Нана Сахиб переходит Рубикон 4 глава

Однако сипаи медлили, а население не откликнулось на эти призывы. Инициатива в Пенджабе осталась руках английской администрации. В первую очередь было решено разоружить наиболее опасные полки крепости Миан-Мира, где, как донесли англичанам, готовился мятеж. Утром 13 мая командующий гарнизо­ном приказал вывести индийские полки вооруженными как для парада; предварительно тайно от сипаев поодаль был выстроен 81-й английский королевский полк и рас­положены артиллерийские батареи, орудия которых бы­ли заряжены картечью. Когда пять полков хиндустанцев были построены, раздалась команда «кругом!». Солда­ты-индийцы оказались лицом к лицу с британскими сол­датами. В их груди смотрели жерла орудий. Следующей командой сипаям предложили сложить оружие. Сопро­тивление были бесполезно, и подавленные солдаты в тяжелом молчании выполнили приказ.

Не произошло крупных выступлений и в других гар­низонах. Убедившись в прочности своих позиций в Пенд­жабе, колониальные власти сочли возможным выделить значительную часть своих войск на осаду Дели. Части, которыми командовал генерал Никольсон, состояли из шести батальонов европейской нехоты и полка кавале­рии, полевой артиллерии и двух батарей тяжелых осад­ных орудий. Кроме европейцев войска, отправленные из Пенджаба для осады Дели, включали батальоны одетых в яркие тюрбаны пехотинцев-сикхов и три полка индий­ской кавалерии. Численность саперов, минеров и вспомогательных войск достигла восьми тысяч. Позднее пол нажимом колонизаторов и отдельные пенджабские махараджи послали против восставших, укрепившихся в Дели, свои отряды. Пенджабские купцы поставляли ка­рателям деньги и снаряжение. В народном восстании Пенджаб остался надежным тылом англичан.

Однаю большинство других феодальных княжеств Северной Индии, аннексированных чужеземными за­хватчиками, и большая часть территории некогда могущественной Могольской империи превратились в арену вооруженной борьбы народов Индии против английских колонизаторов.

Нана Сахиб переходит Рубикон

В канун восстания значение Канпура как крупного военного и экономического центра возросло. Уже к 1833 году Компания отремонтировала старую дорогу могольских императоров и создала важную стратегическую и торговую артерию Дели — Канпур — Аллахабад — Каль­кутта. В 1855 году к городу протянулась линия телегра­фа и шло интенсивное строительство железной дороги. К 1856 году в Канпуре был размещен воинский гарни­зон. Население города составило около 118 тысяч че­ловек.

Канпур расположен на правом берегу национальной святыни Индии — Ганга. На северной окраине города, они называлась Навабгандж, находились воинский ар­сенал, казначейство и гражданские службы (железнодо­рожное ведомство, отделение связи, административные учреждения), на южной — длинной, узкой полосой тянулись ряды бараков военного городка сипаев.

Лагерь Канпура не отличался от других лагерей си­паев того времени. Бараки представляли собой унылые сооружения из глины, соломы и бамбука с узкими комнатами-кабинами, отдельно для каждого сипая. В ком­натушке, куда свет пробивался через узкое оконце, находились постель, чарпаи — натянутая на раму сетка, корзина для одежды, сосуд для омовения и несколько глиняных горшков для приготовления пищи. Перед каж­дой из комнат дымились мангалы, на которых солдат мог приготовить себе скромный обед из продуктов, по­купаемых им на базаре, имевшемся при каждом лагере. В Канпуре были расквартированы сипаи 1-го, 53-го и 56-го пехотных и 2-го кавалерийского полков, составля­вших контингент канпурского гарнизона. Общая числен­ность их немногим превышала три тысячи человек. Пря­мо за бараками солдат тянулись шумные, грязные квар­талы старого Канпура с бесчисленными переулками, хаотично разбросанными домами и пестрыми базарами. Лишь центральная улица, широкая и ровная, с много­численными магазинами и домами индийской знати, бы­ла относительно благоустроена.

