- Мамка! Когда батя придет, скажи, что я болею и давно лежу на печи! – бросил он матери и, почти прыжком заскочив на печь, с головой укутался в одеяло.
Мать поняла, что случилось что-то серьезное. Ее отчаянного и смелого сына трудно было заставить побледнеть. Поэтому она не стала расспрашивать или возражать, и, обтерев мокрые сапоги сына, поставила их сушиться под печь.
А парни еще немного задержали дьяка и разбежались в разные стороны. Федот встал, ругаясь и постанывая, и направился домой. Войдя во двор, он грозно закричал:
- Где Кузьма?!
Ксения приоткрыла дверь:
- Федот, Федечка, тише! Кузьма болеет, уже больше часа на печке спит, разбудишь! У него температура высокая!
- Наверное, показалось! – уже тише пробурчал Федот, тряхнув головой, словно прогоняя наваждение.
Дьякон вошел в дом, немного поел, чтобы жена не догадалась, что он уже сыт, и лег спать. Ксения не стала спрашивать, что случилось. Наутро, проводив Федота, подошла к Кузьме.
- Сын, что это было вчера? Что ты опять натворил?
- Мамка, ты не спрашивай лучше. Так будет спокойнее и мне, и тебе…
Ксения подумала и не стала уговаривать сына на откровенное признание. Чуть позже она узнала, что на ее Федота кто-то напал вечером. Женщина догадалась, что сын как-то связан с этим, но разобраться, в чем дело, не могла. А Кузьма не знал, как жить с тем чувством ненависти и презрения, которое он чувствовал к отцу. Парень стал дерзким и агрессивным по отношению к родителям. В родном селе он собрал вокруг себя шайку, которая постоянно затевала драки в Нагутах и в соседних селах.
- Сын, когда же ты образумишься…– вздыхала Ксения.
- Когда рак на горе свистнет, – дерзко отвечал Кузьма.
- Так и до тюрьмы недалеко! – Ксения переживала за судьбу младшего сына.
- Что ж, в тюрьме люди тоже живут… - отмахнулся он.
Кузьма был безразличен к собственной судьбе. Парню казалось, что на душе становится легче, когда тело страдает. И он не мог, да и не хотел никому раскрывать душевную боль от крушения всех святынь и надежд. Он ненавидел церковь, под сводами которой творилось беззаконие, и ненавидел Бога, который все это позволяет и не наказывает. О том, что сам он творит беззаконие, Кузьма не думал, но считал себя более честным, потому что не прикрывался святыней.
Кузьме исполнилось семнадцать лет, и мать с отцом решили женить сына. По обычаю не сам парень выбирал себе невесту, а его родители. Молодой человек не возражал, ему было все равно. Друзья и бесконечные разборки стали смыслом его жизни. Невесту выбрали из соседней деревни.
- Сын, мы решили засватать Иру. Она очень красивая и хорошая девушка, – сообщил Кузьме отец.
- Мне без разницы! Вам с ней жить в одной хате! – буркнул Кузьма.
- А ты что, воле батьки противиться будешь?! – от одного возражения отец вскипел, – если не будешь с ней жить, пеняй на себя! Кроме того, в одной хате жить мы с ней все время не собираемся, дам тебе участок недалеко от нашего, сам строиться будешь, а жить с ней - тебе!
- Да не буду я противиться… больно надо! Что я, девок не видел. По мне они все как одна. Если вам Ирка больше нравится, пусть будет Ирка…
- Сын, неужели она тебе совсем не нравится? – вздохнула мать. – Она добрая, богобоязненная…
- Да что ты охаешь, мам, я же сказал, пусть будет она. Нравится мне Ирка, нравится. Теперь ты довольна? Вот только ее «богобоязненности» мне и не хватало! – проворчал Кузьма, – будет мне мозги мыть, что мне делать, а что – нет!
