Достижение индусско-мусульманского единства как в Канпуре, так и в других районах восстания было одним из самых важных завоеваний повстанцев.
Руководители восстания стремились закрепить стихийно складывающееся единство индусов и мусульман. Они ссылались на то, что христианство оскверняет веру как индусов, так и мусульман, а иноземное иго гибельно для тех и других. Понимая опасность этого единства, англичаче всячески старались разжечь индусско-мусульманскую резню. Для осуществления своих планов колонизаторы выделяли специальные средства. Один из чиновников Ауда писал 1 декабря 1857 года, что санкционирован расход 50 тысяч рупий «на попытку возбудить индусское население Барейли против повстанцев-мусульман»47. Но натравить индусов и мусульман друг на друга англичанам не удалось.
Внутренняя логика событий того времени придала освободительной войне религиозную окраску.
В народных движениях феодальной Европы, разрешавших главным образом социальные, а не национальные задачи, идеологическими формами борьбы были преимущественно ереси и различные течения в рамках одной религии. Единство освободительных задач, которое определило характер восстания в Индии, обусловило призыв к объединению обеих общин ранее отчужденных религий в борьбе против христианства. В одном из воззваний, обращенном к индусам и мусульманам, было сказано: «Идите в бой под одним знаменем и смойте потоками крови с лица Индии всех англичан так, чтобы в нашей стране не сохранились в памяти их имена».
Но идеи защиты религии были, конечно, не единственными лозунгами восставших. В освободительной борьбе против колонизаторов выдвигались также и социальные лозунги, отражавшие интересы крестьянства и городских низов. Восставшие сипаи Рохилкханда обратились к населению с призывом, в котором провозглашали: «В нашей армии различия между малыми и великими забудутся и в управлении будет равенство. Ибо всякий, кто обнажает свой меч в этой священной войне для защиты религии, одинаково славен. Они братья. Между ними нет различия»48.
Идеи равенства звучали в воззваниях Совета восставших Дели. Известно также, что Бахт-хан предполагал распределить часть земель заминдаров среди крестьян (по пять бигхов на каждого участника войны за независимость) и отменить все феодальные поборы с ремесленников.
Но лозунги социального равенства не стали решающими. В идеологии восставших господствовали идеи феодального патриотизма. Во главе восстания оказались заинтересованные в реставрации доанглийских порядков феодалы. Можно согласиться с выводом Дж. Неру, считавшего, что «феодальные вожди пользовались сочувствием масс в обширных районах, но они были неспособными, неорганизованными и не имели ни положительной программы, ни общности интересов. Они уже сыграли свою роль в истории, и для них не было Места в будущем»49. На своем знамени феодалы не смогли начертать никакого другого лозунга, кроме призыва к возвращению власти отживающему свой век отпрыску Великих Моголов Бахадур-шаху. Этот факт был понят лишь некоторыми князьями как временная необходимость, но оттолкнул от восстания многих феодалов, стремившихся к укреплению независимости собственных государств. Махараджи и навабы таких больших княжеств, как Хайдарабад, Майсур, Индур, Гвалиру, Кашмир, оказались в стороне от движения. От участия в восстании их удерживал не только феодальный сепаратизм, нежелание выступить иод знаменем Великого Могола, но прежде всего страх перед общенародным характером антианглийских выступлений.
Раджи Патиалы и Непала были глухи к призывам руководителей восстания и отказались примкнуть к нему. Они не только не поддержали движение, но оказали активную помощь англичанам в его подавлении. Феодальный сепаратизм и страх перед массами делали союз даже тех немногих, кто примкнул к народной борьбе, шатким и непрочным.
Главной движущей силой восстания были крестьяне и городские низы. Они были основным резервом армии повстанцев. Именно их участие придало размах и боевой характер движению, превратило его в общенародную войну. Правда, борясь против колониального господства, народные массы еще связывали в тот период свои представления о свободе, независимости и социальной справедливости с утопическими мечтами о «золотом веке» прошлого и восстановлением доанглийских порядков. Однако в ходе восстания антиколониальная борьба зачастую перерастала в антифеодальную. Крестьяне не только громили налоговые конторы и суды, расправлялись с ненавистными чиновниками колониальной администрации и сжигали английские документы. Они прогоняли в ряде случаев «новых» феодалов и тех, кто скупал общинные земли, и выбирали вождей из своей среды. Уже после победы восставших в Дели и его окрестностях многие заминдары жаловались Бахадур-шаху, что крестьяне отказываются платить им налоги и отстаивают свои общинные права.
