По итогам удачно проведенной «комбинации» по покупке-продаже погоревшего в Рождествено совхозного оборудования Косов и Кунин договорились между собой, что им хорошо было бы и дальше производить хищения денег из кассы ОМХ путём выписывания их якобы на нужды лесозаготовок, а покрывать эти недостачи им легче всего будет опять же путём составления подложных документов. Но дальше заниматься такими махинациями сами дельцы не захотели. Поэтому специально для оформления подложных документов Косов своим приказом от 26 сентября 1924 года принял на службу в ОМХ Михаила Вдовина, с которым он познакомился ещё в 1922 году во время своих неоднократных командировок в Балаково, и быстро убедился в том, что тот имеет давние навыки в финансовых махинациях. Косов отрекомендовал Кунину нового сотрудника как вполне надёжного «своего» человека, и тот сразу же направил Вдовина на должность счетовода в Зелёновскую контору лесозаготовок Ставропольской волости.
В первых числах ноября 1924 года Кунин приехал на лесозаготовки и сказал Вдовину, что у Косова в кассе недостаёт 600 руб., и нужно будет их покрыть путём составления подложных документов, а если этого не сделать, то Косова могут уволить, а затем и нас с тобой. Вдовин, не доверяя словам Кунина, вместе с ним приехал в Самару и спросил у Косова, правда ли это, а тот подтвердил слова Кунина о необходимости составить подложные документы на 600 руб. После этого из кассы ОМХ был выписан аванс на лесозаготовки на сумму 3000 руб., из которых Кунин выдал Вдовину на руки 2400 руб., а для того, чтобы покрыть недополученные им 600 руб., Вдовин под диктовку Кунина написал фиктивный акт на приёмку им мочальных снастей на сумму 284 руб. Этот акт затем подписал мастер участка Павел Борисов. Одновременно Вдовиным был составлен также и счёт на эту же сумму. В момент приезда Кунина на место лесозаготовок по его же предложению десятником Василием Борисовым были выписаны 23 подложных ярлыка на возку дров на 401 руб. 79 коп. Вдовин на эту сумму составил ведомость, причём он предлагал рабочим расписываться в получении денег, тогда как на самом деле эти деньги им не выдавались, а часть расписок в ведомости Вдовин заполнял своей рукой. Все перечисленные подложные документы на общую сумму 685 руб. 99 коп. Вдовин включил в ноябрьский отчёт 1924 года, который был подписан Куниным и утверждён Косовым.
В декабре 1924 года Кунин снова приехал на лесозаготовки в Зелёновскую контору и дал задание Вдовину составить подложные документы на сумму 720 руб. Вдовин составил ведомость на уплату денег на возку брёвен, причём сумму денег в ведомости не проставил, а затем произвёл уплату денег рабочим. Когда получателями расписки все графы ведомости были заполнены, то он вписал в документ якобы выплаченные суммы, и при этом вместо выданных в действительности 4 руб. за каждый куб брёвен записал в ведомости по 6 руб. 75 коп. за куб, в результате чего вышла итоговая излишняя сумма в размере 720 руб. Из этих денег Вдовин с разрешения Кунина взял себе за труды 170 руб., причем из них 60 руб. вручил производителю работ Василию Мишину, который знал об этом подлоге, но сам участия в нём не принимал. Подложная ведомость за № 25 была включена в отчёт за декабрь месяц 1924 года, который был подписан Куниным и утверждён Косовым (рис. 19-23).
