– Я плачу, потому что только теперь и увидела, что наделала. Узнав вас, я до конца поняла, что никогда никого не любила. И не была верна никому и ничему до конца и даже не была по-настоящему добра, хотя жила, как полагала, только для того, чтобы делать добро. Когда теперь смотрю на вас, то понимаю, о ч„м мне говорил Ананда, утверждая, что я живу умом и вс„ ищу логические кольца, которыми стараюсь окружить людей как кольцами моей любви. И что хочу, чтобы все ясно видели, как я усердна в этом.
Передо мной была раскрыта светлая дорога. Мой руководитель, дорогой Ананда, развив во мне понимание вечных законов жизни, предоставил мне полную свободу формироваться не по его указаниям, но радостью того знания, которое он мне открыл. А я-то решила, что он мало занимается мною, предпочитая мне других. Я сердилась, ревновала, внесла ураган личного бунта в свои отношения с ним и с теми, кто ш„л за ним. Только теперь, встретив вас и узнав вашу жизнь, я поняла, что такое истинная доброта.
– Нет, вы не правы, Дория. Просто я возвращаю часть долга своему отцу. Вот тот, кого вы зов„те Флорентийцем, – тот действительно сама любовь и доброта. Это недосягаемый идеал, к которому и приблизиться-то невозможно.
– Вот видите, для вас ваш Учитель – не от мира сего. А я вс„ требовала от Ананды равенства, не понимая, не ценя всего, что он для меня делал. Однажды я стала просить Ананду доверить мне одно из тех трудных дел, куда он посылал других. Он доказывал, что я ещ„ не готова. Что мои утверждения от ума: «Я люблю», «Я верю», «Я не лгу», «Я иду без костылей и предрассудков» – и есть самые живучие мои предрассудки. Что надо ждать, пока радостью истинной любви упад„т эта рассудочная цепь – и тогда я буду готова к урокам и поручениям. Иначе выйдет двойное горе и для меня, и для тех, с кем буду иметь дело. И, улыбаясь своей чарующей улыбкой, Ананда добавил: «Мне же придется принять весь неудачный опыт вашей жизни на себя, а вам, бедное дитя, проходить вс„ сначала. Поймите, в вас горят желания, которые выше ваших возможностей, а победить их человек может, если занят трудом ниже его духовных сил. Там, где труд равен его духовным силам, – человек побеждает любовью и миром. В вас их нет, вы вспыхнете и… погаснете, если возьм„тесь за дело раньше, чем созреет ваше самообладание и установится гармония».
Я настаивала, добивалась, – и беспредельно добрый Ананда, дав двух помощников, не стал мешать мне действовать. Вероятно, вы сразу же представили, как сумбурно шла моя работа, как я была требовательна. Я тогда много думала о том, как я «устаю», и мало думала, что не умею дать ни отдыха, ни помощи тем людям, с которыми встречалась. Они не продвигались впер„д, уставали от меня, а я этого не понимала. Финал взятого мною на себя дела был печальный. По требованию Тех, Кто стоял выше, Ананда отозвал меня. И Флорентиец, бесконечно милосердный, взял меня к себе, разделив удар с Анандой.
Я слышала, он говорил Ананде: «Ты вс„ стараешься, чтобы люди шли совершенно свободно, так, как ш„л ты сам и И. Таких чудес для всех не бывает. Не ставь, от своей беспредельной доброты и смирения, слабых людей перед соблазном свободного выбора, не суди о них по своей колоссальной духовной силе. Лучше давай им созревать в рамках строгого послушания. Так им легче прийти к самообладанию».
Не знаю, было ли бы мне легче. Знаю только, что пришла благодарить вас за встречу, увидев в вас ум, талант и благородство в полном сочетании с добротой. Радость быть подле вас заставляет меня мужаться. Какое счастье для меня быть вам сейчас полезной, Алиса! Но я знаю, что вы не нуждаетесь в поддержке так, как в ней нуждаюсь я. С тех пор как я увидела, что каждую минуту вы кому-нибудь нужны, что все идут к вам со своими маленькими и большими делами, – мне захотелось стать вам верной слугой, такой, как старый Артур вашему отцу.
