– Что? – не поняла Виви.
Он наклонился к ней поближе, чтобы им не мешали звуки оркестра:
– Снег. Он снова пошел. Похоже, никому не удастся уйти дальше подъездной дорожки, пока основную дорогу не посыплют песком.
На Александре, как и на многих других мужчинах, был красный охотничий пиджак («Алый», – поправил он Виви), к тому же парень, похоже потеряв чувство меры, явно переусердствовал с одеколоном.
– И где ж ты тогда остановишься? – Виви живо представила, как тысяча людей спит вповалку прямо на полу бального зала.
– Ой, за меня не беспокойся. Я, как и ты, ночую в доме. А вот насчет остальных – это еще вопрос. Возможно, будут гудеть всю ночь напролет. Хотя кое‑кто из ребят в любом случае это сделает.
В отличие от Виви, большинство гостей выглядели так, будто для них было в порядке вещей не спать до зари. Они все казались невозмутимыми и уверенными в себе, словно им было не впервой видеть подобную роскошь, а манера держаться и непринужденно болтать свидетельствовала о том, что в этом шикарном особняке они чувствовали себя почти как дома. Их ни капельки не смущали ни целая армия слуг, чьим единственным желанием, похоже, было подавать гостям еду и напитки, ни неожиданно дарованная им свобода, ведь юношам и девушкам предстояло без должного присмотра провести целую ночь под одной крышей. Девушки носили свои изысканные вечерние туалеты с небрежным шиком, словно повседневную одежду.
Девушки эти вовсе не походили на статисток из фильмов Уолта Диснея. Тиары, жемчуга, подведенные черным карандашом глаза, сигареты и даже юбки от Эмилио Пуччи. И несмотря на элегантный зал, до неприличия похожий на свадебный торт, воздушные бальные платья и вечерние наряды, оркестру очень скоро пришлось сменить репертуар классических танцев на нечто более современное, а именно на инструментальную обработку «I Wanna Hold Your Hand», после чего девушки с визгом высыпали на танцпол, вихляя бедрами, качая головами с красиво уложенными волосами и заставляя стоявших в сторонке замужних дам тоже качать головами, но уже с оттенком неодобрения, и в этот момент Виви с горечью в душе осознала, что ей не суждено закружиться с Дугласом в вихре вальса.
Более того, он, кажется, вообще забыл о своем обещании. Как только они появились в бальном зале, Дуглас сделался на удивление рассеянным, точно учуял в воздухе нечто такое, чего Виви было не дано понять. И действительно, Дугласа будто подменили: он курил сигары и обменивался с друзьями им одним понятными шутками. Виви ни секунды не сомневалась, что в данный момент он явно не рассуждал о неминуемом крахе классового общества, – в любом случае, к ее тайному неудовольствию, он определенно чувствовал себя как дома среди мужчин в черных галстуках и охотничьих пиджаках. Виви пару раз порывалась сказать ему нечто личное, чтобы напомнить о том, что их связывает, и восстановить некую степень интимности. Она даже набралась смелости пошутить по поводу его сигары, но Дуглас не проявил к шутке особого интереса. Выслушав Виви, по выражению ее матери, вполуха, исключительно из вежливости, он снова присоединился к общей беседе.
Виви уже начала чувствовать себя немного не в своей тарелке, а потому даже обрадовалась, когда Александр решил оказать ей внимание.
– Ну что, станцуем твист? – предложил он, и ей пришлось признаться, что она знает только классические па. – Это совсем легко, – сказал он, выводя ее на танцпол. – Представь, что ты носком ноги тушишь окурок, а спину вытираешь полотенцем. Понятно?
Александр выглядел так комично, что Виви не выдержала и рассмеялась, а затем оглянулась проверить, заметил ли Дуглас. Но Дуглас уже в который раз за сегодняшний вечер куда‑то исчез.