Но упорствовать не стал. Пошел с родителями в соседнюю деревню сватать девицу. Засватали. Через время, в том же 1916 году сыграли свадьбу. Но в жизни Кузьмы почти ничего не изменилось. Он так же работал днем, а вечерами пропадал с друзьями.
Прошло немного времени, и Кузьма стал немного спокойнее. Он приходил домой раньше, и у родителей появилась надежда, что сын остепенился. Вскоре живот у Ирины округлился, и всем стала понятна причина нового отношения Кузьмы к жене и к жизни вообще. Парень, сам еще практически юноша, готовился стать отцом!
- Может хоть ребенок образумит Кузьму, – вздохнула Ксения, узнав о том, что скоро снова станет бабушкой. Внуки от старших детей росли неподалеку, но в отчем доме уже давно не щебетали детские голоса. Кузьма был младшим, остальные дети успели разлететься из родительского гнезда.
Время ожидания первенца пролетело для Кузьмы почти незаметно. Он сам не замечал перемен в себе, но если кто-то и говорил ему – смеялся и не верил.
- Я такой же, как всегда. Никто и ничто меня не меняло… - отмахивался он, когда слышал от старшего поколения, что его характер стал другим.
Подошло время родов, повивальная бабка поздравила семью с девочкой. Федот, как и Кузьма, хотел мальчика, но принял то, что есть. Прошла лишь пара месяцев и новорожденная покорила сердца всех в доме. Даже беспокойные ночи не заставили родителей разочароваться в том, что дали жизнь этой крохе. Кузьма бежал с работы каждый вечер, чтобы взять в свои большие руки маленький живой сверток и прижать дочь к себе. Молодой отец любовался, как малышка спит, тихо посапывая крошечным носиком. Одно тревожило – девочка была хрупкой и слабенькой. Она не кричала громко, как другие дети, больше спала, даже ела нечасто и понемногу. Развивалась кроха тоже медленнее, чем другие малыши ее возраста. В полгода, когда многие деревенские дети уже пытались садиться, она только начала держать голову.
После полугода стало заметно, что малышка не становится сильнее, а, наоборот, слабеет. Родители и дедушка с бабушкой обошли всех врачей и знахарей, но никто не смог помочь. К сожалению, дочь Кузьмы и Ирины умерла еще до того, как ей исполнился год.
- Это наказание от Бога! – заключил Федот, – ты ведешь себя дерзко, родителей не почитаешь. Бог забрал твоего ребенка.
- Батя! Как ты можешь так говорить! – взорвался Кузьма, – если я наказан, значит и ты! Это твоя внучка!
- Федотушка, не нужно… пойдем… - Ксения постаралась быстрее увести мужа, чтобы они не поссорились в очередной раз.
Видно было, что Кузьма не любит отца. Однако он не смел говорить с ним грубо, больше отмалчивался или отвечал коротко и осторожно. Боль потери первенца, любимой дочери, могла затмить глаза и дать возможность наговорить в сердцах много такого, о чем Кузьма пожалел бы впоследствии.
Ирина тоже постаралась увести мужа подальше от беды. Она рыдала над гробом своей малышки, потеря казалась непосильной. Ирина сейчас не вынесла бы ссоры. Чувствуя боль молодой жены, Кузьма замолчал и позволил себя увести.
Прошло время. Казалось, что все улеглось, и боль немного отступила. Только теперь Кузьма стал употреблять больше спиртного и еще чаще провоцировать ссоры.
Некоторое время после похорон дочери Кузьма щадил жену, старался относиться к ней добрее и мягче, но потом вернулся к старой жизни. Он уже не думал о боли, которую испытывала молодая женщина, и вел себя так, словно один потерял дочь. Никто не спрашивал у Ирины, что переживала она. Молодая женщина должна была вести себя так, словно была создана служить мужу, подавать ему вовремя пищу, успокаивать, когда тот скорбел о своей малышке. И она замкнулась в себе, выполняя все обязанности автоматически, сжав свою боль в кулак. Лишь иногда рыдала ночами, стараясь плакать тише, чтобы не разбудить мужа, зная, что ее слезы вызовут в нем раздражение вместо сочувствия.
