ГЛАВА 7 Записная книжка моего брата 18 глава




Пользуясь правом больного, я лежал на кушетке под спущенной маркизой на балконе, и капитану пришлось встретить гостя и усадить его подле меня с радушной улыбкой.

Князь объяснил, что ищет капитана, чтобы поблагодарить за помощь его больной жене, а также за отличный, нанятый по его указанию дом. Нас он хотел просить навестить больную.

Выглядел князь неважно. Одет он был элегантно, но его ж„лтое лицо, воспал„нные глаза и вся фигура говорили о большом истощении и нервном расстройстве.

Капитан, улыбаясь, сказал, что очень сожалеет, что он не доктор, а то наверняка предписал бы постельный режим не жене, а мужу. Я уверил князя, что И. непременно зайд„т, но вряд ли это может случиться сегодня, так как и вечером у него дела.

Посидев с нами около часа, князь попросил разрешения зайти завтра утром, чтобы узнать, в какое время И. мог бы навестить его жену.

Не успели мы обменяться впечатлениями, как снова раздался стук в дверь и две синьоры Гальдони с букетами роз вошли к нам. Обе сияли радостью. Последовало приглашение навестить их в прекрасном посольском особняке. Капитан сказал, что состоит при мне сиделкой, заменяя верзилу, потому что И. уверяет, будто мне ещ„ пару дней нужно полежать, но что потом он обещает доставить меня к ним.

От итальянок повеяло хорошим тоном, хорошим обществом. А прелестные, бездонные глаза молодой барышни будили в сердце лучшие чувства, проникая в самую его глубину очарованием женственности.

– Вот чего не хватает бедной милой Жанне, – сказал я. – Она лучше многих и многих; а только не умеет владеть собой, так же как и я. Именно потому, что я так плохо воспитан, что я почти постоянно чемнибудь раздраж„н, я понимаю Жанну.

– Нет, друг. Ничего общего у вас с ней нет. Ты только неопытен и ещ„ не умеешь владеть ни своим темпераментом, ни своими мыслями. Но твои желания, идеи, мир высоких стремлений, в котором ты жив„шь, – вводят тебя в круг тех счастливых единиц, кто достигает на земле уменья принести пользу собратьям. Рано или поздно ты найд„шь свой, индивидуальный, неповторимый и невозможный для другого путь и внес„шь в жизнь что-то новое, – я уверен, – большое и значительное. Что же касается Жанны, то дай-то Бог, чтобы е„ беспредельное личное страдание раскрепостило в ней хотя бы материнскую любовь и помогло бы ей стать матерью-помощницей и защитницей своих детей, а не тираном. Есть много случаев, где выстраданное матерью горе обращается в тиранию и деспотизм по отношению к детям! При этом женщина убеждена, что любовь е„ – высочайший подвиг.

Я смотрел во все глаза на капитана. Лицо его было прекрасно. На н„м лежала печать той глубокой сосредоточенности, которую я видел только на лицах И., Флорентийца, Али.

Мо„ молчание заставило его повернуться.

– Что ты так смотришь на меня, мой мальчик, мой «брудершафт»? Что нового увидел ты во мне? – сказал он, мягко и нежно касаясь моего плеча.

– Я не только что-то новое увидел в вас, но и понял, что вам необходимо познакомиться с моим другом Флорентийцем. Это самый великий человек, которого я до сих пор видел. Даже И., которого вы выделяете среди прочих, не может быть с ним сравним. Хотя И., – я признаю всем сердцем, – для меня недосягаемый идеал высоты и доброты. Не зная моего друга Флорентийца, вы произнесли уже дважды те слова, которые я слышал от него. О, как бы я был счастлив привести вас к нему.

Незаметно для нас на балкон вош„л И.

– Ну, кажется, вы не скучаете в обществе друг друга. Но почему я не вижу здесь Жанны? Мы условились, что она подожд„т тут, и я расскажу, где и как состоится е„ свиданье в связи со шляпным делом. Неужели такие элегантные кавалеры были не в состоянии рассеять тоску одной-единственной дамы? – спросил он, пожимая нам руки и улыбаясь.