– Дория, голубушку, вы меня просто уморите. Я не выдержу и вовсю расхохочусь, да, пожалуй, весь дом перебужу. Для нас с Наль вы лучшая подруга и наставница, а е„ первенцу – чудесная т„тушка. Довольно вам быть смиренной слугой. Лучше, вернее, честнее и скромнее вас выдумать нельзя. Пока вы не выйдете замуж…
– Нет, Алиса, я дала обет безбрачия, и эта сторона жизни для меня не существует уже.
– Быть может, это очень эгоистично с моей стороны, Дория, но тогда уже ничто не разлучит нас с вами, и у каждого из моих детей будет по две матери, чему я уже сейчас не могу не радоваться.
Девушки расстались не скоро. Дория рассказывала Алисе об Ананде, о его голосе, красоте, о том, как по„т его виолончель.
– Представляю, что бы это было, если бы вы играли и пели вместе. Когда он по„т, – точно мечом рассекает ваше сердце и из него выпадает вс„ мелкое. Что-то не от земли, как в голосе Флорентийца, есть в пении Ананды… И вот, Алиса, я была подле такого человека. И искала пятна на одеждах людей, вместо того чтобы нести им радость. Я жила подле Ананды, у моря, среди неописуемой красоты. И не наслаждалась его обществом, а переживала, что он недостаточно ко мне внимателен.
– Вс„ это в прошлом, моя дорогая, – обнимая плачущую Дорию, говорила Алиса. – Теперь вы знаете свои силы. А подле лорда Бенедикта обрели новую, столь необходимую вам энергию и, конечно же, рано или поздно снова встретитесь с Анандой.
– Вы думаете, Алиса, это возможно? – Не представляю, чтобы это было иначе, Дория. Ведь Ананда, Флорентиец и, вероятно, другие им подобные, о ком я не знаю, живут лишь для того, чтобы помогать людям, всем без исключения. Как же могут они, видя ваши усилия, оставить вас без помощи? Нельзя быть наполовину преданной, потому что это уже не преданность сердца, а всего лишь компромисс. Но сейчас вы уже не сможете любить наполовину. Вы даже меня и Наль принимаете целиком, со всеми нашими качествами. Я уверена, что для вас наступает новая жизнь, в которой вы убережете многих от страданий и ошибок, так как сами прошли через бездну горя.
Девушки вышли на балкон, где, к их удивлению, уже сияло утро.
– Что же я снова надела/та! Для вас, Алиса, каждая капля сил важна, а я отняла у вас ночь.
– И потому потрудитесь немедленно сварить мне и Алисе шоколаду и принесите его сюда, под дуб, – раздался голос Флорентийца, сидевшего на скамье против балкона Алисы. – А ты, Алиса, сходи сюда, ложиться спать уже поздно.
Сконфуженные девушки разошлись, и через минуту Алиса была подле Флорентийца.
– Дитя мо„, дни бегут так быстро, скоро и теплу конец. Не сегоднязавтра отец твой покинет нас. Мужайся, дочь моя, – необычайно ласково говорил Флорентиец. – Помни, как мы говорили с тобой не раз, что иметь какое-то понимание и не уметь воплотить его в жизни, – значит не иметь истинного понимания. Вот и ещ„ одна страдающая душа открыла тебе свои раны. И ты снова убедилась, что у каждого своя Голгофа.
– Лорд Бенедикт, благословен тот день, когда я встретила вас. Как и мой отец, могу сказать: жизнь стала иною, стала сказкой и радостью после встречи с вами. Я буду стараться быть достойной того, кто говорит мне: «Дочь моя», и заменяет уходящего отца. Не осудите слабую дочь свою, если глаза е„ вс„ же прольют слезу. То будет слеза благоговения и принятия жизни именно такою, какой она мне да„тся. Дория подала шоколад, не поднимая сконфуженных глаз. – Сядь, Дория, с нами. Почему же себе не принесла шоколаду? Или ещ„ не чувствуешь, что твой урок слуги окончен? Благодарю тебя за усердие, за ласку и доброту, с которыми ты его несла. Спасибо тебе, друг Дория. Вскоре после смерти и похорон пастора мы все уедем в Америку. Планы у меня были несколько иные, но за короткое время они меняются уже второй раз. Что ж, мы должны гибко приспосабливаться к зову жизни, внимательно вслушиваясь в него. Ты, дорогая моя дочь Дория, осознала свои ошибки и главнейшую из них: требовательность к людям. Ты поняла сво„ место во вселенной, смирение помогло тебе окончить свой урок и скорее, и легче, теперь ты будешь для нас общим другом, дочерью моею, членом нашей семьи. Не раздумывай, как, каким пут„м добер„шься ты снова до Ананды. Делай каждое дело текущего дня до конца. Делай вс„ любя, как делаешь сейчас. И сама жизнь свяжет тебе новые нити, о которых ты и не догадываешься сейчас.
