***
И вот впервые заявились с визитом посланцы военно‑воздушных сил противника. Две пары самолетов‑штурмовиков «Пукара» приблизились к колонне 2‑го парашютного батальона, все еще продвигавшегося на горы Суссекс, на высоту около 1000 футов (более 300 м)[321]. Первый летательный аппарат неожиданно взорвался. Среди снаряжения партии САС, возвращавшейся с боевого диверсионного рейда на Гуз‑Грин, нашлась превосходная американская ручная ПУ ракет «Стингер» класса «земля‑воздух». Так «Стингер» записал себе на счет одну «Пукару», в то время как ракета с корабля уничтожила второй[322]. Следующая пара выпустила реактивные снаряды с восточного направления, целя в бойцов роты «В» 2‑го батальона Парашютного полка, после чего ретировалась, не нанеся никому урона[323]. Между тем одиночный «Аэрмакки» – почти безусловно первый самолет‑разведчик морской авиации из Порт‑Стэнли – атаковал снабженческое судно КВФ «Форт‑Остин» в устье якорной стоянки. Бомбы и близко не попали в цель. «Форт‑Остин» в спешке отошел в более безопасное место и вновь бросил якорь среди десантных кораблей в глубине бухты. Тем утром все за исключением двух военных кораблей, прикрывавших десант, дислоцировались в Фолклендском проливе, западнее и северо‑западнее заводи Сан‑Карлос‑Уотер. Между тем угроза со стороны подлодок принимала все более грозные очертания в умах адмирала Вудварда и коммодора Клэппа. Они пока не видели, какой урон способны нанести открыто стоящим кораблям аргентинские военно‑воздушные силы. На якорной стоянке дважды звучала воздушная тревога, но оба раза оказалась ложной. З» тем, часа через два после рассвета, над Фаннинг‑Хед появился второй «Аэрмакки», нацелившийся на «Аргонот», фрегат класса «Леандр»[324]. Машина зашла для атаки на такой малой высоте. что командир летного отряда корабля на какой‑то момент предположил, будто та нырнула в море. Под запоздалым огнем автоматического оружия с фрегата самолет выпустил четыре ракеты[325]и вышел из боевого соприкосновения. Ракеты пролетели мимо, но пушечным огнем задело в грудь главного старшину, ранило двух матросов на корме и пробило здоровенную дыру в решетке обзорного локатора 965. Как и многие команды тем утром, ребята с «Аргонота» оказались неприятно поражены результатом такого немилосердного контакта с противником. «Ну и великолепный денек выдался – дьявольски прекрасный, – качал головой унтер‑офицер ВМС Тэфф Джоунз, говорливый уилтширец с девятнадцатилетним опытом службы в Королевских ВМС. Он находился среди стрелков из пулеметов системы Брэн на посту наведения над мостиком. – Ведь мы даже не видели этот «Аэрмакки». пока он не шарахнул по нам. Всех слегка встряхнуло – мало приятного смотреть, как оттаскивают раненых внизу и все такое» Кэптен Кит Лаймэн, крепкий седоволосый мужчина сорока четырех лет, отец которого послужил в Королевских ВМС в обе мировые войны, а дед был ветераном Ютландской битвы и даже – Боксерского восстания[326], находился в оперативной рубке и фактически не видел атаки, пока та не закончилась. «Тут я понял, что вести бой надо не оттуда – я должен был быть там, откуда бы видел происходящее». Лаймэн, как и большинство командиров кораблей. начиная с того дня, перебрался на мостик и там следил за разворачивавшимися событиями.
|
|
|
|
Тут‑то аргентинские военно‑воздушные силы и принялись за работу засучив рукава. «Открыли настежь врата ада, – писал офицер с «Бродсуорда». – Небо наполнилось самолетами, главным образом «Миражами» и «Скайхоками», и битва пылала более шести часов». По всей линии берега офицеры свистели в свистки и выкрикивали: «Воздух! Воздух!». а солдаты мчались к своим орудиям и окопам. В салонах «Канберры» парни из 42‑го отряда коммандос втискивались телами в палубы среди матросов команды. в то время пулеметчики и вооруженные «Блоупайп» товарищи бросались к установкам на верхних палубах, не желая остаться в стороне в такой заварухе. Когда на высоте 50 футов (15,2 м) ринулся в атаку первый вражеский самолет, для Королевских ВМС пришла пора поучаствовать в самой большой для них битве с окончания Второй мировой.