В восемь вечера распорядитель бала объявил, что гостей ожидает буфет, и Виви, ощущая легкое опьянение, встала в длинную очередь за камбалой «Вероника» и говядиной по‑бургундски, одновременно пытаясь решить возникшую перед ней дилемму: она зверски проголодалась, но стеснялась демонстрировать на публике свой здоровый аппетит, поскольку девушки вокруг ели исключительно вареную морковку.
И тут по чистой случайности Виви оказалась в компании друзей Александра. Он представил им Виви с видом собственника, и она поймала себя на том, что невольно поправляет корсаж, который сполз вниз, выставив на всеобщее обозрение разгоряченную грудь.
– Были у Ронни Скотта? – спросил кто‑то из них, придвинувшись к Виви так близко, что ей пришлось убрать тарелку подальше.
– Нет, никогда с ним не встречалась. Простите.
– Это джаз‑клуб. На Джеррард‑стрит. Вам непременно нужно заставить Ксандера сводить вас туда. Он знаком со Стэном Трейси.
– Ну, я, если честно, даже не знаю… – Виви слегка попятилась и извинилась, расплескав чей‑то напиток.
– Черт, умираю с голоду! На прошлой неделе был на вечеринке у Этвудов, так они подавали только заливного лосося и консоме. Пришлось заплатить знакомым девицам за то, чтобы отдали мне свои порции. Я уж было испугался, что упаду в голодный обморок.
– Нет ничего хуже плохого буфета.
– Твоя правда, Ксандер. Ты едешь кататься на лыжах в этом году?
– В Вербье. Родители сняли дом у Элфи Бэддоу. Ты помнишь Элфи?
– Похоже, нам тоже понадобятся лыжи, чтобы выбраться отсюда.
Виви обнаружила, что пытается незаметно уйти от всех этих разговоров. Ее уже начало несколько беспокоить, что Ксандер вроде как случайно пару раз мазнул ее рукой по спине.
– А кто‑нибудь видел Дугласа?
– Треплется с какой‑то блондинкой в картинной галерее. Я даже сунул ему палец в ухо, когда проходил мимо. – Говоривший сделал вид, будто облизывает палец и сует его в ухо соседа.
– Виви, еще один танец? – Александр протянул ей руку и попытался снова затащить на танцпол.
– Я… я думаю, мне надо немного переждать. – Она потрогала волосы, обнаружив, к крайнему неудовольствию, что кудри развились и повисли унылыми прядями.
– Тогда давай пройдем к игральным столам, – сказал Александр, взяв Виви под локоток. – Будешь моим счастливым талисманом.
– Давай встретимся прямо там. Мне нужно… припудрить носик.
У дверей в уборную на нижнем этаже змеилась щебечущая очередь, и Ви, потерянно стоявшая среди этого шума и гвалта, внезапно обнаружила, что, когда она наконец оказалась у двери, ей действительно приспичило в туалет. И почувствовала себя ужасно неудобно, когда кто‑то вклинился между ней и вожделенной дверью в уборную с радостным криком:
– Виви! Дорогая! Я Изабелла. Иззи! Из заведения миссис де Монфор! Боже, ты выглядишь просто сказочно! – Девушка, которую Виви с трудом припомнила, да и то смутно (хотя, возможно, дело скорее в количестве выпитого шампанского, нежели в провалах в памяти), пролезла перед ней, не слишком элегантно задрав одной рукой подол длинной розовой юбки, и чмокнула Виви где‑то в районе уха. – Дорогая, ничего, что я встала перед тобой, да? Я просто умираю. Еще немножко – и я натурально описаюсь… Чудесно!
И когда перед ними распахнулась дверь, Изабелла исчезла внутри, а Виви обнаружила, что стоит скрестив ноги, ведь если поначалу она ощущала лишь смутные позывы, то теперь ее мочевой пузырь упорно посылал ей сигнал бедствия.