Флорентиец обнял Дорию, посадил между собой и Алисой, от„р сл„зы своим свежим платком и пододвинул ей свою чашку шоколада.
– Пей, дружок, – сказал он, поглаживая е„ по голове, как реб„нка. Дория приникла к нему, к ней прильнула Алиса, радуясь счастью подруги ещ„ больше, чем могла бы радоваться за себя.
– Я вс„ могла бы вынести спокойно и без сл„з, – почти ш„потом сказала Дория. – Но вы оказали мне: «Спасибо», – и это вконец лишило меня самообладания. Ваше милосердие уже однажды спасло меня. Теперь я вижу, что ему предела нет. Одно это слово обрубило канаты личных моих желаний навеки. Точно выстроило мост любви из моего сердца навстречу каждому человеку. Я больше не смогу думать о себе. Но только о тех, кого пошлет мне жизнь, чтобы утешить и обласкать.
– Хорошо, дитя. Пей же свой шоколад, а потом помоги Артуру. Смени его при больном. Ты, Алиса, прими эти капли и пойди спать. Дория разбудит тебя через три часа, и тогда ты сменишь е„ у постели отца.
Через несколько минут Дория вошла в комнату пастора. Больной тихо спал после тревожной ночи. Артур сидел в кресле, подперев голову руками. Теперь, когда его никто не видел, старый слуга предавался своему отчаянию. Скорбные глаза его были полны сл„з. Бледное лицо осунулось. Он был строг и печален. Обычной ласковой улыбки, с которой он говорил с пастором и Алисой, не выдавая своего горя, не было и в помине. Увидев Дорию, Артур встал, смахнул слезу. Он хотел пододвинуть ей кресло, но Дория, приложив палец к губам, указала ему на балконную дверь и тихо вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась, неся завтрак на подносе, который поставила на балконе, и жестом вызвала Артура из комнаты. Она усадила его и заставила кушать.
– Леди, я не могу есть. Я совсем потерял не только аппетит, но и смысл жизни.
– Я уж много раз вам говорила, чтобы вы не называли меня так, я такая же слуга, как вы.
– Быть может, леди Дория, вы и находитесь сейчас в положении слуги. Но поступаете, как истинная леди, и манеры ваши – манеры леди. Мой дорогой пастор всю жизнь учил меня, что надо всматриваться в сердце человека и уметь уважать его за страдания его и доброту, а не положение в свете. Вы всем улыбаетесь, леди Дория, как и моя дорогая барышня, леди Алиса. Только она всегда кроткая была, и милосердие ей дали ангелы ещ„ в колыбели. А вы, леди Дория, вы горды, и вам, чтобы стать милосердной, семь злых фей надо было победить. Вы простите меня за такие речи. Вообще-то я не посмел бы так разговаривать с вами, но перед лицом наступающей смерти самого дорогого для меня, – вс„ мне кажется несущественным, кроме одной только любви к человеку. Сейчас конец не только жизни пастора, но и мой. У меня больше нет ничего, для чего я желал бы жить. – А разве Алиса и е„ жизнь вам безразличны, Артур?
– Нет, конечно, мисс Алиса любима и уважаема мною очень глубоко. И не только за любовь к отцу, но и за душу е„, чистую и честную. Но у не„ будет своя жизнь, и может случиться так, что мне там места не будет. Даже сейчас она настолько сильна, что и утешения моего ей не надо.
