Весна опять сменилась летом. Мимозы и азалии уступили место лилиям и розам. На землю Тосканы вернулся хрупкий мир. Эцио радовался медленному выздоровлению матери, однако ее душевное состояние после трагедии по-прежнему было настолько шатким, что стены монастыря казались ему единственным местом, где она сможет жить. Клаудия готовилась принести первые обеты и стать послушницей, что вовсе не радовало Эцио. Но у них с сестрой были одинаково упрямые характеры, и потому любые попытки отговорить Клаудию могли бы лишь укрепить ее решимость сделаться монахиней.
Марио много помогал своему давнему другу Роберто в управлении Сан-Джиминьяно. Воспрянувший духом Роберто оказался весьма толковым градоначальником. Сан-Джиминьяно и окрестности более не представляли собой прежней угрозы. Последние очаги сопротивления сторонников Пацци были погашены. Монтериджони наслаждался миром. В городе устроили торжества по случаю победы. Кондотьеры Марио получили честно заработанный отпуск. Каждый распорядился им по-своему: кто проводил время с семьей, кто – за кружкой вина, а иные – у местных жриц любви. Но даже во время отпуска Марио требовал от своих «головорезов» регулярно являться на учения. Оружейники по-прежнему следили, чтобы кинжалы и мечи оставались острыми, а доспехи не ржавели. Каменщики и плотники трудились над укреплением городских стен и замка. Тоскана переживала благословенное время, когда ее внешние враги были погружены в собственные заботы. На севере французский король Людовик XI воевал с остатками английских захватчиков, одновременно наблюдая за герцогом Бургундским, доставлявшим ему немало хлопот. На юге папа Сикст IV – потенциальный союзник Пацци – занимался возвышением своих родственников, а также пристально наблюдал за возведением новой величественной капеллы, которой предстояло украсить Ватикан.
Марио и Эцио часто и подолгу беседовали о той угрозе, которая, как оба понимали, никуда не исчезла.
– Я должен рассказать тебе о Родриго Борджиа, – как-то сказал племяннику Марио. – Он родился в Валенсии, но учился в Болонье и после учебы так и не вернулся в Испанию. Италия представляется ему более благоприятным местом для осуществления его честолюбивых замыслов. В настоящее время он занимает видное место в Римской курии, но его амбиции всегда были и остаются высокими. Родриго – один из самых могущественных людей в Европе, но он не только хитрый и ловкий церковный политик. – Марио понизил голос: – Родриго – нынешний глава ордена тамплиеров.
Эцио показалось, что его сердце переместилось из левой части груди в правую.
– Тогда понятно, почему он присутствовал на казни моего отца и братьев. Альберти – лишь послушный исполнитель. Все было сделано по приказу Родриго.
– Да. И он тебя не забыл, потому что именно из-за тебя он лишился своего важного оплота в Тоскане. Родриго знает, из какого рода ты происходишь и какую опасность представляешь для него. Ты всегда должен помнить: Родриго расправится с тобой при первой же возможности.
– В таком случае я должен убить его, если хочу получить обратно свою свободу.
– Мы должны постоянно держать его в поле нашего зрения. Но сейчас нам следует уделить внимание делам домашним. Идем в мой кабинет.
Они покинули сад, где прогуливались, вошли в замок и оказались во внутреннем помещении. В кабинет можно было попасть по коридору из зала, где у Марио хранились карты и оружие (прежде Эцио думал, что это и есть дядин кабинет). В комнате было не слишком светло, но и не слишком сумрачно. Вдоль стен тянулись полки с книгами. Эцио скорее поверил бы, что кабинет принадлежит какому-нибудь accademico[65], чем командиру кондотьеров. Помимо книг и рукописей, на полках стояли и лежали иноземные предметы, попавшие сюда откуда-нибудь из Турции или Сирии. Многие надписи на корешках книг были сделаны арабской вязью. Всякий раз, когда Эцио спрашивал дядю о содержании этих книг, Марио давал весьма туманные ответы.