Противоположностью «туземному городу», как назы­вали его европейцы, была южная окраина Канпура, где за лагерем сипаев размещались утопающие в садах, бунгало англичан. Здесь у них был игорный дом, биль­ярдная и ипподром, клуб и церковь.

Население Канпура и личный состав полков гарнизо­на внешне не проявляли своего недовольства англича­нами, и после тревог, связанных с аннексией Ауда, ко­мандир канпурского гарнизона престарелый генерал Уилер, участвовавший еще в захвате Дели в 1803 году в составе армии Лейка, считал, что случаи неповинове­ния среди военнослужащих и населения исключены.

В апреле через Канпур проследовала большая груп­па солдат расформированного 19-го пехотного полка из Бархампура. Их рассказы о введении новых патронов и жестокой расправе с Мангалом Панди взволновали си­паев Канпура, и это вызвало некоторую озабоченность командования гарнизона. Однако открытых выступле­ний в городе не произошло.

14 мая генерал Уилер получил депешу о восстании в Мируте. Через короткое время новость распространилась по всему городу.

Генерал сумел оценить опасность, нависшую над Канпуром. Он приказал укрепить два больничных ба­рака, расположенные близ домов офицеров гарнизона. Это были одноэтажные кирпичные здания, причем один из них был покрыт тростником. Бараки обнесли невы­сокой насыпью и окружили неглубоким рвом. Непроч­ность этого укрепления была понятна и для европейских офицеров и для индийцев. Азимулла-хан, по пору­чению Нана Сахиба приходивший осмотреть это сооружение, дерзко сказал английскому офицеру: «Вам следует назвать его „форт безнадежности"»²⁶.

Сборщик налогов Хилерстон, который, как и другие англичане, допускал возможность антианглийских вы­ступлений в Канпуре и беспокоился за судьбу своей семьи, обратился к своему старому знакомому Нана Са­хибу с просьбой о предоставлении убежища в случае опасности. Вот письмо его супруги от 16 мая: «Если ту­земные войска здесь восстанут, мы укроемся или в ба­раки, или в местечко под названием Битхур, где обосно­вался наследник пешвы. Он большой друг С. (Хилерстона. — П. Ш.) и обладает громадными богатствами и огромным влиянием. Он гарантировал, что мы будем в полной безопасности у него»²⁷. Но время воспользовать­ся обещанием Нана Сахиба еще не наступило: канпурский гарнизон сохранял лояльность.

16 мая Уилер телеграфировал генерал-губернатору: «В той мере, в какой я могу составить свое мнение, местные войска и части в Аллахабаде настроены лояль­но, однако в связи с последними событиями повсюду наблюдается возбуждение»²⁷. Телеграмма от 18 мая была уже не столь обнадеживающей. «В Канпуре все тихо, но возбуждение среди народа продолжается»²⁸. 19-го Уилер получил из Калькутты телеграмму, которая известила его о намерении командования укрепить Кан­пур надежным гарнизоном, и предписание «немедленно начать приготовления к расквартированию европейских войск и организовать регулярную информацию о своих действиях»³⁰. 21 мая генерал сообщил в Калькутту, что «много беспокойства и тревоги вызвал вчера вечером второй кавалерийский. Эта часть послала представите­лей вэ все три пехотных туземных полка, чтобы узнать, поддержат ли они их в преступных действиях»³¹. Об­становка в городе накалялась. 22-го Уилер донес, что над Канпуром нависла непосредственная опасность.

Перспектива восстания испугала городскую знать: 21 мая группа богатеев обратилась в магистрат с прось­бой обеспечить охрану их имущества, но его руководи­тель Хилерстон, не имея надежных сил для обороны даже своего учреждения, рекомендовал им нанимать стражников за свой счет из местных горожан. Купцы не поверили в надежность охраны из своих земляков, им 22-го все магазины были закрыты. Гроза надвигалась. Сипаи откровенно отказывались подчиняться своим офи­церам. На базарах и окраинах собирались группы ре­месленников и пришедших из деревень крестьян. Многие были вооружены. Стало известно, что семьи офицеров-индийцев, забрав имущество, покинули военный городок и скрылись в трущобах Канпура. Некоторые англичане пытались покинуть город, но неудачно: дороги контро-лирогались отрядами вооруженных крестьян. 22 мая Уилер приказал снести в укрепленные бараки оружие, продукты и воду и всем европейцам сосредоточиться в укреплении.