– Нет, – ответил капитан. – Дама вынудила меня вспомнить о смирении. Даже цветы мои отвергла. А хитро обдуманное меню и вовсе не имело успеха. Думаю, что я-то и лишил даму аппетита и хорошего настроения. Если бы не ваше распоряжение не покидать Л„вушку, – я бы, пожалуй, сбежал с поля брани.

– Жанна очень огорчила меня, И. Я снова не сумел проявить такт и расстроил е„, вместо того чтобы принести ей мир. Должно быть, только ч„рным женщинам может улыбаться перспектива радостных и простых отношений с таким ротозеем, – иронически заметил я.

– Это ещ„ что за ч„рные женщины? – вскричал капитан.

– Первая, очень памятная встреча Л„вушки с темнокожей женщиной в Б., – сказал И. – Он впервые увидел элегантную и образованную негритянку не на картинке, а в семье моего друга и был потряс„н, – ответил ему И. – Ты что-то бледен, Л„вушка? Я очень хотел бы, чтобы ты осторожно сош„л с капитаном в сад подышать в тени. Как мне тебя ни жаль, но при разговоре мо„м с Жанной – до прихода купца – тебе надо присутствовать. Я бы и вас просил побыть с нами, капитан, так как предвижу, что Жанне будет очень тяжело перестраиваться для жизни одинокой работающей женщины. К сожалению, о е„ дяде пока ничего не узнал. Есть, правда, сведения, что он заболел и уехал к родственникам в провинцию. Но дальше никаких следов.

Капитан с радостью согласился посидеть со мною в саду. И. спросил, как мы смотрим на то, чтобы пропустить обед и поужинать поздно вечером. Мы согласились и, спускаясь в сад, встретили обоих турок. Молодого мы захватили с собой, а старший прош„л к И.

Ибрагим ходил ещ„ плохо, опирался на палку, но сильной боли в ноге и спине не испытывал. Он составил для нас целый план ознакомления с Константинополем. Я приш„л в восторг от названий ряда исторических мест, но подумал, что и половины этого, вероятно, осмотреть не успею.

Мне очень хотелось услышать о брате, узнать, как будет складываться паша судьба, но… не в первый раз за эти дни я проходил урок терпения и самообладания.

Приближался вечер, когда слуга от имени И. приш„л звать нас пить чай. Чай был сервирован с не меньшей тщательностью, чем завтрак, заказанный капитаном. В большой комнате И. стол сиял серебром и всевозможными восточными сластями.

Как только мы вошли, И. отправился за Жанной. Он не возвращался довольно долго, я начинал уже беспокоиться и раздражаться, когда, наконец, они вошли, продолжая начатый разговор, очевидно, не очень для Жанны радостный.

Она теперь была в скромном синем платье, выделявшем особенно резко е„ бледность. Кивнув мне и капитану, она поздоровалась с обоими турками и села на указанное ей место. Сам И. сел рядом, мы с капитаном напротив, турки по краям стола, а место по левую руку от Жанны было пусто.

Не успели мы усесться, как раздался л„гкий стук в дверь и в комнату вош„л высокий старик, совершенно седой, худой, красивый, с довольно резкими чертами лица.

И. встал навстречу, познакомил со всеми и указал на место рядом с Жанной. Он был представлен как Борис Ф„дорович Строганов.

Приглядевшись к Строганову, я никак не назвал бы его русским. Типичное лицо турка с горбатым носом, большими ч„рными глазами и бровями, бритое, скорее похожее на лицо акт„ра, чем купца.

Завязался общий разговор, в котором Жанна не принимала никакого участия. На е„ лице были заметны следы слез, которые она пыталась запудрить, веки покраснели. Всем сердцем я сострадал бедной женщине и печалился, что трудно передать энергию из одного сердца в другое. Все сидевшие за столом, я был уверен, собрались только для того лишь, чтобы помочь ей. И вс„ же общая воля не помогла ей совладать с собой.