Ирина пыталась убедить мужа не пить, опасаясь, что другой ребенок, если Бог даст ему жизни, родится больным. Просила прекратить драки, но все было бесполезно. У молодой женщины хватало сил уговаривать мужа, пока он был трезв. Если Кузьма приходил вечером пьяным, Ира быстро накрывала на стол и старалась не попадаться ему на глаза. Кузьма не бил жену, но она понимала, что от грубых слов и угроз очень легко перейти к делу. Поэтому, увидев мужа пьяным, Ирина становилась как тень – почти невидимой и неслышимой. Все приказы домашнего деспота исполняла так быстро, как только могла.
В один из вечеров Кузьма пришел домой трезвый и, казалось, спокойный. Ира была даже удивлена, как будто муж почувствовал, что она готовила ему маленький праздник.
- Садись, я тут пирог с картошкой и цибулей приготовила, борщ свежий сварила, хоть и постный, - заворковала молодая жена.
Солнце уже почти полностью село за горизонт, и сумерки опустились на село. Ира радовалась редкому вечеру, который молодой муж решил провести дома, в кругу семьи, без спиртного и ругани. За раскрытым окном пел соловей, навевая романтические мысли и настроения. Женщина расслабилась впервые за много дней. С тех пор как она вышла замуж, немного было спокойных вечеров. Ирина очень старалась угодить мужу, чтобы он полюбил ее, чтобы ему хотелось вечером идти домой. Она старалась изо всех сил, но пока все было бесполезно. И вдруг это случилось! Неужели теперь все будет иначе? Неужели он станет приходить домой и проводить время с ней?
Ира радостно хлопотала у стола, ставя полную миску борща, сметану и большой, душистый пирог. Времена были трудные, не часто в домах имелась такая пища. Но сегодня Ирина достала все, что могла. Сметаны было совсем немного, но женщина сберегла ее для особого случая. Сегодня она хотела сказать мужу, что вновь забеременела, что ждет малыша. Может, родиться мальчик, и муж снова будет бежать домой, чтобы прижать его к груди… Жизнь вновь наполнится радостью!
Кузьма сел за стол и принялся есть. Как вдруг мимо окна пробежал один из его дружков с криком:
- Кузьма, наших бьют!
Кузьма мгновенно забыл обо всем. Он вскочил и рванул к выходу. Ира была в отчаянии и решилась на рискованный шаг. Она встала в дверях и взялась за косяки.
- Не пущу! Когда-нибудь в этих драках или тебя убьют, или ты кого-нибудь убьешь!
Кузьма на мгновение остановился. Он не хотел домашних разборок, не хотел обижать молодую жену, которая так старалась для него. Но и оставить своих дружков без поддержки тоже не мог. Он оглянулся, встал одной ногой на стул, затем на стол, а со стола на подоконник и выпрыгнул в окно.
Вечер бы испорчен одной фразой соседа. Ирина села у стола и в отчаянии заломила руки.
- Я больше так не могу! Неужели замужняя жизнь и должна быть такой?! Боже, неужели это Ты для меня приготовил?! Я же старалась поступать правильно, не огорчать Тебя. Неужели мне так и придется всю жизнь маяться?!
Она резко захлопнула окно. Если бы она только знала, держала бы окна закрытыми. Лучше сидели бы все вместе в духоте, чтобы Кузьма не слышал ничего, что сосед кричал! Но теперь было поздно сожалеть.
Кузьма вернулся в тот вечер с синяками, пьяный и злой. Ира знала, что муж никогда не отступал и если он пришел – значит, победил. Вот только время, пока мужа не было, тянулось бесконечно долго.