Придя в кабинет, дядя достал из сундука кожаную сумку, из которой вынул пачку бумаг, – некоторые из документов были хорошо знакомы Эцио.
– Вот список твоего отца, мой мальчик. Правда, мне уже не следует так тебя называть. Ты теперь мужчина, настоящий воин… Так вот, к этому списку я добавил имена, которые ты подслушал в Сан-Джиминьяно. Тебе пора начинать работу, – сказал Марио, вручая ему список.
– Мой клинок найдет каждого тамплиера из этого списка, – твердо заявил Эцио. При виде имени Франческо де Пацци его глаза вспыхнули. – С него я и начну. Он – самый фанатичный в их семействе. Его ненависть к нашим союзникам Медичи не знает границ.
– Ты вправе так говорить, – согласился Марио. – Значит, начнешь готовиться к возвращению во Флоренцию?
– Да, таково мое решение.
– Хорошо. Но я должен рассказать тебе еще кое-что. Идем.
Марио подвел его к одной из стен с книжными полками и нажал потайную кнопку. Одна из полок отошла в сторону, обнажив каменную стену с выдолбленными квадратными углублениями. Пять углублений были заполнены, остальные пустовали.
Присмотревшись, Эцио радостно улыбнулся. В углублениях дядя хранил страницы из Кодекса!
– Вижу, ты узнал, какие сокровища у меня здесь спрятаны, – сказал Марио. – Я не удивляюсь. Здесь и страница, которую сумел расшифровать твой смышленый флорентийский друг. Остальные найдены твоим отцом. Он добился ощутимых успехов в их расшифровке.
– Но есть еще одна страница. Та, что я забрал у мертвого Вьери. Ее содержание для меня – полная загадка.
– Увы, ты прав. Джованни был более склонен к научным изысканиям, чем я. Но благодаря тому, что он сумел расшифровать, и с помощью книг, которые я здесь собрал, я сумел приблизиться к разгадке этой тайны. Взгляни! Видишь, слова будто перемещаются со страницы на страницу? А слияние символов видишь?
Эцио вгляделся, и его охватило странное чувство дежавю. Может, в нем пробудилась наследственная память? Но письмена на страницах Кодекса ожили, и перед ним начал раскрываться их смысл.
– Смотри, дядя! Там, внизу… что-то вроде картины! Или карты!
– Джованни – а вслед за ним и я – пришел к выводу, что на страницах Кодекса записано что-то вроде пророчества, однако смысл его мне пока так и не открылся. Там упоминается какая-то «частица Эдема». Кодекс был составлен очень давно, таким же ассасином, как мы. Вроде бы его звали Альтаир. Он писал про «нечто, скрытое под землей, нечто древнее и могущественное». К сожалению, ни у твоего отца, ни у меня не было и нет никаких догадок на этот счет.
– Добавь к этим пяти страницам шестую, которую я забрал у Вьери, – предложил Эцио.
– Не сейчас! До твоего отъезда я сниму с нее копию. А оригинал ты отвезешь своему другу во Флоренцию. У него блестящий ум, однако ему незачем знать все, о чем я тебе сказал, – это может быть для него очень опасным. Потом оригинал этой страницы займет свое место в стене, и мы еще немного продвинемся в разгадке.
– А другие страницы Кодекса? Где нам их искать?
– Я только знаю, что они существуют, – ответил Марио. – Не забивай пока себе голову поисками. Сосредоточься на более важной задаче.
Намерение Эцио вернуться во Флоренцию не означало немедленного отъезда из Монтериджони. Молодому человеку нужно было побольше узнать о Кредо ассасина и приобрести дополнительные навыки для выполнения поставленной перед ним задачи. К тому же необходимо было позаботиться об относительной безопасности его жизни в городе, которого Эцио не видел почти два года. Флорентийские шпионы Марио сообщали, что семейное палаццо Аудиторе заперто, а окна первого этажа заколочены. Оно находилось под охраной семейства Медичи и потому не было разграблено. Дата отъезда несколько раз откладывалась, и Эцио уже начинал терять терпение. Наконец, мартовским утром 1478 года, дядя велел ему собираться в путь.