– Вы очень ошибаетесь, Артур. Вы не только теперь ей нужны, но будете чрезвычайно нужны и впредь. Просто вы не можете сейчас понять, где и в ч„м Алиса находит силы быть ровной и сдержанной, отчего е„ сердце не рвется от боли, как ваше. А она знает, что если сегодня пастор закроет глаза, – это не значит, что связь ваша с ним разорвалась.
Не надо горевать, Артур, радостно проводите друга, потому что иначе ему будет трудно собрать в свой последний час мужество. Я знаю, что он оставит вам заветное письмо, из которого вы пойм„те, что будете счастливы и после его ухода. Бодритесь, верьте и ждите без сомнений. Лорд Бенедикт велел вам скушать эти две конфеты и идти спать. Я посижу здесь и разбужу Алису, когда вы оба отдохн„те.
Артур, неотрывно глядевший в лицо Дории, молча проглотил конфеты, поцеловал протянутую ею руку и, захватив поднос с недоеденным завтраком, молча вышел.
Дория села у кровати и посмотрела на бледное, преждевременно состарившееся и прорезанное глубокими морщинами лицо пастора. Лицо, носившее следы огромного утомления и страдания. Дория вспомнила, как Артур и Алиса рассказывали ей, что пастор был очень красив и строен. Что он, смеясь, сжигал письма от женщин, приходившие к нему с каждой почтой. И теперь лицо его ещ„ было красиво, а когда пастора посещало вдохновение, оно становилось прекрасным. Но лицо это уже говорило всему земному: «Прощай». Дория размышляла о жизни пастора, о его желаниях, борьбе, неудачах и слезах. Как мало было у него личного счастья! И вс„ же он всюду вносил с собой мир, всем дышалось легче в его присутствии.
Пастор проснулся и улыбнулся Дории.
– Как странно, я ведь не знал, что вы здесь. Я видел вас во сне, и мне снилось, что я читаю ваши мысли. Вы думали сначала о моей жизни, а потом о людях вообще, о том, что они никогда не готовы к смерти. Было ли это на самом деле? Вы именно об этом думали?
– Да, сэр Уодсворд, я об этом думала, и меня удивляет, что вы отгадали мои мысли.
– О нет, Дория. Я плохой отгадчик. Я просто читал слова, словно бы окружавшие вашу голову. Но как я долго спал. А где моя Алиса? Мне не хотелось бы расставаться с ней сегодня.
Раздался стук в дверь, и вош„л лорд Бенедикт. Он отпустил Дорию, сам дал пастору лекарство и сел подле его постели.
– Вы просили меня, дорогой друг, помочь вам утешить Артура. Я приш„л исполнить эту просьбу. Вот вам бумага и конверт, вот вам доска, чтобы вы могли писать ему это последнее письмо л„жа. Я счастлив, что могу выполнить не только вашу просьбу, но и сообщить вам огромную радость: ваша следующая жизнь снова пройд„т вместе с Артуром. Вы оба будете братьями, оба родитесь в семье Алисы. А Артур обрет„т двойное счастье, так как он будет жить до тех пор, пока вы снова не прид„те на землю. Его руки примут ваше новое тело, он довед„т вас до семилетнего возраста, а затем уйд„т, чтобы стать вашим самым младшим братом, которому вы, в, свою очередь, верн„те все его заботы в нынешнем воплощении. Напишите ему об этом, а я и Дория объясним, чего он не сможет понять.
Пастор, уже наполовину отошедший от земли, писал свой последний завет Артуру с большим трудом. Флорентиец помогал ему. Часто он поддерживал его руку, давал подкрепляющие капли, – и вс„ же пастор так устал к концу, что на его лбу выступили капли холодного пота. В этом же письме он извещал Артура, что оставляет ему денежный вклад, который также передаст ему лорд Бенедикт.
– Поистине, это мо„ последнее письмо, лорд Бенедикт. Я предчувствую, что и день этот – последний мой земной день. Мне хотелось бы провести его с Алисой и Артуром. Если бы я смел, прибавил бы: «И с вами».