Не прошло и часа с начала осуществлявшихся волнами налетов, как сделалось очевидным – целями служат корабли, а не живая сила на берегу. Морские пехотинцы и парашютисты принялись палить в противника, выпуская со своих позиций в небо тысячи винтовочных и пулеметных выстрелов. «Симитары» и «Скорпионы» полка «Блюз‑энд‑Ройялс» старались поразил летательные аппараты с холма около селения Сан‑Карлос. Специалист из САС по применению «Стингеров» погиб в аварии вертолета 19 мая, но военнослужащий, стрелявший в «Пукару», был так окрылен прошлым успехом, что устроился на возвышенности и выпустил целых пять ракет в заходившие на атаку «Скайхоки». однако, к своему полнейшему разочарованию, ни разу так и не попал в цель. Глубокое огорчение постигло и солдат, применявших главное британское зенитное оружие пехоты, ручные ПУ ракет «Блоупайп», дюжины которых ушли в небо «за молоком» в тот день. «Блоупайп» оказались совершенно неэффективными против пересекающих линию нацеливания, а не приближавшихся к стреляющему ЛА.
|
|
Однако десантники остались по большей части зрителями событий, происходивших в тот день. Битву вели экипажи кораблей. Они стояли на боевых постах на верхних палубах в касках и огнезащитных накидках, в заправленных в толстые белые носки брюках, выполняя свой долг у зениток «Бофорс» и пулеметов общего назначения, с ручными пулеметами Брэн, с винтовками, даже с 66‑мм реактивными противотанковыми гранатометами. Многие были молоды – двое матросов рядом с унтер‑офицером ВМС Джоунзом на «Аргоноте» не достигли еще и восемнадцати и прослужили на море по шесть месяцев. И все же с самого начала стало ясно – исход борьбы будет зависеть преимущественно от усилий команд. H оперативных рубках под палубами моряки склонялись над экранами РЛС, отслеживая сигналы оборудованием, стоившим миллионы фунтов стерлингов, однако вблизи от берега ловить самолеты радарами представлялось делом едва ли не совершенно бесполезным: мешали горы, и противник появлялся на дисплеях за считаные секунды до штурмовки. Все сосредоточилось на физических навыках и энергии военнослужащих на палубах, ведущих огонь из вверенного им оружия. Важным считалось не только уничтожить неприятельский летательный аппарат. Трассы очередей, огненные хвосты ракет, вспышки разрывов снарядов вокруг и впереди мешали пилотам целиться, порой с фатальными результатами.
«Антрим» выпустил несколько ракет «Си Слаг»[327]за считанные секунды до того, как бомбы и ракеты противника упали рядом с ангаром и поразили судно в корму с левого борта. Бомбы не взорвались, но одна прошла через запасник ракет «Сп Слаг» с подающей системой и повредила зенитные пусковые установки[328]. Бойцы на соседних кораблях как завороженные смотрели на фонтаны воды, поднимавшиеся вокруг «Антрима». Со все возрастающим ужасом они наблюдали, как бомбы падают в воду все ближе к «Норланду», судам LSL[329]и – что самое страшное – к «Канберре». Для огромной белой мишени, пулеметы которой строчили почти безостановочно, казалось просто невозможным избежать ущерба. Главный военно‑морской офицер на борту лайнера, кэптен Крис Берн, заслужил огромное уважение за непоколебимые юмор и храбрость, с которыми отражал вражеские атаки и по ходу дела объяснял что к чему тысячам перепуганных мужчин и женщин на нижних палубах. Поступать подобным образом всегда было и оставалось в традициях несколько эксцентричных военно‑морских офицеров в моменты кризиса.