– Зима была долгой, – сказал Марио.
– Даже слишком, – посетовал Эцио.
– Но время настало, – невозмутимо продолжал дядя. – Хочу тебе напомнить, что большинство побед является результатом скрупулезных приготовлений. А теперь слушай меня внимательно. Моя флорентийская приятельница нашла для тебя надежное жилье неподалеку от ее дома.
– А кто она такая?
– Ее имя тебе все равно ни о чем не скажет. Но доверять ей ты можешь не меньше, чем мне. Сейчас она временно покинула Флоренцию. Если понадобится помощь, обратись к вашей бывшей домоправительнице Анетте. Она по-прежнему живет у сестры, но работает теперь у Медичи. Вообще же, чем меньшее число людей будет знать о твоем возвращении во Флоренцию, тем лучше. Однако есть человек, с которым тебе обязательно нужно будет встретиться, хотя найти его – задача не из легких. Я написал его имя. Но расспрашивай о нем с осторожностью. Можешь поинтересоваться у своего ученого друга, когда понесешь ему страницу Кодекса. Но еще раз предупреждаю: лишнего не говори. Это для его же блага. А вот и адрес твоего жилья. – Марио протянул ему два клочка бумаги, добавив к ним кожаный мешочек с деньгами. – Здесь сто флоринов. На первое время этого должно хватить. Твои подорожные документы в полном порядке. И наконец самая приятная для тебя новость: ехать можешь хоть завтра.
В оставшийся до отъезда срок Эцио успел съездить в монастырь, чтобы проститься с матерью и сестрой, собрать кое-какие вещи и оружие, а также проститься с дядей и людьми из города и замка, которые были его соратниками и союзниками все это время. Утром следующего дня молодой Аудиторе выехал из ворот замка. Он уезжал с легким сердцем, исполненный решимости. Долгий путь до Флоренции он проделал без приключений и уже под вечер переступил порог своего нового флорентийского жилища. Город, с которым Эцио расставался на два года, ничуть не изменился. Но возвращение не вызвало в молодом человеке сентиментальных чувств. Передохнув, Эцио тут же принялся за дело. Разрешив себе лишь в последний раз пройти мимо фасада фамильного дома, он направился в сторону мастерской Леонардо да Винчи. Чем раньше страница Кодекса, отобранная у Вьери, окажется у художника, тем лучше.
Оказалось, Леонардо расширил свои владения и купил соседнее здание, находившееся слева от мастерской. Бывший склад как нельзя лучше подходил для осуществления замыслов да Винчи. Художник обзавелся двумя громадными столами, тянущимися во всю длину помещения. Столы представляли собой щиты из досок, уложенные на козлы. К дневному свету, что лился из высоких окон, добавлялся свет многочисленных масляных ламп. Теперь Леонардо не надо было напрягать зрение. На столах и прямо на полу стояли, лежали и громоздились каркасы и части каких-то устройств и механизмов. Стены были завешаны сотнями чертежей, рисунков и набросков. Среди этого творческого беспорядка трудилось не менее полудюжины помощников Леонардо. За их работой наблюдали Аньоло и Инноченто – повзрослевшие, но не утратившие обаяния. Больше всего Эцио поразил макет круглой повозки, из которой торчали пушки. Повозка имела не менее странную железную башенку, похожую на поднятую крышку от кастрюли. В башенке имелось отверстие, позволявшее тем, кто находился внутри, высовывать голову и следить за направлением движения повозки. На стене внимание Эцио привлек рисунок лодки, похожей на акулу. В задней части лодки возвышалась уже не башенка, а башня. Судя по всему, лодка предназначалась для плавания… под водой!