– Чертова корова! – услышала она за спиной чей‑то голос. Виви виновато покраснела, отнеся эти слова на свой счет. – Она и эта девица Форстер уже весь вечер буквально монополизируют Тоби Даксворта и конногвардейцев. Маргарет ужасно расстроена.
– Тоби Даксворт даже не нравится Афине Форстер. Она просто водит его за нос, так как знает, что он на нее запал.
– Он и еще половина Кенсингтонских казарм.
– Я просто диву даюсь, почему они не видят, что она из себя представляет.
– Ну, ты же знаешь, что они видят более чем достаточно, а мужчины любят глазами.
Очередь всколыхнул легкий смешок, и Виви наконец набралась смелости оглянуться.
– Мне говорили, что родители с ней практически не разговаривают.
– И что тебя удивляет? Ведь у нее еще та репутация.
– А знаешь, ходят слухи, что она…
Голоса за спиной Виви понизились до шепота, и Виви снова повернулась к двери, чтобы не получилось, будто она подслушивает. Виви попробовала, без особого успеха, не думать о своем мочевом пузыре. Затем попыталась, правда еще с меньшим успехом, не думать, где сейчас Дуглас. Она опасалась, что у него может возникнуть ложное представление о ее отношениях с Александром. Да и вообще, на балу было не так весело, как она ожидала. Она практически не видела Дугласа, а если и видела, он казался ей каким‑то недосягаемым незнакомцем, а вовсе не ее Дугласом.
– Ты собираешься входить или нет? – Стоявшая сзади девушка показала на открытую дверь.
Похоже, Изабелла покинула туалет, даже не поблагодарив Виви. Чувствуя себя форменной идиоткой, Виви вошла внутрь и в сердцах выругалась, когда подол ее юбки потемнел от струившейся по мраморному полу жидкости неясной этиологии.
Она пописала, затем недовольно подергала себя за волосы, припудрила компактной пудрой блестевшее от пота лицо, неумело наложила дополнительный слой туши на слипшиеся ресницы. Теперь в ее внешности больше не осталось ничего сказочного, с грустью констатировала Виви. А если и осталось, то это больше напоминало уродливых сестер из сказки «Золушка».
Тем временем стук в дверь стал таким настойчивым, что его невозможно было игнорировать. Виви вышла в коридор, приготовив на всякий случай слова извинения, но никто даже не удостоил ее вниманием.
Взгляды стоявших в очереди девушек были устремлены в сторону игорного зала, где творилось нечто такое, отчего их приподнятое настроение разом испарилось. Виви понадобилась пара секунд, чтобы более‑менее разобраться в обстановке, и она, внезапно ощутив поток холодного воздуха, вслед за остальными повернула голову туда, откуда раздавался стук копыт и громкие возгласы. Послышался приглушенный звук охотничьего рожка, и Виви поначалу решила, что это началось соревнование по умению подавать сигналы с помощью охотничьего рожка, о котором говорил Ксандер. Но в данном случае исполнитель явно не отличался особым мастерством, воздух выходил из рожка одышливыми толчками, и создавалось полное впечатление, будто кто‑то рядом задыхается или хрипло смеется.
Виви остановилась на пороге игорного зала, спрятавшись за спинами компании мужчин, и огляделась по сторонам. На противоположном конце огромной комнаты кто‑то открыл французские окна, выходящие на лужайку перед домом, и хлопья снега залетали внутрь под косым углом. Виви скрестила руки на груди, чувствуя, как кожа покрывается мурашками. Она наступила какому‑то мужчине на ногу и виновато подняла глаза, собираясь извиниться. Но тот, казалось, даже не заметил. Он с открытым ртом смотрел прямо перед собой, явно решив, что все это мерещится ему с пьяных глаз.