Служащие магистрата, работники связи и транспор­та, торговцы и другие гражданские лица, собравшиеся, в укрепленных бараках, вместе с офицерами и солдатами составили менее тысячи человек. И тогда обнаружилось непростительное для опытного военачальника, каким был Уилер, обстоятельство. Укрепление было отделено от арсенала и казны строениями готового к восстанию военного городка и районом, населенным антианглийски настроенным торгово-ремесленным людом старого Канпура.

Уилер понял всю опасность своего положения. Онмучительно искал выхода и, так же как Хилерстон, об­ратился за помощью к находившемуся в это время в Битхуре Нана Сахибу в тот самый момент, когда тот готовился возглавить антианглийское восстание в Каннуре. Старый генерал, воевавший с маратхами еще в начале века, так же как и коллектор, был убежден, что маратхи, индусы по религии, на протяжении десятилетий отстаивавшие свою независимость в борьбе с Великими Моголами, никогда не объединятся с мусульманами Дели и Лакхнау. Это заблуждение стоило ему жизни. Нана Сахиб установил связь с другими центрами восстания, стремясь придать антианглийскому выступле­нию в Канпуре и других районах организованный и координированный характер. В послании, отправленном в Аллахабад к местному учителю маулави Лиакату Али, который должен был возглавить борьбу в этом городе, он писал: «31 мая было назначено датой начала войны за сварадж по всей нашей стране. Этот план был подго­товлен руководителями восстания».

Известив Лиаката Али, что Англия ведет борьбу против восставшего народа Китая и что, отправив часть своих войск из Индии в Китай, колонизаторы создали благоприятные условия для начала восстания (хотя, по его мнению, «безрассудная храбрость патриотов Мирута нанесла ущерб делу»). Нана Сахиб писал: «Индийские солдаты, индусы и мусульмане, все до последнего чело­века готовы отдать жизнь за дело свараджа. Таким об­разом, вы видите, какие появились блестящие возмож­ности. Поэтому день возмездия назначен на 31 мая... Первые выстрелы из орудия мы произведем 31 мая в Канпуре, за нами немедленно последуют Лакхнау, Файзабад, Бенарес и Аллахабад. Помоги нам бог выполнить этот план и освободить нашу родину от тяж­кого ига»³².

Это письмо, так же как переписка Нана Сахиба с индийскими князьями накануне восстания, означает, что у его организаторов, видимо, имелся предварительный плал объединенного выступления в различных частях страны, который был, однако, плохо согласован и не был осуществлен. Гораздо лучше Нана Сахибу удалось ор­ганизованное выступление в Канпуре.

22 мая Нана Сахиб отправил отряд из 300 пехотин­цев и 100 кавалеристов при двух пушках под командо­ванием Тантия Топи из Битхура в Канпур. Сам пешва также вечером прибыл в этот город и остановился в своем особняке. По договоренности с Уилером отряд пешвы должен был охранять арсенал, где находились значительные запасы оружия (в том числе пушки), бое­припасов и городская казна.

Прибытие отряда Тантия Топи для охраны наиболее важных объектов несколько успокоило Уилера.

24 мая 1857 года совпали две даты: религиозный праздник мусульман и день рождения королевы Велико­британии Виктории. Уилер предполагал, что именно в этот день фанатичные мусульмане поднимут зеленый Флаг священной войны. Все было подготовлено к обороне. Утром Уилер написал Лоуренсу в Лакхнау: «Ве­чером неизбежно начнется бунт»³³. В этот день, полный Мучительного ожидания, англичане, люди, как никто более верные традициям, не давали салюта в честь Вик­тории. Уилер, боясь, что залп будет принят за сигнал к выступлению, приказал отменить традиционное в английской армии салютование в честь дня рождения ко­ролевы. Встревоженный Лоуренс, получив известие Уилера, срочно телеграфировал в Калькутту 25 мая: «Здесь все по-прежнему в порядке, но все зависит от канпурских частей. Пошлите им все европейские войска, какие только возможно»³⁴.