Британцы с суеверным страхом и восхищением воспринимали отчаянную отвагу аргентинских летчиков, заходивших для штурмовки на самоубийственно малых высотах, а потом исчезавших среди вспышек мчавшихся к ним, рассекая небо позади, зенитных ракет «Си Кэт»[330], «Блоупайп» и «Рэйпир». Если проводить сравнения среди трех видов вооруженных сил у противника, ВВС казались наиболее мотивированными и с полной отдачей включившимися в битву. «Нам бы следовало сообразить, что нации, способной дать миру первоклассных гонщиков «Формулы‑1», вполне по силам вырастить и чертовски хороших летчиков», – сардонически заметил судовой врач с «Арроу» между налетами. «Бриллианту» досталось от «Миражей» – снаряды их пушек взорвались, осыпая осколками всех внутри ангара и раня нескольких членов команды[331]. Другие бойцы с винтовками и пулеметами на верхних палубах получили ранения во втором заходе – с правого борта. Болл, наводчик зенитной установки «Си Вулф», наконец‑то сумел захватить и вести приближавшийся «Мираж» по телеэкрану. Он добился взрыва ракеты под левой плоскостью самолета – великолепно для ручного ведения[332]. Однако коммодор Клэпп и его штаб на «Фирлессе» все больше мрачнели – слишком уж много слабостей выказывали «Си Вулф». Близко у берега помехи от земной поверхности оказывали самое скверное воздействие на РЛС сопровождения целей этих ЗУР. «Мы даже не представляли себе, сколь сильным образом будут отражаться помехи на работе «Си Вулф» вблизи суши», – признавался Клэпп позднее. Успех или неуспех в противостоянии кораблей и самолетов зависели теперь от визуально наводимого оружия и «Харриеров».
***
На всем протяжении боев последующих недель многие иэ большинства жизненно важных сражений гремели далеко от британцев на якорной стоянке. Лишь изредка видели они пикирующие «Си Харриеры», неотступно преследовавшие неприятельские «Скайхоки» и «Миражи», и спешащих улизнуть аргентинских пилотов, наскоро освобождавшихся от бомб и скрывавшихся за склонами. С самого начала британцы создали три зоны дежурства ВВС в воздухе: одну к северу от островов, вторую над Западным Фолклендом и третью над южной оконечностью Фолклендского пролива. С первыми проблесками света пара «Харриеров» поднималась в небо над каждым из этих секторов, чтобы своевременно засечь вражеские летательные аппараты с помощью визуального наблюдения или с подачи РЛС кораблей – в первый день чаще всего «Бриллианта». Ранним утром 21‑го южный воздушный патруль[333]достиг легкого успеха – заметил и уничтожил огнем пушек вертолеты «Чинук» и «Пума»[334]. На протяжении остальной части дня с британских авианосцев каждые двадцать минут поднималась в небо пара самолетов, сменявших друг друга в районе боевого патрулирования, иногда летчики прощупывали море на дальних дистанциях – не появятся ли аргентинские надводные корабли, спешащие к плацдарму.