И действительно, было от чего прийти в изумление, поскольку в зале находилась огромная серая лошадь. Выпучив глаза, раздувая ноздри и стуча запорошенными снегом копытами, она нервной рысью шла между столами для рулетки и блэк‑джека среди моря потрясенных лиц. На спине лошади сидела бледная девушка – таких бледных девиц Виви, пожалуй, еще никогда не видела, – задранный подол ее платья обнажал длинные алебастровые ноги, обутые в расшитые блестками и камнями вечерние туфли без задника, густые темные волосы спускались ниже лопаток, в одной обнаженной руке девушка держала поводья, с помощью которых умело направляла лошадь между столами, а другой прижимала к губам охотничий рожок. И если у Виви на сквозняке кожа пошла красными пятнами, то незнакомка, казалось, вообще не чувствовала холода.
– Ату ее, ату! – Один из молодых людей в розовых пиджаках начал дуть в свой собственный рог.
Двое других забрались на стол, чтобы лучше видеть.
– Черт, поверить не могу!
– Давай прыгай через столы для рулетки! Мы составим их вместе.
Виви увидела в углу Александра: он смеялся и шутливо салютовал наезднице поднятым бокалом. Сидевшие рядом с ним дамы преклонного возраста о чем‑то взволнованно перешептывались, оживленно жестикулируя и кивая в сторону наездницы.
– А можно, я буду лисой? Я охотно позволю тебе себя поймать.
– Хм… Боже мой, эта девица способна на любую выходку, лишь бы привлечь к себе внимание!
Афина Форстер. Виви узнала осуждающие интонации девушки из очереди в уборную. Но, как и все остальные, Виви была заворожена представшим перед ее глазами зрелищем. Афина остановила лошадь и, прильнув к ее шее, обратилась к компании молодых людей:
– Мальчики, у кого‑нибудь из вас найдется выпить?
Ее низкий с хрипотцой голос говорил о том, что она немало повидала в этой жизни, причем такого, чего другим не дано понять. В ее голосе слышался некий надрыв, который не могли скрыть даже ликующие нотки победительницы. Вокруг нее тотчас же возник лес рук с изящными бокалами, сверкающими в ослепительном свете хрустальных люстр. Она уронила рожок, взяла бокал и под аплодисменты присутствующих осушила его одним глотком.
– А теперь, друзья, кто из вас прикурит мне сигаретку? Я потеряла свою, когда перепрыгивала через розовые кусты.
– Афина, дорогуша, ты же не собираешься изображать из себя леди Годиву, а?
По залу пробежал веселый смешок и внезапно оборвался. Оркестр перестал играть, и Виви оглянулась на звук приглушенных возгласов.
– Боже правый, что ты себе позволяешь?! – На середину зала вышла Лена Блумберг, в струящемся изумрудном платье, подчеркивавшем ее гордую осанку, и, сердито подбоченившись, так что побелели костяшки пальцев, остановилась прямо перед нервно перебиравшей ногами лошадью. Лицо хозяйки дома было красным от едва сдерживаемой ярости, а глаза блестели ярче, чем массивные камни у нее на шее. У Виви от предчувствия неладного скрутило живот. – Ты меня слышишь?
Афина Форстер, казалось, нимало не смутилась:
– Это ведь охотничий бал. И старина Форестер почувствовал себя обделенным.
По залу снова пробежал смешок.
– Ты не имеешь права…
– Насколько я понимаю, у него больше прав находиться здесь, чем у вас, миссис Блумберг. Мистер Би сказал мне, что вы даже не охотитесь.
Стоявший рядом с Ви мужчина восторженно выругался громким шепотом.
Миссис Блумберг открыла было рот, но Афина небрежно от нее отмахнулась:
– Ой, только не надо так кипятиться! Мы с Форестером просто подумали, что могли бы придать всему этому… немного аутентичности. – Афина потянулась за следующим бокалом шампанского и осушила его с усталым видом, а затем вполголоса добавила: – Чего явно не хватает вашему дому.
– А ну, слезай! Немедленно слезай с лошади моего мужа! Да как ты смеешь?! Так‑то ты благодаришь за гостеприимство! Оскорбляя хозяев дома!