Но прошло 24-е, а в городе по-прежнему было только подозрительное оживление. Уилер на следующий день писал: «Минули день и ночь тревоги; вследствие сооб­щений из очень авторитетных источников, вот-вот должно было начаться восстание. Были сделаны все приго­товления встретить его, но я рад сообщить, что ничего не произошло»³⁵.

Когда 30 мая восстал Ауд и англичане в Лакхнау поспешно укрылись в резиденции, Уилер телеграфировал Каниингу: «Больше нет беспокойства и тревоги. Не только сохранен Канпур, но я скоро пошлю помощь в Лакхнау»³⁶. И действительно, он выслал в помощь Лоуренсу из своих небольших сил довольно значительный отряд. Информируя об этом Каннинга, он предусмотрительно просил прислать ему подкрепление, подчеркивая, что «эта отправка ослабляет меня, но я надеюсь продержаться, пока прибудут еще европейцы»³⁷.

Этот шаг Уилера свидетельствует о его полном доверии к Нана Сахибу, и хотя 26 мая было получено письмо от одного из канпурских богатеев о предстоящем восстании под руководством наследника пешвы, Уилер не придал ему никакого значения. 2 июня он вновь телеграфировал Каннингу: «Все спокойно, и я надеюсь, что так будет и далее»³⁸.

3 июля Уилер послал последнюю телеграмму, в кото­рой сообщал: «Все спокойно, но основания для беспо­койства остаются» ³⁹.

Такое благодушие опытного генерала показывало, что он и некоторые его приближенные были совершенно не осведомлены о настроениях вверенных им частей. Правда, спокойствие Уилера не разделяли многие его офицеры, и полковник Эварт, например, написал 31 мая в Англию: «Я «е хочу быть пессимистом, но нет смысла скрывать, что мы в страшной опасности, и, как я уже писал, если войска восстанут, то мне безусловно при­дется поплатиться жизнью»⁴⁰.

В полках действовала подпольная антианглийская группа, возглавляемая младшими офицерами индусом Тика Сингхом и мусульманином Шамс-уд-дин-ханом. То у одного, то у другого, а иногда и в доме одной из кан­пурских танцовщиц, Азизан, собирались представители полков и разрабатывали план восстания. Заговорщики плохо представляли себе конечные цели восстания и нуждались в вожде, который сформулировал бы лозунги движения. Им стал Нана Сахиб.

Не получив в свое время активной поддержки индий­ских князей, с помощью которых он надеялся осущест­вить свой план изгнания англичан из Индии, Нана Сахиб стал искать опоры в народе. Не сразу, однако, ре­шился он связать свою судьбу с мятежными сипаями и возглавить антианглийскую борьбу крестьян и ремеслен­ников. Только после взятия Дели и распространения восстания по всей стране он решил установить непо­средственную связь с сипаями. Через некоего Рахим-хана и торговца лошадьми Мудата Али он связался с руководителями заговора канпурского гарнизона Тика Сингхом и Шамс-уд-дин-ханом. За неделю до восста­ния он послал к ним умного и решительного офицера своей охраны Джавала Прасада для детального озна­комлении с составом, боевыми качествами и состоянием полков. Джавала Прасад доложил, что войска готовы и ждут сигнала.

1 июня ночью от берега Ганга отошла лодка, в ко­торой сидело несколько человек. Здесь, на середине ши­рокой реки, можно было не опасаться подслушивания вездесущих английских агентов.

В лодке встретились младший офицер, не имевший права сидеть в присутствии англичанина, Тика Сингх и наследник некогда великих пешв Нана Сахиб. Нана со­провождали его брат Бала Рао и Азимулла-хан.

