дыхание, Гермиона сползла на ковер и на четвереньках