Вещице этой нет места в мире людей, и наш герой хотел её выбросить куда-нибудь, где ни один человек не найдёт.
Но вот куда?
***
— Ну что, милая, как живётся?
Разодетый старикан, горбатясь, подходил к девушке вразвалку. Он был с короткой седой бородкой, макушка лысая, бока седые. Черты лица выразительные и чёткие. В молодости этот человек был красив, быть может, расхищал женские сердца. В его голубых глазах и сейчас жила эта искорка молодости, но текущие годы старались её потушить. Старик казался толстым и неуклюжим, но не из-за веса лишнего, а из-за того, что таилось под его кожаным, разодранным и отштопанным плащом. Он сморщился от смрада, пропитавшегося в стены переулка, но, едва увидев невозмутимое лицо девушки в бежевых одеяниях, её зеленые яркие глаза, что, казалось, светились в темноте переулка, куда не попадали лучи палящего солнца, его лицо упростилось. Он тут же выпрямился — вид горбатого старика был обманкой. Побрезгал в стенку опереться из-за грязи.
А девушке не дашь и шестнадцати. В бежевом платье и плаще с капюшоном. Но даже так за прикрытыми капюшоном волосами пробивались рыжие пряди. Её руки были напряжены от тяжёлой большой корзинки с фруктами, но она не думала её опускать. Когда качалась из стороны в сторону в ожидании чего-то от старика, в кармане позвякивали монеты.
— Как ты и просила, — старик с холодным выражением лица вытащил из-под плаща книгу. Толстую, с повреждённым корешком, написанную вручную. Из неё торчали отклеившиеся страницы, куски бумаги с надписями и закладки.
Девушка тут же с треском опустила корзину. Взяв в руки эту книгу, она вздрогнула и ахнула. Даже, как решил старик, прекратила дышать в те секунды, пока рассматривала старинную вещь в руках. С дрожью перелистывала страницы, любовалась наклонным почерком, мазками, рисунками существ, каких давно не было в мире. Но тут на одной из страниц показалось большое красное пятно. Пятно крови. Она сглотнула, аккуратно, медленно закрыла книгу и прижала её к себе.
— Она бесценна, — шептала девушка, закрыв глаза.
— И стоит немало, — старик сузил глаза, оглядываясь по сторонам, — Но, что страшнее, и нашей жизни она стоить может, если мы сейчас не разойдемся. Знаешь ведь, что такие книги запрещены.
Девушка тут же потянулась в карман за деньгами.
— Откуда же Вы её взяли, господин Стоун? — она протянула старику мешочек, набитый золотыми монетами. Ей нисколько не было жалко прощаться с ними. Ей ещё дёшево обошлось.
— У моих знакомых была библиотека, — старик даже не стал пересчитывать деньги и положил их к себе в карман. — Чума настигла их, а вот все книги остались в целости и сохранности. Эти люди… их и людьми назвать сложно. Они были невысокими, мягко говоря. Мне кажется, они…
— Гномы? — воодушевлённый голос девушки отразился от стен. Она буквально засияла от этой мысли.
— Тщ-щ, — старик приложил палец к губам. — С тех пор я распродаю эти книги под страхом проклятий. Мало ли, что они могли наложить на них. Бросать жалко, вдруг кому пригодится, да и заработать можно. Но страшно перед властью.
— А остались ещё какие-нибудь книги?
— Из того, что могло бы тебя заинтересовать, Мелани, — ничего.
Старик вновь принял образ горбатого простачка и повернулся к выходу на безлюдную улицу. Мелани повернулась в противоположную сторону — на улицу людную.
— Прощайте, — она помахала рукой.
Но старик не оглянулся.
Солнце стремительно пряталось под покровом облаков. Холодный летний ветер нёс их в сторону городка, задевая верхушки деревьев, заставляя ставни окон скрипеть, а людей на рынке поспешно собираться домой под страхом дождя. Летние дожди здесь были сильные, с градом. И это было на руку Мелани. В суматохе она быстро прошла рынок и устремилась по безлюдной улице. Дождливая пора настала город. Мелани хлюпала по мягкой земле, кусочки грязи липли к ногам и плащу. Книга в сумке больно била в бок.
Она решила спрятаться под козырьком булочной и передохнуть — холодный, пропитанный влагой воздух резал лёгкие.
— Не правда ли, прекрасная погодка?