Тика Сингх без обиняков заявил Нана, что полки Канпура не желают больше откладывать восстание и рассматривают промедление как предательство по от­ношению к борющимся братьям Дели. Тика заверил Нана Сахиба, что индусы и мусульмане гарнизона го­товы встать под знамена пешвы и ждут лишь сигнала к выступлению.

Восстание было назначено на 4 июня.

В ночь с 3 на 4 июня раздались три гулких выстре­ла — условный сигнал. Тика Сингх, несший со своим отрядом в этот день дозорную службу, поднял по тревоге своих товарищей. Не прошло и нескольких минут, как из конюшен 2-го кавалерийского полка бешеным аллю­ром выскочила первая группа всадников. Эскадрон за эскадроном мчался по темным улицам Канпура мятеж­ный полк. Загорелись бунгало европейцев, и одним из первых запылал коттедж сборщика налогов и руково­дителя магистрата Канпура Хилерстона. Пламя пожа­ра осветило город. Восставшие кавалеристы соединились с отрядом Тантия Топи, охранявшим банк и арсенал, забрали оружие и, захватив тюрьму, освободили четы­реста заключенных. Утром к восставшему 2-му кавале­рийскому полку присоединились пехотинцы 53-го и 56-го полком. Те европейцы, которые не укрылись с Уилером в бараках, были убиты. Спасшиеся в укреплении оста­лись без связи, все линии телеграфа были перереза­ны. Через несколько часов Канпур был в руках вос­ставших.

В этих операциях Нана Сахиб непосредственного участим не принял. Он все еще медлил, не решаясь от­крыто возглавить народную борьбу. Тогда делегация повстанцев явилась в его особняк и заявила: «Махарад­жа! У тебя будет княжество, если ты присоединишься к нашей борьбе. Но тебя ждет смерть, если ты окажешься в лагере наших врагов!» Нана пришлось сделать окон­чательный выбор. «Что мне делать с британцами? Я — ваш!»⁴¹ — ответил он. Нана Сахиб перешел Рубикон.

Его ждали короткие дни триумфа, тяжелые бои, по­ражение, бегство, смерть в изгнании и всемирная из­вестность.

Триумф

Канпур был в руках восставших. Но осажденные в бараке англичане могли в любой момент получить под­держку от английских регулярных войск, расположен­ных в других частях Индии. Позиции восставших были очень непрочными. Между тем сипаи Канпура и не ду­мали об укреплении города. Пронесся слух, что нужно немедленно идти в Дели, где, по мнению сипаев, реша­лась судьба восстания. Император Бахадур-шах был значительно популярнее среди солдат-мусульман, чем индус Нана Сахиб. И восставшие сипаи решили отпра­виться в Дели, судьба Канпура их беспокоила меньше. О Нана Сахибе они, казалось, забыли. Колонны повстан­цев с песнями покидали Канпур, когда их встретил браг Нана Сахиба Бала Рао. Не понимая, в чем дело, он спросил их, куда они направились. «В Дели!» — ответили сипаи. Бала пришпорил коня и поскакал к брату. Евро­пейцы, чувствовавшие себя обреченными в своем нена­дежном укреплении, узнав об уходе сипаев, облегченно вздохнули.

Наьа понял, что на карту поставлена судьба восста­ния в Канпуре и его личное будущее. Взяв с собой Азимуллу-хана и Баба Бхата, он бросился в погоню по де­лийскому тракту. Сипаи ушли недалеко. В пяти милях от Канпура, в местечке Кальянпур, восставшие солдаты впервые увидели наследника великих пешв * (* Некоторые английские и индийские ученые считают, что Нана не ездил в Кальянпур, а встретил возвратившихся восставших в Канпуре.). Азимулла-хан обратился к восставшим полкам с речью. Он гово­рил, что по всему Индостану, а не только в Дели долж­на вестись борьба против англичан, что Канпур — город, который отрезает дорогу на Дели со стороны Калькут­ты и захват которого, следовательно, лишит колониза­торов резервов и снаряжения, что здесь, в Канпуре, они также останутся подданными Бахадур-шаха. «Ферингн ко маро!» («Смерть ферингам!») — закончил он свою речь. Нана Сахиб обещал сипаям вдвое увеличить жа­лованье.

