***
«Лиа? Ты не спишь?»
Дженнифер говорит Эмме голосом растолстевшей мамаши «что она последний раз подымается по этим ступенькам» ответ сестры слишком тихий, чтоб его услышать.
Папа сидит на краю кровати, гладит мои волосы, убирая их со щеки. Он целует меня в лоб. От него пахнет остатками еды и вином.
«Лиа?»
Уходи. Лиа хочет проспать сотню лет в стеклянной, наглухо запечатанной коробке. Люди, знающие, где находится ключ от нее, умрут, и Лиа, наконец, сможет отдохнуть.
Он поворачивает мою голову, убирая книгу. Я прожигаю его взглядом, приоткрыв глаза. Он отмечает место, на котором я остановилась, заламывая страницу, и отлаживает книгу. Немного выше его ключиц, под воротником, я вижу, как кровь циркулирует по венам, подпитывая его гигантский мозг.
Мой папа – учитель истории, Великий и Ужасный эксперт по Американским Революциям. Он получил Пулитцеровскую премию и Национальную Книжную Премию, один раз побывал на новостях кабельного канала. Белый дом приглашает его на обед настолько часто, что ему пришлось обзавестись смокингом. Он играл в сквош с двумя вице-президентами и министром обороны. Он знает, кем мы есть, были и будем. Учителя говорят, что я должна радоваться такому хорошему отцу. Если бы я не ненавидела историю, так бы оно и было
«Лиа, ты не спишь. Нам надо поговорить»
Я перестала дышать.
«Мне жаль Кейси, милая»
Стекло вокруг меня разлетается на маленькие кусочки. Она звонила мне, прежде чем умереть. Она звонила и звонила, звонила еще и еще, ждала, что я возьму трубку.
Папа гладит мои волосы.
«Как хорошо, что ты в порядке»
Стеклянная коробка падает с неба на него, но он не слышит этого. Не чувствует запаха крови.
Он глубоко вдыхает и утешительно гладит мое плечо.
«Поговорим позже. Хорошо»
Он врет. Мы никогда не говорим. Скорее, предпочитаем сидеть и думать, что когда-то присядем и поговорим. Этого никогда не случится.
Кровать скрипит, когда он встает. Он тушит ночник и пересекает комнату, едва видимый в свету тусклой галактики, приклеенной к потолку. Полоска света, выходящая из-под двери, спасает меня.
Я поворачиваюсь лицом к стене. Осколки стекла режут мое сердце потому, что Кейси мертва и холодна. Она умерла в придорожном мотеле, и это моя вина. Не интернет-журналов, не девочек с острыми язычками, собирающихся в нашей раздевалке и даже не мальчиков-кровопийц, поджидающих на заднем дворе.
Нет тут вины ее тренера, директора школы, или изобретателя нулевого размера. Даже не ее мамы или отца.
Я не могла найти ответ.
010.00
...Когда я была настоящей девочкой, мою лучшую подругу звали Кассандра Джейн Пэриш. Она приехала зимой, когда я училась в третьем классе. Я сидела, прислонившись подбородком к подоконнику, и смотрела, как они переносят вещи с фургона. Парень вынес детский велосипед и розовый кукольный домик. Я скрестила пальцы. Наш квартал в то время еще строился и состоял в основной с недостроек, и вырытых ям. Мене до жути хотелось, чтоб сюда приехал кто-то моего возраста и мог играть со мной.
Моя няня налила кофе в термос и, взяв меня за руку, пошла знакомиться с новыми соседями. Их дом очень походил на наш, с таким же задним двором, с тем же запахом свежей краской и еще чистыми коврами. Мама, миссис Пэриш, выглядела недостаточно старой для того, чтоб быть бабушкой. У нее были большие голубые глаза, которые постоянно смотрели на мир настолько открытым и удивленным взглядом, будто бы она не могла поверить во все то, что ее окружает. Няня представила нас друг другу, и рассказала о моих родителях с их миллион-долларов-в-неделю работой. Миссис Пэриш позвала свою дочь. Кассандра Джейн крикнула ей, что никогда не выйдет со своей комнаты.
«Иди сюда, милая» сказала миссис Пэриш мне «Она хочет с кем-нибудь подружиться»
Кейси распаковывала свои книги. Когда она встала, я увидела светловолосую девочку, чей рост был больше моего, с длинными белыми волосами, завивающимися на концах. До того, как заговорить со мной, до того, как впервые посмотреть на меня, она дала мне своего мышонка, Пинки. Я пальцами чувствовала, как бьется его маленькое сердце.
Ее комната была такой же, как и моя, форма и размер не отличались ничем, кроме, разве что, ее вещей: кровати с красивым балдахином, подвязывавшимся шнурками, кукольного домика, обрисованного мелками, высокого, длинного зеркала, стоявшего в одиночестве где-то в углу и книжного шкафа, не выглядящего достаточно большим для того, чтоб вместить все эти книги в коробках. Она показала мне своих станинных кукол, коллекцию кукольных лошадей и, наверное, лучшую из всего этого, шкатулку с золотистыми украшениями, среди которых встречались минералы, добытые из самого сердца вулканов.