Я так пристально впивался взглядом в лицо Строганова, что он, смеясь, сказал:

– Бьюсь об заклад, что вы, молодой человек, писатель. Все рассмеялись, а я с удивлением спросил:

– Почему вдруг вы сделали такой вывод?

– Да потому, что за мою долгую жизнь я много перевидал людей. И только у очень одар„нных писателей мне приходилось видеть этакие глаза-шила, от которых на душе делается неспокойно. Не могу и не хочу сказать, что оказываемое вами внимание мне неприятно. Хочу только вас уверить, что я отнюдь не таинственная личность, и преступлений, ловко укрытых от правосудия, за мной не числится. А потому я не слишком интересен, – сказал он, улыбаясь и протягивая мне портсигар.

– Благодарю покорно, но я ещ„ не научился курить, – уклонился я. – Что же касается пристальности моего взгляда, то приношу вам извинения за свою невоспитанность. Я необычайно рассеян и с детства ношу кличку «Л„вушка-лови ворон». Надеюсь, вы меня простите и не отнес„тесь ко мне слишком строго, – ответил я, огорч„нный тем, что так нелепо обратил на себя внимание нового гостя.

Он привстал, слегка поклонился и вежливо ответил, что его замечание не носило характера вызова, а было неумелым комплиментом, и что теперь мы квиты.

И. спросил, давно ли он жив„т в Константинополе.

– Очень давно. Я здесь родился, – сказал Строганов. – Мой отец был капитаном торгового судна и часто бывал в Константинополе. В одну из стоянок он познакомился с полурусской, полутурецкой семь„й и женился на одной из дочерей. Я очень похож на мать; отсюда это несовпадение между фамилией и внешностью. Все остальные члены моей семьи блондины плотного сложения. Я ведь и родился в том доме, где у меня сейчас свободен магазин. Вы для кого собираетесь снять помещение?

– Для вашей соседки, под шляпное дело, – ответил И.

Видя, что сосед повернулся к Жанне, И. сказал ему, что Жанна француженка и говорит только на сво„м языке.

Строганов переш„л на французский. Говорил он свободно, несколько с акцентом, но совершенно правильно.

У меня забилось сердце. Я так боялся, что нелюбезное поведение Жанны вынудит Строганова передумать. Но Строганов, точно ничего не замечая, очень деловито и любезно объяснил ей все удобства расположения улицы, магазина и квартиры. Это, по его словам, небольшой особняк; внизу магазин и передняя, а наверху квартира из двух комнат и кухни, выходящих во двор с хорошим садом.

Видя, что Жанна молчит, он предложил заехать завтра утром за нею и показать ей дом. Если понадобится ремонт, то сделать его недолго.

И. горячо поблагодарил Бориса Ф„доровича, объяснив ему, что Жанна – племянница того человека, о котором он наводил утром справки в его присутствии, и что ей предстоит остаться в Константинополе одной с двумя маленькими детьми, так как все мы едем дальше.

Строганов повернулся к Жанне, по лицу которой побежали слезы.

– Не горюйте, мадам, – сказал он ей. – В жизни всем приходится бороться, и почти все мы начинаем с очень малого, чтобы заработать себе кусок хлеба. На ваше счастье, вы встретили замечательных людей, которые о вас заботятся. Это редкостное везение. Быть может, вы чем-то заслужили особое расположение судьбы, поскольку и я буду рад помочь вам. Дело в том, что у меня есть 25-летняя дочь, потерявшая жениха и не пожелавшая более выйти замуж. Я очень хотел бы пристроить е„ к какому-нибудь делу. Если вы можете обучить е„ вашему мастерству, а потом взять в компаньонки, то и магазин и обстановка дома будут стоить вам вдвое дешевле.

Лицо Жанны просветлело. Прелестные губы сложились в улыбку, и она протянула, по-детски доверчиво, обе руки старику.

– Я буду счастлива иметь компаньонку. Я очень хорошо знаю сво„ дело, и за моими шляпами дамы обычно гоняются. Но в бухгалтерии, в счетах – я ничего не понимаю; меня пугает эта сторона дела. Я чувствовала бы себя куда лучше, если бы вы наняли меня, а дело было бы вашим, – быстро сказала она.