Мелани оглянулась. Слева от неё стоял юноша. Лицо скрывали золотистые пряди волнистых волос, выглядывающие из-под капюшона плаща.
— Не сказала бы, — девушка поглядывала на незнакомца искоса, прижимая к себе сумку с книгой.
Но тут парень явил свой вид: снял капюшон и повернулся к девушке лицом с лёгкой улыбкой. Взгляд юноши заставил Мелани насторожиться. Он смотрел на неё так, словно знал её маленький секрет и о книге, покоившейся в сумке. Сердце Мелани забилось учащённо.
— А мне нравится погода здесь, — говорил юноша, устремив взгляд к небу. — Она такая мрачная, как и сам городок. Холодная, как сердца его правителей. Свободная, как сердца горожан.
От него веяло таинственной аурой. Мелани с детства могла чувствовать человека: его мотивы, характер, эмоциональное состояние. Достаточно лишь взгляда, тембра голоса, улыбки. Но этот юноша был непробиваем. Он словно спрятался под железным куполом, сквозь который Мелани не могла его почувствовать. Он словно не был человеком.
Матушку всегда восхищал её дар, но о нём знали лишь они вдвоём. Если вынести эту тайну за пределы дома, то могут обвинить в колдовстве, а расправа за это деяние не заставит себя ждать.
Мелани не была колдуньей, ведьмой и даже знахаркой, которую можно случайно спутать с первыми двумя. Она была обычным человеком. Так ей казалось. В моменты, когда рядом не было никого и ничего, кроме света камина, ветхих столов и стульев, пледа на плечах, она задумывалась над тем, кто её родители. Матушка Беатрисия честно с самого младенчества Мелани закладывала в неё правду. Она бы с облегчением солгала ей, что является ей матерью. Но это было бы отсроченное облегчение. Долго ли смогла ютиться правда в сердце заботливой, но не родной матери?
Мелани, как и любой другой человек, боялась неизвестности. Она не знала, что человеком не является.
— Сердца горожан не свободны, — выдала она и пожалела в ту же секунду, подумав, что этот юноша может быть связан с королевской семьёй. Она сжала корзинку в руках лишь сильнее и приготовилась бежать в случае подтверждения её догадок. Но юнец лишь ухмыльнулся и произнёс:
— Вот именно, дорогая Мелани.
Девушка лишь успела раскрыть рот, дабы спросить, откуда он её знает, когда парень исчез. Растворился в воздухе так, словно его и не было. Ничего не указывало на его присутствие здесь секундами ранее. Ничего, кроме нежного, бархатного, пьянящего голоса, который всё ещё звучал в голове.
Мелани протёрла глаза свободной рукой, пытаясь понять, было ли это лишь видением или она правда сейчас переговаривалась с незнакомцем.
Холодный дождь бил по крыше козырька, наводя сладкое ощущение сна. И, поддавшись этому желанному чувству, Мелани закрыла глаза на произошедшее, в душе понимая, что юнец был реален, как и их разговор. И теперь неизвестная сила подсказывала ей неизбежность новой встречи.
Ещё долго можно было простоять под козырьком. Но времени нет. Мать наверняка давно дома, готовит горячий обед и ждёт свою дочь, волнуясь, где же она сейчас, не поймали ли её стражники, уличив в хранении запретных книг, не ждать ли ей сейчас с содроганием в сердце смерть на пороге дома. Ведь за это не щадили. Она и не могла противиться дочери. Находила книги, прятала, но рвать, топтать и жечь не решалась, ибо знала, насколько они ценны, ибо понимала, что каждое слово в них правда.
Мелани спрятала сумку под плащом и ринулась в сторону дома. Когда предстала перед дверями, она постучалась в них и тут же услышала поспешный топот материнских ног. Заскрипели дверные петли, явив миру мать Мелани — Беатрисию. Женщину прекрасную в душе, но не снаружи. Так считали окружающие и даже её близкие подруги. За пятнадцать лет воспитания дочери она похудела, износилась, постарела, покрылась морщинами и поседела. И дело было не в её отдаче Мелани, а в неизбежной старости. Когда Беатрисия принимала в своё сердце малышку Мелани, ей было уже за сорок. Сейчас ей пятьдесят восемь. И это ещё считалось долгожительством.