«Нана Сахиб зиндабад!» («Да здравствует Нана Са­хиб!») — «Феринги ко маро!» — ответила толпа.

Во главе с Нана солдаты и присоединившиеся к ним крестьяне возвращались в Канпур. Встречать Нана Сахиба и войска вышло все население города. На площади перед толпами жителей города, крестьян окрестных де­ревень и солдат Нана объявил о низвержении власти аигличан и заявил о своем желании установить новое правление в соответствии с волей собравшихся. «Нана Сахиб зиндабад!» — пронеслось над площадью. Власть, к которой так долго стремился Нана Сахиб, была в его Руках. Он спросил мнение солдат о командующем арми­ей. «Тика Сингх! Тика Сингх!»— ответили сипаи.

Ставка пешвы расположилась в особняке «Сальвадор», где ранее размещалось благотворительное общество англичан. Здесь же в саду стояла палатка Тика Сингха и артиллерийская батарея восставших.

Рассматривая эти события, необходимо отметить, что, требуя возвращения войск из Кальянпура в Канпур, Нана Сахиб руководствовался в первую очередь честолюбивыми соображениями. Он надеялся укрепиться в Канпуре, чтобы создать собственное государство, и не стремился в Дели ко двору Бахадур-шаха, где он играл бы вторые роли.

С военно-исторической точки зрения этот шаг Нанг Сахиба, несомненно, был разумным, полностью оправданным решением, осложнившим положение колонизан торов в Индии. Создание нового центра движения в Канпуре означало расширение района восстания и подрывало порочную тактику выжидания, которой придержива­лись повстанцы Дели.

Слухи о возвращении сипаев в Канпур и путаные сообщения печати быстро, обрастая новыми подробностями, достигли Калькутты. Каннинг запретил индийскук прессу и резко ограничил английскую. На следующие день в городе распространился слух, что восставшие идут на Калькутту. Среди английской администрации, купечества и других имущих слоев, сотрудничавших англичанами, началось смятение. В историю Калькутты этот день вошел как «воскресенье паники».

Взяв власть в свои руки, Нана Сахиб первым делом обратился к укрывшимся в укреплении европейцам. К ним был послан гонец с лаконичным письмом: «Мы начинаем атаку. Мы посылаем это сообщение, чтобы предупредить вас»⁴². Этой короткой запиской Нана Са­хиб объявлял войну Великобритании.

Генерал Уилер был смущен, узнав о намерениях наследника пешвы, сообщение же о возвращении под его руководством восставших полков назад в город повергло его в панику.

На следующий день, 7 июня, с десяти часов утра два, орудия отряда Тантия Топи и два захваченных в арсе­нале открыли огонь по осажденным. Неорганизованные группы сипаев и толпа горожан устремились на укреп­ления европейцев. Прицельный огонь восьми пушек и, нескольких сот ружей англичан отбросил восставших и быстро охладил их первый порыв. Взять бараки штурмом не удалось. Началась длительная осада. Население и армия в эти дни составляли один военный лагерь. Сре­ди солдат все время находилась и танцовщица Азизан. Очевидец писал, что ее, вооруженную пистолетом, можно было всегда увидеть, несмотря на сильный огонь англи­чан, на батарее среди ее друзей, кавалеристов 2-го пол­ка, которым она готовила пищу и пела песни.