– Я уже приш„л, мой друг, чтобы не отойти от вас до вашего последнего мгновения. А Алиса и Артур, они оба придут вскоре. Вы настолько уже отошли от физического плана, что стоит вам глубоко сосредоточиться на человеке, – и вы будете читать его мысли. А сосредоточившись на любви, которую вы зов„те Отцом, вы сможете безболезненно выйти из своей физической скорлупы, оставив этот мир, и оказаться на плане духовном – там, где привыкли жить и трудиться. Проститесь с Алисой и Артуром, благословите их, как будущих сына и мать. Проститесь с Сандрой и Мильдреем и… прочтите, кто из них станет Алисе мужем, и соедините руки будущих супругов, в семью которых вы прид„те старшим сыном.
Лорд Бенедикт подал пастору пилюлю и спустился вниз, велев разбудить Алису и Артура. Он отн„с письмо в свой кабинет, запер в секретный ящик письменного стола и вернулся. И Артур, и Алиса, казалось, сразу поняли, какая перемена совершается в пасторе. Пастор попросил приподнять его на подушках, взял руки Артура и тихо сказал ему:
– Ты никогда не был мне слугою. Ты был мне другом, братом, нянькой, матерью – ты заменил мне всех родных. Не тоскуй и не плачь, что я ухожу раньше. Подумай, как бы я жил без тебя. Ведь и прожил-то я на земле так долго только благодаря твоим заботам и вниманию подраставшей Алисы. Сейчас я не могу сказать тебе всего, что хотел бы. Но когда я умру, лорд Бенедикт отдаст тебе мо„ письмо. И ты окончательно пойм„шь, о ч„м я говорю тебе сейчас. Мой завет тебе: не плачь, будь добр, каким был всю жизнь, и жди меня подле Алисы. Перенеси на не„ всю твою любовь и жди меня в е„ доме.
Пастор вложил ручку Алисы в руку Артура, и их руки накрыл обеими руками лорд Бенедикт.
– Служи лорду Бенедикту, как служил мне. И навеки внеси его имя в сво„ сознание, врежь его в сво„ сердце.
В комнату вош„л Сандра. Как ни был он подготовлен Флорентийцем и сознательно ш„л сейчас проститься с пастором, его лицо перед„рнула судорога, когда он увидел, как сильно изменился умирающий. Сандра опустился на колени и закрыл лицо руками. Пастор положил ему на голову руку и сказал:
– Мы с вами часто говорили, мой друг, о ценностях земной жизни. И вы разделяли мо„ мнение, что вся красота человеческого существования в гармонии. Нет одиночества для тех, в ком сердце и мысль свободны от предрассудков. О ч„м плачете сейчас? Ведь если ничего от моих мыслей и любви в вас не осталось, то дружбе нашей конец и мы разлучены. Если же любовь моя раскрыла для вашего сознания путь к совершенству, – мы обязательно встретимся ещ„, потому что ваша живая деятельность непременно притянет мою энергию любви. Не забывайте, что самые важные встречи, – это встречи с детьми. Обращайте на них особое внимание, – мы не можем знать, кого встречаем в реб„нке. Идите, друг, мужайтесь. Не оставляйте дома лорда Бенедикта и бойтесь рыжих женщин. Они могут принести вам слишком много зла.
Лорд Бенедикт поднял Сандру, дов„л его до дверей и велел ему позвать лорда Мильдрея. Когда тот приш„л, Алиса стояла на коленях возле отца.
– Сюда, друг, скорее, я уже плохо вижу земное, – сказал пастор. – Я читаю в ваших мыслях, что вы желаете мне помнить землю как очаг любви, которая ль„тся ко мне из нескольких сердец. Вы стараетесь, всем напряжением сердца, поселить во мне мужество и мир. Спасибо. Я понял сейчас, как глубока и чиста ваша любовь ко мне и Алисе. Мне будет хорошо жить в той мирной семье, которую вы с ней создадите. Будьте благословенны. Отдаю вам дочь мою, как жену и мать вашим будущим детям. Не покидайте дома лорда Бенедикта и живите с Алисой так, как он вам укажет.
Пастор соединил руки Алисы и Мильдрея. И лорд Бенедикт накрыл и эти соедин„нные руки своими руками.