В первые дни, когда британцам довелось повидать у себя над головой несколько волн аргентинских штурмовиков, основной добычей «Си Харриеров» становились вражеские самолеты, возвращавшиеся от Сан‑Карлоса после атаки. Командир 899‑й эскадрильи[335]и его старший пилот, лейтенант‑коммандер Майк Блиссет, как раз отгоняли от якорной стоянки два «Скайхока», когда неожиданно заметили приближавшуюся новую волну и вышли из боевого соприкосновения для атаки более важных целей. Они сбили четыре А‑4[336]. Двумя часами позднее лейтенант Клайв Моррелл и флайт‑лейтенант Джон Лири[337]– им было суждено стать самыми результативными летчиками войны – сбили по одной машине каждый. Первый с помощью «Сайдуиндер», а второй – пушечным огнем со 100 ярдов (91 м)[338]. В тот день «Си Харриеры» претендовали на уничтожение еще одного летательного аппарата[339], а уцелевшие аргентинские пилоты поспешили домой, преисполненные глубочайшего чувства уважения к британским летчикам‑истребителям[340]. На всем протяжении войны, когда бы британский пилот ни слышал характерный звук в шлемофоне, – «акустический сигнал», свидетельствовавший о «близости цели» в виде неприятельского летательного аппарата, – уничтожение было почти наверняка гарантированным. Он нажимал на кнопку и слышал «писк», говоривший о захвате объекта ракетой. Затем наблюдал за дымящимся следом AIM‑9L «Сайдуиндер», змеей скользившей по небу, неумолимо приближаясь к вражескому ЛА. Потом слепящая вспышка – взорвавшийся «Мираж» или «Скайхок». Всегда, когда «Сайдуиндер» захватывал цель, вражеский летательный аппарат бывал уничтожен. Из двадцати семи ракет этой марки, израсходованных во время войны, двадцать четыре нашли поживу. Техника работала превосходно. На большой высоте «Мираж» мог самым драматичным образом перелетать «Си Харриер». К тому же британские летчики с большим уважением относились к маневренности «Скайхока». Но знание аргентинцев о слабых местах британской противовоздушной обороны, прежде всего комплексов «Си Дарт», заставляло неприятельских пилотов идти на штурмовку на бреющем. Традиционных воздушных дуэлей между истребителями не отмечалось – аргентинцы не пытались вести в небе бои самолет против самолета. Для этого им попросту не хватало горючего. «Врожденная» способность «Харриеров» к резкому сбросу скорости за счет поворота сопел – о чем много говорилось в прессе, когда речь шла о воздушных боях, – неактуальна как тема. Происходила всего‑навсего борьба между идущим на перехват «Харриером» с его великолепными возможностями разгона и вражеским самолетом, виляющим и ныряющим в попытках ускользнуть от преследования. Когда «Сайдуиндер» отправлялась в полет, толчка или встряски не чувствовалось – только этакое «вв‑вуш‑ш‑ш». Если противник включал форсажную камеру для увеличения скорости и отрыва, он лишь становился более яркой мишенью для самонаводящейся ракеты или гарантировал себе аварию из‑за нехватки горючего для обратного пути домой. Воздушный бой с самого начала и до конца превращался в полностью одностороннее дело. Нежелание или неспособность неприятеля вести «собачью драку», возможно, добавляет немного незаслуженных очков к летно‑тактическим характеристикам «Си Харриера». «Бой выглядел точно так, как мы себе его представляли, как наставляли нас на инструктаже и как вообще учили, – рассказывал Энди Олд. – Мне казалось, будто я все это уже делал, если только не считать стрельбы ракетой, ну и – всех обычных ограничений в мирное время, запретов на полеты на бреющем, которые мы просто дружно выбросили в форточку».