После возвращения в Канпур из Кальянпура Нана Сахиб приступил к организации новой власти в городе, пытаясь обуздать бушевавшую мятежную стихию. В со­здании управления он, в отличие от народных вождей восставшего Дели, стремился ограничить активность масс и полностью сосредоточить власть в своих руках. В эли­ту, созданную им, вошли его родственники и давно изве­стные ему люди. В окружении Нана Сахиба видную роль играли его братья Бала Рао и Баба Бхат, племянник Рао Сахиб, офицеры охраны Тантия Топи и Джавала Прасад и верный соратник пешвы Азимулла-хан. В то же время необходимо было считаться с настроениями солдат восставших полков и утвердить командирами частей и подразделений младших офицеров из их среды. Популярный вождь сипаев Тика Сингх приказом Нана Сахиба был произведен в генерал-майоры и принял общее командование всеми полками. Кроме командиров полков, которым было присвоено звание полковников, назначались командиры батальонов и рот. По сведениям Уилера, войска Нана Сахиба в то время насчитывали около трех тысяч пехотинцев и тысячи кавалеристов.

7 июня Нана Сахиб опубликовал на хинди и урду первую прокламацию, в которой призвал восставших к единству в борьбе против иноземцев. В этот же день над городом был поднят зеленый флаг Великих Моголов. 11 июня Нана Сахиб получил фирман Бахадур-шаха, которым император Дели передал ему безраздельную власть над Канпуром и областью. Примерно в это же время он получил прокламацию Совета восставших Де­ли. В ней говорилось: «Всем индусам и мусульманам, жителям и слугам Индостана офицеры армии Дели и Мирута шлют свой привет!

Хорошо известно, что в последнее время англичане злонамеренно наносят удары по религии в армии, чтобы затем принудительно обратить в христианство весь народ. Поэтому мы объединились с народом, защищая наши религии и не давая пощады ни одному неверному, находящемуся на нашей земле, чтобы восстановить старую династию Дели. Действуйте согласно приказам императора и вы получите двойное жалованье.

Сотни пушек и огромные богатства попали в руки. Мы считаем, что именно сейчас солдаты и жители, не желающие быть обращенными в христианство, должны объединиться и, храбро сражаясь, уничтожить неверных так, чтобы от них не осталось и следа. За провиант и снаряжение, переданные армии, их владелец получит расписку от офицеров, а позднее их стоимость будет оплачена правительством императора в двойном размере. Всякий, кто в это время проявит трусость и поверит обещаниям лживых англичан, очень скоро познает позор... Необходимо, чтобы в этой борьбе и индусы и мусульмане объединились и, следуя указаниям уважаемых вождей, действовали так, чтобы всюду сохранялся порядок, чтобы бедные были довольны и смогли занять более высокое и достойное место в обществе»⁴³.

Улавливая настроение армии и понимая ее решающее значение в сложившейся обстановке, Нана Сахиб объявил, что будет управлять совместно с армией. В этот же день он опубликовал приказ следующего содержания: «Душа — бога, страна — падишаха, власть — Нана Сахиба и армии. Тот, кто будет относиться к власти без достаточного почтения, будет сурово наказан»⁴⁴.

Если в Дели восставшие провозглашали: «Страна падишаха, власть — армии», то Нана провозглашал свою власть с участием армии.

Приказ Нана Сахиба о наказании несогласных с новой властью не был пустой угрозой. Он жестоко преследовал за любую попытку саботажа его распоряжений. Но в первую очередь он требовал беспощадного истреб­ления англичан. Солдатам, офицерам и служащим гражданской администрации Компании из числа европейцев не давали пощады. Получив письмо от одного из феодалов Ауда об успешном действии его отряда и о захвате плен англичанина, Нана Сахиб писал в своем ответе: «Ваше сообщение о том, что к вам доставили одногс европейца, также получено мною. Европеец должен быть ввергнут в ад, таково необходимое дополнение для полного моего удовлетворения»⁴⁵.

Целью Нана Сахиба, как и других руководителей восстания, было изгнание британских колонизаторов из Индии и уничтожение всех звеньев колониального аппа­рата. Перед ними стояла также задача создания новой Формы административного и политического устройства Индии. Четкого плана решения этой задачи ни у Нана Сахиба, ни у других руководителей восстания не было.