– Это, я думаю, совсем не входит в планы ваших друзей, – ответил ей Строганов. – Как я понял, вам нужно иметь возможность жить независимо и вырастить детей. Будьте только смелы. В счетах и финансовых делах моя дочь тоже ничего не понимает, но она хорошо образованна, трудолюбива. А я буду первое время руководить вами обеими в ваших финансовых операциях. Вс„ по плечу человеку, если он не боится, не плачет, а приступает к делу легко и смело. Я не раз замечал, что выигрывали в делах не те, кто имел много денег, но кто легко начинал.

Дело было решено. Назавтра Жанна, И. и Строганов должны были встретиться в 11 часов утра в будущей квартире Жанны.

Я с мольбой взглянул на И., не решаясь просить разрешения идти вместе с ними. Но он, предупреждая мою просьбу, сказал Строганову, что я был очень болен, что идти пешком или трястись в коляске мне нельзя. Нет ли возможности добраться туда по воде? Строганов сказал, что можно доплыть в шлюпке до старой сторожевой башни, а там останется лишь пересечь два квартала и выйти прямо к дому.

– Так мы и сделаем, – сказал капитан, глядя на Жанну, – если вся компания нас приглашает.

Жанна рассмеялась и сказала, что она-то будет счастлива; но захочет ли сам Л„вушка? Всем было смешно, так как моя очевидная жажда видеть вс„ самому ясно читалась на лице.

Строганов допил свой чай и простился, доброжелательно улыбаясь. Проводить его вызвался старший турок, которого тоже ждали дома дела.

После их ухода И. передал Жанне две толстые пачки денег, сказав ей, что они предназначены детям. И если она сейчас истратит что-то на устройство дела, то должна будет пополнить капитал, когда дело станет приносить прибыль, так как эти деньги должны пойти на образование е„ детей.

– Может быть, мне следовало бы только поблагодарить вас и ваших друзей, господин старший доктор. Но я никак не могу понять, неужели для меня в жизни остались только дети? Неужели я сама совсем ничего не стою? Ведь за вс„ время на пароходе никто не сказал мне лично ласкового слова, а все заботы только о детях? – сказала Жанна И. – Я очень предана детям, хочу и буду работать для них. Но неужели для меня вс„ кончено только лишь потому, что я потеряла мужа? Меня просто возмущает такая тираническая установка.

В голосе е„ появились истерические нотки, и я вспомнил, как капитан утверждал, что Жанна – на грани психического заболевания.

– Когда-нибудь, – ответил ей И., – вы, вероятно, сами пойм„те, как ужасно то, что вы говорите сейчас. Вы очень больны, очень несчастны и не можете оценить всей трагедии такого умонастроения. Вс„, что все мы могли для вас сделать, – мы сделали. Но никто не в состоянии поселить в вашем сердце мир. А это-то первое условие, при котором труд ваш будет удачным. Вы видите в нас счастливых и уравновешенных людей. И вам кажется, что мы именно таковы. На самом же деле вы и представить себе не можете, дорогая Жанна, сколько трагедий пережито или переживается и сейчас некоторыми из нас. Я ни о ч„м не прошу вас сейчас; только не отдавайтесь всецело горю этой минуты и не считайте, что если мы уедем, – для вас не будет больше утешения. Вы найд„те его в успешной работе. Не думайте пока о любви как о единственной возможности восстановить сво„ равновесие. Поверьте моему опыту, что жизнь без труда – самая несчастная жизнь. А когда есть труд – всякая жизнь уже больше чем наполовину – счастливая.

Жанна не ответила ни слова; но я понимал, что в е„ душе первое место занимали мужчина и любовь, потом дети, а труд поневоле являлся только необходимым приложением.

Ибрагим обещал Жанне привести няню-турчанку, старушку, прожившую в их доме много лет.

Таким образом, на Жанну, как из мешка доброй феи, сыпались подарки.

И. положил конец нашему не особенно вес„лому чаепитию, предложив всем разойтись, потому что я устал и бледен.