У молодого Аудиторе в глазах рябило от обилия карт и анатомических набросков. Строение глаза, соитие мужчины и женщины, плод в материнском чреве, – непонятного здесь было гораздо больше, чем понятного. В новой мастерской, как и в старой, не было ни одного свободного уголка на столе, ни одного свободного участка стены. Здесь царил памятный Эцио хаос, только умноженный на сто. Похоже, Леонардо не видел границ между реальностью и фантазией: изображения вполне реальных зверей соседствовали с тщательно исполненными рисунками сверхъестественных существ. И снова макеты, начиная от водяных насосов и кончая оборонительными сооружениями.
Но что притягивало взгляд Эцио сильнее всего, так это диковинное сооружение, свешивавшееся с потолка. Похожая на скелет летучей мыши, прежняя модель была совсем маленькой. Нынешняя же была выполнена почти в натуральную величину и в один прекрасный день могла превратиться в настоящую машину. Она и сейчас напоминала скелет летучей мыши. Деревянные остовы крыльев покрывала прочная кожа какого-то животного. Поблизости, на мольберте, усеянном записками и расчетами, Эцио попались строчки, написанные вполне разборчивым почерком:
…пружина из рога или стали, прикрепленная к ивовому пруту и помещенная внутрь тростника.
Птиц во время полета удерживает в воздухе сила скольжения; их крылья не сжимают воздух и даже бывают подняты вверх.
Если человек, весящий сто килограммов и находящийся в точке n, поднимает крыло с помощью блока, имеющего вес около семидесяти килограммов, а сила подъема достигает ста сорока килограммов, тогда он окажется способен поднять себя на двух крыльях…
Эцио ровным счетом ничего не понял, но хотя бы смог разобрать написанное. Должно быть, это Аньоло постарался и переписал каракули учителя. Заметив, что ученик следит за ним, Эцио оторвал взгляд от мольберта. Он помнил, насколько скрытен Леонардо.
Наконец из старой мастерской появился сам да Винчи. Он бросился к молодому человеку и тепло его обнял:
– Дорогой Эцио! Ты вернулся! Как я рад тебя видеть! После всего, что произошло, мы думали…
Леонардо умолк, не докончив фразы. На лице художника мелькнуло беспокойство. Эцио попытался вернуть ему веселое расположение духа:
– Что за мастерская теперь у тебя! Конечно, для меня твои занятия – полнейшая абракадабра, но главное – ты сам понимаешь, что к чему и зачем. Стало быть, живопись ты забросил?
– Нет, – возразил Леонардо. – Просто увлекся… другими вещами… Ты же знаешь, я интересуюсь всем подряд.
– Это я помню. Итак, ты расширил мастерскую. Видимо, дела идут неплохо. Эти два года были для тебя благоприятными.
В словах Эцио Леонардо уловил скрытую печаль. Да и лицо его друга стало суровее.
– Можно сказать и так. Меня просто оставили в покое. Те, кто борется здесь за полную власть над городом, одинаково считают, что я им пригожусь… Правда, сам я не уверен, что кто-то из них добьется успеха, – сказал художник и тут же сменил тему: – Но довольно обо мне. Что нового у тебя, мой друг?
Эцио поднял глаза на Леонардо:
– Надеюсь, у нас будет время обсудить и мои новости. Тогда я тебе расскажу, где был и чем занимался. Но сейчас мне опять нужна твоя помощь.
– К вашим услугам, синьор Аудиторе, – церемонно поклонился да Винчи.
– У меня есть кое-что для тебя, что, возможно, будет тебе интересно.
– Тогда идем в мой кабинет. Там не так шумно.
Как только они перешли в кабинет Леонардо, Эцио разложил на столе привезенную им страницу Кодекса.
У Леонардо от возбуждения округлились глаза.
– Ты помнишь ту, первую?
– Разве такое забудешь? – Художник жадно вглядывался в пергамент. – Какой удивительный сюрприз! Можно?