***
Кузьма любил не только драки, но и грубые развлечения. Один из его друзей обладал качеством, которое редко встречается: почти не ощущал вкуса. Мог легко есть горький перец, и любил его, особенно с борщом вприкуску. Узнав об этой особенности, молодой человек быстро нашел ей применение. Они вместе ходили на рынок и когда подходили к старушкам, продающим горький перец, Кузьма спрашивал:
- Бабуль, перец горький?
- Горький, сынок, як огонь! – честно отвечала старушка.
Кузьма брал один стручок, подавал товарищу, тот откусывал половину, спокойно, не морщась, жевал, протягивая остаток стручка обратно старушке. Тогда Кузьма обращался к старушке.
- Обманываете, грех ведь! В вашем-то возрасте…
Старушка хватала остаток перца, совала его себе в рот и с оханьем и причитанием бросалась искать воду. Толпа хулиганов громко смеялась и убегала от возмущенных окружающих.
Однако, несмотря на жесткость, в душе Кузьмы было много нерастраченного тепла и обостренное чувство справедливости. Он не мог видеть спокойно настоящую боль и переживания. Однажды поздним летом Кузьма спросил у друга:
- Ты чего уже месяц ходишь смурной? От тебя улыбки не дождешься!
- Да… - Вася отмахнулся, - проблемы.
- А может, я пособлю чем?
- Нет… - вздохнул горестно Василий, – теперь уже ничем не поможешь!
- А что случилось-то, умер, что ли кто? Так я бы знал.
- Не умер…. Но для меня это почти то же самое! – голос друга дрогнул. – Маруську засватали.
- А она что? Не любит тебя?
- Нет, любит. Очень любит! Но боится против родителей пойти. Они ее отдают за богатого, но Маруська его совсем не любит. Плачет каждый день, а сделать ничего не может, – поделился Вася с Кузьмой своей бедой.
- Ладно, не грусти. Придумаем что-нибудь. Венчание когда будет?
- После жатвы сразу, – Василий не понял, к чему ведет Кузьма.
- А сколько пар венчать в этот раз батюшка будет?
- Да, кажется, пар семь набирается. Свадеб ведь с весны не было, – уточнил Василий.
- Ты приходи в свадебном костюме, а там, глядишь, и придумаем что-нибудь, – пообещал Кузьма.
Глава 5
В деревне все свадьбы с весны и лета переносились на осень, когда работы на полях заканчивались. Во время посевной, прополки огородов и во время жатвы свадьбами заниматься было некогда. Поэтому на первую церковную службу после окончания сбора урожая всегда собиралось несколько пар для венчания, а после вся деревня веселилась на разных свадебных застольях. Кузьма разработал план, который не стал сообщать Василию. А тот привык доверять слову атамана и пришел на свадебную службу в праздничном костюме.
В это воскресенье у церкви собралось много крестьянских подвод тех, кто жил далеко от церкви. Все, кто обитали поближе, шли в церковь пешком.
Венчающиеся пары приехали в наряженных телегах. Невесты были в белых платьях различного покроя и убранства. И это понятно - какая же нареченная захочет быть похожей на другую невесту на общем венчании? Для женихов все было проще – строгий черный костюм с белым платочком, лентой или бантом на нагрудном кармашке. Только те, кто богаче, могли выбрать более дорогую ткань для костюма.
Василий попросил Марусю опоздать – приехать на венчание последней, перед самым началом службы. План Кузьмы заключался в том, чтобы выкрасть невесту. Девушка доказала свою любовь – она появилась перед самым началом обряда, чуть не опоздала. Все время, пока Маруся собиралась, мать с отцом ругались.
- Что с тобой сегодня! Ты копаешься как никогда!
Жених, холеный и гордый богатей Антон, давно стоял у ворот на украшенной подводе. Он уже устал ждать и не раз посылал своего друга поторопить невесту. Его родители уехали раньше, чтобы занять первое место в очереди у входа в церковь. Он знал, что если жених и невеста опоздают, их поставят последними и стоять придется всю службу у самой двери. Тогда и благословлять их батюшка будет последних. Антон привык получать все первым, да все лучшее! Теперь же невеста лишала его этой привилегии, из-за чего что он очень сердился.