Жанна, прощаясь со мной, сказала, что решится снять дом только в том случае, если я ей это посоветую. Я только и успел сказать, что сам следую советам И. и для не„ гораздо важнее не мо„, а каждое его слово.

Капитан с молодым турком ушли в ресторан, мы с И. категорически отказались от еды и, наконец, остались одни.

Мы вышли на балкон. Была уже т„мная ночь, показавшаяся мне феерической; такого дивного неба и необычайных зв„зд я ещ„ не видел. Освещ„нный огнями, чудной и чудный город показался мне теперь панорамой из сказки.

– Я сегодня почти ничего не узнал нового к тому, что уже говорил тебе. Но зато получил письмо от Али, в котором тот просит нас остаться в Константинополе до тех пор, пока сюда не приедет Ананда. И тогда, все вместе, мы двинемся в Индию, в имение Али. Флорентиец сообщил телеграммой, что твой брат и Наль в Лондоне. Но думаю, они вс„ же вынуждены будут уехать в Нью-Йорк, куда их проводит сам Флорентиец, – сказал И.

– Неужели я поеду с вами в Индию, а брат мой в Америку, даже не повидавшись перед разлукой? – печально спросил я.

– Что было бы, если бы ты, Л„вушка, увидел сейчас брата? Мог бы ты, после первой радости свиданья, задать ему все те вопросы, которые поднялись и живут в твоей душе и на которые ты хотел бы получить полные, исчерпывающие ответы? Ведь ты прожил много времени рядом с братом, а только теперь понял, что ваши духовные миры вращаются вокруг разных осей. Пойми, не в физическом свидании дело, а в том, чтобы ты понимал его без вопросов и слов. Чтобы тебе осмыслить книги брата, – надо прежде всего много учиться. У Али старшего ты найд„шь прекрасную библиотеку, а в Али молодом обрет„шь друга и помощника, и сотрудника тоже. Сейчас ещ„ не поздно выбирать. Если ты хочешь ехать к брату, – Флорентиец возьм„т тебя с собой и Ананда доставит тебя к нему. Если же ты, уже зная по опыту, как трудно жить рядом с людьми, превосходящими тебя знаниями, к которым ты сам не можешь найти ключа, – пожелаешь остаться со мной и Али, – ты можешь сделаться со временем настоящим помощником и Флорентийцу, и брату, которому не однажды ещ„ понадобится твоя помощь. Да, ты свободен выбирать себе путь. Но почему-то мне кажется, что твоя интуиция и твой талант сами говорят тебе о том, что совершенно невозможно бросить начатое. Пока мы жив„м здесь и записываемся всюду под твоим именем, те, кто гонится за братом, непременно приедут сюда, как только им дадут знать, что мы здесь. И пока мы будем их мишенью, брат твой успеет увезти Наль в Америку. Не скрою от тебя своего беспокойства. Бешеный удар турка, если и не уложил тебя на месте, то растревожил весь твой организм. Тебе предстоит радостным усилием воли приводить себя в равновесие. Всякий раз, когда ты начинаешь горячиться и раздражаться, – думай о Флорентийце, вспоминай о его полнейшем самообладании, благодаря которому ты не раз бывал спас„н в дороге. Подумай ещ„ и о Жанне, ведь тебе понятно, что она вед„т себя неверно. И чем больше и глубже ты вникнешь в свои обстоятельства, тем легче пойм„шь, при каких условиях ты будешь особенно полезен и нужен брату и Флорентийцу. Таким, которому вс„ происходящее кажется загадочным, или овладевшим знанием и понявшим, что в природе нет тайн, а есть только та или иная ступень познания.

Мы разошлись по своим комнатам, но заснуть я не мог. Я так понимал теперь Жанну в е„ порывах к личному счастью.

Вс„ мо„ счастье заключалось теперь в свидании с братом и Флорентийцем. Мне казалось, что я ничего другого не хочу. Пусть я ни на что другое не годен, я согласен быть им слугою, чистить их башмаки и платье, только бы видеть их дорогие лица, слышать их голоса и не внимать стонам собственного сердца. Я готов был горько заплакать, как вдруг мне вспомнилось, что сказал Строганов: «Я часто видел, как побеждали те, кто начинал свой путь легко».