– Разумеется.
Леонардо водил пальцами по пергаменту, внимательнейшим образом рассматривая буквы и символы, изображенные на нем. Затем, схватив перо и бумагу, принялся их перерисовывать. Он часто вскакивал, заглядывая в свои книги и манускрипты. Как и два года назад, Леонардо целиком погрузился в работу. Обрадованный таким вниманием, Эцио терпеливо ждал.
– Как интересно, – произнес наконец художник. – Слова написаны на незнакомом, во всяком случае мне, языке. Но у них есть некий общий узор. Я обнаружил пояснения на арамейском, которые несколько проясняют содержание основного текста. – Леонардо поднял голову. – Знаешь, если соединить эту страницу с другой, получается что-то вроде руководства… руководства в различных способах убийства. Но это на одном уровне. Подозреваю, есть и другие, хотя это лишь мои догадки. Мы сейчас находимся на самой поверхности. Главное скрыто в глубине. Чтобы прояснить картину, нужно собрать другие страницы. Но ты ведь даже не знаешь, где они.
– Не знаю.
– И сколько их вообще – тебе тоже неизвестно?
– Это… можно было бы узнать.
– Ага, – усмехнулся Леонардо. – Тайны! Что ж, я должен отнестись к ним с уважением. – Он снова вгляделся в пергамент. – Надо же! Ты посмотри!
Эцио заглянул ему через плечо, но увидел лишь тесные кучки клиновидных символов.
– Что это?
– Сам толком не понимаю. Но если я прав, в этой части записан состав неизвестного нам металла или сплава. Причем такого, который по законам логики вообще не может существовать!
– А что еще ты нашел на странице?
– Расшифровать одну запись оказалось совсем легко. По сути, это чертеж оружия. Похоже, оно дополняет твой скрытый клинок. Но его мне пришлось бы целиком делать самому.
– И что это за оружие?
– Очень простое по устройству. Металлическая пластина, вделанная в кожаный наруч, которая позволила бы отражать удары мечей и даже топоров. Но есть одна особенность. Металл, который нам придется отлить самим, очень прочен, но невероятно легок. Кстати, пластина предназначена не только для защиты. Здесь тоже предусмотрен двулезвийный клинок с пружинным механизмом.
– Тебе по силам изготовить все это?
– Да, хотя мне понадобится некоторое время.
– Его у меня совсем немного.
Леонардо задумался.
– Все необходимое для работы у меня есть. Мои помощники достаточно сведущи и в литейном, и в кузнечном деле.
Художник вновь замолчал, по-видимому погрузившись в собственные мысли и расчеты.
– Работа займет у меня два дня, – сказал он наконец. – Приходи по истечении этого срока, и мы проверим работу нового устройства.
Эцио поклонился другу:
– Леонардо, я безмерно тебе благодарен. И в этот раз я могу заплатить тебе за работу.
– Нет, это я благодарен тебе. Страницы Кодекса расширяют мои познания. Прежде я считал себя изобретателем, но информация, содержащаяся в этих страницах, ставит в тупик даже меня. – Леонардо улыбнулся и почти шепотом добавил: – Ты даже не представляешь, каким должником я себя чувствую перед тобой за то, что ты показал мне эти страницы. Если ты найдешь новые, обязательно принеси их мне. Где ты их найдешь – меня не касается. Главное, чтобы о них никто не узнал за пределами твоего узкого круга… кроме меня, разумеется. Это будет лучшей платой за мою работу.
– Это я тебе обещаю.
– Grazie! Тогда до пятницы? Приходи на закате.
– До пятницы.
Леонардо и его помощники сдержали обещание и уложились в отведенные сроки. Новое оружие, предназначенное в первую очередь для обороны, оказалось исключительно полезным. Несколько помощников Леонардо имитировали нападение на Эцио (используя при этом настоящее оружие), а молодой человек храбро оборонялся. Металлический наруч при всей своей легкости превосходно отражал даже самые отчаянные удары, даже от двуручных мечей и боевых топоров.