В январе 1925 года Косовым и Куниным из кассы ОМХ разновременно было похищено около 1400 руб. путём выписывания их как авансы на нужды лесозаготовок. Получение этих денег Гусеницы противоскольжения для Форвардер, Харвестер. т. 89210169000 Дмитрий счетоводом Вдовиным проводилось по книгам конторы лесозаготовок, тогда как деньги в контору фактически не поступали. Затем в первых числах февраля 1925 года Кунин приехал на лесозаготовки в Зелёновскую контору и предложил Вдовину составить подложные документы на 1400 руб. Так как в районе Зелёновки работ в это время не было, то Вдовин и производитель работ Эвальд Розенштейн составили подложную ведомость о якобы имевшей место уплате денег рабочим на лесозаготовительном участке в селе Моркваши на сумму 1400 руб., которую Вдовин включил в отчёт за февраль месяц 1925 года и привёз в Самару. Однако днём раньше на квартире Косова следственными органами из-за поступившего на него сигнала о хищениях был произведён обыск, который, впрочем, для следствия не дал никаких результатов. Тем не менее Косов вызвал к себе на квартиру Кунина и Вдовина, и в их присутствии сжёг в печке подложные документы, привезённые Вдовиным.
Но вскоре доверенные люди сообщили Косову, что поступивший сигнал в отношении него не подтвердился. Тогда расхитители решили продолжить свою преступную деятельность. В марте 1925 года Кунин напомнил Вдовину о необходимости ликвидировать недостачу денег путём составления новых подложных документов. Вдовин и Розенштейн вновь составили две подложные ведомости на общую сумму 1400 руб. и включили их в отчёт за март 1925 года, который был подписан Куниным и утверждён Косовым.
В первых числах мая 1925 года Кунин приехал в Зелёновскую контору проверить, сняты ли паводковой водой плоты, предназначенные для сплава в губернии Нижнего Поволжья, и, убедившись, что плоты частью так и остались на суше, возвратился в Самару для согласования с руководством вопроса о перегрузке плотов. Когда этот вопрос решался, то Косов заметил Кунину, что «на деле перегрузки необходимо заработать». В результате Косов и Кунин поручили Вдовину и производителю работ Мишину при перегрузке леса составить подложные документы, на какую сумму, не указывалось, но было сказано: «Чем больше, тем лучше». При уплате денег рабочим Вдовиным и Мишиным были составлены две ведомости, причём сумма денег, подлежащая уплате, первоначально проставлена в ведомостях не была. Когда рабочие расписались в получении денег, то махинаторы вписали в документы гораздо большую сумму, чем рабочие получили в действительности, а именно 3195 руб. 50 коп., тогда как на руки рабочим было уплачено всего лишь 695 руб. 50 коп. Разница в итоге составила 2500 руб. Подложные ведомости подписали Вдовин и Мишин, а затем их включили в отчёт за май 1925 года, который затем был подписан Куниным и утверждён Косовым. Из этой суммы денег 700 руб. были внесены в кассу ОМХ для покрытия ранее совершённых хищений, и по 200 руб. взяли себе Вдовин и Мишин, имея в виду согласие на этот счёт Косова и Кунина, выраженное последними ещё раньше при поручении совершить подлог. Затем 400 руб. Вдовин передал Кунину, а ещё 1000 руб. он же по поручению Кунина вручил лично Косову в помещении ОМХ.
В июне 1925 года Куниным из кассы ОМХ был выписан взнос – 100 руб. денег, которые им были вручены Косову. У Вдовина из имеющихся у него наградных денег Косов взял себе ещё 100 руб. Позже по поручению Кунина и по требованию Косова Вдовин из имеющихся у него на руках подотчётных сумм взял 200 руб. и вручил их Косову у него на даче. Деньги эти потребовались Косову для расчёта с садовником, обслуживающим арендованные Косовым в ОМХ сады. Всего же Косовым и Куниным разновременно на протяжении июня 1925 года из подотчётных сумм было использовано на личные нужды 545 руб. Для того, чтобы покрыть 200 руб., которые ранее были ссужены Косову, Вдовин предложил счетоводу лесозаготовок Захару Шмарулину составить подложную ведомость на якобы проведённую очистку делянок, что последним и было исполнено. Вдовин эту ведомость подписал и включил её в отчёт за июнь месяц 1925 года. На остальные 330 руб. по поручению Косова и Кунина Вдовиным и Розенштейном были составлены подложные ярлыки и подложная ведомость на перекладку дров на участке в Морквашах, которая была включена в отчёт за июль 1925 года. Отчёт этот был подписан Куниным и утверждён Косовым.