Даже в жар меня бросило. Я опять пров„л параллель между собою и Жанной; и снова увидел, что целая группа лиц помогает мне, как и ей, а я так же слепо уп„рся в жажду личного счастья.

Я постарался забыть о себе, устремился всеми помыслами к Флорентийцу, и снова знакомый облик вдруг возник рядом, и я услышал дорогой голос: «Мужайся. Не всегда да„тся человеку так много, как дано тебе сейчас. Не упусти возможности учиться; зов к знанию бывает однажды в жизни и не повторяется. Умей любить людей по-настоящему; Такая любовь не знает ни разлуки, ни времени. Охраняй бесстрашно, правдиво и радостно сво„ место подле И. И помни всегда: радость – сила непобедимая».

Необычная тишина воцарилась во мне. Легко и просто, словно на меня снизошло озарение, я понял, как мне жить дальше, и заснул безмятежным сном, совершенно счастливый.

Проснулся я утром, когда И. будил меня, говоря, что верзила с капитаном ждут меня внизу, чтобы плыть морем к месту общего свидания, и что завтракать я буду в лодке.

Я быстро оделся и не успел даже набросить пальто, как появился верзила, заявляя, что «не по-моряцки долго одеваюсь». Он не дал мне взять пальто, сказав, что в лодке есть плащ и плед, но и без них тепло.

Он в„л меня какими-то дворами, и мы, даже идя очень медленно, скоро очутились у моря, где я благополучно сел в лодку.

 

ГЛАВА 17 НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ ЖАННЫИ КНЯЗЯ Море было тихо. Погода для Константинополя стояла необычайно прохладная, что капитан объяснял влиянием бури. Он рассказал, что множество мелких и крупных судов разбито, а пропавших лодок и рыбаков до сих пор сосчитать не могут.

– Да, Л„вушка, героическими усилиями моей команды и беззаветной храбростью – твоей и твоего брата – много счастливцев спаслось на мо„м пароходе. И мы с тобой можем сегодня наслаждаться этой феерической панорамой, – сказал капитан, показывая рукой на сказочно красивый город. – А сколько людей сюда так и не добралось. Вот и угадай свою судьбу за час впер„д, и скажи когда-нибудь, что ты счастлив, думая о завтрашнем дне. Выходит, я прав, когда говорю, что жив„м мы один раз, и жить надо только мгновеньем и ловить его, это драгоценное летящее мгновенье счастья.

– Да, – ответил я. – Я тоже прежде думал, что надо искать повсюду только сво„ личное счастье. Но с тех пор, как я ближе узнал моих новых друзей, – я понял, что счастье жить – не в личном счастье, а в том полном самообладании, когда человек сам может приносить людям радость и мир. Так же как и вы, И. говорит о ценности сиюминутного, вот этого самого летящего мгновенья. Но он видит в этом уменье обнять сразу весь мир, окружающих, трудиться для них и с ними, сознавая себя единицей Вселенной. Я ещ„ мало и плохо понимаю его. Но во мне уже зазвучали новые ноты; сердце мо„ широко открылось для любви. Я точно окончил какой-то особенный университет, благодаря которому понимаю теперь каждый новый день как ряд моих духовных университетов. Я перестал думать о том, что жд„т меня в жизни вообще. А раньше вс„ жил мыслями о том, что будет со мною через десять лет.

– Да, мои университеты много хуже твоих, Л„вушка, – ответил капитан. – Я вот живу дн„м завтрашним или уже прошедшим, так как мо„ настоящее не удовлетворяет и не пленяет меня. Сейчас я усиленно думаю о Гурзуфе и мечтаю встретить Лизу. Настоящее я как-то и не научился достаточно ценить.

Пользуясь тем, что матросы не понимали французского, мы продолжали так беседовать, изредка прерываясь, чтобы полюбоваться красотой отдельных зданий, куполами мечетей и дворцов, которые называл капитан, отлично знавший город.