Английский чиновник сообщал о положении в округ Банда: «В парганах весть о восстании пронеслась подобно лесному пожару... Скупщики земли и те, кто получал ее по судебному приговору, были изгнаны. Служащие вынуждены спасаться бегством. Правительственные учреждения повсеместно разграблены и уничтожены… Здесь, в Бунделькханде, было мало и ружей и тальваров (мечей. — П. Ш.), но люди, вооружившись копьями, косами, палками, окованными железом, и самодельными секирами, считали себя настоящими воинами и, выбрав собственных царьков, гнали от своих сел всех, кто близко подходил к ним»50.
Но крестьяне, рядовые участники восстания, как правило, выступали лишь против тех феодалов, которые получили землю от колонизаторов или в результате действия английской земельно-налоговой системы и открыто сотрудничали с англичанами.
Не поднявшись до уровня крестьянской войны, антифеодальной борьбы крестьян за землю, восстание не получило также и общенационального характера. В Индии еще не было социальной силы, способной возглавить общенациональное движение. Отдельные локальные очаги восстания были слабо связаны между собой. Участвовавшие в восстании феодалы, восстановив свою власть в собственных владениях, перешедших когда-то в руки английских колонизаторов, считали свою задачу выполненной и не стремились к расширению антианглийской войны. Что касается крестьянской борьбы, то даже в тех районах, где крестьяне выдвинули руководителей из своей среды, движение страдало от оборончества, присущего крестьянским войнам того времени. Все это позволило английским колонизаторам расправиться с восставшими. Один за другим уничтожались разрозненные центры восстания. Наступила очередь и Канпура. Однако это произошло после долгой и упорной борьбы.
На первых порах судьба благоволила Нана Сахибу, ставшему грозой англичан и одним из наиболее популярных вождей восставших. Весть о взятии Канпура и провозглашении власти пешвы с быстротой молнии понеслась по долине Доаба. Призыв восставших «Феринги ко маро!» («Смерть ферингам!») стал лозунгом всех антианглийских сил.
Слава Нана Сахиба, борца против ненавистных колонизаторов, распространялась по всей Северной Индии. Крестьяне и ремесленники связывали с Нана Сахибом свои надежды на лучшую жизнь, без ужасающей нужды и лишений; феодалы надеялись, что маратхский пешва восстановит утраченные привилегии; индусских пандитов и мусульманских улемов привлекали обещания Нана Сахиба защищать религии Индии от надвигающегося христианства. Эти надежды вели всех в Канпур, под знамена Нана Сахиба. Многие феодалы приводили с собой отряды войск, а некоторые из них имели и орудия. К Нана Сахибу стекались восставшие гарнизоны небольших городов и группы крестьян не только близлежащих от Канпура районов, но и из отдаленных областей. Вооруженные силы пешвы быстро росли. Но многочисленная по своему составу армия Нана была безнадежно плохо организована. Отряды крестьян фактически не имели понятия о воинской дисциплине и не знали элементарных приемов владения оружием.
И все же, несмотря на эту очевидную слабость, Нана решил отметить день официального признания его власти Бахадур-шахом — 12 июля — взятием укрепления европейцев. Англичане оборонялись с отчаянием обреченных, и им удалось отбить атаку. С большими потерями повстанцы отошли на исходные позиции.
Однако и положение осажденных было критическим. Непрерывный артиллерийский обстрел, продолжавшийся с 7 июня, частые вылазки горожан и сипаев, недостаток продовольствия и воды делали сопротивление безнадежным. Несколько представителей канпурской знати пытались передать осажденным продукты и воду, но бдительные сипаи задержали их и расстреляли как изменников. Повстанцы решительно и жестоко пресекали и деятельность лазутчиков, которых пытались подослать к ним англичане. Уличенным в шпионских действиях отрезали язык и уши, выкалывали глаза и отправляли назад в Укрепление.