Когда, наконец, Маруся вышла из дома, Антон ахнул.
- Вот это красавица! Это правильно, что самая красивая девушка в деревне будет принадлежать мне! – сказал он своему другу, а Марусе почти приказал, – давай быстрее! Мы уже почти опоздали!
Не успела подвода с молодоженами подъехать к церкви, как будущая свекровь встретила невестку:
- Ты что, копуша! Ты и работать так же будешь?! Нормальная девица была бы у церкви первой, как многие из невест! Поглянь, все пары уже у входа стоят! Мы держали первую очередь, сколько могли! А теперь по твоей милости нашего Антошу будут венчать последним! Ну и выбрал он себе невесту-копушу!
По обычаю прихожане уже стояли в церкви, а пары молодоженов должны были чинно, торжественно, по очереди входить в зал для венчания. В помещении храма расположились люди старшего поколения, балкон заполнился детьми, а молодежи предстояло слушать службу у входа. Только проход был оставлен свободным, чтобы не мешать главным виновникам торжества входить по приглашению батюшки.
Все пары стояли перед входом, ожидая, когда их позовут. Богатые приготовились идти первыми, а те, кто победнее, расположились дальше в очереди. Маруся со своим женихом, под ворчание свекрови и Марусиных родителей, заняли место «в хвосте» процессии. Заключающая пара поражала всех великолепием своего убранства.
Наконец священник пригласил венчающихся войти. Хор начал пение торжественного псалма, и молодожены чинно тронулись. Когда очередь дошла до последней пары, молодежь у входа зашевелилась. Кузьма подошел к Антону, как будто для поздравления, и вдруг дернул его за руку и вытолкнул. На его место быстро встал Василий в свадебном костюме. Никто не успел этому помешать. Буквально втолкнув в зал последнюю пару, Кузьма закрыл двери церкви, а вся его шайка стояла, защищая вход.
Рядом не нашлось таких смельчаков, которые попытались бы вступить в противостояние с этой бандой. Антон появился за спинами всей толпы, скопившейся у храма. Он кричал и возмущался, но дверь церкви была уже заперта, и «живой щит» не имел ни малейшего желания пропустить его. Родители обоих молодоженов тоже попытались войти и прекратить незаконное венчание, но компания Кузьмы никого не подпускала к дверям.
Пришлось Антону и его родителям ждать конца службы, чтобы предъявить свои права. Родители Маруси тоже не раз порывались помешать венчанию, но безуспешно.
Батюшка начал службу, не заподозрив замены жениха. Он не знал каждого в лицо, поэтому совершал обряд по очереди, согласно уставу церкви. Последнюю пару он венчал с особой радостью, глядя на их чистые, счастливые лица. Священник не подозревал, что нарушает обычную процедуру, и что вовсе не этот жених сватал невесту месяц назад.
Закончилась служба, и венчанные пары вышли из церкви через вторую дверь. Дело было сделано. Те, кто соединились перед лицом Бога, разлучаться уже не могут!
- Хоть что-то незыблемое осталось в этой богадельне, – довольно потер руки Кузьма, встречая друга после венчания.
- Спасибо, друг! Никогда не забуду! – от души обнял Вася Кузьму. – Я под конец уже всякую надежду потерял!
- Ну, я же обещал, что помогу, - усмехнулся Кузьма. – А дальше ты уж сам разгребай, живи с ней и не возмущайся, если что будет не так. Сам просил!
- Не бойся! Я не пожалею, что женился! – обещал Вася. – Такую, как Маруся, не сыщешь в целом свете!
- Все так говорят вначале… - усмехнулся Кузьма.
- Ты так не говорил, – напомнил Иван, стоящий рядом.
- Ну… Я - это другое. Я не сам выбирал. Хотя моя Ирка вроде ничего. Просто сначала не разглядел, потому, что родители навязали. А Васька сам выбрал!