Наше довольно долгое путешествие уже подходило к концу, когда мои мысли вернулись к Жанне.

– Ваш глубокий поклон великому страданию Жанны не выходит у меня из головы, – сказал я.

– Бедная женщина, девочка-мать! Так много вопросов предстоит ей решить за своих малюток. Как важно – начать воспитывать человека с самого детства. А что может Жанна? Ведь она ничего не знает, не сумеет прочитать до конца ни одной книжки о воспитании и ничего в ней не пойм„т, – задумчиво сказал капитан.

– И мы с вами не много пойм„м, если писавший стоит на ступени своего творчества гораздо выше нас. Вс„ зависит от тех вибраций сердца и мысли, которыми жив„т сам человек. Понять можно только что-нибудь тебе созвучное. И такой, общий для всех язык, единящий бедуина и европейца, негра и англичанина, святую и разбойника, – есть. Это язык любви и красоты. Любить может Жанна своих детей; любить не животной любовью, как свою плоть и кровь, но гордясь их достоинствами или страдая от их пороков, – заступился я за Жанну.

– Но она может сейчас любить их, как свой долг, как свой урок жизни. И пока она пойм„т, что е„ жизнь – это е„ обстоятельства, неизбежные, единственные, посланные во вс„м мире ей одной, а не комуто другому, – пройд„т много времени. Вот тогда в е„ жизни не будет места ни ропоту, ни слезам, а только радостный труд и благословение, – отвечал мне капитан.

Я уставился на него, забыв обо вс„м на свете. Лицо его было нежно и доброта лилась из глаз. Чарующая волна нежности прошла из моего сердца к нему.

– Как нужно вам встретиться с Флорентийцем, – пробормотал я. – Или, по крайней мере, поговорить очень серь„зно с И. Я ничего не знаю, но – простите, простите меня, мальчишку рядом с вами, с вашими достоинствами и опытом, – однако мне кажется, что и у вас в голове и сердце такая же каша, как у меня.

Капитан весело рассмеялся.

– Браво, брависсимо, Л„вушка! Если у тебя каша, то у меня форменная размазня, даже кисель. Я сам ищу случая поговорить с твоим загадочным И., да мне вс„ не уда„тся. Вот мы и добрались, – добавил он, отдав матросам приказание править к берегу и пристать к концу мола.

Мы вышли из лодки и в сопровождении верзилы стали подыматься в город. Вскоре мы были уже на месте и ещ„ издали увидели, как вся наша компания вошла в дом.

Мы нагнали своих друзей в передней. Ко всеобщему удивлению, квартира оказалась хорошо меблированной. Из передней, светлой, с большим окном, обставленной на манер при„мной, дверь вела в большую комнату, нечто вроде гостиной в турецком стиле.

Строганов объяснял Жанне, как он мыслит устроить прилавок и стеклянные шкафы для готовых шляп, перьев, цветов и лент, чтобы покупательницы сразу могли оценить талант и тонкий вкус Жанны и выбрать понравившиеся им вещи.

Далее находилось помещение для мастерской, где стояло два длинных стола и откуда дверь вела в сени ч„рного хода.

Дети вцепились в меня сразу же, но И. запретил их поднимать. Они надулись и утешились только тогда, когда верзила посадил обоих на свои гигантские плечи и вынес в сад, где был устроен небольшой фонтан и стояло несколько больших глиняных сосудов с длинными, узкими горлами.

Осмотрев нижние помещения, мы снова вышли в переднюю и по железной винтовой лестнице поднялись на второй этаж.

Здесь были три небольшие комнаты, одна из них была обставлена как столовая; в другой стояли две новенькие детские кроватки и диван; в третьей

– великолепное зеркало в светлой раме, широкий турецкий диван и несколько кресел.

