25 июля 1826 года на кронверке Петропавловской крепости были повешены пять человек: Павел Пестель, Сергей Муравьёв-Апостол, Кондратий Рылеев, Пётр Каховский и Михаил Бестужев-Рюмин [7].
Ирина была научена с детства молиться о том, чтобы во всем была воля Бога. Но сегодня, глядя на слабеющего сына, женщина засомневалась. Она так мечтала рассказать мужу прекрасную новость, представляла его счастливые глаза! «Наследник!» - это слово заставляло сердце женщины биться сильнее, а в лице мелькали искорки гордости за себя, подарившую мужу желанного наследника… Когда возникала мысль о возможной смерти Мишеньки – мать начинала безудержно рыдать. Она не могла смириться в этот раз.
В один из дней, когда малыш уже лежал почти бездыханным, Ира рыдала над его кроваткой.
- Нет… Господи! – рыдала она. – Он не должен умереть! Если Ты хочешь забрать его, тогда пусть будет МОЯ воля!
Ирина не думала ни о чем в момент горя, она просто не желала отдавать своего сына. Произнеся эти слова, Ирина испугалась. Ее страх возрос уже через несколько часов, потому что на ее глазах ребенок вдруг задышал ровно, затем спокойно уснул. Всего через несколько часов стало понятно, что болезнь оставила его. Спустя годы Ирина вспоминала свою молитву и плакала. Жизнь Михаила была полна бед и печали.
В одиночестве Ира размышляла о твердости веры ее мужа, это подтолкнуло ее к решению ходить на собрания, где она покаялась и посвятила свою жизнь Богу. Была зима, но женщина настояла на том, чтобы ее крестили.
- Если мой муж сидит в тюрьме за служение Богу, я буду нести этот крест и разделять его служение. Мы будем верными Богу всей семьей, – твердо сказала Ирина.
Служители согласились с ее желанием, сделали прорубь на реке и крестили Ирину. Родные были удивлены ее решимости, а по селу ходило немало толков.
- Глянь, Ирка-то как ненормальная, в прорубь, – сплетничали соседки, – у нее мужика в тюрьму посадили, а она, наверное, от горя с ума сошла.
Каждый, кто слышал о поступке Ирины, реагировал по-своему, но женщине было не до праздных разговоров селян. Она думала только о своей семье и о том, чтобы Бог и муж были ею довольны.
В тюрьму, где содержали Кузьму, прибывало все больше людей: одних раскулачивали, другим «пришивали» какую-нибудь политическую статью. Скоро тюрьма была переполнена, в камерах уже негде было прилечь, людям приходилось спать сидя. Вытянуть ноги было большой роскошью. Скоро некоторых начали отправлять в другие тюрьмы, затем на места принудительных работ, в лагеря. Кузьма все еще находился в Ставрополе.
***
В 1930 году партия установила жесткие сроки коллективизации на Северном Кавказе. В Поволжье этот процесс должен был завершиться к весне 1931 года, а в остальных зерновых регионах к весне 1932 года. Коллективизация происходила одновременно с раскулачиванием. У зажиточных крестьян отнимали скот и инвентарь, собирая для колхозов. Государство в ближайшее время не планировало выделять рабочее оборудование для сельского хозяйства, поэтому был приказ пользоваться тем, что отнято у людей.
Коллективизация и раскулачивание были взаимосвязаны. Кулацкое имущество становилось хорошей базой для коллективных сообществ. К лету 1930 года было раскулачено более 350 тысяч крестьянских хозяйств, они становились основой создаваемых колхозов.
Государство не дало точного определения, кого считать кулаком, и в числе раскулаченных оказывались и середняки. Таких людей выселяли семьями далеко в районы Сибири, Урала и Казахстана. Из родных мест были вырваны миллионы крестьян, огромная их часть отправлена в ссылки. Они бесплатно трудились на стройках трех пятилеток, обеспечивая потрясающие темпы индустриализации. Обычно их бросали на самые тяжелые работы, на рубку лесов в тайге, добычу каменного угля, нефти в необитых местах страны, в суровых условиях Севера. Многие сопротивлялись массовому раскулачиванию, отказывались вступать в колхозы, уничтожали скот, инвентарь, устраивали акции протеста, убивали местных активистов. Для подавления крестьянских протестов были направлены части красной армии.