В этот момент подошли рассерженные родители Антона. Девушка стояла, молча опустив глаза. Она боялась даже поднять их.
- Что вы сделали!? – закричала несостоявшаяся свекровь.
- Уже ничего, – ядовито усмехнулся Кузьма, – разве не видите, мы тут друга женили, у нас праздник!
- Вы ответите за все! – кричала мать Антона.
- Не надо портить прекрасный день, - миролюбиво попросил Вася. -- Он был счастлив и хотел уладить дело как можно более спокойно. – Вы богаты, можете выбрать себе любую красавицу, лучшую во всей округе, а у меня, кроме моей Маруси, никого нет! Нас повенчали. Теперь она – моя жена.
- Мы свадебный пир приготовили! Гости ждут - начала причитать женщина, – срам-то какой!
- Не волнуйтесь, ведь это не позор. Невеста не убегала от вашего сына, просто ее украли, - напомнил Кузьма, чтобы как-то смягчить горечь семьи Антона.
Если бы у церкви находились все родственники Антона и его друзья, то Василия избили бы. Но он был один – родные ждали его дома. Родители Антона взяли слово с Василия и Кузьмы оплатить свадебные расходы и после этого обещания заметно успокоились. Молодожены с Кузьмой и друзьями отправились домой, где вместе с родственниками Василия сели за стол - праздновать.
Прошло немного времени и к Василию домой пришли родители Маруси. Отец был очень сердит, мать стояла с заплаканными глазами.
- Дочь, почему ты с нами так поступила?! – едва сдерживаясь, чтобы снова не заплакать, воскликнула мать, - позор-то какой!
- Это не она, а я все затеял, – Василий взял вину на себя. – Не могу я без вашей Маруси жить. Не волнуйтесь, у меня руки-ноги есть, я заработаю на все, что нужно. Маруся не будет нуждаться, обещаю вам! Антон никогда не смог бы любить вашу дочь, как я. У церкви, как только я обещал оплатить расходы за свадьбу, его родственники сразу успокоились. Им не Маруся нужна была, а помощница в хозяйстве. Для этого любая подойдет, только бы хорошо работала. А я буду беречь вашу дочь!
- Смотри, не убереги ее совсем! – буркнул отец Маруси, – молодуха без работы, что конь без узды, вольничать начнет.
- Не начнет! – ласково посмотрел на молодую жену Василий.
- Не волнуйся, бать, ты же знаешь, я не бездельница, – утешила Маруся отца, – я и вам помогать буду.
- И я тоже пособлю, если что, – заверил Василий, – мы люди не гордые и на работу спорые.
- Да уж ладно. Что сделано, то сделано, – примирительно буркнул отец, – будем здесь праздновать.
- Мои-то тоже небольшой праздник приготовили. Я обещал, что сегодня приведу молодую жену.
- Так они тоже в сговоре были?! – вспылил вновь отец Маруси.
- Нет, я им не сказал, на ком женюсь. Не знал, получится ли Марусю отвоевать, – признался Василий, и отец сменил гнев на милость.
Затем мужчина обратился к Кузьме и остальным друзьям Василия.
- А вы, я так понимаю, тоже приглашены. Но если на свадьбе дебоширить вздумаете, пожалеете!
- Не волнуйтесь, мы уже тихие как овечки, - изображая сплошную невинность, проговорил Кузьма. – Если только родня Антона не придет с разборками. Но в любом случае, мы не будем праздник портить, все уладим!
Свадебный пир оказался не очень изысканным, но веселым и по-семейному простым. Молодые не спускали друг с друга счастливых глаз. Им были безразличны скромность столов и предстоящие расходы за сорванную свадьбу.
Родители Антона успокоились, но сам несостоявшийся жених не собирался оставлять все как есть. Он побежал домой, где собрались друзья и гости, рассказал о произошедшем, планируя мстить. В день свадьбы драку не стали устраивать, но уже на следующий вечер село разделилось на тех, кто за Василия и Кузьму, и тех, кто против.