Лена Блумберг даже в лучшие времена, несомненно, была весьма импозантной дамой. Высокий рост и аура больших денег служили прекрасной защитой от хамства, с которым ей доселе явно не приходилось сталкиваться. И хотя во время перепалки с Афиной Лена стояла не шевелясь, ощущение исходящей от нее холодной ярости на корню истребило остатки веселья в зале. Гости встревоженно переглядывались, усиленно гадая, у кого из участниц словесной дуэли раньше сдадут нервы.
В воцарившейся тишине уже чувствовалось нечто нездоровое.
Оказалось, что у Афины. Несколько коротких секунд, показавшихся вечностью, она не сводила с миссис Блумберг пристального взгляда, а затем выпрямилась, направила лошадь назад, заставив лавировать между столами, и остановилась только затем, чтобы стрельнуть сигаретку.
И тогда миссис Блумберг решила нанести завершающий удар:
– Меня предупреждали, что тебя нельзя приглашать в приличный дом, но твои родители уверили, что ты наконец чуть‑чуть повзрослела. Они откровенно заблуждались, и я обещаю тебе, что, когда все закончится, я сообщу им о твоем поведении, причем в весьма нелестных для тебя выражениях.
– Бедняга Форестер, – напевно произнесла Афина, приникнув к шее лошади. – Ему ведь так хотелось сыграть в покер.
– Ну а пока я больше не желаю тебя видеть. До конца вечера. Тебе еще крупно повезло, юная леди, что погода не позволяет вышвырнуть тебя на улицу, – ледяным тоном бросила миссис Блумберг вслед Афине, направившей лошадь к французскому окну.
– Ой, я вас умоляю, не беспокойтесь обо мне, миссис Блумберг! – Афина повернула голову, лениво улыбнувшись очаровательной улыбкой. – Меня вышвыривали из гораздо более аристократических домов, чем этот. – Сжав бока коня ногами в расшитых туфельках, она заставила его перепрыгнуть через низкие каменные ступени и исчезла в снежной мгле.
В зале повисла гнетущая тишина, но затем по сигналу несгибаемой миссис Блумберг оркестр заиграл снова. Гости, обмениваясь удивленными восклицаниями, показывали друг другу следы мокрых копыт на лакированном полу, а бал тем временем начал потихоньку оживать. Распорядитель бала объявил, что через пять минут в главном зале начнется соревнование по умению дуть в охотничий рожок, а для тех, кто проголодался, в столовой накрыт обеденный стол. И вот уже через несколько минут о дерзкой выходке Афины Форстер напоминали лишь лужицы растаявшего снега, а у невольных свидетелей инцидента он остался просто расплывчатым пятном в их памяти, поскольку мысленно они уже устремились навстречу новым развлечениям.
Виви тем временем смотрела на Дугласа. Он стоял возле огромного камина и не сводил глаз с уже закрытых французских окон, как до того не сводил глаз с Афины Форстер, когда та сидела на лошади в нескольких футах от него. Если остальные свидетели ее появления были явно потрясены или шокированы, то Дуглас, судя по восхищенному выражению его застывшего лица, испытывал нечто совершенно иное. Нечто такое, что испугало Виви.
– Дуглас? – Она направилась к нему, стараясь не поскользнуться на мокром полу. Но он, похоже, ее не слышал. – Дуглас? Ты обещал мне танец.
Однако Дуглас даже не сразу заметил Виви.
– Что? Ой, Ви. Да. Хорошо. – Его взор снова устремился к французским окнам. – Мне… мне только сперва надо выпить. Я принесу тебе бокал. Сейчас вернусь.