За первые три года - с 1929 по 1932 годы, эта коллективизация имела очень тяжелые последствия. Поголовье крупного рогатого скота уменьшилось на треть, свиней и овец стало меньше более чем в два раза, на десять процентов сократилось производство зерна. Но самыми страшными были человеческие потери.
Согласно официальной переписи 1937 года, население СССР сократилось более чем на десять миллионов человек по сравнению с 1926 годом. Крестьяне массово истребляли свой скот, не желая отдавать его в колхозы. Повальное раскулачивание разоряло деревни, в результате в 1932-1933 годах в стране разразился небывалый голод, охвативший около тридцати миллионов человек. Голодали даже такие хлебные районы, как Кубань и Украина. По разным оценкам от голода погибло от пяти до семи миллионов человек.
Раскулачивание коснулось жителей села Нагуты и, в частности, семью Кавериных. Они не упрекали Бога, ведь эта беда случилась со всеми, кто имел хотя бы какое-то имущество. Они видели, что случалось с теми, кто пытался утаить имущество, и не хотели разделять их участь. Нужда пришла во все дома.
- Правду сказал Соломон: «От трех трясется земля, четырех она не может носить: раба, когда он делается царем…[8]». Про остальные тоже знаю, что верно, но первое мы наблюдаем в нашей стране, – вздыхал Федот, глядя на все, что творится.
***
У Федота забрали абсолютно все, что было, до последней овцы. Его добротный дом отдали под поселковый совет, который располагался там вплоть до 2000 года.
Семья Кузьмы не могла считаться кулацкой, супруга с малыми детьми жили бедно, но из-за того, что муж находился в тюрьме, к ним пришла тройка из НКВД и забрали все имущество. Когда сотрудники органов выходили из дома, Нюся, которой в то время было четыре года, позвала мужчину:
- Дяденька, а у нас там под сушилкой еще ведро кукурузы есть.
Мужчина остановился, улыбнулся наивности ребенка, затем дал ей легкий подзатыльник:
- А ну молчать! Я тебя сейчас сам съем! Поняла?! – напугал он ребенка, боясь, что другие услышат, ведь у них был приказ забирать все. Видимо, у этого человека сработало какое-то чувство жалости.
Этот случай Нюся будет помнить и в 80 лет, ведь благодаря этому ведру кукурузы их семья не умерла от голода. Ирина терла ее на терке, а затем варила кашу.
Кузьма тем временем все так же находился в тюрьме в Ставрополе, где из него любыми способами пытались выбить признание вины. Он ждал наступление утра с тягостным предвкушением боли. Облегчение было лишь в том, что они с другом сидели в одной камере: каждый вечер вместе молились, чтобы Бог дал им сил выдержать. Наступало утро, и никто не знал, что принесет новый день. Для Кузьмы, как и для всех, кто находился в камере, самыми страшными словами были: «Каверин, на выход!»
Пройдя по темным коридорам, каждый заключенный попадал в комнату допросов, где сидел очередной «следователь», который вряд ли имел образование выше школьного. Он подавал заключенному бумагу с готовым «признанием» и просто требовал:
- Подпиши!
- Но я никогда и ничего не говорил против революции и страны Советов… - возражал Кузьма.
- Ты – антисоветский элемент и я заставлю тебя признаться в том, кто ты есть на самом деле! – кричал «следователь», сбивая его на пол ударом в лицо.
В пытках и побоях следователи были настоящими профессионалами, и каждый день испытания для Кузьмы были разными. Заключенные возвращались в камеру с окровавленными пальцами на обеих руках, их ломали, зажимая дверями. Самым излюбленным был способ избиения прикладами ружей. Это сохраняло костяшки на кулаках у того, кто избивал, но наносило болезненные ссадины.
- Поймите, товарищ следователь, - пытался объяснить Кузьма, – мы люди верующие и к политике не имеем никакого отношения!
Подобные утверждения доводили следователей до бешенства. В один из дней, получив подобный ответ, следователь приказал:
- В одиночку его!
Кузьму бросили в одиночную камеру. Это была каменная яма размером два на два метра. Зарешеченное крохотное окно под потолком не имело стекла, и зимний холод беспрепятственно проникал в камеру. В карцере не было никакой мебели, сидеть или лежать можно было только на каменном полу. Поэтому спать заключенный мог только короткими урывками, пока не продрогнет до костей. Замерзая, заключенный просыпался и скакал по камере, чтобы согреться. Времени на размышления хватало. Кузьма думал о многом.