Беатрисия боялась быть дома без Мелани. Она чувствовала на себе взгляд смерти, смрадное дыхание старости, и на её глазах наворачивались слёзы от осознания скорой кончины. Но когда Мелани была рядом, обнимала, целовала её щеки, и в комнате слышался её волшебный, дивный голос, и смерть, и старость убегали. На сердце женщины сразу становилось непривычно тепло, светло, отрадно до слёз. Мелани словно была источником её жизни и молодости. Можно счесть, что Беатрисия использовала свою дочь, зная о её неосознанном даре сеять в сердцах людей свет, но это было не так. Она любила её всей душой.
Мелани обняла мать и прошла в дом.
— Ты припозднилась сегодня, — говорила Беатрисия, закрывая дверь.
— Погода была ненастная, матушка, — Мелани улыбалась. Она поставила корзинку с омытыми дождём фруктами на стол рядом с камином, сняла свой плащ и повесила его на крючок.
В доме было тепло. Стоял запах овощного супа, томившегося на огне в котелке. Скрипел пол, когда Мелани подходила к окну и на холодном стекле вырисовывала узоры. Эта привычка осталась у неё с детства. Правда, тогда она едва доставала до окна.
В такие мрачные дни они мало разговаривали. Достаточно было находиться друг с другом, чтобы чувствовать покой. Мелани никогда бы не подумала, что её матушка ей не родная, ибо та гармония, что царила между ними, была неподдельна.
Загромыхали железные миски, когда Беатрисия поставила их на стол. Она заметила на стуле сумку Мелани и догадалась, что в ней лежит очередная причина для их казни. Женщина не сказала ни слова. Её всегда передёргивало, когда она задумывалась, что в любой момент не пойми зачем к ним может зайти королевская стража и провести обыск.
Мелани словно уловила мысли матери. Схватила сумку и по лестнице взметнулась к себе в комнату. Она опустилась на колени перед кроватью и нащупала люк с деревянной крышкой. Никто бы никогда не догадался о его нахождении здесь, ибо доски были расположены так, что люк сливался с ними. Но если постучать, то можно было услышать, что внутри пусто.
Девушка вытащила две книги, хранившиеся на дне тайника, свои рисунки, древнюю карту их городка Страйтфорда и Сноудонии в целом. На карте Страйтфорда был чётко нарисован мост, но сейчас он был полуразрушен и вход на него запрещён. Нельзя даже подходить. На жёлтых листках бумаги с повреждёнными углами и краями жили мифические существа, которых Мелани вырисовывала из дорогущих книг. Ей часто приходилось подрабатывать на рынке, у людей убираться и даже вести разносить. Беатрисия работала уборщицей при дворе. Она могла недельку быть дома, а недельку быть в замке. В такие дни Мелани не выходила из дома.
Новая книга должна была бы отправиться на дно тайника, но Мелани перед обедом не терпелось прочитать хотя бы пару страниц. Вернее, рассмотреть их. Разглядывая этот почерк, написанный, казалось, дрожащей рукой, даже не имея способности прочесть слово, она будто чувствовала смысл каждой строчки. Ей казалось, автор наложил на книгу заклинание, с помощью которого любой, даже не обладающий языком книги, мог понять её.
Из трёх книг у Мелани была лишь одна, написанная на английском. Как говорил господин Стоун, её написал человек, чьего имени уже не встретишь нигде. Это была его первая и последняя книга, ибо после её написания автора бросили на съедение голодным собакам. Представляя себе его крики, когда его раздирали сотни острых зубов с разных сторон, Мелани задумывалась, не пожалел ли он о том, что решил её написать. Именно от этого книга становилось ещё ценней, пропитанная невидимой кровью писателя.
Это мог быть обычный молчаливый вечер в семье Мелани, если бы не одно роковое «но»: он был последним в её жизни.
— Мелани! — позвала Беатрисия. — Кушать!
Девушка с грустью заметила, что голос мамы меняется. Он становится глуше, скрипучей, такой, словно матушку трясут. Мелани часто думала о смерти. Размышляла, сколько лет ей отведено жить и ради чего. Ведь в каждой жизни человека есть скрытый смысл. Кто-то его успевает раскрыть и умирает счастливым, а кто-то покидает этот мир, не оставив ни следа о себе.
Она спустилась вниз. Беатрисия уже сидела за столом и, сложив руки на коленях, ждала дочь.