Именно в этот момент, как потом поняла Виви, она была вынуждена признать, что у ее вечера не будет сказочного конца. Дуглас так и не вернулся с напитками, и она битых сорок минут простояла у камина, рассеянно улыбаясь глянцевой улыбкой и стараясь выглядеть более‑менее уверенно, чтобы не казаться балластом, за ненадобностью оставленным на обочине. Виви не хотелось покидать место у камина, ведь кругом сновали толпы народу, да и вообще, дом был слишком большим, и она боялась, что если паче чаяния Дуглас вспомнит о ней, то не сможет ее найти. Но когда Виви заметила, что расположившаяся возле цветочной композиции компания отпускает замечания по поводу ее одиноко стоящей фигуры, а какой‑то официант уже трижды прошел мимо нее – первые два раза он предлагал ей напитки, а в третий раз поинтересовался, все ли у нее в порядке, – она решила принять повторное приглашение Александра на танец.
В полночь был провозглашен тост, а после началась некая странная неформальная игра, заключавшаяся в том, что молодой человек с прицепленным к пиджаку лисьим хвостом как сумасшедший носился по дому, азартно преследуемый своими приятелями в розовых пиджаках и с охотничьими рожками в руках. Один из них поскользнулся на натертом паркете и рухнул без чувств возле парадной лестницы. Но его дружок влил ему в рот бокал вина, и пострадавший моментально ожил: он встал на ноги, что‑то бессвязно лопоча, и как ни в чем не бывало продолжил погоню. В час ночи Виви, мечтавшая вернуться в свою комнату, сказала Александру, что составит ему компанию за игровым столом, где он совершенно неожиданно выиграл семь фунтов в блэк‑джек и в приступе непонятной щедрости заявил, что она должна забрать выигрыш себе. Виви уже мутило оттого, что он называл ее своим счастливым талисманом, хотя, возможно, ее тошнило от выпитого шампанского. В половине второго она застала миссис Блумберг за оживленной дискуссией с мужем в комнате, похожей на его личный кабинет. А еще Виви увидела вытянутые женские ноги в блестящих серовато‑белых колготках. По ногам она сразу признала их обладательницу – это была та самая рыжеволосая девушка, которую Виви чуть раньше застала блюющей в окно.
Когда где‑то вдалеке, на скрытой в снежной мгле церковной башне, часы пробили два раза, Виви была вынуждена признать, что Дуглас не собирается выполнять свое обещание, а значит ей не суждено покоиться в его объятиях и в конце вечера не будет никакого долгожданного поцелуя. Оказавшись среди всего этого хаоса: визжащих девиц с красными лицами и бессмысленными взглядами, пьяных парней, растянувшихся на диванах или затевающих нелепые драки, – Виви поняла, что единственное, чего ей сейчас хочется, – это остаться одной в своей комнате и всласть поплакать вдали от посторонних глаз, не заботясь о том, что о ней могут подумать.
– Ксандер, я, пожалуй, пойду к себе.
Он болтал с кем‑то из друзей, а его рука небрежно лежала у нее на талии.
– Что? – удивленно посмотрел на нее Александр.
– Я действительно очень устала. Надеюсь, ты не против. Спасибо за чудесный вечер.
– Ты не можешь прямо сейчас пойти спать. – Он театрально покружился на месте. – Вечеринка только начинается.
Уши у него, заметила Виви, стали бордовыми, а глаза были наполовину прикрыты отяжелевшими веками.
– Прости. Ты был со мной ужасно милым. Если случайно наткнешься на Дугласа, тебя не затруднит сказать ему… что вечер для меня уже закончился?
– Дуглас? Не думаю, что Дуглас станет особо переживать, – раздался из‑за плеча Александра чей‑то лающий голос.
Стоявшие рядом парни многозначительно переглянулись и загоготали.
И что‑то в выражении их лиц удержало Виви от дальнейших расспросов. Более того, поскольку она и так весь вечер ощущала себя чьей‑то наивной, старомодной кузиной, ей не хотелось еще больше усиливать это впечатление. Виви зябко скрестила руки на груди и, уже не думая о том, что о ней скажут люди, пошла прочь из игрального зала. Впрочем, гости были слишком пьяны, чтобы обращать на нее внимание. Оркестранты сделали перерыв и, прислонив инструменты к стульям, угощались лежавшими на подносе канапе, а из динамиков звучал голос Дасти Спрингфилд, исполнявшей нечто томно‑меланхоличное, отчего у Виви невольно навернулись слезы на глаза.