В сентябре 1925 года Косов из кассы ОМХ у кассира Околотина забрал 900 руб., а для того, чтобы покрыть эти деньги, он вызвал с лесозаготовок в Самару Вдовина и предложил ему из имеющихся у него на руках подотчётных сумм внести в кассу ОМХ 900 руб. Вдовин из аванса в сумме 3000 руб., ранее полученного Куниным от предпринимателя Льва Могилевского во время своей командировки, по поручению Косова внёс в кассу ОМХ кассиру Околотину 900 руб. На выпивки и другие мелкие расходы для Косова Вдовиным из подотчётных сумм было израсходовано ещё 100 руб. В дальнейшем покрывать похищаемые деньги из кассы ОМХ по Ставропольской и Зелёновской конторам лесозаготовок стало затруднительно, ибо здесь сокращался объём производимых работ. Тогда Косов и Кунин решили организовать перевод Вдовина на должность заведующего Ветлужской лесозаготовительной конторой, только что открытой Самарским губернским ОМХ в Нижегородской губернии, где как раз должны были развернуть обширный фронт работ. При этом ещё до отъезда Вдовина Кунин из кассы ОМХ получил аванс в размере 2000 руб., из которых он оприходовал по конторе лишь 1000 руб., а остальными деньгами в сумме 1000 руб. погасил образовавшуюся в кассе недостачу по старому подотчёту, то есть 900 руб., внесённые Вдовиным с Зелёновского участка в кассу ОМХ, и плюс ещё 100 руб., израсходованные в разное время на угощение Косова. Этой комбинацией недостача денег в размере 1000 руб. по Ставропольской конторе была временно покрыта. Перед отъездом Вдовина на Ветлугу он и Кунин пришли на квартиру к Косову, и последний спросил, есть ли у них ещё какая-нибудь недостача денег, на что Кунин и Вдовин ответили, что в кассе недостаёт 1000 руб., но Вдовин заприходует их в Ветлужской конторе. При этом разговоре Косов заявил Вдовину о необходимости на Ветлужских заготовках «сорвать не менее 10-15 тысяч рублей».
Прибывши в Ветлугу, Вдовин заприходовал по кассе недостающую сумму денег 1000 руб. Кроме того, Кунин взял из кассы Ветлужской конторы на свои нужды ещё 210 руб. В результате, получив письмо от Кунина о необходимости ликвидации этого долга, Вдовин составил подложный акт на сумму 1232 руб., якобы о приёме на его участке мочала от частных сборщиков. Этим способом Вдовин покрыл растраченные деньги, и затем подложный акт включил в авансовый отчёт по Ветлужской конторе за вторую половину 1925 года, который был подписан Куниным и утверждён Косовым.
В одну из поездок Розенштейна в Самару за получением денег на лесозаготовки он по просьбе Кунина имеющиеся у него собственные деньги в сумме 150 руб. лично вручил Косову. В январе 1926 года Розенштейн вновь приехал в Самару за получением аванса, и Кунин у него спросил, как обстоит вопрос с возмещением 150 руб., переданными им Косову, на что Розенштейн ответил, что он эти деньги считает числящимися за Куниным в качестве долга. Тогда Кунин предложил Розенштейну на эту сумму составить подложные документы, но так как работы на Зелёновском участке к тому моменту сократились, то Розенштейн это задание выполнить не смог. Всего на начало 1926 года за Косовым числилось невозвращённых подотчётных сумм 653 руб., которые он ранее употребил на свои личные нужды. Кунин возвратил эти деньги в кассу ОМХ лишь после обнаружения данного злоупотребления следственными органами.
Кроме того, Куниным в разное время было взято из кассы ОМХ у кассира Околотина 500 руб. наличными, которые после ареста Косова был вынужден покрыть сам Околотин из собственных средств. Всего же к моменту начала следствия Куниным в кассу ОМХ не были сданы деньги в общей сумме 756 руб. 84 коп., которые ранее им были использованы на личные нужды.