Я сказала ей, что минералы добывают в океане.
«Они бывают разные» ответила она «Эти камешки ты видишь просто так, но если ты посмотришь сквозь них, ты сможешь увидеть свое будущее»
«Ох…» ответила я, протягивая руки.
«Но не сегодня» она убрала все камешки и закрыла шкатулку. Я увидела место, где она спрятала ключик.
Мы уселись на пол и начли распаковывать коробки с книгами, стоящими между нами. Пока я подавала ей книги, мы говорили о любимых шоу, историях, фильмах, ТВ-шоу, музыке, которую предпочитали слушать, даже если она была слишком взрослой для нас. Когда миссис Пэриш вместе с моей няней вошли в комнату, Кейси обняли мои плечи.
«Это судьба» она сказала маме «мы созданы для того, чтоб быть друзьями»
Миссис Пэриш улыбнулась «Я же говорила, что тебе понравится здесь»
Отец Кейси был нашим новым директором школы, избранным советом потому, что они уволили старого. Мама стала лидером Девочек-скаутов, кто проводил полевые учения и различные игры у нас в школе. Она пригласила мою мать поиграть в карты, затем прийти на собрание книжного клуба, но моя мать была слишком занятой, вместо этого пересаживая сердца. Мистер Пэриш не играл в сквош; мой отец не играл в гольф, потому все и получилось именно так.
Кейси была маленькой врединой, как потом я это поняла. Я проводила все выходные, ночуя у нее дома, но она никогда не ночевала у меня. Она не говорила о своем лунатизме и истериках, случившихся впервые тогда, когда ее родители сильно поссорились и отец заставил мать снова переделать всю домашнюю работу. Однажды я услышала, как ее мама рассказывала моей няне о том, что у них случилось что-то плохое с соседским мальчиком. Я спросила об этом Кейси. Она ответила, что я хочу травмировать ее чувства, что она ненавидит меня, и мы не будем друзьями больше.
Я сидела на крыльце, читая «Складки времени» и покусывая конец своего хвостика, когда она вернулась, как ни в чем не бывало, и предложила прокатиться на велосипедах.
Каждый вечер мы залезали в мой домик на дереве для того, чтоб почитать множество книг об увлекательных и опасных приключениях. Я представляла, что ножи для стейков, украденные с кухни, это мечи. Кейси воровала ядовитые ягоды с сада ее матери, и обрезала розы. Мы вымазывали лица ягодным соком и кололи пальцы шипами. Мы поклялись, что будем сильными, спасем планету и останемся друзьями навсегда.
Она рассказала мне, как играть в солитер. Я рассказала ей, как раскладывать пасьянс.
Весной, в пятом классе, фея сисек хорошенько ударила Кейси своей палочкой. Она стала первой девочкой в нашем классе, которой действительно нужен был бюстгальтер. Мальчишки смотрели на нее и хихикали. Девочки с острыми язычками шептались и показывали пальцами. Я тайно радовалась своей плоской груди и тому, что мне не надо носить бюстгальтер.
Мальчишки издевались над ней, обзывая грязными словечками и отпуская сальные комментарии. Кейси притворялась, что не слышит этого, но я знала, что она слышит все. Все это дошло до кипения на ленче в пятницу. Тэтчер Грэйсон оттянул лямку лифчика Кейс и шлепнул ее по спине так, что все могли услышать это. Она обернулась, ударила его, повалив на пол и начала наносить удары. Пока охранники разняли их, нос Тэтчера был разбит и вдобавок ко всему, он получил синяк под глазом.
Тэтчера увели к медсестре, а Кейси отвели к директору, в кабинет мистера Пэриша, который в то же время был ее отцом. Он кричал настолько громко, что это было слышно в коридорах, а затем отстранил ее и Тэтчера от уроков на день. Остальные провели вечер за написанием эссе о хорошем поведении и толерантности. Эти гребаные блестящие девочки сказали, что это была ее вина.
В понедельник девочки сказали, что Кейси лесбиянка и перестали общаться с ней. Я не знала, что это такое, но это звучало плохо. Я пережевала конец резинки своего карандаша, и не разговаривала с Кейси на протяжении всего дня. Она сидела одна за ленчем во вторник. Сама играла на перемене. Вместо того, чтобы ездить на автобусе, она ездила домой со своей мамой. В среду мальчики шептали слово «сиськи» каждый раз, когда учитель отворачивался. Тэтчер нарисовал Кейси с огромными шарами вместо груди и передал рисунок по классу. Блестящие девочки хихикали, вертя в руках стиральные резинки.
В иерархии пятого класса я была ближе к вершинам, чем к низу, потому что мои родители были богаты и мой папа встречался с президентом Соединенных Штатов. В сложной математике начальной школы я была самостоятельным числом, не входящим ни в какие комбинации.