Вспоминая историю иерусалимского храма, мужчина размышлял о том, что разрушение храма было в наказание за отступление от Бога народа Израиля и священников. Немного зная историю, Кузьма вспоминал, что христианская Византия пала и покорилась исламу, по его мнению, из-за отступления священнослужителей от истины. Проведя аналогию, он пришел к выводу, что Бог допустил революцию в стране за то, что православная церковь слилась с властью и потеряла свое предназначение. Она никогда не проповедовала о Христе. Многие священнослужители своей жизнью порочили имя Бога, и разрушение церквей есть не что иное, как суд Божий над православной церковью.
Одиночная камера не сломила волю Кузьмы, но подорвала здоровье. Следователи не добились его «признания» в том, чего он не совершал. Долго в одиночке его держать не стали и перевели в общую камеру. А в тюрьму каждый день поступали новые арестованные.
Когда количество задержанных увеличилось, следователи перешли на круглосуточную работу. Один уходил домой, его место сразу занимал следующий. Многие заключенные так же, как и Кузьма, отказывались принимать липовые обвинения, тем самым подписывая себе смертный приговор. Нередко узников уводили ночью на допрос, после чего они уже не возвращались в камеру – их расстреливали. Чтобы заглушить звук выстрелов, палачи заводили трактор. Все знали: если заработал трактор, ушедшие на допрос уже не вернутся.
- Один из наших заключенных видел, что после того, как трактор долго гудел, трупы из-за барака вынесли, сложили на телегу штабелем, увезли куда-то и закопали как собак!
- Да это уже не первый раз! – ответил другой. – В прошлый раз, когда они заводили трактор, то же самое было!
- Надо же, а я думал, что они землю под озимые хлеба пашут, – поежился молодой парень, сидевший на нарах рядом с Кузьмой. – И все удивлялся, что они начинают работу еще затемно, кроме того, сейчас уже поздновато для пахоты, скоро «белые мухи полетят».
- Бог им судья, – вздохнул Кузьма грустно, но спокойно, – если они настолько не ценят человеческую жизнь!
- Ты такой спокойный! – поразился парень. – Неужели тебе не страшно? Разве ты не понимаешь, что они любого из нас также расстреляют ни за что?!
- Я не глупый и не юродивый. Я понимаю, что могу не дожить до завтрашнего дня, если меня вызовут на допрос, но я также знаю, что жизнь на этом не заканчивается. Если они отнимут временную, то уж вечную жизнь они не смогут забрать…
- А мне очень страшно! Я жить хочу! – сжался парень.
Под утро Кузьма не узнал своего молодого соседа, его волосы стали совершенно белыми – парень поседел за одну ночь. На душе Кузьмы был удивительный мир, когда он думал о жизни и смерти. Его переживания касались только Ирины и детей, которым предстояло расти без отца. Мужчина вспоминал всех своих умерших дочерей… Теперь, когда у него есть дети, они могут остаться без отца. Чувство тревоги за малышей наполняло его сердце, ему хотелось разрыдаться в присутствии своего сокамерника, хотелось кричать от боли за свою семью. Кто им поможет, кто позаботится о них? Кузьма стал изливать свою душу Богу и вдруг - то ли он уснул, то ли ему показалось, но он увидел видение.
В этом видении перед Кузьмой предстала будущая жизнь: Казахстан, потом тайга, Север, непроходимые леса, где располагались лагеря для заключенных. После этого мужчина увидел хутора и села Ставропольского края, которые знал хорошо и до боли любил: Аполоновку, Зайцево и много других сел и хуторов. В этих селах и хуторах Кузьма проповедовал об Иисусе и спасении через Него. Некоторых людей он видел очень отчетливо, даже то, как они реагировали на его проповедь. Кузьма вздрогнул и видение исчезло. Что это было!? Его сокамерник, обессиленный от переживаний, спал.
«Может быть, Бог решил поддержать меня и показать, что меня не расстреляют, что я буду еще жить, заботиться о семье и проповедовать в родных краях? Или мозг, уставший от боли и неизвестности, выдает мечты за реальность?» - в растерянности думал Кузьма.
Когда проснулась надежда на продление жизни, в сознании, как лавина, хлынули мысли о семье. Желание увидеть любимую жену, своего маленького сына, подкинуть в воздух Нюсю, услышать ее заразительный смех, прижать к груди это крохотное и такое родное живое существо – дочь!
Сын… Как долго Кузьма мечтал о сыне! Как это: увидеть подрастающего ребенка, помогать ему расти и взрослеть, учить его трудиться? Кузьма вспомнил все свои мечты о сыне, представления о том, как это будет... Ему казалось, что он сможет стать хорошим отцом. Сердце сладко защемило.
В памяти пронеслись поездки по селам, задушевные беседы и молитвы с друзьями. Сколько прекрасного осталось позади и может еще быть впереди! Земная жизнь при всех ее скорбях все же превосходна! Сейчас не хотелось открывать глаза и видеть нары и сокамерников. Если б можно было еще полежать, немного зажмурившись, поспать и вдруг проснуться дома, среди родных и любимых людей…
И вдруг громкий голос из-за двери заставил улететь остатки сна: «Каверин! С вещами на выход!»
Страшная фраза! Только странная добавка «с вещами». Только что закончившийся сон давал силы и надежду на то, что не только в вечности, но и здесь на земле Бог даст ему еще возможность пожить. Может быть, сейчас его поведут не на допрос и пытки, а на станцию и отправят куда-нибудь из тех мест, которые приснились сегодня ночью? И пусть радость встречи с родными еще не скоро, но все же придет! Кузьма вышел из камеры, подкрепляемый надеждой. Только через несколько минут мужчина понял, что ошибся – конвой вел его к месту расстрела.
«Значит, видение было не от Бога!» – вздрогнул он. Страшно становилось не от мысли о смерти, которая наступит вот-вот. Разочарование приходило от непонятого видения, от сломленной надежды, которой не дано было осуществиться. Так все же, что это было? Несколько мгновений ноги подкашивались, с трудом передвигаясь. У Кузьмы забрали личные вещи, увели в сторону, где стоял трактор. Чтобы не поддаться слабости, он вновь пытался вернуться к тому, чем жил последние недели, – принять смерть и согласиться умереть, доверившись Богу.
Если бы не видение, наверное, было бы легче. Неведомая до этого боль наполнила его сердце: не разочарование в Боге, нет. Разочарование в себе! Он не понял, что это было на самом деле: видение или сон от подсознательного желания жить. Как хотелось ему попрощаться с родной семьей, он все бы за это отдал. Даже не попрощаться, а просто на мгновение увидеть их, или хотя бы сына. На кого он похож, какой он…
Кузьма оглянулся, посмотрел на розовые от рассветного солнца облака, вдохнул утреннюю осеннюю прохладу и встал на указанное конвоиром место. Вся жизнь мгновенно пролетела перед его глазами: счастливое, хотя и трудное детство, разочарование в вере, драки, пьянки, женитьба, смерть детей, поиск смысла жизни и настоящая встреча с Богом. Неужели жизнь прожита? Ведь он только недавно понял, что такое жизнь. У Кузьмы не было вопросов к Богу, кроме одного: почему его дети должны будут расти без отца. Ему до крика хотелось знать ответ: ПОЧЕМУ?
Душа Кузьмы готовилась к старту. Через несколько минут его дух расстанется с телом, чтобы увидеться с Создателем и ожидать воскресения обновленного тела.
Незнакомый мужчина возился у трактора, пытаясь его завести. Трактор долго «кашлял», «чихал» и не заводился. Наконец, двигатель несколько раз «выстрелил» и затарахтел.
«Ну, вот и все…. – пронеслось в голове Кузьмы. – Сейчас я увижу все, о чем мы так много рассуждали, – вечность… Какая она? Господи, сохрани Иру с детьми по милости Твоей!»
Напротив Кузьмы встал конвой, подняли винтовки, приготовились к выстрелу. Кузьма вспомнил молитву Христа: «Боже Мой, для чего Ты оставил Меня?». Бог его не оставил, он в этом не сомневался.
В это мгновение через ворота въехала «полуторка» и подъехала прямо к ним. Из нее вышел офицер, явно старший по званию. К нему подбежал тот, кто должен был дать приказ людям, стоявшим с поднятыми винтовками.
Разговор между старшим и младшим по званию начальниками невозможно было услышать из-за работающего трактора. Конвоиры стояли в напряжении, недоумевая. Через мгновение их начальник подошел к подчиненным, отдал приказ опустить оружие и отвести заключенного в камеру. Как позже выяснилось, от Сталина пришел приказ о том, чтобы всех приговоренных к расстрелу отправить на принудительные работы. Кузьму больше не допрашивали, только сообщили, что он виновен и приговорен к заключению на неопределенное время.
Сердце Кузьмы едва выдержало эту новость. Значит, видение было от Бога, и он будет жить, он еще увидит свою семью и своего сына. Дети будут расти с отцом! Как ему хотелось кричать от этой радости, выразить кому-нибудь чувства, которые его переполняли! С другой стороны, ему было очень стыдно за сомнения, которые его посетили во время переживаний, за недоверие Богу. Было обидно, что не сдал он этот экзамен на «отлично». Кузьма стал вспоминать детали видения и осознал, что его ждут большие переживания, прежде чем наступит свобода, и он сможет увидеть свою семью. Но теперь Кузьма был готов к любым трудностям, его окрыляла надежда, ему хотелось доказать, что Бог - Господин его жизни и что он теперь доверяет Ему абсолютно во всем.
Вернув Кузьму в камеру, конвоиры начали формирование этапа. Арестантов согнали во двор тюрьмы и ночью отправили пешком в город Невинномысск. Для заключенных ночь показалась бесконечной. Они шли большой колонной, ежась от ночного холода, под лай собак и окрики вооруженных конвоиров.
К утру добрались до Невинномысска. Охранники подогнали заключенных к вагонам для перевозки животных и начали посадку. Поезд направлялся в Казахстан. Вагоны не были приспособлены для перевозки людей, конвойные поставили только большое ведро вместо туалета и еще одно ведро для воды. Люди садились прямо на деревянный настил, пропитанный испражнениями животных. Паек был очень скудным, сквозь щели холодный ветер уносил остатки тепла, которое выдыхали заключенные, но вместе с тем доставлял чистый воздух. Окон в вагоне не было, поэтому во время долгих стоянок становилось практически невозможно дышать.
Холод, голод, неудобства, грязь и отсутствие медицинской помощи были прекрасной почвой для болезней. Люди болели и нередко умирали на полу, рядом со спящими. Почти на каждой станции из вагонов выносили мертвых и, погрузив на подводы, увозили в степь, на кладбище. Там их хоронили в общей могиле. Встречались редкие случаи, когда заключенного считали умершим, а местный могильщик обнаруживал, что человек жив. Это были везунчики, получившие жизнь и свободу одновременно. Но обычно конвоиры тщательно проверяли мертвых и в случае подозрения добивали или оставляли в вагоне до следующей остановки.
Наконец поезд остановился, началась разгрузка вагонов и распределение заключенных. Арестантов выгрузили на станции города Акмолинск. Позже он будет зваться Целиноградом, а затем Астаной. Этот городок превратится в очень большой красивый мегаполис и станет столицей Казахстана. Но в тридцатые годы Акмолинск[9] действительно был белой могилой. Городок располагался в степи. Зимой морозы достигали минус сорока градусов, а летом – такой же температуры, только выше нуля, при этом всегда дул ветер: зимой - со снегом, летом - обжигающе горячий.
Заключенных поселили в старых зданиях без воды и отопления. Во многих местах в рамах отсутствовали стекла, и ветер разгуливал по комнатам, как по степи. Заключенные сами придумывали способы закрыть окна. Позже в этих местах появится тюрьма под названием АЛЖИР[10]. В ней будут отбывать свои сроки женщины.
В 1938 году для ее строительства выделят тридцать гектаров земли, которую обнесут двумя рядами колючей проволоки. Женщин будут заставлять строить бараки для новых узников и работать в поле. История точно не говорит, сколько женщин, стариков и детей остались навсегда в этих общих степных могилах близ деревни с веселым названием Малиновка.
Станет известно, что когда-то была зашифрована телеграмма начальника Гулага Бермана от 3 июля 1937 года. В ней он писал, что в ближайшее время будут осуждены и должны быть изолированы в особо усиленные условия режима семьи расстрелянных контрреволюционеров в количестве 6-7 тысяч человек. Преимущественно это женщины и немного стариков. С ними также будут дети дошкольного возраста. И для содержания этих людей необходима организация двух концлагерей примерно по три тысячи человек со строгим режимом, усиленной охраной, исключающей побеги, обязательным обнесением колючей проволокой.
Но все это будет позже, а сейчас приехавшие заключенные являлись первопроходцами, началом огромного количества безвинно заключенных граждан «Великой державы» с красным, как кровь осужденных, знаменем. Они подготавливали почву для новой волны террора. Узники исполняли приказы и строили все, что требовало начальство.
Прибыв на место, охранники выстроили новоприбывших во дворе. После переклички старший конвоир спросил:
- Водители есть?
- Есть! – откликнулся Кузьма и еще пара мужчин.
- Выйти вперед! – скомандовал он.
Все, кто откликнулся, вышли из строя. Их отвели к машинам и объяснили задачи. C тех пор это стало их каждодневным занятием. Вскоре Кузьма стал ремонтировать не только машины, но и трактора. Он не учился специально на механика, но ему это легко давалось.
Водителей было мало, а тех, кто мог ремонтировать технику, еще меньше. Способности Кузьмы позволили ему стать незаменимым, и скоро его назначили механиком с возможностью совмещать работу водителя. Кроме лучшей оплаты труда, водитель имел большую степень свободы по сравнению со строителями.
Заключенные работали с раннего утра до поздней ночи. Кроме пайка, работающим полагалось мизерное жалование, благодаря которому они могли иногда купить себе что-то из продуктов.
Глава 10
Жизнь для Ирины с детьми в родных Нагутах была не лучше, чем на зоне. Женщина не могла устроиться на работу, так как являлась женой врага народа. Маленьких детей практически нечем было кормить. Даже милостыню она не просила. Если власти узнавали, что кто-то помог жене врага народа, этому человеку могли предъявить обвинения и отправить в тюрьму. Поэтому люди боялись давать даже подаяние Ирине и ее детям.
Женщина дошла до полного отчаяния. Ее вера пошатнулась. Появились сомнения в том, что Бог может позаботиться о них, не дав умереть от голода. Она не ходила на собрания, иначе все, кто с ней общался, были под угрозой. Вначале Ирина пыталась найти работу, но безуспешно. Скоро она поняла, что люди боятся даже поздороваться, столкнувшись с ней на улице. Находясь дома одна, с малышами и со своими грустными думами, Ира сорвалась: она решила убить себя и забрать с собой детей, чтобы они не мучились.
Женщина собралась и пошла поздним вечером на железнодорожные пути. Медленно шагая по улице, держа за руки своих малышей, она уже ни о чем не думала. Ее взгляд был полон отчаяния и безнадежности. Навстречу Ирине шла женщина и держала в руках хлеб и еще что-то съедобное. Поравнявшись, она вдруг остановилась, одернула Ирину, дала ей хлеб и продукты, после чего скрылась в темноте.
Ирина остановилась, она была шокирована. Кто эта незнакомая женщина? Может быть, это ангел… Кто мог знать ее бедность, нищету и состояние отчаяния?
- Господи, прости меня! Я потеряла веру, но Ты послал ангела Своего, чтобы удержать меня от неразумного шага! Я так благодарна Тебе!
Она развернулась и пошла обратно домой. Этих продуктов им хватило на несколько дней. Скоро Ира заметила, что кто-то перебросил через забор несколько картофелин. Следующим утром она нашла во дворе кусок хлеба, завернутый в тряпку, позже подброшенное сало. Ирина поднимала по утрам пищу с земли и молилась за тех, кто помогал ей. Женщина вспомнила историю про Илию пророка, когда вороны кормили его, и ободрилась.
- Господи, помоги всем этим «ангелам-воронам», которые бросают нам пищу! По милости Твоей благослови их во всем! Благодарю Тебя, что Ты побуждаешь их сердца, и они повинуются Тебе!
Как то по-новому ей открылось место из Евангелия от Матфея «…Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».
Прошло время, люди немного расслабились. Власти смягчили контроль над Ириной, и она, наконец, смогла найти себе работу - продавать овощи, привезенные из других деревень. В один из дней она стояла на рынке, продавала овощи, а деньги складывала в карман фуфайки. К вечеру женщина продрогла до костей, несмотря на то, что была одета в фуфайку. Наконец хозяин овощей пришел на рынок за выручкой. Ира собрала все пустые ящики, аккуратно сложила упаковочный материал. Люди жили бедно, и никто никогда не выбрасывал упаковки, Ирина сделала все так, как поступила бы со своими вещами.
- Спасибо, ты аккуратная женщина, – улыбнулся довольный крестьянин. – Я рад, что все продалось! Давай рассчитаемся.
- Конечно, я все старалась считать аккуратно и внимательно, – но, сунув руку в карман фуфайки, вдруг побелела, как полотно.
- Что случилось?! – мужчина испугался ее вида.
- Деньги… Деньги пропали… - едва прошептала Ира. – Наверное, кто-то залез в карман, а я не заметила…
- Ты что, шутишь? – возмутился крестьянин. – Или ты решила прикарманить мои деньги?!
От его добродушия не осталось и следа. Ирина пыталась оправдаться, но понимала, что от ее слов никому не станет легче. Ведь крестьянин привез овощи на рынок не от хорошей жизни, а чтобы заработать и прокормить семью.
- Я уезжаю утром, – жестко сказал мужчина, – надеюсь, до завтра ты найдешь деньги! Можешь занять их у родственников, мне все равно!
Ира не могла ему ничего ответить, отчаяние перекрыло ей горло, она едва дышала. Домой вернулась усталая и в полном отчаянии, а там ее ждали голодные дети, которым она пообещала принести еду, уходя на работу.
- Мама пришла! – встретила ее Нюся радостным возгласом, – а что ты нам принесла?
- Простите, дети, – расплакалась Ира, – кто-то украл у меня денежки, и я ничего не смогла вам купить…
- Ничего, мамочка, не плачь, - Нюся обняла Иру за ногу и подняла на мать глаза, полные слез. Она едва сдерживалась, чтобы не зарыдать, как Миша, который заплакал сразу, как только понял, что еды не будет.
Мама стала собирать детей. Они не понимали, куда идут. Ира вновь сорвалась - решила броситься под поезд, не видя выхода из сложившейся ситуации. Шагая по улице в сторону путей, она сильно замерзла и сунула руки в карманы фуфайки, как вдруг ощутила купюры в кармане. Женщина остановилась, как вкопанная! Как такое могло быть?!
Она повернула в сторону постоялого двора, где остановился на ночь ее работодатель. Войдя в почти пустую столовую, Ирина увидела крестьянина, который сидел в стороне за столом, разложив перед собой тряпицу с куском домашнего хлеба и небольшим кусочком сала. Видно было, что он ничего не заказал в столовой, а ел то, что привез с собой.
Когда в гостевую комнату вошла Ира с детьми, он поднял голову и внимательно посмотрел на женщину. Она подошла к нему и показала деньги:
- Простите, что напугала Вас, я и сама перепугалась не на шутку: оказывается, у меня в кармане была дырка и деньги провалились за подкладку… Возьмите, это Ваше.
- Ну вот! Вижу, ты хорошая женщина, порядочная. Спаси тебя Бог! Я уж думал, как жене в глаза смотреть, если без денег приеду, - ответил мужчина.
Он рассчитался с Ирой, и та смогла купить еду детям и себе. По дороге домой женщина вновь раскаивалась и плакала:
- Господи, прости меня, неразумную! Что это я, под поезд да под поезд, как будто бы другого решения нет! Прости мои глупые мысли! Научи меня находить выход из трудностей!
***
Жизнь становилась все тяжелее. Раньше она никогда не писала мужу о своих трудностях, считая, что и без того ему непросто. Однако наступил момент, когда она не знала, что делать и решила отправить мужу телеграмму. Денег у нее не было, но она смогла накопить на четыре слова. Подойдя к стойке телеграфа, Ирина подала деньги, написанный Кузьмой на конверте адрес и продиктовала текст телеграммы: «Кузьма, мы умираем от голода».
Мало было в стране таких заключенных, тем более политических, которые получали отправленные родственниками телеграммы. Но до Кузьмы весточка дошла. Ее содержание очень встревожило и расстроило его. Он стал на колени и взмолился Богу:
- Господи, неужели Ирина и мои дети умрут от голода тогда, когда я страдаю и сижу за верность Тебе? Помоги мне найти возможность позаботиться о них!
Он набрался смелости и показал телеграмму начальнику тюрьмы. Внимательно прочитав, начальник сказал:
- Кузьма, пиши своей семье, чтобы они срочно выезжали сюда. Мы поможем твоей жене как-нибудь устроиться.
Кузьма сразу же написал письмо, вызывая жену. Послание пришло, и как только Ирина смогла найти грамотного человека, который прочитал ей написанное, приняла решение ехать к мужу. Она собрала свой скромный скарб, в котором была самая большая ценность их семьи – Библия, и отправила багажом. Но при написании адреса Ира просто перерисовала буквы с листочка и допустила ошибку, поэтому груз, как потом выяснилось, пришел далеко от пункта назначения.