Позже в ходе следствия выяснилось, что в течение 1923-1925 годов Косов неоднократно за государственный счёт выписывал в ОМХ различную мебель варшавского производства, в том числе кровати, зеркала, диваны, стулья и прочее, которые после получения их в ОМХ никем не приходовались, лично Косовым не оплачивалась, а напрямую завозились в его квартиру в доме № 29 по ул. Степана Разина в Самаре, и затем им присваивались. В ходе обыска на квартире Косова эта мебель впоследствии была обнаружена и описана в присутствии понятых. Общая стоимость этой мебели экспертами была оценена в 5500 рублей.
В свете вышеизложенного выше достаточно мелким выглядит эпизод из данного уголовного дела с секретарём финансово-материального отдела Алексеем Ивановым-Ленским, который весной 1925 года по предложению Косова выписал в кассе аванс в сумме 200 рублей, якобы на хозяйственные надобности отдела. Но на самом деле на эти деньги была куплена мука, которую по указанию Косова распределили среди небольшой группы руководящих работников ОМХ. Затем получатели муки полностью внесли деньги за неё Иванову-Ленскому, но тот обратно в кассу ОМХ эти средства так и не возвратил, а использовал на свои личные нужды. Кроме того, выяснилось, что в марте и апреле 1925 года Иванов-Ленский с согласия Косова неоднократно выписывал на своё имя авансы разными суммами, якобы на приобретение канцелярских принадлежностей, но на самом деле он расходовал эти деньги на свои личные нужды. Когда 22 августа 1925 года Иванов-Ленский увольнялся из ОМХ, то на нём числилось не сданных в кассу денег на общую сумму 481 руб. 35 коп., на которые он выдал расписку об их скором возврате, однако к моменту начала следствия эти деньги так и не вернул.
Взяточники
21 марта 1924 года председатель правления артели «Лесотруд» Владимир Башмачников послал в ОМХ отношение за № 61, в котором он просил сдать ему в арендное пользование участок земли за № 84 вместе с сараем, для установки в нём лесопильных станков и последующего строительства на этом месте лесоперерабатывающего предприятия. 27 марта 1924 года заместитель заведующего финансово-материальным отделом ОМХ Малишевский на этом отношении наложил резолюцию о сдаче Башмачникову участка земли сроком на 3 года на общих основаниях. Когда тот обратился в ОМХ, желая узнать результат рассмотрения своего заявления, то ему сообщили, что резолюция уже наложена, что он может возить сюда лес, и через два дня договор будет готов. Получив эти сведения, Башмачников тут же приступил к постройке завода, но всё же через несколько дней он зашёл в ОМХ справиться, готов ли договор. Однако предприниматель получил ответ, что теперь дело приняло другой оборот, потому что заведующий финансово-материальным отделом ОМХ Косов его договор не подписал.
Далее Башмачников оказался вынужден в течение трёх с лишним месяцев ходить по разным инстанциям, чтобы наконец решить вопрос об аренде участка. Он обращался к Косову, и тот ему снова отказал, потом пошёл к заведующему ОМХ Захарову, который ему заявил, что данный вопрос находится не в его компетенции, и порекомендовал вновь обратиться к Косову. Новый визит состоялся в середине июля 1924 года. На этот раз заведующий финансово-материальным отделом ОМХ не отказал Башмачникову с порога, а предложил ему взять в аренду другой участок земли, но при условии прокладки сюда за его счёт электрического кабеля с общей стоимостью работ и материалов в пределах 3000-4000 рублей. Башмачников на такие условия не согласился, но, когда он вышел из кабинета Косова, его в коридоре встретил Кунин, который пообещал председателю правления артели быстро решить вопрос с арендой участка. При этом он тихим тоном добавил, что это обойдётся Башмачникову в 1000 рублей наличными. Тот думал недолго и затем согласился. В тот же день он передал Кунину 525 руб., объяснив, что сейчас у него при себе больше нет никакой наличности. Через два дня, заняв у знакомых и родственников еще 475 рублей, Башмачников передал недостающую сумму Кунину. Последний уже на следующий день сообщил предпринимателю, что он может зайти в кабинет к Косову, который прямо в присутствии Башмачникова подписал разрешение на аренду участка земли для строительства лесоперерабатывающего завода на срок до 15 июля 1925 года. Впоследствии стало известно, что полученные от Башмачникова 1000 рублей Косов и Кунин поделили пополам.