Кейси и я дали секретные клятвы с соком ядовитых ягод и кровью. У меня не было выбора. Я должна была спасти ее.
На ленче Кейси сидела за столом для неудачников. Я отдала ей всю свою жареную картошку и предложила поехать в бостонский музей вместе с ее мамой. Другие девочки смотрели на нас, облизывая свои скобки и треплясь языками. Затем я подошла к Тэтчеру, я девочка-эльф похожая на второклассника, подошла к будущему университетскому футболисту, для того, чтобы показать ему.
«Я разрешаю тебе ударить меня»
«ты разрешаешь мне?» он расхохотался настолько громко, что ничего другого сказать не мог.
Я толкнула его.
«Да, у меня хватит смелости. Если ты не тряпка, ты ударишь меня» я толкнула его сильнее. «ты самая большая тряпка, даже если ударишь меня, потому, что лучше уж получить удар, чем ударить кого-то»
Я не понимала, что вообще несу. Все загудели, зашептались и обступили нас. Тэтчер надеялся, что появится кто-то из учителей и ему не придется этого делать.
«Ну, давай же»
Я закрыла глаза и скрестила пальцы.
Он ударил меня по лицу, я почувствовала, что один из моих зубов выпал и на язык попала кровь. Я выплюнула окровавленный зуб ему в лицо, прежде чем потерять сознание. Блестящие девочки снова уселись на свои места. Я доказала Тэтчеру, что девчонки сильнее.
Они сплели браслеты для нас, украсив их цветами из разноцветных бусинок. Я бы не взяла их, если бы они не сделали такой для Кейси. Они снова начали общаться с Кейси. Тэтчер был хулиганом и сам был виноват в этом.
После всего этого мы с Кейси говорили всем, что мы близнецы.
…тело было найдено в комнате мотеля …
Тело Кассандры Джейн Пэриш спит в металлической коробке. Они выкопают яму в земле, посадив ее туда, словно растение. Что насчет самой Кейси? Я думаю, она здесь.
011.00
Эмма идет в постель, Дженнифер идет в постель и папа тоже идет в постель. На другом конце города моя мать засиживается допоздна, но и она тоже, в конце концов, идет спать.
Я не могу уснуть. Лучики пронзают мой череп, проникая внутрь.
Я мерзну, затем меня бросает в жар, потом я перестаю чувствовать пальцы на руках и ногах. Кто-то стоит за моей дверью. Я чувствую это. Но… нет. Все спят. Все очарованны своими снами. Лунный свет проникает в окно.
Я жду.
Маленькие, мохнатые паучки выползают из моего живота, эти маленькие существа, чьи лапки напоминают ножки балерины. Они роятся сотнями тысяч мыслей, сплетая их, будто бы один большой паук. Укутывая меня словно саваном.
Я делаю вдох. Паутина поникает в приоткрытые губы. По вкусу она напоминает старые занавески.
Запах имбиря и гвоздик, запах жженого сахара, ее шампуня, мыла и ее духов. Она приходит ко мне. Ни минутой позже. Сейчас.
Покрытые шипом виноградные лозы прорастают через пол, потрескивая, словно пламя. Черные розы цветут в лунном свете, родившиеся мертвыми и хрупкими. Паутина на моем лице заставляет меня открыть глаза, вынуждая смотреть, как Кейси выходит из тени, а колючие кустарники оплетают ее ноги и ее тело. Минута, и она у двери. Мгновение – она у моей постели. Температура в комнате падает. Ее голос проникает в мою голову.
«Лиа», говорит она.
Я не могу издать ни единого звука. Пауки ползают по моему лицу, подползая к ее рукам. Они переплетают нас паутинками, соединяя нас.
«Пошли со мной» говорит она. «Пожалуйста»
Сети паутины сплетают нас, пока луна не уходит на покой и звезды не засыпают вместе с ней.
012.00
«Лиа, проснись» Эмма трясет мое плечо.
Я стону и зарываюсь в теплый кокон одеяла.
«Проснись!» Она включает свет «Ты опоздаешь»
Я открываю глаза и закрываюсь рукой от света. Я уснула в одежде. На улице все еще темно.
«Который час?»
«Эмм…», говорит Эмма «Тринадцать минут седьмого»
Моя комната пахнет как грязная прачечная, это вовсе не свечи и даже не жженый сахар. Я утыкаюсь лицом в подушку
«Еще пять минут»
«Вставай, у мамы мигрень и она сказала, чтоб ты вставала» Эмма тянет одеяло на себя.
«Эй! Холодно»
«Не кричи, я пыталась тебя разбудить, но ты не реагируешь»
Я свешиваю ноги с постели.
В поле зрения не попадает паутина, на ковре нет лепестков роз. Кейси находится в морге, лежит на столе с разрезанным животом, будто бы недавно пойманная рыба. Этого всего не происходило.
Я дрожу, укутывая плечи одеялом.
«Где мой папа?»
«Сегодня вторник, дурочка. День сквоша. Почему тыква, это единственный овощ, в честь которого назвали игру?»