Британцы очутились перед лицом серьезной проблемы, связанной с недостаточно быстрым обнаружением атакующих самолетов противника. Субмарины, усиленные прибытием 16 мая атомной подлодки «Вэлиент», вместе с разведкой, действовавшей на континентальной территории Аргентины, посылали донесения о взлетах авиации противника, и самолет представлялось возможным отслеживать на протяжении большей части полета, проходившего для экономии горючего на высоте около 19 000 футов (5890 м). Но по крайней мере в 50 милях (92,6 км) от Фолклендских островов «Скайхоки» и «Миражи» круто пикировали почти до уровня поверхности моря и исчезали с экранов британских РЛС наблюдения – они шли на бреющем и возвращались домой с полосами налипшей соли на плоскостях и фюзеляже. Вот где решающим образом сказывалось отсутствие у флота средств раннего обнаружения воздушных судов противника. Аргентинские самолеты приближались к целям, прячась в складках местности, выныривая из‑за гор и холмов и, появившись внезапно, сразу же заходили для атаки. Британцы из раза в раз не успевали засечь штурмовые волны неприятеля до самого последнего момента. Вновь и вновь – коль скоро «Си Харриеры» могли находиться в районе боевого патрулирования всего не более двадцати минут за вылет – вражеским летательным аппаратам удавалось прорваться, особенно когда пары БП в воздухе оказывались связанными действиями где‑то еще. Пилоты авиагрупп с «Гермеса» и «Инвинсибла» делали все от них зависящее для недопущения вражеского прорыва. Они показывали себя куда лучше, чем мог бы представить себе любой офицер военно‑морских сил. Но их отчаянно не хватало. Только в первый день морская авиация оказывала противодействие двенадцати отдельным налетам с участвовавшими в них всего семьюдесятью двумя летательными аппаратами. Нет ничего удивительного, что многим удалось выйти к цели и быть перехваченными только на обратном пути к родным аэродромам.
***
Ближе к полудню в тот день, 21 мая, покалеченный «Антрим» медленно вполз в укрытие – узкий залив Сан‑Карлос‑Уотер, а с «Фирлесса» указали «Аргоноту» занять место у входа в бухту. «Уэссекс» с военврачом из ВМС с «Канберры» на борту приблизился к «Аргоноту» для сбора раненых в первой атаке, и фрегат начал разворачиваться под ветер, чтобы вертолетчики смогли поднять к себе людей – машина слишком тяжела для посадки на этом судне. Неожиданно с юга появилась волна «Скайхоков». «Уэссекс» развернулся и опустился на берег. «Аргонот» выпустил «Си Кэт» и тут же угодил ею в одиночный летательный аппарат, который упал в бухту Фэннинг[341]. Затем шесть «Скайхоков» сбросили бомбы прямо на корабль[342]. Невероятно, но те падали в воду и, отскакивая от поверхности, перелетали через судно. Всех на верхней палубе основательно искупало. Как завороженный, Тэфф Джоунз следил за черным предметом, проносившимся у него над головой, – «чуть не причесала меня». Он заметил семнадцатилетнего матроса, которого бомбардировка застала в момент выхода с камбуза с чайником и несколькими пластиковыми кружками. Тот попытался одновременно рвануться вверх по лестнице, не разбить чайник и не уронить кружки, веером разлетевшиеся по палубе. «Я не забуду это зрелище всю жизнь», – признавался капитан Лаймэн, следя с мостика за приближением заходивших для атаки «Скайхоков». Из всех десяти бомб восемь упали в море вокруг «Аргонота», подняв огромные фонтаны воды, на миг ослепившие канониров у их орудий[343]. Две угодили в корабль. Одна попала в котельное отделение прямо над ватерлинией, ударила, попала в переборку, вызвала взрыв котла, искорежила пароподводящие трубы, отчего машинное отделение наполнилось горячим паром. До того корабль шел на полной скорости, а тут машина встала как мертвая. Просто поразительно, но десять человек из команды в машинном отделении уцелели.