Но на этом мытарства Башмачникова, как оказалось, отнюдь не закончились. После того, как 15 июля 1925 года закончился срок аренды на предоставленный ему участок, на лесоперерабатывающий завод явился Кунин и потребовал от председателя правления артели за продление договора ещё 500 рублей, угрожая в противном случае признать аренду незаконной и снести отсюда завод «к чёртовой матери». Башмачников был вынужден подчиниться и уплатить требуемую сумму, после чего Косов подписал договор о продлении срока аренды участка ещё на один год.
Позже в ходе следствия выяснилось, что Башмачников оказался вовсе не единственной жертвой чиновничьего произвола. Точно таким же путём и в тех же размерах Косов и Кунин вымогали взятки и с Владимира Иванова, уполномоченного Всероссийского кооперативного лесного союза (Всеколес), который сначала за вознаграждение в 1000 рублей получил в аренду участок для сооружения лесопильного предприятия в Бузулукском уезде, а затем платил чиновникам по 500 рублей за ежегодное продление этой аренды.
Весной 1925 года к Косову обратился строительный подрядчик Василий Борисов с просьбой отпустить для его частной фирмы 150 пудов кровельного железа, которое было ему необходимо для выполнения договора по ремонту дома Госспирта, расположенного в Самаре на углу улиц Некрасовской и Кооперативной (ныне улица Молодогвардейская). Свободно купить подобный дефицитный товар на рынке в то время было совершенно невозможно, поэтому Косов намекнул посетителю, что просто так листовое железо по разнарядке ОМХ он получить никак не сможет. Борисов сразу же понял намёк, и вручил заведующему отделом вознаграждение в размере 250 рублей, после чего тот подписал договор об отпуске дефицитного товара для его ремонтной фирмы.
Вымогатели
Ещё одним объектом для своей личной наживы Косов и Кунин избрали других предпринимателей, братьев Николая и Константина Кошелевых, которые в 1921 году заключили с ОМХ договор об аренде бани № 2 сроком на три года. После окончания срока действия договора Кошелевы решили продлить аренду. Косов на это согласился, но предложил сдать братьям баню, как он выразился, «хозспособом», то есть не заключать с ОМХ официальный договор, а платить за аренду лично ему, Косову. Свои услуги на 6-летний срок заведующий отделом оценил в общую сумму 84 тысячи рублей, причем 10 тысяч он пожелал получить вперёд, а остальные деньги нужно было ему вносить ежемесячно равными долями.
Подумав над его предложением, Кошелевы на него не согласились, так как вполне резонно посчитали, что отсутствие официального договора ставит их бизнес на ближайшие шесть лет в крайне неустойчивое положение. Ведь понятно, что Косов мог в любой момент по разным причинам покинуть ныне занимаемую им должность, и тогда они со своей арендой оказывались, как говорится, «на птичьих правах». Несмотря на то, что Косов по-прежнему отказывался продлевать аренду, и даже заявил о снижении требуемой им суммы до 60 тысяч рублей, Кошелевы не только не поддались его давлению, но даже написали на заведующего жалобу в ячейку ВКП (б), где потребовали проведения официальных торгов на сдачу бани в аренду. Дело дошло до прокуратуры, и по её настоянию в итоге были назначены торги, которые выиграли братья Кошелевы, обязавшиеся в течение шести лет внести в казну за аренду бани 215 тысяч рублей. Хотя эта сумма оказалась гораздо большей, нежели Косов предлагал уплатить ему лично без заключения договора, братья Кошелевы посчитали, что такая надёжность стоит выше любых затрат.