Одним из снарядов, выпущенных артиллеристами Нана Сахиба, был убит руководитель канпурского магистрата Хилерстон, подавший мысль о приглашении отряда из Битхура для охраны порядка в городе. Через несколько дней обвалившаяся стена задавила насмерть его жену. Пал сын генерала Уилера. Потери осажденных быстро росли. Умерших и убитых не успевали хоронить. Июньская жара быстро делала свое дело: удушливый тяжелый запах тления стоял над бараками. Среди европейцев начались эпидемии.
14 июня Уилер написал в Лакхнау Генри Лоуренсу: «С 6-го мы осаждены Нана Сахибом и примкнувшими к нему всеми туземными частями. Враг имеет два 24-фунтовых и несколько других орудий. Мы имеет только восемь 9-фунтовых. Все христианское население с нами во временном укреплении. Наша оборона — героическая и славная, но наши потери тяжелы и ужасны. Мы ждем помощи, помощи, помощи»51.
О катастрофическом положении канпурского гарнизона писал 21 июня майор Вибрат: «Мы ежедневно по шести часов подвергаемся обстрелу из двенадцати орудий. Вчера за три часа внутри нашего укрепления разорвалось свыше тридцати снарядов. Это повторяется ежедневно в течение последних восьми дней. Можно представить себе, как велики наши потери и каким ненадежным укрытием для женщин являются бараки. Лишь немедленная помощь может оказать нам пользу. В случае дождя наша позиция будет непригодна к обороне»52. Вибрат сообщал, что осажденные потеряли около трети своего состава и надеются только на помощь извне. Важно отметить, что в своем послании он предлагает расколоть верхушку восставших обещаниями денежных и земельных пожалований.
Но что мог сделать Генри Лоуренс? Его положение было так же безнадежно, как и положение Уилера. Укрепившись за стенами резиденции, его поредевший гарнизон с трудом отбивал яростные атаки войск аудской бегум и отрядов маулави Ахмед-шаха. Лоуренс пытался приободрить старого генерала письмами, но ни одного солдата он прислать не смог. 23 июня Лоуренс написал Каннингу письмо, в котором извещал генерал-губернатора: «Если Канпур будет сохранен, я надеюсь выдержать осаду. Наши приготовления тревожат врага. Я мог бы рискнуть ради Уилера, но такая попытка только погубит нас и не спасет Канпур»53. Сознавая значение Канпура для судьбы Лакхнау, Лоуренс торопил Калькутту помочь изнемогающему гарнизону Уилера. «Если Канпур падет, я не уверен, сумеем ли мы выдержать осаду» 54, — писал он.
Каннинг собрал все имеющиеся силы, подкрепил их прибывшими из Мадраса стрелками и спешно отправил на выручку осажденных. Однако Каннинг понимал, что выручка Уилера — дело большой сложности и на быстрый успех в освобождении Канпура рассчитывать не приходилось. В одном из писем он собщал: «Я не могу сказать с полной уверенностью, когда помощь достигнет сэра Хью Уилера. Во всяком случае это не случится в ближайшие 4—5 дней, а прибудет к «ему несколько позже» 55.
Пессимистический тон Каннинга был вполне оправдан. К середине июня восстание достигло своего апогея. От Бенгала до Пенджаба, от границ Непала до Центральной Индии полыхало восстание. Блокированные гарнизоны англичан в Лакхнау, Канпуре, находившиеся в крайне тяжелом положении английские силы в районе Дели и других местах были изолированными островками в море огня, охватившего всю Северную Индию.
Однако, сломав колониальную машину, повстанцы не создали нового централизованного государственного аппарата, единой военной организации и командования. Попытки установить постоянную связь со всеми районами восстания и добиться координации их действия, предпринятые Советом восставших в Дели, не имели успеха. Очаги восстания по-прежнему не были связаны между собой, в каждом районе были свои самостоятельные органы управления и плохо организованные войска. В большинстве районов Северной Индии фактически не было никакой власти.
В этот критический для колониальных порядков в Индии момент стратегические задачи английского командования сводились к следующему:
1. Ограничение района восстания, пресечение возможных попыток возникновения движения среди населения областей, сохранивших еще лояльность по отношению к колониальным порядкам.
2. Взятие Дели и ликвидация наиболее значительногои в военном и особенно в политическом отношении центра восстания. Решение этой задачи должно было воя становить престиж колонизаторов.
3. Наступление на Ауд — область, где восстание охватило наиболее широкие массы населения. Разгром там наиболее многочисленных отрядов повстанцев.