– Ещ„ раз будьте благословенны, идите по жизни радостные, любимые и любящие.
Пастор уронил голову, тело его дрогнуло, вытянулось, – он умер мгновенно. Лорд Мильдрей встал с колен, поднял Алису и посмотрел на Флорентийца, вс„ ещ„ державшего их руки в своих.
– Я принял волю умершего друга всю до конца, – сказал он. – Для меня есть один путь, лорд Бенедикт: следовать за вами. Когда вы определите час и место для нашего брака, – вы скажете об этом мне и моей будущей жене. Теперь я понял, почему вы дали мне браслет с зел„ным камнем. Если леди Алиса согласна с волей отца и с вашей, – вот он, я с ним не расставался ни минуты, – то пусть ваша рука наденет ей браслет.
Алиса протянула лорду Бенедикту свою руку, говоря: – С благоговением принимаю волю отца моего; ваш браслет поможет охранить жизнь моих будущих детей. Я постараюсь быть любящей женой и матерью, вы же не оставьте нас и будьте нам отцом.
Флорентиец надел ей на руку браслет, обнял е„ и Мильдрея и сказал:
– Отведите Алису к Наль, передайте обеих женщин Николаю и возвращайтесь сюда.
Все хлопоты, связанные с похоронами пастора, взял на себя Мильдрей. У Сандры так высоко поднялась температура, что пришлось выписать доктора. Наль и Николай не отходили от Алисы, Дория не покидала Артура, который напоминал автоматически передвигающуюся куклу.
Встречи Алисы с сестрой и матерью происходили в присутствии большого количества людей и всегда в обществе Наль и Николая. Пасторша попробовала было высокомерно заявить лорду Бенедикту, что требует, чтобы дочь е„ Алиса переехала в е„ дом, дом леди Катарины. Но под острым взглядом собеседника, напомнившего ей, что дом принадлежит леди Алисе Уодсворд, сразу остыла.
– Вам прочтут завещание завтра, в двенадцать часов дня, в доме Алисы и вручат копию. О совместной жизни с Алисой и думать нечего. Вы сами знаете, что третировали дочь и были безобразно к ней несправедливы. Я вс„ сделал, чтобы обеспечить вам безбедное существование. Но если вы пойд„те путями зла и низости, – ваша с Дженни жизнь будет ужасна. Подумайте об этом ещ„ раз, прежде чем начинать осуществлять те адские проекты, о которых теперь мечтаете. Ещ„ есть время. Ещ„ можете остановиться. Поищите в сво„м сердце истинную материнскую любовь, а не тот суррогат купли-продажи, который считаете любовью.
Так, у могилы пастора, завершился целый период в жизни многих людей.
ГЛАВА 7 БОЛЕЗНЬ АЛИСЫ. ПИСЬМО ФЛОРЕНТИЙЦА К ДЖЕННИ. НИКОЛАЙ Леди Катарина и Дженни, получив известие о смерти пастора, были поражены не фактом этой смерти, которой обе ждали, отлично зная, как серь„зна его болезнь. Но они не предполагали, что конец так близок.
Дженни сразу же потребовала немедленно вернуться в Лондон. Но леди Катарина стала отговаривать дочь под разными предлогами.
Казалось бы, теперь, навеки расставшись с человеком, вытащившим е„ из бедности, создавшим ей уют и обеспеченное существование, она могла бы ощутить хоть самую простую благодарность. Но слова пасторши источали яд. Зависть к его доброте, вызывавшей ответную любовь, теперь вырывалась желанием отомстить и поиздеваться над всем, что его касалось. Когда Дженни продолжала настаивать, пасторша сказала:
– Пойми же, если мы явимся сейчас, – на нас лягут все хлопоты. А приедем к похоронам, вс„ будет уже сделано. Алиса наслаждалась обществом папеньки в роскоши дома лорда Бенедикта, – пусть теперь и позаботится обо вс„м. Мы с тобой посвятим день хлопотам о траурных туалетах. Здесь это будет дешевле и скорее. Кстати, извещение сделано от лица Бенедикта, но подписано: Амедей Мильдрей. Не могу понять. Секретар„м он быть не может, Мильдрей остался только один в роду. И теперь он самый богатый и знатный жених в Лондоне. Что ему делать в деревне? Уж не графиня ли магнит?