Однако в дальнейшем Косов сумел отомстить несговорчивым коммерсантам за их неуступчивость. Улучив подходящий момент, он дал задание юристу губисполкома подать против Кошелевых судебный иск о якобы имевшей место с их стороны систематической задержке при выплате арендной платы. В итоге он не только добился расторжения договора с Кошелевыми, но и заявил о необходимости взыскания с них пени за прострочки платежей в размере 18 тысяч рублей. Кроме того, был подан ещё один судебный иск на сумму 1000 рублей о том, что братья в течение трёх лет не вносили арендную плату за квартиру в доме, расположенном на территории бани № 2, где проживал Константин Кошелев. Измученные непрерывными судебными тяжбами, Кошелевы пришли на приём к Косову, который за отзыв иска потребовал с них взятку в размере 400 рублей. После уплаты этой суммы Косову было устроено угощение в ресторане, которое обошлось братьям ещё в 120 рублей. В итоге иск о взыскании задолженности и пени с Кошелевых из суда был отозван.
В октябре 1924 года агент Башсельскосоюза Павел Плеханов пригнал в Самару для продажи несколько плотов из брёвен, сплавляемых по Каме и Волге. Заранее уведомлённый об этом товаре Кунин предложил Плеханову слишком низкую цену за продаваемый лес – всего по 10 коп. за кубический фут. Плеханов отказался от продажи леса по такой цене и стал искать другие каналы сбыта, однако Кунин, пользуясь своим влиянием в лесоторговых кругах, заранее предупредил всех потенциальных покупателей, чтобы они в ближайшие две недели ни в коем случае не предлагали Плеханову более высокой цены. Так и не найдя ни одного подходящего клиента, башкирский агент вынужден был вновь обратиться к Кунину, который сказал, что лес можно официально продать и по 17 коп. за кубофут, но для заключения такого договора нужно кое-кого «подмазать» наличными деньгами в размере 400 рублей. После получения от Плеханова требуемой суммы Кунин взял себе из неё 200 рублей, а остальное передал Косову. На другой день заведующий отделом подписал договор о покупке у Башсельскосоюза сплавленного леса на цене 17 коп. за кубофут, а всего на сумму 17700 рублей (рис. 24-26).
Похожая схема для своего обогащения дельцами была использована в 1925 году при сделке с лесной фирмой, принадлежащей предпринимателю Даниилу Кошкарову, для которой нужно было распилить на доски 60 тысяч кубофутов леса. При этом уполномоченный Кошкарова Алексей Железнов просил выполнить эту работу по цене 14 коп. за распиловку одного кубофута, на что Кунин сказал, что он готов заключить такой договор, но при условии, если Железнов сразу уплатит ему 300 рублей, а затем, после завершения распиловки - ещё 300 рублей. Железнов согласился, и перед подписанием Косовым официального договора он уплатил Кунину 300 рублей. Однако в итоге по заказу фирмы Кошкарова было распилено только 20 тысяч кубофутов леса, после чего работы были остановлены по ряду причин, не зависящих от исполнителей.
По той же схеме Косов весной 1925 года получил взятку деньгами 250 рублей и мануфактурой на сумму 150 рублей от владельца частного магазина Филиппа Хрипунова за продление им срока арендного договора на занимаемое магазином торговое помещение.
Подобным образом в том же году Косовым и Куниным были получены незаконные вознаграждения в размере от 400 до 500 рублей с каждого от частных предпринимателей Александра Крюкова, Петра Никифорова и Антона Квятковского, которые затем проходили по данному уголовному делу как обвиняемые в даче взятки.
Расплата
В ходе расследования данного уголовного дела на имущество обвиняемых Косова, Кунина, Иванова, Башмачникова, Борисова и Никифорова был наложен арест. Отобранные у обвиняемого Косова при обыске наличные деньги в сумме 180 рублей следователь сдал в губфинотдел на депозит губсуда. Изъятый у него же при обыске револьвер системы «Браунинг» за № 84726 был сдан в камеру хранения при губсуде одновременно с передачей в суд материалов уголовного дела. В период предварительного следствия под стражей находились Косов, Кунин, Иванов, Башмачников и Крюков, остальные обвиняемые были оставлены под подпиской о невыезде.