Тактическое решение двух последних задач было возложено на три крупные колонны войск карателей: колонну из Пенджаба под командованием генерала Никольсона, колонну из Бомбея, которой командовал генерала Грант, и колонну из Калькутты, которую вел генерг Нил. Войска калькуттской группировки должны были взять Бенарес, Аллахабад и Канпур. Из Канпура они должны были начать операции в Ауде.
Уничтожая все огнем и мечом на своем пути, двигалась на Канпур колонна кровавого генерала Нила. 3 июня англичане вошли в первый крупный город на своем пути, Бенарес. Сипайские полки города не примкнули восстанию, хотя англичане выражали опасения в их надежности. Нил недолго раздумывал над тем, как сохранить верность бенаресского гарнизона. Вечером этого же дня он приказал вывести и построить на учебном плацу ненадежный, по мнению англичан, 37-й полк. Когда сипаи построились, они увидели справа от себя верный колонизаторам полк сикхов, слева полк иррегулярной каьалерии, а перед собой жерла артиллерийских орудий и полк европейской конницы. Раздалась команда, приказывающая 37-му полку сложить оружие. Когда она была выполнена, оружие было отнесено на склад. Следующая команда предназначалась полку англичан. «Огонь!» — прокричал офицер. Стреляли в упор, в безоружных. Сикхи и кавалеристы попытались остановить эту бойню. Вновь прозвучала команда «Огонь!», на этот раз она предназначалась артиллерии. Сипаи, оставшиеся в живых, бросились бежать. Им вдогонку гремели вы стрелы. Английские кавалеристы бросились рубить всея подряд. Расправа продолжалась в городе. Англичане убивали первых встречных жителей без всякого повода. «Наши офицеры устраивали облавы на этих преступников и вешали их без угрызения совести, как будто этс были собаки, шакалы или паразиты подлейшего типа»56, — писал один из офицеров. Уцелевшие сипаи и многие жители бежали в Канпур к Нана Сахибу.
Расправившись с сипаями и населением Бенареса, отряд Нила двинулся по направлению к Аллахабаду.
Аллахабадцы восстали против колонизаторов 6 июня, во главе повстанцев был учитель местной школы маулави Лиакат Али. Восставшие уничтожили английский гарнизон, захватили казну и большие трофеи. 14 июня Лиакат Али послал императору донесение, в котором сообщил о том, что вся область примкнула к повстанцам и что «индусы и мусульмане сражаются рука об руку как кровные братья»57.
17 июня англичане подошли к городу, а на следующий день они взяли его. Лиакат Али со своими сторонниками (общая их численность составляла около 3 тысяч человек) бежал в Канпур.
Беженцы из Аллахабада рассказывали канпурцам о расправе завоевателей над жителями города. Страшные сообщения индийцев не были преувеличением.
Один из английских офицеров с циничной откровенностью писал своему другу: «Мы производим военный суд, не слезая с лошадей, и каждого черномазого, который попадается нам на глаза, мы либо вздергиваем, либо пристреливаем»58.
Очевидец восстания, автор солидного труда по его истории, Кей свидетельствовал об этих днях в Аллахабаде: «Убивали туземцев, не обращая внимания на пол и возраст. Впоследствии жажда крови возросла еще больше. Старые женщины и дети приносились в жертву так же, как и те, кто был виновен в восстании. В течение трех месяцев восемь повозок ежедневно с утра до ночи делали свои рейсы, отвозя тела тех, кто был повешен на перекрестках и базарах... Шесть тысяч было уничтожено и отправлено на тот свет»59.
Сам Нил, относивший себя к категории безусловных джентльменов, в этой кровавой оргии играл зловещую роль вдохновителя убийств. Даже среди колонизаторов он снискал себе мрачную славу. Один из знавших его англичан, например, писал о нем: «История знает не много актов жестокости хуже тех, которые осуществлены человеком, гордо называющим себя „слугой Бога Милосердия"»60.