– Леонардо, это великолепное оружие!
– Согласен.
– Однажды оно вполне может спасти мне жизнь.
– Будем надеяться, что к твоему шраму на левой руке новых не добавится, – сказал Леонардо.
– Это был прощальный подарок от старого… друга, – ответил Эцио. – А сейчас мне нужен твой совет.
– Помогу, чем смогу, – скромно пожал плечами художник.
Эцио оглянулся на помощников да Винчи:
– Может, поговорим наедине?
– Пошли.
Они вернулись в кабинет. Там Эцио протянул Леонардо дядин клочок бумаги с именем.
– Дядя велел мне встретиться с этим человеком, но добавил, что прямые расспросы ни к чему не приведут.
Леонардо долго изучал кусок бумаги с написанным на нем именем. Когда он поднял голову, взгляд выражал тревогу.
– Знаешь, кто это?
– Знаю только имя – Ла Вольпе. Думаю, это прозвище.
– Оно значит Лис. Но даже прозвище лучше не произносить вслух и в присутствии других. Этого человека никто не видел, зато у него повсюду есть свои глаза.
– И все-таки где мне его найти?
– Сказать невозможно. Но для начала… повторяю, будь очень осторожен… попробуй сходить на Меркато Веккьо[66].
– Говорят, что каждый вор, не успевший попасть в тюрьму или на виселицу, промышляет на Меркато Веккьо.
– Вот почему я и призываю тебя быть осторожным. – Леонардо опасливо оглянулся, словно их могли подслушать. – Я… быть может… сумею с ним переговорить. Иди туда завтра, после вечерни… Возможно, тебе повезет… или нет.
Вопреки дядиным предостережениям Эцио решил повидаться еще с одним человеком. Все эти долгие месяцы он не переставал думать о ней. Сейчас от сознания того, что девушка совсем близко, любовь его все возрастала. Он пытался себя убедить, что риск, хотя и существует, не настолько велик. За два года Эцио повзрослел и возмужал. Даже лицо изменилось, став более угловатым. Хотя в нем по-прежнему легко было узнать все того же сорванца Эцио, каким он был когда-то. Молодого человека выручал капюшон, позволяя «исчезать» в толпе: он надвигал его как можно глубже, полностью скрывая лицо. Формально власть в городе оставалась за Медичи, но из ядовитой пасти Пацци были вырваны не все зубы. Противники выжидали и не теряли бдительности. В том и другом Эцио не сомневался. Если люди Пацци застигнут его врасплох, они его убьют, и никакой Медичи тут не поможет. И тем не менее на следующее утро ноги сами понесли его к особняку Кальфуччи.
Эцио подошел в тот момент, когда дверь дома открылась и на залитый солнцем дворик вышла Кристина. Она стала стройнее, возможно даже чуть выше ростом, превратившись из девочки в молодую женщину. Молодой человек окликнул ее.
Увидев его, Кристина сильно побледнела. Эцио испугался, что она сейчас упадет в обморок. К счастью, этого не случилось. Сказав что-то своей спутнице (после чего та развернулась и направилась в сторону дома), Кристина раскинула руки и бросилась к Эцио. Он быстро увел ее под арку ближайшего дома, желтые стены которого обвивал плющ. Обняв Кристину, Эцио заметил у нее на шее цепочку его кулона, хотя сам кулон был спрятан на груди.
– Эцио! – воскликнула она.
– Кристина!
– Что ты здесь делаешь?
– Я здесь по делам отца.
– Где ты был все это время? За два года я ничего не слышала о тебе.
– Я был… в отъезде. Это тоже было связано с делами моего отца.
– Говорили, что ты… убит. И твоя мать с сестрой – тоже.
– Судьба распорядилась иначе. – Эцио помолчал. – Я не мог тебе написать, но я постоянно думал о тебе.