– Виви, ты не можешь вот так уйти. – У нее за спиной возник Александр. Он положил ей руку на плечо и развернул лицом к себе.
Судя по его порывистым движениям, он уже был под хорошим градусом.
– Александр, мне действительно очень жаль. Я замечательно провела с тобой время. Честное слово. Но я страшно устала.
– Пойдем… Пойдем поедим. Там уже собираются готовить на завтрак кеджери. – Он держал ее за руку немного крепче, чем допускали приличия. – Ты знаешь… а в этом платье ты… очень хорошенькая. – Он беззастенчиво пожирал глазами ее округлости. Видимо, под действием алкоголя у него отказали сдерживающие центры. – Очень мило, – произнес он и повторил на случай, если она вдруг не поняла: – Очень, очень мило.
Виви раздирали противоречивые чувства. Оттолкнуть Александра будет черной неблагодарностью со стороны Виви, ведь он весь вечер ее развлекал. И тем не менее Виви ужасно смущало то, как он смотрел на ее грудь.
– Ксандер, мы можем встретиться за завтраком.
Но он, похоже, ее не слышал.
– Проблема тощих женщин, – говорил он, обращаясь в основном к ее бюсту, – а в наше время полно тощих женщин…
– Ксандер?
– …в том, что у них нет сисек. Я хочу сказать, нет сисек, заслуживающих внимания. – При этих словах он протянул к ней руку, явно нацелившись на предмет своего вожделения.
– Ой! Ты… – Хорошее воспитание не позволило Виви ответить ему должным образом.
Она прикрыла одной рукой грудь и, не обращая внимания на несущиеся вслед вялые увещевания, быстрым шагом вышла из комнаты.
Нет, ей непременно надо найти Дугласа. А иначе она не сможет заснуть. Виви нужно было убедиться в том, что, хотя Дуглас весь вечер и находился вне пределов досягаемости, как только они отсюда уедут, он снова станет ее Дугласом: добрым, милым Дугласом, учившим Виви кататься на велосипеде, дважды водившим ее в кино на «Тома Джонса», пусть они тогда сидели и не в заднем ряду, и бывшим, по выражению ее отца, исключительно порядочным молодым человеком. Виви хотелось рассказать ему о приставаниях Александра, причем у нее внезапно затеплилась надежда, что неподобающее поведение друга станет для Дугласа импульсом к тому, чтобы осознать, как много она для него значит.
Проводить поиски стало уже намного легче, поскольку толпа гостей поредела до небольших скоплений народа, а веселые компании сделались менее аморфными, превратившись в некие сплоченные формирования людей на последнем издыхании. Гости постарше разошлись по своим комнатам, чуть ли не волоком утащив за собой находившийся на их попечении протестующий молодняк, а во дворе первый трактор уже пытался расчищать подъездную дорожку. Дугласа не оказалось ни в игорном, ни в бальном зале, не было его и в проходе за парадной лестницей, ни в Лисьем баре, где кучковались розовые пиджаки. Теперь на Виви практически никто не обращал внимания, стоявшие в воздухе алкогольные пары́ делали ее невидимой, да и время было позднее. Но Дуглас, похоже, тоже стал невидимым. У Виви даже возникло подозрение, а не улизнул ли он, часом, отсюда, тем самым выразив свое неприятие помпезных мероприятий для избранных представителей классового общества. Виви уныло шмыгнула носом, горько пожалев, что не потрудилась узнать у Дугласа, где находится его комната. Девушка настолько увлеклась фантазией на тему, как они с Дугласом возвращаются рука об руку в ее спальню, что ей даже в голову не пришло поинтересоваться, куда его поселили. Я его найду, решила она. Разыщу миссис Блумберг, и она мне все скажет. Или буду стучаться в каждую дверь в другом крыле, пока кто‑нибудь не поможет мне его отыскать.