Рассказы аллахабадцев и бенаресцев разжигали среди жителей Канпура жажду борьбы и мщения. В городе уже близилась трагическая развязка. Восставшие готовились к решительному штурму. Давно уже среди народа ходили слухи и легенды, что ненавистная власть чужеземцев продержится только сто лет. 23 июня исполнялось столетие битвы при Плесси — черного дня в истории Индии. Руководители восстания решили назначить на этот день атаку на укрепления европейцев. Численность войск Нана Сахиба превышала десять тысяч человек. В его армию влилось несколько восставших подразделений сипаев (в том числе два полка прибыли 16 июня из Ауда), привели свои отряды многие феодалы, примкнувшие к восстанию во времена первых успехов, продолжали стекаться крестьяне и ремесленники. 20 июня Нана собрал дарбар, на котором щедро одарил своих приближенных и объявил, что 1 июля будет восстановлено правление пешв. Предстоящий штурм и ожидаемая победа должны были предшествовать восхождению Нана Сахиба на престол.
Утром 23 июня мусульмане читали Коран, моля Аллаха дать им победу над врагом, а индусы вышли на берег святого Ганга и совершили омовение.
...Гулко ударили орудия восставших. После артиллерийской подготовки тысячеголосое «ла илла иль алла!» и «хар — хар Махадев!» огласило воздух. Начался штурм. Через хорошо простреливаемую англичанами площадь ринулись на укрепления повстанцы. Вал и ров перед бараками, а также густой и точный огонь осажденных оказались непреодолимыми препятствиями. Вновь и вновь бесстрашно бросались индийцы в бой, но натиск их был все слабее и слабее.
Штурм не удался.
Отбив атаку, англичане подсчитали свои силы. Уилер понял, что это был последний бой, который смог выдержать его измученный гарнизон. Надежды на скорую помощь из Аллахабада оказались тщетными. На следующий день после штурма генерал написал свое последнее письмо Генри Лоуренсу. «У нас остается только британский дух, но он не может поддерживать нас все время»,— писал он. «Конечно, мы не перемрем, как крысы в клетке»61, — мрачно заканчивалось это письмо.
Встревоженный тоном письма Уилера, Лоуренс попытался предотвратить сдачу гарнизона. 27-го он написал Уилеру: «Вы не должны полагаться на обещание Нана. Он убивает сдавшихся вплен»62. Но письмо пришло поздно. Участь британского гарнизона в Канпуре была решена.
После неудачного штурма руководители повстанцев собрались в резиденции Нана Сахиба. Здесь кроме хозяина были его братья Бала Рао и Баба Бхат, а также Азимулла-хан, Тантия Топи, Джавала Прасад и другие приближенные пешвы. Собравшимся было ясно, что сохранивший еще способность к обороне европейский гарнизон подрывал престиж новой власти и был опасен в будущем при последующих военных действиях. Дальнейшая судьба восстания неумолимо требовала уничтожения гарнизона англичан любыми средствами. Необходимость срочных и решительных мер подтвердилась событием, происшедшим на следующий день после штурма. В этот день сипаи привели к Нана Сахибу европейца, старательно, но не очень искусно одетого в одежду индийца. На допросе пленник показал, что он англичанин, по фамилии Шеферд, посланный для того, чтобы выполнить тайное задание Уилера: вступить в переговоры со знатными людьми Канпура и с их помощью внести смуту и раскол в ряды восставших. В награду за содействие Шеферд от имени Уилера должен был гарантировать каждому из добровольных предателей ежегодную пенсию в 1000 рупий пожизненно63. Интриги Уилера заставили Нана Сахиба ускорить неминуемые события.
25 июня к Нана Сахибу была приведена одна из европейских женщин, находящихся в плену у повстанцев. Ей было вручено письмо, адресованное коменданту осажденного гарнизона генералу Уилеру. Оно было немногословно: «Все, кто не принимал участия в мероприятиях лорда Дальхузи и желает сложить оружие, получат возможность отправиться в Аллахабад»64. И все. Подписи под письмом не было, но написано оно было почерком Азимуллы-хана.
В сопровождении пяти сипаев женщина отправилась к укреплению и одна вошла в него, чтобы вручить письмо адресату. Перед Уилером встала сложная дилемма: сопротивляться дальше было невозможно, сдаться — опасно: он не мог верить Нана Сахибу и рисковать жизнью вверенного ему гарнизона, женщин и детей, чтобы принять условия сдачи. И все же после долгих совещаний с офицерами он выбрал второе и принял предложение, изложенное в письме.