Глаза Кристины, в которых плясали радостные огоньки, вдруг помрачнели. В них появилось беспокойство.
– Что случилось, carissima?[67]– спросил Эцио.
– Ничего.
Кристина пыталась вырваться из его объятий, но Эцио ее не выпускал.
– Нет, что-то все-таки произошло. Доверься мне!
Она подняла голову. Ее глаза были полны слез.
– Ах, Эцио! Я помолвлена и скоро должна выйти замуж!
Молодой человек был настолько ошеломлен, что потерял дар речи. Он разжал руки, только сейчас сообразив, что обнимал Кристину слишком крепко. Он вновь почувствовал себя одиноким и несчастным.
– Это все мой отец, – продолжала Кристина. – Он не давал мне покоя и требовал, чтобы я согласилась. Ты исчез. Я считала тебя погибшим. Потом в наш дом зачастил молодой д’Арценто. Он из семьи торговцев драгоценными металлами. Они переселились сюда из Лукки. Это было вскоре после твоего исчезновения. Эцио, знал бы ты, как они давили на меня с двух сторон: его родители и мои. Убеждали «не позорить семью» и согласиться на выгодную партию, пока мне еще делают предложения. Я думала, что никогда тебя не увижу. И теперь…
Ее слова оборвал испуганный девичий крик, раздавшийся со стороны небольшой площади, на которую выходила эта улица.
– Это Джанетта! – спохватилась Кристина. – Помнишь ее?
Крики Джанетты стали еще неистовее, но теперь можно было расслышать, что именно она кричит:
– Манфредо! Манфредо!
– Поспешим туда, – сказал Эцио, и они оба бросились к площади.
Кроме Джанетты, Эцио увидел еще одну, незнакомую ему девушку, а также пожилого мужчину. Кажется, тот служил у отца Кристины старшим писарем.
– Что случилось? – спросил молодой человек.
– Манфредо! – воскликнула Джанетта. – Опять карточные долги! На этот раз его точно убьют!
– Что с ним? – Голос Кристины почти сорвался на крик.
– Прошу прощения, синьорина, – залепетал писарь. – Он задолжал деньги каким-то двум молодым людям. Они потащили его к Новому мосту и сказали, что выбьют из него долг. Еще раз, синьорина, прошу прощения. Я ничем не мог им помешать.
– Не кори себя, Сандео. Позови домовую стражу. А я лучше пойду…
– Подожди, – остановил ее Эцио. – Кто такой, черт побери, этот Манфредо?
Кристина посмотрела на него словно из-за решетки тюремного окна:
– Мой fidanzato[68].
– Обойдемся без стражи, – сказал Эцио и побежал по улице, которая вела к мосту.
Вскоре он уже был на набережной. Внизу, близ первой опоры моста, тянулась узкая полоска земли, соседствуя с желтыми, неспешно текущими водами Арно. От реки тянуло густым зловонием. На земле Эцио увидел распростертого молодого человека в модном черном камзоле, расшитом серебром. Еще двое молодых людей, потея от натуги и бормоча ругательства, били его руками и ногами.
– Клянусь, я верну долг! – стонала жертва.
– Мы по горло сыты твоими обещаниями, – сказал один из мучителей. – Ты и так выставил нас круглыми дураками. Теперь мы тебя проучим, чтобы другим неповадно было.
Носком сапога он придавил должнику шею, ткнув лицом в грязь. Второй мучитель ударил его под ребра.
Первый нацелился ударить должника по почкам, когда вдруг почувствовал, как кто-то схватил его самого за шиворот и фалды. Мучитель взлетел в воздух и вскоре плюхнулся в воду, полную нечистот и мусора, облепивших первую опору моста. Зловонная вода попала ему в горло, он закашлялся и не заметил, как его напарник тоже полетел в воду.
Эцио протянул руку замызганному грязью должнику, помогая тому встать.