Дерьмо. Вторник.
«Где Дженнифер?»
«Сушит волосы. Куда ты?»
Сегодня вторник.
Я мчусь в прачечную, самое дальнее место от ушей Дженнифер. Я включаю воду и жадно пью, пока мой живот не становится похожим на большой воздушный шар, наполненный водой. Я захожу на кухню, чувствую, как вода плещется в желудке.
Когда Дженнифер спускается с высушенными волосами и неаккуратно подведенными глазами, я пью первую чашку кофе за день. Черный. Передо мной стоит грязная папина тарелка, и это создает иллюзию того, что я ела тосты с джемом.
«Мигрень?» спрашиваю.
Она кивает и ставит чашечку воды в микроволновку, разогревая ее.
Моя маленькая не-сестра показывает мне свою диораму, поставив ее на стол.
«Это – греческий Колизей» говорит она. «Они мучили людей и отдавали их тиграм»
«Звучит, как средняя школа» отвечаю
«Это не смешно. Эмма» говорит Дженнифер «И Колизей находится в Риме, а не Греции. Прекрати трогать диораму. Клей еще не высох»
Она вытаскивает чашку, засовывая туда чайный пакетик, пахнущий лимоном, и смотрит на меня.
«Лиа, наверх»
***
Во второй раз они отпустили меня из тюрьмы New Seasons около шести месяцев назад для того, чтоб я могла повидаться с матерью и немного развеяться. Я ведь рассорилась с матерью, Доктором Мэрриган, и поехала в Дженниферленд.
Как только шок от моего пребывания там прошел, папе понравилась идея. Он сказал, что это – как новый старт. Он знал, как нужно возиться на кухне, делая это изо дня в день.
Каждое летнее утро я сидела на кухне, делая вид, что я хорошая дочь за столом для завтрака (с больничных бумаг: «семейные приемы пищи должны быть легкими и приятными»). Он рассказывал мне что-то о лекциях и парне, погибшем футболисте с университетской команды, прожевывая омлет с грибами и откусывая кусочек от рогалика с маслом.
Доктора сказали папе покупать
весы для ванной комнаты с гигантскими цифрами, которые было легко прочитать.
Дженнифер должна была делать грязную работу, взвешивая меня в моей заношенной желтой одежде, чтобы удостовериться в том, что я осталась толстой. В первое время она измеряла мой вес каждое утро и сообщала доктору раз в неделю. Огромные, уродливые числа заставляли меня плакать.
Каждодневное взвешивание превратилось в взвешивание-через-день, потом стало взвешиванием-по-вторникам, потому, что всем нам не особо нравилась эта процедура.
Я переодеваюсь в другую одежду, засовывая в карманы гирьки для весов, и убеждаюсь в том, что они не звенят. Когда я добираюсь до ванной, Дженнифер поправляет свои неаккуратно подведенные глаза. Я стаю на весы.
107 поддельных фунтов.
Она пишет число в небольшом зеленом блокноте, который живет в ее кабинете рядом с антибактериальной мазью, затем просматривает двадцать четыре недели моих унизительных измерений веса.
«Ты похудела на четверть фунта»
«Это не проблема»
«Хм» зеленый блокнот возвращается в кабинет. Я схожу с весов и меняю тему.
«Можно я заберу Эмму после школы, и мы поедим мороженое?»
Рот сводной матери открывается, но она не произносит ни слова.
Эмме девять лет. Эмма толстушка. Пухленькая, не тяжелая и не толстая вовсе. Она ширококостная — как ее папа, Дженнифер говорит, что все прекрасно. Эмма должна стать моделью; мы слышали это уже много раз на ее футбольных тренировках и школьных концертах.
Она – новая американская красотка, настоящая девочка с шоколадными глазами M&Ms, с подпрыгивающими волосами и слоем любви вокруг ее живота.
Дженнифер думает, что Эмма пухленькая, но она не имеет мужества признать это.
«Один шарик, я обещаю»
«Не сегодня»
Ее помада запекается в уголках ее рта, будто кровь. Она вытягивает ватный тампон и протирает уголки губ. Это - старинное зеркало, искажающее всех, кто в него смотрит. Иногда оно может заставить вас стать похожими на изящную принцессу, попавшую в ловушку. В другой раз вы будете похожими на свинью.
Я сдвигаю душевую занавеску и включаю воду. Пятно помады Дженнифер, пятна, пятна, пятна.
«Хлоя звонила» говорит она «Еще раз»
«Домой?»
«Нет. В офис Дэвида»
Я делаю воду более горячей. Мне не нравится то, как она произносит имя моей матери.
«Ты слышала то, что я сказала?»
«Вы сказали, что мама звонила папе»
«Вчера ты пообещала, что позвонишь ей»
Я сижу на краю ванны, касаясь воды пальцами и проверяя ее температуру.