Вторая бомба упала впереди ниже ватерлинии, прошила топливный бак, за ним отсек с ракетами «Си Кэт», из коих по крайней мере три взорвались, но сама не детонировала. Два матроса из расчета, застигнутые бедой рядом с ракетами, погибли мгновенно, а само помещение склада затопила разлившаяся солярка. Когда слетела дверь подъемника «Си Кэт» сразу впереди мостика, снизу повалил белый дым. Корабль продолжал идти в сторону берега, не слушаясь рулей. Связь прекратилась. Кэптен Лаймэн послал матроса на нос, дабы тот сбросил якорь, и тут же начал получать сообщения от команды борьбы за живучесть судна. «На установление деталей происходившего с судном понадобилось больше времени, чем можно себе представить», – рассказывал он. В столовой в носовой части над складом боеприпасов пылал пожар – горели скатерти и плавились алюминиевые ящики. Один из машинистов, Хатауэй, проложил себе путь в данный отсек с дыхательным аппаратом и около двадцати минут боролся с огнем. Пилот вертолета «Уосп» с «Ярмута», увидев бедственную ситуацию на «Аргоноте», по собственной инициативе посадил машину на полетную палубу фрегата и принялся загружать раненых. Вспомогательные дизель‑генераторы корабля по‑прежнему питали током основные оружейные системы, и моряки быстро приготовили к боевой работе установку «Си Кэт» в носовой части судна. Лаймэн передал на «Фирлесс»: «Мы можем держаться на плаву и вести бой, но двигаться неспособны». С началом сумерек из залива Сан‑Карлос вышел фрегат «Плимут» и принялся кружить вокруг поврежденного корабля, готовый защитить его от дальнейших налетов с воздуха. Когда совсем стемнело, «Плимут» подошел к «Аргоноту» и взял его на буксир, чтобы оттащить в относительно спокойный Сан‑Карлос, хотя на борту судна по‑прежнему оставались две неразорвавшиеся бомбы.
Пока «Аргонот» сражался за свое спасение, самолеты последней в тот день волны налета обрушились на «Ардент», 3250‑тонный фрегат типа 21, оказывавший огневую поддержку с моря в самой южной оконечности позиции флота, экраном прикрывавшего высадку[344]. Две 1000‑фунтовые бомбы ударили в корму, вывели из строя все жизненно важные системы и оставили огромные зияющие пробоины, куда попала другая бомба, отчего запылала вся кормовая часть корабля. Двадцать четыре человека погибли и тридцать получили ранения. Несмотря ни на какой героизм и противодействие врагу, в ходе которого заведующий корабельным буфетом отважно вел по самолетам огонь из пулемета общего назначения, когда отказало все прочее оружие, отсутствовала любая, даже самая малая возможность спасти «Ардент». Вертолетчики на своих машинах окружили корабль и принялись вылавливать уцелевших из воды и поднимать на борт оставшихся 200 чел. из команды, сгрудившихся на баковой надстройке в своих «одноразовых» защитных костюмах. «Ярмут» поспешил сблизиться с фрегатом борт к борту и закончил спасение команды с уже объятого пламенем и дымом корабля. Командир фрегата, коммандер Алан Уэст, рассказывал, как со слезами на глазах, подобно многим из моряков команды, отдал приказ покинуть судно. Однако, где бы и когда ни велась война, ни один корабль тех же габаритов не мог бы вынести таких повреждений и остаться на плаву.
Уже наступила темнота, а раненых все еще доставляли на борт «Канберры» и помещали в операционные помещения на корабле. 42‑й отряд коммандос отправили на сушу во второй половине дня на соединение с 3‑м батальоном Парашютного полка около Порт‑Сан‑Карлоса. Хотя на борту лайнера имелись какие‑то военные припасы и снаряжение, роль его заключалась преимущественно в обеспечении медицинской поддержки. Многие из команды судна очень радовались его чудесному спасению во время вражеских атак в тот день. Однако в большинстве своем люди испытали глубокий шок – они и отдаленно не могли себе представить ничего подобного, когда выходили в плавание из Саутгемптона. До сих пор не ясно, стремились ли аргентинцы потопить «Канберру», но попросту не попали в нее, как казалось некоторым на ее палубах, или, как утверждают пилоты противника, им особым образом приказали не касаться лайнера. В любом случае ему очень повезло в тот день. Находившийся на борту «Фирлесса» штаб 3‑й бригады коммандос больше всего радовался факту прошедшей без потерь высадки и отсутствию у неприятеля стремления атаковать войска, занятые накапливанием снаряжения и прочего военного имущества на берегу. Процесс шел медленно, поскольку вертолетам приходилось прятаться эа горизонтом в ходе налетов вражеской авиации. Между тем не отмечалось и никаких признаков попыток командования аргентинских сухопутных войск развернуть контратаку или хотя бы перебросить подразделения вертолетами и создать сосредоточение для наступления на береговой плацдарм. Теперь на суше находилось уже 4000 чел. У британцев немного отлегло от сердца, ибо любой здравомыслящий военный командир понимал всю степень крайней уязвимости десанта именно в течение самых первых часов высадки. Если генералу Менендесу недоставало воли или средств воспользоваться обстановкой, когда британцы находились в наиболее опасном положении, теперь появлялись все основания надеяться на справедливость донесений САС с утверждениями о неготовности противника к решительным действиям и о его некомпетентности.