– Grazie, синьор. Думаю, они действительно хотели меня убить. Глупцы! Мертвые долгов не платят, а так я бы мог вернуть им все деньги. Честное слово!
– А вы не боитесь, что они снова на вас нападут?
– Теперь они будут думать, что у меня появился телохранитель.
– Кстати, забыл представиться. Эцио… де Кастроново.
– Манфредо д’Арценто, к вашим услугам.
– Я не ваш телохранитель, Манфредо, и не собираюсь им быть.
– Не важно. Вы спасли меня от этих фигляров, за что я вам благодарен. Вы даже не представляете насколько. Я должен вас вознаградить. И не противьтесь. Но сначала я немного почищу свой камзол, и мы с вами отправимся промочить горло. Невдалеке от Виа Фьордализо есть маленький игорный дом…
– Постойте, – сказал ему Эцио, видя приближающуюся Кристину и ее спутниц.
– Что такое?
– Вы проводите много времени за азартными играми?
– А почему бы и нет? Лучшего времяпрепровождения я не знаю.
– Вы ее любите? – не выдержал Эцио.
– Вы о ком?
– О вашей fidanzata[69]Кристине. Вы ее любите?
Манфредо насторожила горячность его спасителя.
– Разумеется, люблю… если это вообще вас касается. Убейте меня на месте, и я умру, продолжая любить ее.
Эцио задумался. Судя по всему, этот картежник не врал.
– Тогда слушайте: вы больше никогда не притронетесь к картам. Слышите?
Он сказал это так сурово и выглядел при этом так внушительно, что молодой д’Арценто сначала оторопел, а потом испугался не на шутку.
– Д-да, – заикаясь от страха, ответил Манфредо.
– Поклянитесь! – все так же жестко потребовал Эцио.
– Клянусь!
– Вы даже не знаете, как вам повезло, – сказал он уже мягче. – Вы должны пообещать мне, что будете ей хорошим мужем. А если я узнаю, что вы опять взялись за свое, я выслежу вас и убью собственными руками.
Манфредо чувствовал, что его спаситель не шутит. Холодные серые глаза Эцио почему-то показались ему знакомыми. В памяти что-то шевельнулось.
– А мы с вами точно не встречались? Странно, но мне кажется, что я вас где-то видел.
– Нет, мы не встречались, – сказал ему Аудиторе. – И надеюсь, не встретимся, если только… – Он замолчал и посмотрел на Кристину, которая стояла возле моста, глядя вниз. – Идите к ней и сдержите свое обещание.
– Сдержу. – Манфредо топтался на месте. – Я действительно ее люблю. Честное слово! Наверное, мне нужно было получить сегодня этот урок. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать ее счастливой. И не нужно приставлять клинок к моему горлу, чтобы выбить из меня это обещание.
– Надеюсь. А теперь идите!
Манфредо стал торопливо подниматься на набережную. Глаза Эцио были прикованы к Кристине. На мгновение их взгляды встретились, и он слегка махнул ей на прощание, затем повернулся и зашагал прочь. С самого дня казни его отца и братьев на сердце молодого Аудиторе не было так тяжело. Субботний вечер застал Эцио в мрачном расположении духа. В такие моменты ему казалось, что он потерял все: отца, братьев, дом, положение, дело, которому собирался посвятить жизнь, а теперь – жену! Но затем он напомнил себе о доброте и поддержке со стороны дяди Марио, о матери и сестре, которых он сумел уберечь. Что же касалось будущего и дела, которому можно посвятить жизнь, – у него было и то и другое. Просто его жизнь потекла вразрез с юношескими мечтаниями. Ему нужно было выполнить поставленную задачу, и тоска по Кристине ничем ему в этом не поможет. Конечно, он вряд ли сумеет вырвать Кристину из сердца, но судьба обрекает его на жизнь одиночки, и он должен принять это как данность. Может, таков путь ассасина? Может, ради верности Кредо ассасина он должен принести такую жертву?