Драки не прекращались еще долго. Нередко парни затевали потасовку у церкви, а однажды и внутри самого храма. Служителям пришлось даже прибегнуть к помощи милиции. Зачинщиков побоища в священном месте увезли в участок на несколько дней, но потом отпустили, пригрозив сроком, если не успокоятся.
У Кузьмы вновь родилась девочка, опять слабая. В этот раз отец сдерживал свои чувства. Он боялся новой боли, боялся привязаться, потому что ребенок снова родился с некрепким здоровьем. Не прошло и пары месяцев, как молодые родители опять стояли у гроба своего младенца.
Многие в деревне судили-рядили, твердили, что это наказание Кузьме за то, что он устроил беззаконие со свадьбой Василия. От всех этих разговоров молодой мужчина еще больше ожесточался, участвуя во всех драках. Кузьма выпивал больше и больше, часто ходил со следами побоев. Теперь он стал поднимать руку даже на жену. Когда муж приходил домой пьяным, Ира становилась «тенью», но если раньше это помогало избегать битья, то теперь нередко и ей доставалось. Со временем страсти утихли, люди в селе успокоились, а потом и забыли скандальную историю.
***
Шло время. В семье Кузьмы должен был родиться третий малыш. В этот раз ребенка ждали со страхом и надеждой. Однако и эти ожидания не оправдались – девочка умерла при рождении. Кузьма зажал свое сердце в кулак. Он не отличался набожностью, но никогда не бросал упреков Богу. Он не смел требовать у Всевышнего жизни для своих детей. С детства воспитанный на том, что только Бог дает жизнь и имеет право забрать ее, Кузьма молча скорбел у гробов своих младенцев. Ему казалось, что над его головой навис тяжелый рок неизвестного проклятья.
В начале, когда первая дочь начала слабеть, он молился, как мог, о ее выздоровлении, даже несмотря на все сомнения и обиды на Бога. После ее смерти сердце Кузьмы очерствело, оно уже не кровоточило, не кричало и не плакало скупыми мужскими слезами. Похоронив одну за другой трех дочерей, Кузьма словно «свернулся». Он стал угрюмым и молчаливым, сильно сутулился. Походка молодого мужчины напоминала стариковскую. Он ступал тяжело и медленно, и только в кабаке все чаще напивался до беспамятства, заглушая свое отчаяние.
Только наутро боль становилась еще сильнее, а тупое отчаяние сменялось злостью на весь мир. Кузьма ненавидел похмелье, но отказаться от временного забытья в алкоголе не мог. Дни сменялись днями, жизнь проходила однообразно и тяжело. Мечты и порывы юности разбивались о суровую действительность. Казалось, что впереди его уже ничего нового не ожидало.
Глава 6
Время прекращения поселковых драк ознаменовалось маленьким для села, но самым важным в жизни Кузьмы событием. В Нагуты приехал мужчина, которого называли благовестником. Лицом он сильно походил на цыгана, но носил фамилию Иванов. Этот человек ходил по селу и рассказывал всем о Боге. Библия, которую он показывал людям, была на русском языке. Он читал из нее различные истории и все объяснял доступно и просто. После чтения люди задавали вопросы, а благовестник отвечал на них. Многим нравился этот человек и его вера, но смущало то, что Иванов не ходил в храм, не был священником и не общался со священством. Старославянского языка он не признавал, говорил, что Библию нужно читать на родном языке, чтобы все было понятно.
Вскоре в Нагуты приехали еще двое мужчин. Они сняли домик на окраине села и стали приглашать людей на богослужение. Здесь читали Писание, комментировали, пели христианские песни. В селе это событие обсуждалось на всех сходках - от местного кабака до церковного совета.
- Это сектанты! – шумел церковный совет.