В тот же день состоялись переговоры. К валу укреплений вышли два парламентера осажденного гарнизона офицеры Мур и Вайтинг и представители пешвы Джавала Прасад и Азимулла-хан. (Одна небольшая, но характерная деталь — повстанцы потребовали, чтобы переговоры велись на языке их народа — хиндустани.) Условия, предложенные Джавала Прасадом и Азимуллой-ханом от имени Нана Сахиба, сводились к следующему: правительство пешвы обеспечивало английский гарнизон транспортом и провизией на время пути следования до Аллахабада, если подданные королевы Великобритании сдадут в сохранности оружие и прекратят сопротивление. Выработанные условия капитуляции были доложены Нана Сахибу и Уилеру и санкционированы ими. Этим переговоры о сдаче гарнизона завершились65.
Утром 26 июня английский флаг над укреплениям был спущен и над ними взвилось знамя пешвы. 27 июня англичане сложили оружие, и их длинная кавалькада двинулась к пристани Сати Дхора Гхат, где ожидали ее сорок лодок. Впереди на громадном слоне Нана Сахиба, ведомом погонщиком пешвы, ехала семья Уилера. Многих европейцев, следовавших за ней, несли индийские слуги в паланкинах.
Жители города и беженцы из Аллахабада, Бенареса и других мест, разграбленных англичанами, с ненавистью смотрели на жалкие фигуры европейцев. Гул возмущения и возгласы негодования провожали их до самого Ганга. Индийцы требовали возмездия за кровавые действия генерала Нила и других карателей.
...Там, где это случилось, Нана Сахиб не был. На берегу были Тантия Топи, Бала Рао, Джавала Прасад, Тика Сингх и другие верные ему люди. Они видели, как грузили свою кладь и размещались в лодках ненавистные феринги. Когда европейцы готовы были отплыть от берега, раздался выстрел. За ним еще и еще. Крики и стоны были заглушены выстрелами. Лодочники быстро спрыгнули на берег и скрылись в толпе. Многие европейцы последовали их примеру, но толпа расступилась и пропустила отряд всадников с обнаженными клинками, который завершил расправу, беспощадно рубя мужчин и оттеснив в сторону женщин и детей66.
Уилер с семьей пытался спастись в лодке. Увидев грозящую ему смертельную опасность, генерал дал гребцам по мешочку золота и приказал грести изо всех сил.
Лодка была на середине Ганга, еще немного — и генерал был бы недосягаем для выстрелов. Но в последний момент снаряд пробил борт судна и в него хлынула вода...
С Канпурским гарнизоном было покончено. 120 женщин и детей было отправлено в один из домов Канпура. Англичане в Канпуре расплатились своими жизнями за долголетнее насилие и неисчислимые жестокости колонизаторов в Индии.
У кормила власти
Покончив с европейцами канпурского гарнизона, Нана Сахиб почувствовал себя безраздельным властелином в Канпуре и его области. В тот же день он написал письмо феодалам Ауда: «Сегодня 27 июня в Канпуре белолицые разбиты нами. Все они по милости бога и счастливой судьбы императора ввергнуты в ад. Как обычно, по случаю этого события дан салют. Вам также надлежит отпраздновать эту победу гуляньем и артиллерийскими салютами»67.
Дальнейшие тактические цели восстания Нана Сахиб изложил следующим образом: «Через несколько дней, когда порядок будет восстановлен во всем дистрикте, победоносные войска, которые, увеличиваясь с каждым днем, уже превратились в большую непрерывно растущую армию, переправятся через Ганг, продолжая теснить неверных до прибытия моей ставки. Это произойдет очень скоро, и тогда вы сможете показать все свое мужество». Нана особенно подчеркнул в письме необходимость продолжения гибкой политики в отношениях между индусами и мусульманами и подготовки к дальнейшей борьбе. «Имейте в виду, — писал он, — что народ исповедует две религии. Ни в коем случае нельзя досаждать ему или оскорблять его. Позаботьтесь оказать народу защиту, организуйте снабжение и держите его в готовности»68.