Она прошла по парадной лестнице, перешагивая через устроившиеся на ступенях парочки и прислушиваясь к отдаленному визгу девушек, радующихся тому, что оркестранты снова отважно вступили в бой. Виви устало поплелась мимо галереи фамильных портретов с не потускневшими от времени красками и подозрительно яркими золочеными рамами. Ворсистый ковер у нее под ногами был сплошь усеян окурками сигарет и использованными салфетками. Возле двери на кухню, откуда исходили аппетитные ароматы свежевыпеченного хлеба, она встретила Изабеллу, та в приступе бессильного смеха прислонилась к плечу обходительного молодого человека. Но сейчас Изабелла, похоже, вообще не узнала Виви.
Всего несколько футов – и коридор закончился. Виви посмотрела на массивную дубовую дверь, оглянулась проверить, что ее никто не видит, и широко зевнула. Затем наклонилась, чтобы снять туфли, которые начали жать уже несколько часов назад. Ладно, пожалуй, стоит оставить их здесь, а надеть потом.
Именно тогда она прислушалась и услышала нечто странное: какой‑то царапающий звук, хриплый стон, словно кто‑то спьяну упал и теперь пытается подняться на ноги. Виви уставилась на дверь, откуда доносился шум, и поняла, что дверь слегка приоткрыта, поскольку из‑под нее тянуло холодом. Виви, босиком, прокралась поближе; она стояла, зябко поеживаясь и удивляясь, почему не решается просто крикнуть и спросить, все ли в порядке. Помедлив, она нерешительно открыла дверь и заглянула внутрь.
Поначалу Виви решила, что женщина, должно быть, просто упала, поскольку мужчина, казалось, пытался ее приподнять, прислонив к стене. И первым порывом Виви было предложить свою помощь. Но затем притупленными от усталости органами чувств она уловила, что ритмичный шум, как от работающего поршневого насоса, исходит именно от этих двоих. И что длинные бледные ноги женщины отнюдь не подкашиваются, как у пьяницы, а, наоборот, наподобие змеи, обвивают его талию. А когда глаза Виви приспособились к темноте, она внезапно узнала длинные темные волосы, упавшие на лицо этой женщины, и одинокую, расшитую камнями и блестками бальную туфельку, все еще покрытую снежинками.
Виви застыла на месте от ужаса и отвращения, только через несколько секунд, к своему стыду, осознав, невольной свидетельницей чего ей пришлось стать. Она замерла, прислонившись спиной к полуоткрытой двери, и этот ужасный звук отдавался у нее в ушах, перекрывая громкий стук сердца.
Она собралась было уйти, но чем дольше она стояла, прислонившись к шероховатой поверхности, тем сильнее впадала в ступор, несмотря на то что у нее буквально зуб на зуб не попадал, а руки пошли красными пятнами от холода. Конечно, Виви надо было сломя голову бежать отсюда, но ноги почему‑то стали ватными, и, хотя она никогда раньше не слышала звуков, подобных тем, что сейчас доносились до ее ушей, голос мужчины показался ей странно знакомым. А еще его затылок, уши с розоватыми мочками и четкая линия волос, в которую сзади упирался воротничок. Все это было до боли знакомым, таким, как двенадцать лет назад, когда она впервые в него влюбилась.
Глава 3
Она могла бы и не стать Дебютанткой года, а теперь, когда она сделалась вполне респектабельной, никто уже не упоминал, почему такое могло произойти. Впрочем, нашлось несколько светских обозревателей, сомневавшихся относительно того, что свадьбу Афины Форстер, которую называли Последней Дебютанткой, светской львицей, а иногда, особенно в кругу достопочтенных дам, – несколько менее лестно, и Дугласа Фэрли‑Халма, сына крупного суффолкского землевладельца Сирила Фэрли‑Халма, можно считать Бракосочетанием года.