«Мне жаль, я совсем забыла об этом»
“Не волнуйся, она хочет, чтоб ты приехала к ней на выходные и переночевала у нее. Она говорит, что вы можете попробовать еще раз, ну, наладить ваши отношения. Особенно после смерти Кейси… она очень переживает»
«Нет»
Дженнифер хмурится, посмотрев на меня. Она все еще выбирает обходные пути, дабы избежать столкновения с ее статусом моей мачехи и Жены Номер Два, с моей настоящей мамой и Женой Номер Один.
Но она зарабатывает звездочку, за попытку меня убедить, однозначно.
«Мне нравится эта идея» она глубоко вздыхает.
«нет»
«Ну же, Лиа, ты должна»
«Вы не имеете права меня заставлять»
Слова вырываются, будто лавина. Я хочу сгореть от стыда каждый раз, когда она видит меня раздетой, а она бесится, если я захожу в ванную в одежде. Ее это раздражает. С каждым разом сильнее.
«Доктор Паркер говорит, что ты должна позволить людям увидеть твое тело. Хотя бы мне. Мне жаль, что все так выходит. Я только пытаюсь помочь» она вытирает запотевшее зеркало.
«Я знаю»
Когда она вышла замуж за моего отца, я приезжала сюда, как гостью, раз в месяц убирая кухню и мне не платили за это, как платят уборщице или няньке. Я могу поклясться, что она жалеет о том, что не составила брачный договор.
«Что папа говорил маме?» спрашиваю.
«Он сказал, что поговорит с тобой об этом лично»
Водные капли стекают вниз, и Дженнифер исчезает за стеной пара.
«Только одна ночь»
Ее голос сладкий и липкий, как помада в уголках губ.
«Поедешь к ней после обеда и вернешься после завтрака в субботу»
Я открываю рот, чтобы попросить ее пойти со мной на похороны, разбудить меня завтра и помочь прийти в норму. Я должна позвонить родителям Кейси, ведь в их жизни не случалось ничего хуже. Я открываю рот, но из-за пара не могу сказать ни слова»
«Ты говорила что-то?» она спрашивает.
«Вы сегодня пойдете в магазин?»
«Что?»
«Вы будете идти в магазин? У меня закончились тампоны»
Идеальная ложь, хорошо продуманная диверсия.
«Хорошо, я куплю. Ты позвонишь Хлое?»
«Я вечером наберу ее. А сейчас, если ты не возражаешь…» я внезапно перехожу на ты, стягивая остатки одежды. Она выходит в коридор и запирает дверь.
«Спасибо, милая. Я расскажу Дэвиду»
Я становлюсь под теплые душевые струи, слыша ее шаги. Она спускается вниз.
«Не называй меня «милая»»
013.00
Я выключаю душ. Облака пара висят в воздухе. Паровые слезы стекают вниз повсюду: на зеркалах, окнах и стенах. Я жду, что мои уши различат этот волшебный звук открывающейся гаражной двери, и затем рассчитываю время, которое понадобится ей для того, чтобы отправится вниз по дороге, ведущей в Начальную Школу Парк-Стрит.
... После того, как они уменьшили дозу зеленых и оранжевых таблеток, потому что я была такой очень, очень хорошей маленькой девочкой, туман в моей голове почти рассеялся, и они позволили мне ВОДИТЬ МАШИНУ. Жизнь в Дженниферлэнде становилась все более привычной. Более того, я даже привыкла к тому, что вокруг находилось достаточно много людей. У Дженнифер было много друзей. Папа готовил барбекю. Эмма обманывала их для того, чтоб мне позволили нянчить ее, за исключением тех дней, пока я была в летней школе.
Мой отец («сто десять, фунтов, детка — ты отлично выглядишь!) купил мне новый автомобиль («три года, восемьдесят тысяч миль пробега, но нем очень безопасно ездить и вся резина новая») потому я смогла возить Эмму на ее футбольные занятия, а так же к ее друзьям. Не то, что бы мне больше некуда было ездить. Кейси выбросила меня из своей жизни. Остальные мои друзья исчезли, когда я перестала общаться с кем либо. Папа пообещал, что отпустит меня путешествовать для того, чтоб я почувствовала себя лучше. Мы собирались смотреть любоваться восходом на берегу океана, слушать Boston Pops, добраться до Канады только для того, чтоб выпить чашку кофе и вернуться домой. Он был настолько убедителен, что я действительно поверила ему на некоторое время. Но тогда его начальник отказался изменить его расписание, назначив его главным учителем летней сессии, мы никуда не поехали.
Мой автомобиль привез меня в магазин, где я купила цифрового убийцу нервов, аккуратные весы. Убийца цифрового масштаба, вмешавшийся в мою жизнь, белые весы Blubber-O-Meter 3000.
Я избавляюсь от секретного веса в туалете, и возвращаюсь в комнату. Вес нужно измерять на твердой, ровной поверхности. Телефон в нашем доме слышно в каждой комнате, маленькие звоночки, дин-дон. Включается автоответчик. Я выхожу из туалета, избавившись от лишней жидкости. Мой рост - пять дюймов, немного выше, чем в прошлом году. В прошлом году у меня прекратились месячные. Я притворяюсь толстым, здоровым подростком. Они делают вид, что хорошие родители. Все очень хорошо.