Согласно материалам обвинительного заключения, в период с февраля 1924 по апрель 1926 года организованная группа преступников во главе с Косовым нанесла ущерб Самарскому губернскому отделу местного хозяйства на общую сумму 20 тысяч 721 рубль 14 копеек. Кроме того, обвиняемым из числа руководящих лиц отдела было предъявлено обвинение в получении взяток на сумму не менее чем 6470 рублей.
В ходе судебного процесса, проходившего в Самарском губернском суде осенью 1926 года, обвиняемый Косов Павел Андреевич признал себя виновным только в получении взяток от граждан Плеханова, Башмачникова, Иванова, Кошкарова и Железнова, что совершалось, по его словам, при посредстве Кунина и по его же инициативе. Что касается братьев Кошелевых, то Косов, согласно его показаниям, деньги у них не вымогал, а брал взаимообразно, причём оказать им содействие в аренде бани № 2 он не обещал, так как не мог им чем-то помочь. В приобретении мебели для личного пользования за счёт ОМХ Косов виновным себя признал лишь частично и утверждал, что некоторую сумму денег за них он всё же внёс в кассу ОМХ. Что же касается хищений денег путём составления подложных документов, то в этом Косов себя виновным не признал.
Обвиняемый Кунин Михаил Карпович признал себя виновным в получении взяток и в своём посредничестве при передаче взяток Косову. При этом виновным в неоднократном совершении подлогов и в хищениях денег из кассы ОМХ он себя не признал.
Обвиняемый Вдовин Иван Иванович признал себя виновным в неоднократном составлении подложных документов, однако заявил, что делал это лишь исключительно по заданию Косова и Кунина, от которых он находился в служебной зависимости.
Обвиняемый Иванов-Ленский Алексей Алексеевич признал себя виновным в растрате денег из кассы ОМХ в сумме 481 руб. 35 коп.
Все прочие обвиняемые признали себя виновными в даче взяток, чаще всего по принуждению со стороны Косова и Кунина. При этом Хрипунов и братья Кошелевы заявили, что давали деньги Кунину взаимообразно, рассчитывая, что она их когда-нибудь вернёт.
Решением Самарского губернского суда от 25 июля 1926 года Косов Павел Андреевич и Кунин Михаил Карпович были признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 113, 114, 114а, 180, 180а Уголовного кодекса РСФСР 1922 года (хищение государственных средств в особо крупных размерах, присвоение государственного имущества, служебный подлог, получение взяток, вымогательство), и были приговорены к высшей мере социальной защиты – смертной казни через расстрел. Кассационные жалобы осуждённых, поданные ими в Верховный суд РСФСР, были оставлены без удовлетворения. Приговор в отношении Косова и Кунина был приведён в исполнение в декабре 1926 года.
Подсудимый Вдовин Иван Иванович решением суда был приговорён к 10 годам заключения в лагерях. Кассационную жалобу он не подавал.
Остальные подсудимые, в зависимости от степени их вины, были приговорены к лишению свободы на сроки от 7 лет до одного года. При этом фигурантам дела, в отношении которых имело место вымогательство взяток со стороны Косова и Кунина, суд определил условные сроки наказания. В отношении братьев Кошелевых, ставших жертвами незаконных действий со стороны Косова, суд вынес оправдательный приговор.
В отношении граждан Костикова-Алмазова, бывшего директора Рождественского совхоза Сельхозтреста ГЗУ, Терёхина, бывшего члена правления Башсельскосоюза, Хранского и Пироженко, бывших маклеров того же союза, и Мыльникова, бывшего заведующего арендным отделением Комсовхоза, материалы из дела № 25 были выделены для дальнейшего производства в их отношении предварительного следствия и последующего привлечения виновных к ответственности.