У Жанны побежали слезы по щекам. Она снова протянула обе руки Строганову и тихо сказала:

– Вы вчера преподали мне огромный урок, говоря, что побеждает тот, кто начинает сво„ дело легко. Сегодня же вы показали мне на деле, как вы добры; как просто вы сделали вс„, чтобы помочь мне легко начать мо„ дело. Я никогда не забуду вашей доброты и постараюсь отплатить вам всем, чем только смогу. Вы навсегда сделали меня преданной слугой за одни эти детские прелестные кроватки, о которых я и мечтать не смела.

– Это пустяки, мадам; я уже давно хотел обставить этот домик, так как говорил вам, что я здесь родился и ценю его по воспоминаниям и тем урокам жизни, что я получил здесь. Я очень рад случаю обставить его для женщины, которая трудится, и е„ детей. А вот и дочь моя, – продолжал Строганов, двигаясь навстречу поднимавшейся по лестнице женской фигуре.

Перед нами стояла высокая женщина, закутанная в ч„рный ш„лковый плащ со спущенным на лицо ч„рным покрывалом.

– Ну вот – это моя дочь Анна, – сказал он, обращаясь к Жанне. – Вы – Жанна, она – Анна, хорошо было бы, если бы вы подружились и «благодать» царила бы в вашей мастерской, – продолжал он, смеясь. – Ведь Анна значит по-гречески – благодать. Она очень покладистого и доброго характера, моя любимая благодать.

Анна откинула с лица сво„ ч„рное покрывало, и… мы с капитаном так и замерли от удивления и восторга.

Бледное, овальное лицо с огромными ч„рными глазами, ч„рные косы, лежавшие по плечам и спускавшиеся ниже талии, чудесный улыбающийся рот и белые, как фарфор, зубы. Протягивая Жанне свою изящную руку, Анна сказала низким приятным и мягким голосом:

– Мой отец очень хочет, чтобы я научилась трудиться не только головой, но и руками. Я несколько лет сопротивлялась его воле. Но на этот раз, узнав, что моей учительницей будет женщина с детьми, перенесшая страшное горе, я радостно и легко согласилась, даже сама не знаю почему. Не могу сказать, чтобы меня пленяли шляпы и дамы, – продолжала Анна, смеясь, – но что-то интуитивно говорит мне, что здесь я буду полезна.

Е„ французская речь была чиста и правильна. Она сбросила глухой плащ и оказалась в простом, но элегантном белом ш„лковом платье и ч„рных лакированных туфельках, необыкновенно маленьких для е„ большого роста.

Не знаю, длинными ли косами, крошечными ли туфельками, стройностью ли фигуры или какой-то особенной элегантностью манер, но чем-то Анна напомнила мне Наль. Я не удержался и прошептал: «Наль, Наль».

– Что такое? Что ты говоришь? – тихо спросил меня капитан. И. взял меня под руку и спросил тоже:

– Л„вушка, что ты шепчешь? Это не Наль, а Анна. Приди в себя и не осрамись, когда нас будут ей представлять. Руки не целуй и жди, пока она сама не протянет тебе руку. А то, пожалуй, ты ещ„ задрожишь, как при встрече с Хавой, – улыбнулся он мне.

– Шехерезада! Вся моя жизнь теперь не иначе как сказка. Можно отдать полжизни, чтобы быть любимым одну ночь такой женщиной, – восхищ„нно произн„с капитан.

Отец знакомил Анну со всеми по очереди, она внимательно смотрела каждому в глаза, подавая руку с л„гкой улыбкой, но истинное внимание е„ привлекли дети, въехавшие верхом на верзиле. Анна подошла к детям, протягивая им руки. Малютки смотрели на не„ во все глаза; девочка потрогала е„ косы и спросила:

– Почему ты, т„тя, такая ч„рная? Тебя покрасили сажей?

– Нет, – засмеялась Анна. – Это отец наградил меня таким цветом волос. Но скоро я буду седая, и ты перестанешь бояться моих кос.

Наконец очередь дошла и до нас.

Первым был представлен капитан. Он низко поклонился и пожал протянутую ему руку, глядя прямо в лицо Анне, которая на сей раз опустила глаза; на щеках е„ разлился л„гкий румянец, и мне показалось, что на н„м мелькнуло выражение досады.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: