ПЕРЕЖИТОЕ
Река Выя небольшая, протяжённость её километров двести. Многие бывали у её истока. Говорят, река, выпала из круглого болота и сразу потекла рекой, а не ручейком; протекала сначала из под севера на юг, прошла половину пути и начала кружиться на месте: наделала таких витков, всем на удивление. Такие крутые повороты, крутые мысы! А потом повернула под восток и пошла прямо до реки Пинеги, влилась в неё и стала притоком.
В пяти километрах, от устья реки Выя, расположена Выйско-Ильинская волость с 20 деревнями. Тут же была приходская церковь, которая обслуживала всё население реки Выя. А деревня Василёво находилась всех выше по реке – 60 километров.
Повыше по реке будет Гавриловская волость, с десятью деревнями.
Один старик читывал древнюю летопись, слова в ней - не целые, а под титлами. Ещё не было будто Верхней Тоймы, Вершины и Выи, не было населения по всей Пинеге. А было одно только Василёво по всему нашему краю. В летописи говорилось, что по той небольшой реке – одна единственная деревня на крутом мысу. Мыс
находился выше по реке той деревни, которая теперь Василёво, четыре километра, на устье реки Серовы. И действительно, это был крутой мысок. Тут не могло быть большой деревни, а дома два-три.
Когда я, в двадцать седьмом году, вышла замуж, тогда первую весну мы пасли коров, как раз на том месте, где было старое Василёво. Сидели, помню, на дереве, которое уже погнило немного, и мне сказал старик, Михаил Григорьевич,: «Вот здесь и была когда-то деревня». Дерево, на котором мы сидели, было сантиметров на шестьдесят с лишним в диаметре. Я пошла дальше, посмотреть, где были поля. Но там тоже оказались деревья очень толстые. А ведь тут было когда-то поле. Лес годен на постройку, от ветра качался. Река этот мысок отрезала, и тут оставались
только признаки старого русла озёр да лога. А сама деревня, как в мешке занесена, ни в какую сторону нет дороги. До Суры прямо – 60 км, и до Вершины – 60 км, до нижнетоемского Качема – 60 км, а до устья Выи – 70 км. Самой рекой плыть, то сто километров. Откуда и чьи эти люди, которые первыми тут поселились, никто не знает. Поначалу этих первых людей было только две семьи: потому что фамилии Бурлёв и Нифанин больше не встречается. Разговор василёвцев твердый, ни к какому другому не подходит. Родители смала приучали ребёнка звать отца не папа, и не тятя, а батько. Первая поговорка: парень детина…
На устье Выи, говорят, что первой заселилась какая-то чудь. Когда приехали сюда люди московского князя, то они прогнали племена чуди. Говорят, что тех очень много было, и не хотели уходить с насиженных мест, но оказались бессильны. Их прогнали от деревни Чудиново прямо за Пинегу. Там, где они поднимались на угор, будто бы это место видно до сих пор: крепко выбито, не зарастало. Поехали эти люди да так жалобно завыли, что далеко слышно было. И прозвали московские люди реку Выей, и до сих бежит под этим названием. Есть там и Княжьё поле.
Сколько утекло воды с тех пор, как зажила и разрослась наша деревня Василёво! Какие жили здесь весёлые мужики! Любили они и петь, и плясать. А всего крепче любили бороться, тянуться на палках, на крючках. Это всё ещё происходило до революции, когда в выйских деревнях, жили кто, как мог. Земля хлеба давала мало и часто случались заморозки. Тогда хлеб на корню вымерзал, и больше всего страдали жители Василёва да Тиневы. Заработков не было, не было и лесозаготовок. Осенью на охоте не много наловишь, да и стоила белка пять копеек. Женщины все годы только и знали, что возились со льном: надо одеваться и старому, и малому. Из одежды носили всё своё: белые рядовки, белые шубы, белые портяные рубахи, даже на голову женщины навязывали белые портяные платки. Мужики не знали, что надо двои штаны одевать. Дети, кто не пошёл просить кусочки, сидят всю зиму дома. А как весной запахнет, они бегут босиком по деревне, в одной, длинной, домотканой рубахе. Парни не стриглись, волосы у них – до шеи. А по какой-то причине остригут, того звали Стрижик. Так наши василёвские мужики были настоящие ослики, правнуки которых живут и сейчас.
Все, кто мог, ходили просить на Двину. Старики, говорят, ходили пешком через Кострому на Волгу – тянуть барки. Уйдут весной, а придут страдой. Домой принесут заработок – двенадцать рублей. Пьяниц много не было.
Жили неграмотно, если письмо придёт от солдата, а служили по 25 лет тогда, то родители идут в общество – в деревню Зайцево, за 48 километров. Там писарь письмо прочтёт и напишет ответ.
В девятнадцатом столетии народ на Вые плохо жил. Моя мама с 1867 года рождения, запомнила, что не знали, что это за картошка? Сеяли только репу. Были, говорят, семь годов безколосых, с 1832 – 1839 гг.), много народу померло от голода.
Я запомнила одного старика, который сказывал, что помнит: в деревне было всего 15 жителей. А я когда подрастала, то на Тиневе жило более шестидесяти семей. А на Василёве, говорил старик, было больше.
У нас, на Тиневе, есть Гущина пожня, ставят один зарод сена, десять возов выходит. Говорят, этот зарод один мужик другому отдал за кринку гущи… Вот как жили.
Дорог не было, ездили за реку через мысы. А когда Выя разольётся – никак не попадёшь в волость. Покойников отпевали сами, да и новорождённых тоже так.
ВАСИЛЁВСКИЕ ЧЕРКЕСЫ
Василёвские мужики были настоящие артисты. Где они появятся, там и веселье, смех, шутки. Ростом были высокие, красивые, кудреватые. Поедут, бывало, в Гаврилово верхом на конях. Кони под ними добрые, у каждого своё седло, сапоги с блеском. Одеты хоть и не очень хорошо, но себя держат гордо, с достоинством. До Гаврилова едут, не загоняя коней. А как в деревню въедут, на сёдла привстанут, и как можно быстрее едут, держат себя бодро. За это их прозвали «василёвские черкесы». Да они самые настоящие черкесы: не зевают украсть, где ловко подойдёт, и не зевают добраться до чужих женок. Из-за этого часто в волости случались драки с местными ребятами. Василёвцы всегда девок у местных парней отбивали, так как девушки любили их за красоту лица, кудрявый волос. Но деревня стояла в стороне, родители не отдавали своих дочерей на Василёво. Поэтому частенько на Василёве оставались неженатые мужики. Они знали себе цену: какая девка надо, ту не отдают, а которая не надо, ту сами в жёны не берут. Так и жил народ на Василёве, телом крупный, характером смелый: хоть шары коли – всё своё ведёт.
БЫЛЬ ПРО «СЕРГЕЯ – СИЛАЧА»
Жили на Василёве три брата: Павел, Сергей и Елисей. Павел, говорят, был не так уж крепок, но очень смел. Сергей же был настоящий богатырь. Елеся был ещё сильней, да молодой помер. А Сергей ходил на барки, и когда уснут бурлаки, он возьмёт якорь, весом 25 пудов (328 кг), и перенесёт на другой конец барки. Мужики встанут утром, а якорь не тут, где надо, кто перенёс – не могут в толк взять. Несут всеми обратно и он тоже тут идёт. Но, кто-то догадался, замазал якорь смолой, Сергей понёс и замарал белую рядовку. Только тогда и узнали про василёвского богатыря и сказали всеми: «Ну-ка, Сергей Фефилович, неси обратно, и он при всех перенёс якорь на своё место.
Когда старшего брата Павла призвали в солдаты, в Черевкове новобранцам приготовили обед бесплатно. А пинжаки одеты худо, а черевковцы – богато. Пинжаков, вершинцев да тоемцев не пустили в столовую обедать. А Павла Фефиловича привёз брат Сергей. Он и говорит: Павлуша, ты чего глядишь? Иди да подавай их мне».
Сергей встал во двери, а Павлушка зашёл в помещение, да кого, с краю, схватит и направит прямо во двери Сергею. А тот, как снопы, начал выбрасывать на мост. Первых-то выбросили, а последние сами выскакивали. Тогда Павел сказал: «Заходите, наши»! И все, новобранцы, зашли, а черевковцев не пустил. Сергея же, хоть он и не допризывник, на почётное место посадили.
БЫЛЬ «ЖИЛИ ТРИ БРАТА»
Весёлые жили мужики на Василёве! Жили три брата – Филя, Офоньша и Васька, все неженатые. Филя служил в солдатах 15 лет. Когда вернулся домой, Офоньша и говорит: «Посмотри-ка, брат Васька, тот разбойник-от домой пришёл, а мы думали не придёт. Пошли в баню мыться, Филя намылил голову, пена так и падает. «Смотри-ка, брат Васька, разбойник-от что делает – мыла не жалеет! Тут нам не наработать, да он ещё и табак курит! Отучим»! Привязали Филю к колоде верёвкой да так наздубачили, - тот боле не курил всю жизнь и мыло берёг.
ДАНИЛА БЕГЛЕЦ
Взят был Данила (уж по отцу не знаю как прозывался), служить в царскую армию на 25 лет. Не выдержал горести долгой службы и тайно сбежал, домой, на Кудрину Гору и прятался у родни. Рассказывали, что роста был высокого, в плечах – косая сажень, а какой ещё сильный был! Долго так он жил в тайности, да на свою беду полюбил молодую вдову Федчину. Невзлюбили за это его горяне и велели вдове, а вернее строго приказали, запереть Данилу во двор и сказать соседям. Пришли соседи к двору, а подойти не смеют. Если бы знал Данила, как с ним поступят земляки, не дался бы им живой. В миг раскидал бы двор и убежал прочь. Он почему-то думал, что соседи отдают его законным властям: проведут его через строй солдатский, но думал вынести это испытание. Поэтому, с доброй воли, подал руки в окошко, и соседи связали его крепко-накрепко. Вывели связанного Данилу и решили судить своим судом. В толпе слышались выкрики: «А чего нам с ним разговаривать? – Пристрелить! И делу конец »! Изменил царю – Бог на нас и прогневался из-за него: сколько лет весь хлеб вымерзает».
Глотуны ревут: «Пристрелить»! А беднота и на улку не вышла, спряталась, чтобы ненароком их не застрелили.
Повезли Данилку за деревню – повыше деревни к реке, на зелёный мыс. А там сосна старая стояла, привязали его верёвкой к ней (так былина передает из уст в уста). Говорят, что Данила просил соседей: «Не привязывайте меня глазами на волю, привяжите глазами к сосне, мне будет не так страшно умирать». Но соседи не послушали Данилу, привязали глазами на волю. Данилову брату дали в руки ружьё и приказали стрелять. Данила умоляюще закричал: «Не стреляй, братка, не стреляй»! Но раздался выстрел, Данила приподнял голову и сказал: «Попало в самое ретивое сердечко», и повис на верёвке. Под той сосной его и похоронили...
Я в Бога не верю, а кровь за кровь, видимо, мстит. Говорят, что у Данилова брата в ту ночь, медведь всех, четверых, коров задрал. Данила хоть и был беглец, но осуждён несправедливым судом односельчан и народ помнит это. Много лет прошло с тех пор, сосна давным-давно упала и водой смыта. Только память о Даниле никакая вода не может смыть. Тот зелёный мыс до сих пор зовётся Данилов мыс. Кто спросит, почему до сих пор зовётся Данилов мыс, тогда старый и передаст молодому эту былину. А горяне до сих пор носят прозвище – мироеды.
Сколько говорят сгнило лесу, там где топор не бывал! Молодой лес старый вытеснил. Старый лес падал и гнил, никем не охраняемый, а как много погибает в лесу грибов и ягод. Как много ушло народу в могилу, не раскрыв своих талантов!
Жили такие, талантливые, люди!