Становилось ясно, чего стоит более всего бояться в будущем оперативному соединению – наиболее уязвимыми оказались корабли в море, понесшие чувствительный урон при защите берегового плацдарма. Один фрегат пошел ко дну, а четыре других получили повреждения. «К концу дня, – писал в дневнике высокопоставленный офицер морской пехоты, – аргентинцы определенно пробили брешь в обороне слишком слабо вооруженного эскорта. Если бы световой день длился дольше и если бы неприятель продолжал свои атаки, он имел шанс добраться до наших десантных кораблей, как надо предполагать, с катастрофическими для нас последствиями». Морской офицер с «Фирлесса» высказался так: «Некоторые пребывали в весьма удрученном состоянии в тот вечер. Иные из нас слишком поздно осознали масштабы нанесенного нам ущерба. Мы слишком высоко о себе мнили. И вот теперь приходилось пересматривать взгляды и избавляться от заблуждений». Энди Олд и прочие пилоты «Си Харриеров» с «Гермеса» делали максимум от них зависящего, и все же в ту ночь настроение их было мрачным. «Мало, мало мы сбиваем», – сокрушенно качали они головами. Аргентинские военно‑воздушные силы буквально задавили британскую оборону массой за счет одной только численности. Совершенно неизбежно приходилось ожидать новых неприятельских визитов. А если еще и бомбы начнут взрываться?
В ту ночь, когда адмирал Вудвард поговорил по телефону с коммодором Клэппом, а позднее долго беседовал с адмиралом Халлифаксом, начальником штаба в Нортвуде, были сделаны основательные выводы и приняты необходимые решения. Первое, аргентинцы, по счастью, сами отвлекались от атак на жизненно важные транспортные суда снабжения, предпочитая разделываться с эскортом, по той причине, вероятно, что его корабли оказывались первыми в поле зрения летчиков в те немногие секунды, остававшиеся на выбор и захват цели после появления самолетов из‑за гор. Вудвард считал огромным подспорьем страх противника перед британскими ракетными системами, более всего перед «Си Дарт», вынуждавший неприятельских пилотов заходить на атаку с бреющего полета: так они не успевали толком прицелиться, а бомбам не хватало времени для постановки на боевой взвод. Представлялось, однако же, жизненно важным снизить риск для главнейших транспортов снабжения за счет отвода таких судов, кроме двух или трех, непосредственно находящихся под разгрузкой. К тому же казалось просто‑таки самоубийственным оставлять военные корабли в Фолклендском проливе – следовало убрать их оттуда в способный послужить укрытием залив Сан‑Карлос.