Обменявшись ещ„ несколькими замечаниями такого же рода, обе дамы вышли в город. На следующее утро, облаченные, как полагается, в траур, мать и дочь с первым дилижансом выехали в Лондон, известив поклонников и новых знакомых о скорбном семейном событии, сломавшем им приятную жизнь у моря.
Как и рассчитывала пасторша, они подоспели к выносу гроба и бесконечным речам. Морс бедняков, из которых многие горько оплакивали потерю своего друга и всегдашнего заступника, сопровождало пастора на его последнем земном пути. Любовь простонародья к пастору не была неожиданностью для Дженни и леди Катарины, но только теперь они поняли, как велика эта любовь. А когда стали выступать с речами разные уч„ные и благотворительные общества, когда богадельни и детские приюты стали называть суммы, которыми ссужал их пастор, с леди Катариной чуть не сделался удар. Она не могла простить, что пастор, скромно содержавший семью, занимался благотворительностью точно миллиардер.
Среди венков выделялись серебряный венок Артура, на который старый слуга потратил большую часть своих сбережений, а также венки от Алисы и семьи лорда Бенедикта, с одинаковой надписью: «До скорого свидания». Дженни была удивлена. Если Артур и собирался вскоре последовать за пастором, то цветущим представителям семьи лорда Бенедикта и Алисе был ли смысл писать: «До свидания», да ещ„ до скорого?
Дженни не могла оторвать глаз от сестры, которая очень изменилась за лето. Она точно выросла, покрупнела и не производила больше впечатления заморенной девочки-подростка. Стоя рядом с Наль, она не уступала ей ни ростом, ни стройностью, ни… красотой. Так должно было бы сказать сердце Дженни, будь оно справедливым.
Ни разу Дженни не сосредоточилась на отце, на прощании с ним, при котором она присутствует. Она смотрела на сестру, поражалась е„ виду, и в ней росла зависть. Возвратившись домой без Алисы, утолив аппетит и не имея возможности куда-либо пойти в первый же день траура, мать и дочь принялись обсуждать проекты их будущей жизни. Они решили, прежде всего, перебраться в другие комнаты. Если бы половина пастора и Алисы была открыта! Но глупый Артур не только запер коридор на двойной замок, но ещ„ и наложил железные болты, тоже запертые на замок. Нетерпение Дженни и пасторши было так велико, что они решили известить Алису письмом. Дженни пошла к себе, а пасторша отправилась спать, что она охотно делала в любое время суток.
«Милая Алиса, – трафаретно начала Дженни сво„ письмо. – По всей вероятности, завтра, когда нам прочтут завещание отца, или же на днях ты переедешь домой. Чтобы не особенно удивить тебя изменениями, которые ты найд„шь дома, пишу тебе о них.
Самой лучшей частью дома я считаю комнаты отца. Теперь они освободились, и туда перееду я. Моя комната несколько темновата, но т.к. ты проводишь свои дни за шить„м или в саду, то тебе это вс„ равно, а потому ты займ„шь мою комнату. В твоей мы устроим туалетную и гардеробную, а мама переедет в зал. Наша жизнь, как ты, я думаю, и не сомневаешься, пойд„т теперь совершенно иначе. Мы с мамой будем принимать, наконец, тех людей, общество которых соответствует нашему положению. Ну, изредка можно будет устраивать и музыкальные вечера, т. к. всюду находятся одержимые музыкальной манией люди. Тогда можно будет позволить и тебе немного побарабанить.
Кстати, скажи пожалуйста, где ты взяла фасон ваших с графиней траурных костюмов? Он так увеличивает рост и делает всю фигуру крупнее и стройнее, что я тебе заказываю в первую голову сшить мне точно такой же костюм. Что не ты шила костюмы и сделала обе шляпы, можно обмануть кого угодно, но никак не меня. Даже такая бедненькая дурнушка, как ты, выглядела неплохо на кладбище. Вот видишь, как я справедлива. Всеми признанная красавица, я вс„ же считаю, что шляпка помогла-таки тебе быть интересной.