Захватив власть в Канпуре и сокрушив английскую колониальную администрацию, Нана Сахиб приступи; к созданию новой административно-гражданской и военной системы управления. В целях прекращения беспорядков и упорядочения управления в городе была создана полиция и учрежден суд под председательством брата Нана Баба Бхата. В состав суда вошли также Джавала Прасад, Азимулла-хан и некоторые другие. Первым же решением суд отменил английскую систему судопроизводства и взял за основу своей деятельности судебную процедуру маратхов. Полиции и суду было вменено в обязанность немед­ленно прекратить грабежи и беспорядки в городе. Пове­лением Нана был назначен сборщик налогов, работав­ший под контролем Джавала Прасада. Выбор Нана пал на чиновника старой английской администрации Рам Лала. Специальный пост был дан некоему Мулле, в обя­занности которого входило обеспечение довольствием армии. Богатые канпурцы, не примкнувшие к восстанию, были обложены высоким налогом, а в некоторых случаях вообще лишались имущества...

Поднятый к руководству народным движением, Нана Сахиб вынужден был пойти на некоторые уступки неимущим слоям населения. Восставшие ремесленники и крестьяне потребовали конфискации имущества канпурских богатеев, сотрудничавших с англичанами, и, не до­жидаясь санкций свыше, стали конфисковывать их бо­гатства в пользу народа. Один из очевидцев рассказы­вал, как 7 июня группа сипаев подошла к дому купца Дарогх Азим Али Хана и предложила ему выдать им сто тысяч рупий. «Обманом и подлостью ты обираешь народ, дай нам деньги!» — кричали сипаи. Купец ответил решительным отказом. Сипаи подкатили к дому пуш­ку и открыли огонь. Богач сдался на милость победите­лей и был доставлен к Нана Сахибу. Пешва приказал ему выплатить тысячу рупий деньгами и доставить слонов, верблюдов и амуницию⁴⁶. Городская знать, на ко­торую в первую очередь обрушились репрессии повстан­цев, становилась силой, враждебной движению.

Нана Сахиб прилагал все силы к тому, чтобы сохра­нить единство в рядах восставших. Он был твердо убеж­ден, что для достижения победы необходимо единство действий индусов и мусульман; поэтому он постоянно подчеркивал свое уважение как к индуизму, так и к исламу и полное равноправие обеих религиозных общин. Еще пускаясь в погоню за восставшими полками, когда они намеревались идти к Дели, Нана благоразумно взял с собой верного ему мусульманина Азимуллу-хана, а вернувшись в город, вывесил над своей ставкой индус­ский и мусульманский флаги. Первой его прокламацией, отпечатанной арабским шрифтом для мусульман и на деванагари для индусов, было обращение ко всем жите­лям, исповедующим обе религии. Прокламации были вы­вешены во всех людных местах города. Кстати сказать, они, как и все последующие документы, были датированы по мусульманскому календарю. Однако этих мер было явно недостаточно. Нана Сахиб и Азимулла-хан устано­вили связь с кази Канпура Вази-уд-дином и добились полной поддержки с его стороны. Прекрасный оратор и уважаемый проповедник, Вази-уд-дин стал одним из ак­тивнейших и наиболее последовательных руководителей восставших. Его роль была особенно велика потому, что наиболее мощным оружием агитации служило слово — горожане и крестьяне в большинстве своем были негра­мотны. 8 июня мусульмане города собрались на площа­ди. Перед ними выступил кази и маулави Саламат-улла. Они призывали паству объявить священную войну ферингам в защиту веры во имя Аллаха и признать власть Нана Сахиба. Высоко в небо медленно поползло, разве­ваясь по ветру, зеленое знамя ислама. Первым к свя­щенной войне (джихаду) демонстративно присоединился Азимулла-хан, хотя до сих пор он не отличался большим рвением в деле соблюдения религиозных обрядов. На всех мечетях и базарах были вывешены предварительно отпечатанные по приказу Нана прокламации с призывом к единой борьбе против ферингов под руководством пешвы. Суд специальным решением под страхом жестоких наказаний запретил религиозную вражду. Когда один мясник-мусульманин зарубил корову — священное жи­вотное индусов, — открытый суд приговорил его к лише­нию руки. Палач всенародно привел приговор в испол­нение.