- Ни один уважающий себя православный не появится даже у калитки этого дома! – заявил батюшка, - эти антихристы обманывают людей, затягивают в свою секту! Их нужно выгнать из села!
- Они и крестного знамения не признают! – ужасались старушки.
Но в местном кабаке, на удивление, говорилось другое.
- Слышь… А Гошка-то, пьяница наш местный, пить бросил. К сектантам подался. Теперь такой счастливый ходит, даже в поле песенки ихние поет… Как будто и не пил вовсе! Я-то думал, сопьется мужик вскорости, как его отец! Видать сильная вера-то у них, если таких перевоспитать может! – рассказывал один из крестьян за чарочкой своему другу.
- А они что, совсем не пьют?! – удивился приятель.
- Не… У них с этим строго! Они говорят, что настоящий верующий не станет пить. Вроде того, что он должен особо хранить себя, чтобы голова чистая была. Не снаружи, конечно, а мысли чтобы чистые были. Говорят, что мужчина в своей семье вроде священника, должен заповеди все знать, сам их соблюдать и семью свою учить. Говорят, что от водки до блуда рукой подать, – продолжал рассказчик, - а блуд - страшный грех! А еще говорят, что если по-настоящему поверишь, тогда на сердце радости столько, что и водочка не нужна, и без нее хорошо.
- А ты-то откуда знаешь, был там что ли? – вмешался в беседу Кузьма.
- Я не был, а с Гошкой, бывшим пьяницей, разговаривал. А что, может, и пойду как-нибудь. Только я не знаю, как это без наливочки даже по праздникам… Я не пьяница, но отказаться от нее еще не готов.
- Да ладно тебе! – донеслось из-за соседнего стола, – ты жинку свою спроси, пьяница ты или нет! Она тебе враз расскажет, почему ты не хочешь забыть про стопочку!
- А ты молчал бы! – вспылил рассказчик, – я вообще не с тобой разговариваю!
- Ты не кипятись, Андрюха, посмотри на всех нас. Мы собираемся здесь каждый божий день… Вернее, вечер. Мы все здесь уже не можем без водочки или самогона. Это, мил мой, болезнь уже. Может, нам всем уже полечиться у этих сектантов надо, если это по-настоящему помогает? – опустил голову мужчина за соседним столиком.
- Если ты – пьяница, ты и иди к сектантам лечиться! – вызывающе бросил рассказчик.
- А может, и пойду, - ответил мужчина, встал и вышел из кабака, скрываясь в вечерних сумерках.
Кузьма задумался. Неужели все же есть люди, чья вера на самом деле изменила их жизнь? «Интересно, а Библию они знают, как мой батя? – подумал Кузьма. – А может быть, они знают ее даже лучше меня, если постоянно читают и изучают? Интересно, неужели они живут так, как в ней написано, и не врут? Но если это так, почему отец так критикует их и ненавидит? Почему в церкви говорят, что они опасные?»
Терзаемый самыми противоречивыми мыслями, Кузьма не мог забыть о новых людях. Он работал как обычно, но каждый вечер норовил пройтись на ту сторону села, где они собирались. Что-то внутри препятствовало зайти в их дом и поговорить. Не раз Кузьма пытался выбросить из головы мысли об этих людях, но опять слышал в разговорах то одно, то другое. На удивление, даже критика в адрес сектантов действовала на молодого мужчину как магнит. Он думал об этой группе постоянно.
В один из вечеров Кузьма решил потихоньку подойти со стороны огорода и через раскрытые окна послушать, что там говорят. Перебравшись через забор, мужчина пошел к освещенным окнам, но не заметил яму и, шагнув в темноте, провалился в выгребную яму. Всплеск - и он оказался по пояс в отходах человеческой жизнедеятельности.
- Кузьма грязно выругался. С отвращением вылезая из ямы, он уже не думал о том, что происходит за окном.
- Я не могу в таком виде явиться домой к Ирке! – пробормотал он, пытаясь топнуть посильнее, чтобы стряхнуть фекалии со штанины.