Я надеюсь, что твоя графиня подыщет себе, наконец, швею. Ты нужна нам с мамой дома. И если отец потакал твоим капризам, то теперь его нет, и вс„ это должно кончиться. Ты несовершеннолетняя, помни об этом. Я тебе передаю мамину волю. Завтра ты приедешь на чтение завещания и больше не покинешь нашего дома. Оста„тся не так много часов до этого момента. Надеюсь, наш чудак отец не натворил каких-либо новых бед. Довольно мы натерпелись от его чудачеств при жизни, чтобы он преследовал нас и с того света.
Вели старому дурню Артуру привезти ключи от комнат. Из-за его глупости наше переселение не может совершиться немедленно, т.к. он запер их на болты. Обычно письма заканчивают приветами хозяйской семье, но я уж лучше обойдусь без этой церемонии. Твоя сестра Дженни».
Алиса, лорд Бенедикт, Артур и Мильдрей дольше всех оставались у могилы, отправив остальных спутников в деревню более ранним поездом. Только посадив цветы на могиле, Алиса и е„ друзья ушли с кладбища. Но вернувшись в деревню и придя в свою комнату, Алиса почувствовала такое физическое утомление, что должна была лечь в постель, так как вс„ кружилось у не„ перед глазами. Дория сообщила об этом Наль, та сейчас же прибежала к подруге и, испуганная е„ бледностью и слабостью, бросилась к лорду Бенедикту.
Через несколько минут Флорентиец был у Алисы, которая впала в полубессознательное состояние. Внимательно осмотрев е„. Флорентиец сказал Наль:
– Вам с Николаем придется провести ночь здесь, поскольку Дория слишком утомлена. Ничего опасного, но неделю или чуть больше Алисе придется полежать. У бедняжки много духовных сил, но пока ещ„ очень мало физических. Нам с тобой, Николай, придется всерь„з заняться восстановлением этого надорванного в детстве организма. Чтобы привести в полную гармонию этот проводник, придется прибегнуть ко многим физическим методам лечения и некоторым видам спорта.
Сейчас идите вниз, обедайте без меня, я побуду с Алисой. Потом верн„тесь, устроитесь поудобнее и разделите дежурство пополам. Каждому дам точные указания. Не бойся, Наль. Ни воспаления мозга, ни нервной горячки здесь нет. Просто Алиса дошла до полного изнеможения, ухаживая за отцом. Но это неопасно.
Быстро покончив с обедом, за которым все только делали вид, что едят и пьют, молодож„ны снова поднялись к Алисе и застали е„ в жару и бреду, а Флорентиец приготовлял больной лекарства и питье. Он объяснил каждому, что делать ночью, затем настрого наказал Дории и Артуру, рвавшимся ухаживать за Алисой, идти спать, потому что их очередь наступит завтра. Бессонных ночей у постели Алисы будет немало, и все должны соблюдать строгий режим, если хотят и больную выходить, и приготовиться к переезду в Лондон.
Возвратившись в столовую, лорд Бенедикт отказался от обеда, но выпил с Сандрой и Мильдреем ч„рный кофе. Пригласив их к себе в кабинет, он сказал:
– У меня к вам обоим, друзья, большая просьба. Завтра, в двенадцать часов, будет оглашено завещание. Я думал присутствовать вместе с Алисой при этом юридическом акте. Но е„ болезнь помешала моему плану. Теперь нужны два свидетеля, которые могли бы нас заменить. Если вы согласны, я напишу доверенности. Здесь и письмо Алисы, которое вы тоже огласите завтра, после прочтения завещания. Вас не затруднит моя просьба? В частности, ты, Сандра, только-только выздоровел.
– Как вы можете спрашивать об этом, лорд Бенедикт? – со свойственной ему горячностью ответил индус за обоих. – Я совершенно здоров.
Сказав, что экипаж будет ждать их на вокзале в Лондоне, лорд Бенедикт отпустил друзей, попросив Сандру прислать к нему Артура. Когда старый слуга вош„л к Флорентийцу, тот держал в руке письмо и портрет.