Это письмо и некоторые другие послания Нана Сахиба показывают правильное понимание пешвой условий возможной победы над колонизаторами и его решительные намерения в проведении крупных операций. Важно отметить и тон посланий, который свидетельствовал о том, что Нана Сахиб пользовался большим влиянием среди феодалов Ауда и считал для себя возможным давать им распоряжения. 28 июня в пять часов пополудни состоялся грандиозный праздник по случаю предстоящего официального воцарения Нана Сахиба на трон пешвы. В этот день Нана и его соратники принимали парад войск, принесших им долгожданную победу. Мимо пешвы промаршировали шесть пелков пехоты, четыре полка конницы и несколько батальонов вооруженных горожан. Они были достаточно организованны, чтобы пройти в относительном порядке на параде, но, для того чтобы считаться боеспособным войском, им требовалось время и хорошие начальники. Непрерывно грохотали пушки. Сто один залп был дан в честь императора Индии Бахадур-шаха, потом в честь великого пешвы Нана Сахиба, затем стреляли во славу его братьев Бала Рао и Баба Бхата и в честь племянника пешвы Рао Сахиба, салютовали Тантия Топи, Джавала Прасаду и Тика Сингху. Солдатам в награду за их мужество и верность Нана Сахиб приказал раздать сто тысяч рупий. Обращаясь к ним, он сказал: «Эта победа принадлежит вам, но радость её — достояние всех». Щедрой рукой пешва награждал присоединившихся к нему феодалов.
Праздник, начатый в Канпуре, продолжался в Битхуре, куда приехали руководители восстания и многие феодалы со всей округи. Титулованная знать, преследовавшая в антианглийской борьбе свои корыстные цели, спешила поздравить пешву и оттеснить от него Тика Сингха и полковников из сипаев. Дворец пешвы освещался огнями фейерверков, слышалась музыка и пение.
1 июля в парадный зал был вынесен старый трон пешв — призрачный символ могущества и власти и состоялось полисе помпезности восшествие Нана Сахиба на престол. Брахманы и знатнейшие гости облачили его в дорогую мантию и надели тюрбан. Поэты пропели во славу нового пешвы песни. Непрерывно гремел оркестр. Окружавшие пешву феодалы и придворные льстецы заставили его забыть о предполагаемом походе в Ауд и мероприятиях по укреплению единства народа, о которых он говорил в Канпуре, когда его окружали Тика Сингх и сипаи. Котвалу Канпура Хулас Сингху Нана Сахиб приказал в каждом городе и деревне объявить о победе над англичанами и бить в барабаны. Население должно было знать: пешва считает, что «все основания для опасений устранены», как говорилось в этом приказе69.
Восстание народа возвращало к власти феодальных правителей. Таков был неизбежный ход событий в условиях Индии того времени. Солдаты, крестьяне и городские низы, с боем взяв власть у колонизаторов, добровольно отдали ее в руки Нана Сахиба.
Нана Сахиб стремился возродить былое величие маратхских пешв и опереться на индийских феодалов. Но власть пешв не была популярна среди феодалов всей Северной Индии, а народные массы, вернувшие Нана Сахибу его престол, не хотели мириться с сохранением тяжелой феодальной эксплуатации, требовали облегчения своей судьбы, требовали земли.
У восставших народных масс не было устойчивых политических убеждений и ясной программы действий. Они нуждались в вожде и видели его в пешве.
И политическая и социальная опора Нана Сахиба оказалась ненадежной. Он мог удержаться у власти только как руководитель борьбы против колонизаторов. Но, опираясь на народ в борьбе против чужеземцев, Нана Сахиб, как правитель государства, выступил прежде всего в защиту прав феодалов и незыблемости феодальных порядков.
В прокламации, посвященной земельным отношениям (она была издана 1 июля — в день провозглашения Нана Сахиба пешвой), обращенной к своим подданным, он писал: «Поскольку по милости славного всемогущего бога и благодаря счастливой судьбе императора наш враг разбит, белолицые и ограниченные люди ввергнуты в ад и Канпур захвачен, необходимо, чтобы все подданные и держатели земли были столь же покорны нынешнему правительству, сколь они были покорны прежнему, нужно, чтобы служащие государства все немедленно и с радостью посвятили свои силы выполнению распоряжений правительства.
Радоваться от сознания того, что христиане отправлены в ад, а религии индуизма и ислама восторжествовали, сохранять покорность властям перганы и не допускать, чтобы какая-либо жалоба на них достигла ушей высших властей — вот что является долгом всех райатов и собственников земли в каждом дистрикте и каждой пергане»70.