Я закрываю глаза.
Когда я становлюсь на весы, Дженнифер предупреждает Эмму о том, чтоб она не ела мороженое.
Когда я становлюсь на весы, ванильное мороженое пугает Эмму.
Когда я становлюсь на весы, папа сверяет цифры.
Когда я становлюсь на весы, мама разрезает тело какого-то незнакомца.
Когда я становлюсь на весы, тени сгущаются.
Когда я становлюсь на весы, Кейси засыпает.
Я открываю глаза. 99 фунтов. Я официально на первой ступеньке нового, большого плана.
Ха.
Если мои доктора знали бы об этом, они бы вернули меня в больницу.
Я бы долго отвечала за последствия потери веса потому, что я (снова) нарушаю установленные рамки идеального веса для Лии. Я настолько толстая, насколько они хотят. Я предположительно, должна изгнать все эти мерзкие голоса со своей головы. Я должна пройти восстановление, излечится, будто монахиня, отдающая душу и тело в
женский монастырь.
Они - идиоты. Каждое тело работает по-своему. Мое тело не хочет, чтоб они обвивали его цепями заставляя работать так, как нужно им. Доказательство? Веся всего 99 фунтов, я чувствую себя сильнее, мои мысли ясные и светлые. Когда я достигну следующей точки своего плана, я должны весить 95 фунтов, идеальный баланс. Веся 95 фунтов, я буду чистой. Достаточно легкой для того, чтоб одурачить всех, и достаточно сильной для того, чтоб существовать.
В 95 фунтов я буду достаточно сильной, чтоб управлять собой. Я буду стоять на носочках в балетках, розовые, атласные ленты будут переплетаться по моим ногам и это будет волшебно.
В 90 фунтов, я взлечу. Это – третий пункт в моем плане.
Кейси высовывается из-за занавески и смотрит на меня.
«Брось это» шепчет она.
014.00
Я опаздываю снова, замечтавшись на полпути к двери (099.00! 099.00! 099.00 Завтра будет 098.00) но красный мигающий огонек ловит меня. Автоответчик.
Не моя проблема. Дженнифер прослушает его, когда приедет домой.
Но что, если это - Дженнифер, и она хочет попросить меня забрать Эмму со школы. Или мой папа, который забыл очередные нужные бумаги дома. Или Кейси.
Ну, нет. Не Кейси.
Я ставлю свой рюкзак, и прослушиваю сообщение, нажав злосчастную кнопку.
«Хм, привет? Я надеюсь, что не ошибся номером»
Судя по голосу, парень. Голос достаточно низкий. Я не знаю никого с таким голосом.
Он кашляет «Я ищу Лию. Лия. Да, Лия, если это Ваш дом, ну, в общем, эм, если это и не Ваш дом, Вы не получите сообщение, не так ли? Можете перезвонить в Gateway Motel? Или приехать, если Вам не сложно. Спросите меня, меня зовут Элайджа. Я обещал Кейс, что позвоню Вам.
Автоответчик прерывает милый голос.
Я надеваю одну из больших трикотажных рубашек моего отца, потому что я дрожу, не переставая. Я прослушиваю сообщение дюжину раз прежде, чем позвонить школьной медсестре и сказать, что мне действительно плохо. Она говорит, что сообщит об этом директору.
Я захватываю свои ключи.
015.00
Я проезжаю мимо дворов, которые украшены в преддверии праздничных каникул. Некоторые из них украшает искусственный снег, снеговики им венки омелы, занимающие свое место на двери. Кое-где я видела даже искусственную индюшку ко Дню Благодарения. Почтовые ящики оснащены системой проверки отпечатков пальцев. Тут соседство вовсе не то, нежели в тех местах, где выросли я и Кейси.
Я спускаюсь вниз по улице, видя еще какой-то объезд. Я знаю, что, скорее всего, снова заблужусь. Я всегда теряюсь в незнакомых местах. Я должна была распечатать для себя небольшую карту этой местности.
Кто этот парень, как он получил мой номер и должна ли я звонить в полицию и жаловаться на хулиганство?
Я прокручиваю климат-контроль до самой ЖАРКОЙ отметки. Первый поворот очевидно, приведет меня к веренице приземистых офисных зданий с полупустой парковкой для сотрудников. Я возвращаюсь к 101 улице.
Следующий поворот привел бы меня к колледжу, и со всей своей удачливостью я оказалась бы на работе моего отца, и встретила бы кого-то из его студентов.
Третий поворот: Ривер-Роуд. Повернуть направо.
Здания усеяны многочисленными местами семейного времяпрепровождения: маникюрный салон, магазин товаров со скидками, небольшой ресторан, магазин матрасов, школа каратэ, магазин, который обычно сдает мебель в аренду. В Лондромете, я вижу маленького ребенка с бутылочкой у его рта, он стоит, прислонившись руками к зеркальному стеклу, и улыбается. Он улыбается, и бутылочка выскальзывает из его пальчиков. Позади него женщина вытягивает грязную одежду, засовывая в большую стиральную машинку прачечной.
Я проезжаю мимо нескольких пустырей, множества старых деревьев и прихода церкви. Спустя несколько миль я щелкаю поворотником и поворачиваю в сторону Gateway Motel. Здесь много парковочных мест. Здание мотеля напоминает мне о диораме из обувной коробки, построенной Эммой.
Двери и окна находятся здесь каждые пару футов: большие оконные отверстия, маленькие отверстия для дверей. Штукатурка на стенах уже подпорчена благодаря воде, капающей со стоков вниз. Главная дверь их офиса находится в дальнем конце здания, неоновая вывеска, мигающая над окном, гласит: VACA CY.
Я выхожу из автомобиля, блокирую дверь, и направляюсь в офис, проходя мимо скелета какой-то птицы, у которой осталась только половина ее крыльев.
016.00
В вестибюле столь же холодно, как и на улице. У регистрационного стола стоит огромное кресло. В нем восседает пожилой мужнина с плохим пробором, на нем так же одеты очки в толстой роговой оправе. Мужчина читает газету. У стены висит маленький телевизор. Изображение было совсем нечетким и более того, постоянно прыгало, да и звук более чем отвратительным. Побитый жизнью телефон-автомат установленный немного выше стойки для регистрации украшали несколько пожелтевших от старости туристическими брошюр рассказывающих о Лейк-Парка Кеноби, Роберт Фрост Фарм, и Ньюгэмпширском музее снегоходов. На одной из дверей висела табличка «Только для персонала» а на другой «Туалет – только для посетителей».
Я не должна быть здесь. Я должна быть на тригонометрии. Или нет, на истории. Я должна вернуться в школу, медленно и аккуратно, останавливаясь на желтый свет. Следую показателям ограничителей скорости.
«Да?» Мужчина смотрит на меня искоса. «Вы хотите в уборную?»
Я качаю головой. «Нет, Сэр»
«Тогда чего вы хотите?» его голос сладко-смолянистый «Вы приехали посмотреть, на место, где она умерла?» это вовсе не голос с моего автоответчика. Я едва заметно кивнула.
«Десять долларов, и вы можете посмотреть» Он протягивает руку и щелкает пальцами.
Я открываю свой бумажник. «У меня только есть пять»
«Этого хватит» когда я передаю деньги и получаю счет, он кричит, «Лайджи!»
Дверь уборной открывается. Парень, который вышел оттуда, кажется немного старше меня, и, наверное, на фут выше, с черными волосами, опускающимися к его плечам, и очками в роговой оправе. Кожа парня сахарно-белая, только после неаккуратной бородки его лицо приобретает цвет, красный, как вулканическая лава. Он обут в ботинки со стальной подошвой, на нем мешковатые рабочие штаны и футболка, с какой-то патриотической надписью, порванная в месте воротника. У него серые, дымчатые глаза, толсто подведенные карандашом. У него в ухе вставлен плаг коричневого, древесного цвета.
Он махает серебристым гаечным ключом, находящимся в руке, и усмехается.
«Вы звонили, Капитан?»
Это тот голос.
«Она хочет увидеть это» старший мужчина бросает ему, засовывая мои деньги в карман «Покажи ей»
Столь грубые слова остужают его, и его улыбка меркнет. Парень шагает к двери, пробормотав мне, чтобы я следовала за ним. Поскольку я ухожу с ним, старик кричит нам,
«Не смей украсть что-то. Это все собственность мотеля»
Мы проходим мимо металлических дверей, пронумерованных как 103, 105, 107. на двери 109 нет ручки. На 111 написано что-то, да, написано, краской из баллончика, но я не могу это разобрать. Парень внезапно останавливается перед комнатой 113, из-за чего я врезаюсь в его спину.
«Простите»
«Ничего страшного»
Он отцепляет тяжелую связку ключей и качает головой.
«Ты поспорила с кем-то и приехала сюда?»
«Простите, что?»
«Да приезжал тут паренек час назад…»
Он не сводит глаз с ключей, вертя их в руках.
«Он поспорил со своими дружками, что приедет сюда»
Парень задерживает один из ключей в своих пальцах, позволяя остальным свисать со связки.
«Хотел увидеть, была ли здесь кровь»
Ветер заставляет мои волосы упасть на лицо. Я убираю их за уши.
«Вы были здесь?»
Он вставляет ключ в замок, стоя спиной ко мне, говоря голосом музейного гида.
«У меня была свободная ночь, я смотрел баскетбол в баре, тут, внизу. А потом пошел к одному парню, знаешь, покер поиграть. Выиграл восемьдесят баксов. У меня дохрена алиби»
Дверь скрипит, когда он открывает ее.
«Они выяснили, отчего она умерла?»
Я качаю головой.
«Не думаю»
Ветер дует снова.
«Я надеюсь, они разберутся с этим как можно быстрее»
Комната впереди него темная. Я дрожу. Это последняя дверь, в которую вошла Кейси. Она вошла живой и вышла мертвый.
Я не должна здесь быть.
«У тебя вообще есть имя?» спрашивает.
«Что? У меня?» я дрожу так сильно, что мои зубы стучат друг о друга. Я не знаю этого парня и не понимаю, для чего он хочет поговорить со мной.
«Да, я… я, эм, меня зовут Эмма»
«Элайджа»
Я обнимаю себя руками.
«Она была расстроена, когда приехала сюда?»
Он качает головой.
«Я не видел, как она приехала, было слишком поздно. Я живу в сто пятнадцатом номере. Когда я приехал сюда после покера, я заметил, что свет включен и дверь открыта. Я нашел ее»
Я отворачиваюсь от него, зажмурившись. Все мое тело болит, будто бы воздух в комнате номер сто тринадцать заражен чем-то и это передалось мне, или же у меня попросту грипп. Мое сердце вырывается из груди, стуча по грудной клетке, а кровь капает вниз, к трещинам в полу.
«Я проверил на пульс» он продолжает. «Позвонил 911»
«Прекратите» шепчу я.
Он извергает свою жевавшую историю для меня, как и для других клиентов, заплативших, чтоб поразвлечься, выслушав рассказ о мертвой блондинке. Как будто вы пришли на какое-то фрик-шоу, вы можете снять это на телефон, записать что-то для своего блога, написать, как вы видели кровь. Всунуть нос туда, куда вас не просят.
Я открываю глаза, осмотревшись по сторонам. Он внутри, среди теней, ищет светильник, стоящий на комоде.
«Прекратите это» кричу громче «Я не хочу смотреть на это» разворачиваюсь, уходя, шаркая ногами «Мне пора уходить»
«Эй» он зовет меня «Стой»
Я бормочу под нос что-то невнятное, пытаясь заглушить его голос.
«Эй!» он кричит «Ты знаешь девушку по имени Лиа?»
Я останавливаюсь, мои руки на дверной ручке машины.
«Что?»
Он подбегает ко мне, останавливаясь в пяти шагах от мертвой птицы.
«Я ищу девушку по имени Лиа. Она должна учиться в вашей школе»
«Зачем?»
Он скрещивает руки на груди и вздрагивает от холода.
Теперь ветер северный, холодный.
«Я только пытаюсь найти ее»
Крылья птицы трепещут на ветру, кости гремят будто бы это игра в кости»
«Жаль, но...» отвечаю я. «Никогда не слышала о такой»
017.00
Кинотеатр пуст за исключением меня и трех нянек (мамаш?) с детьми позади. Свет прожектора улавливает в воздухе шелуху от семечек и попкорна, создающих здесь своеобразную галактику. На экране дерутся аниме-парни, дешевый спектакль японской дневной анимации.
Я достаю аптечный пакет.
Две мамаши (няньки?) говорят друг с другом, в то время как трое копаются в своих телефонах. Дети подпрыгивают вверх-вниз в своих креслах. Над ними монстры-роботы разрушают деревню. Герои с большими глазами превращаются в людей-лис, пускает огонь с их лисьих лап.
Я вынимаю пачку лезвий из пакета.
Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная
Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная
Фиолетовый монстр бросает грузовик в мальчика-лиса. Динамики вибрируют от грома, издаваемого падающим грузовиком, когда тот приземляется на землю. Дети уже даже не смотрят. Они борятся за попкорн и леденцы, и начинают ныть, просясь пойти в туалет.
Коробочка открывается, и лезвия высыпаются на мою руку, их шепот сладок.
Они будут использованы для того, чтоб мое тело стало моим холстом – горячие лезвия оближут мои ребра, лезвия поднимутся по моим рукам, затем перережут белесый жир, окутывающий мои бедра, проникший в них. Когда я переехала в Дженниферлэнд, папа поставил одно условие. Дочка, которая забыла, как есть, что было плохо, но это было всего лишь фразой, которая мне осточертела, хотя была достаточно справедливой. Дочка, которая пряталась в своем коконе, раковине, надеясь, что та однажды упадет, и однажды она сможет танцевать. Все это было слишком больным для меня. Ты не режешь себя Лия Мэриган Овербрук. Не под папочкиной крышей. Это условие нельзя нарушать, иначе сделка будет расторгнута.
Герои-лисы на экране пускают свет из глаз. Они скрипят зубами, когда монстры перебрасывают их через горы, они обозлены, но они всегда возвращаются, завязывая свои красные повязки снова и смеясь над противниками. Все мерзкое кипит под моей кожей, пузырьки клеток взрываются, пытаясь дышать. Я расстегиваю свои джинсы, застежку за застежкой, спускаясь молнией вниз. Я поворачиваюсь направо, оттягивая эластичную резинку трусиков. Мое левое бедро вспыхивает голубым в свете экрана.
Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная
Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная
Я делаю три пореза (тише, тише, тише!) на моей коже. Призраки просачиваются наружу. Реактив