Возможно, наиболее серьезную дискуссию вызывали опасения по поводу боевых качеств зенитных ракетных комплексов «Рэйпир». В ВМС возлагались огромные надежды на способность пусковых установок «Рэйпир» надежно прикрыть десант после высадки. И все же, когда после огромных усилий со стороны экипажей «Си Кингов» – таскавших неуклюжие грузы в перерывах между вражескими налетами с воздуха – комплексы «Рэйпир» разместили на берегу, восемь ПУ дали сбои в тот первый день. Долгое соседство с морской солью во время плавания пошло во вред чувствительной электронике. Доставка запасных частей с кораблей выливалась в крайне трудное дело. Случались неожиданные неполадки, как тенденция ломаться сделанных из слабоватого металлического сплава креплений, вследствие чего ракеты сваливались на землю. Прошел уже почти год с тех пор, как расчеты тренировались на стрельбах с боевыми боеприпасами. При визуальном ведении цели на поле боя, особенно если объект проходил ниже их позиции, у зенитчиков уходило некоторое время на подстройку. 21 мая из десяти запущенных ракет «Рэйпир» три попали в цель. Однако при таких результатах оружия оно никак не могло считаться панацеей против атак авиации, как рассчитывали некоторые оптимисты. Адмирал Вудвард не без раздражения отреагировал с «Гермеса»: «Я уверен, что подразделения с «Рэйпир» делают все от них зависящее. Однако их вчерашняя работа совершенно неудовлетворительна. Пусть пошевеливаются быстрее, пока противник не влепил им по головам». Данное высказывание только усилило раздражение сухопутных сил в отношении КПФ. Все надежды на обеспечение прочного прикрытия оперативно‑тактической группе казались поразительным образом вывернутыми наизнанку – выходит, напрасно адмирал так сильно полагался на способность зенитных ракет «Рэйпир» защитить корабли перед лицом атак с воздуха.
Однако высшее командование оперативного соединения – начальник штаба обороны в Уайтхолле, сэр Джон Филдхауз в Нортвуде и адмирал Вудвард на «Гермесе» – отошло ко сну в ту ночь все же с до некоторой степени радужной мыслью: если уж у британцев выдался пугающий денек, то неприятелю досталось куда сильнее. По их оценкам, противник потерял двадцать летательных аппаратов. Потом, правда, планку опустили до шестнадцати, но в любом случае военно‑воздушные силы такой численности не могли позволить себе нести столь существенные потери ежедневно. Касаемо же фрегатов, именно их в составе оперативно‑тактической группы вполне хватало. Потерянные и поврежденные корабли представлялось возможным заменить другими. Между тем, после сильнейшего напряжения, царившего на протяжении последних сорока восьми часов, когда само будущее операции висело в воздухе, удалось достигнуть главного – превосходным образом произвести высадку. Отныне надлежало только запастись выдержкой и наступать. «Никогда даже не думал о возможности проигрыша, – признавался Джулиан Томпсон, – ибо знал, что за нами есть политическая волю>. Однако напряжение тех дней было крайне высоко.
В то время как командование обсуждало тактику завтрашнего дня, моряки на покалеченных кораблях трудились всю ночь, спеша произвести ремонт и вернуть суда в строй. «Аргонот» шел на буксире за «Плимутом» к якорной стоянке, а команда выкачивала воду из затопленных отсеков и старалась запустить машину. Неожиданно, без всякой видимой причины выключилась система аварийного электропитания – все прекратило работу. На корабле наступила необычайная тишина. Едва‑едва дотащившись до места, судно бросило якорь. При свете факелов мотористы изучали дизельные генераторы. Оказалось, что когда бомба пробила топливный бак, внутрь начала поступать вода, загрязнившая механизмы двигателей солью. Моряки под началом главного военного техника флота Эрена со всем тщанием и долготерпением принялись разбирать узлы и приводить генераторы в порядок. Другие заделывали временными заплатками дыры в борту корабля, «забивая их матрасами и прочей ерундой, точь‑в‑точь как делали команды Второй мировой», по оптимистичному замечанию Кита Лаймэна. Когда умолк постоянный рокот генераторов и вентиляторов, под звуки которых моряки жили и днем и ночью, «люди вдруг стали шептаться, точно находились в соборе. Все, казалось, достигли предела. Команда была совершенно вымотана после семидесяти двух часов боевой работы». Офицер‑водолаз, молодой лейтенант по имени Питер Морган, взял на себя чертовски неприятную и опасную задачу – спустился в залитый соляркой склад боеприпасов в носовой части, где лежали тела оружейников и убившая их неразорвавшаяся бомба. Тридцать минут спустя он появился на поверхности и доложил о том, что бомба лежит прямо на нескольких боеготовых ракетах «Си Кэт».