Но тут в дверь постучали. И Мелани, и её матушка в испуге бросили взгляд на дверь. Удары не прекращали сыпаться, заставляя жительниц дома не двигаться от оцепенения. Затем они услышали:
— Открывайте! — это был мужской голос. Не сказать, что злой. Скорее, он дрожал от уличного холода.
Мелани, оглянувшись на мать и получив от неё кивок, двинулась к двери.
— Кто Вы? — спросила она осторожно, стараясь не выдать беспокойство.
— Вести из королевского замка для Беатрисии.
Тут уже сама женщина встала из-за стола и поспешно открыла дверь. На пороге стоял худощавый мужчина. С сумкой на плече, в насквозь промокшем плаще с капюшоном, в изношенной рубахе, измазанных в грязи штанах. Похоже, вестник стал разносить вести ещё до того, как грянул дождь. Его седые волосы слиплись на лице, глаза горели.
— Проходите, — Беатрисия любезно отошла от двери, впуская вестника.
Мелани прижалась к окну, схватила подоконник и напрягла плечи. Вестники были не частыми гостями в её доме, а если они приходили, то с важнейшими вестями.
— Присаживайтесь, господин Тоулин, — Беатрисия указала на стул напротив себя. — Хотите ли Вы поесть?
Мужчина посмотрел на неё с оскорблением, словно желание есть считалось постыдным для человека. Но в следующую секунду его лицо разгладилось. Он выпрямился, улыбнулся и мягко произнёс:
— Спасибо, я воздержусь.
Рядом с вестником Тоулином Мелани чувствовала себя, как с дикой храпящей собакой. Он был мил на вид, добродушен, но его глаза порой выдавали подозрительно напряжённые искры, губы сжимались, а взгляд бегал по комнате. Он проявлял это лишь пару раз, но этого хватило, чтобы дать Мелани понять подозрительность этого человека. От него веяло жадностью. Такому человеку нельзя доверять слишком много.
— Какие же вести Вы нам принесли? — наконец спросила Беатрисия.
Тоулин и забыл, ради чего пришёл. Он продрог до нитки, и тепло дома затуманило его главную задачу. Он потянулся в свою кожаную сумку, закрытую так прочно, что ни одна капля воды не смогла бы просочиться внутрь, даже если бросить сумку в воду. Он вытащил свёрток, развернул его, и Мелани заметила грациозный шрифт, завёрнутые закорючки и королевскую печать красным воском.
— «Ровно десять лет назад Сноудония содрогалась, когда её правители, король Ботермунд и королева Селестина отправились в поход на ту сторону моста. С тех пор никто их не видел. По сему случаю принцесса Маргарет, единственная наследница престола, объявляет о дне памяти умерших правителей. В следующий день ни один торговец не должен стоять у своего прилавка, ни один смешок не должен быть слышен на улицах Страйтфорда. В этот день принцесса Маргарет велит всем сидеть в своих домах и молиться за души усопших». — Тоулин закончил ораторствовать и переметнул взгляд на Беатрисию — А вы, покуда являетесь слугой, должны сегодня же явиться в замок и приступить к своим обязанностям. Принцесса Маргарет нуждается в верных помощниках для подготовки ко дню памяти. Приедут гости из далёких земель. Вы не должны подвести.
— Ох, — Беатрисия прижала ладонь к груди, — это великая честь для меня — служить в такой важный для принцессы день.
Десять лет назад, думала Мелани, король и королева, а также их свита и величайшие умы не только Сноудонии, но и мира пропали в дремучих лесах на той стороне моста. Мелани было всего пять, но она помнила гул от рога, означавший свершение трагедии, принесение печальных новостей и смерти. В тот день люди собирались у королевских ворот, дабы почтить память правителей. Их бы никто не стал хоронить раньше положенного, если бы не полгода, прошедшие с тех пор, как они скрылись в лесу.
Одного лишь не понимала Мелани: зачем сами правители отправились в запретный лес, когда на него возложен запрет? Не может ли то означать, что они подозревали о чём-то необычном и хотели проверить это лично?
Пропажа правителей пробудила целую волну слухов, которую сразу побороли королевские приверженцы. С тех пор в сердцах людей жило сомнение в признанных королевством вестях: «Были съедены дикими зверями».
Они ехали туда не с корзинками для цветочков, а с целой оравой обученных воителей. Искусство владения мечом текло в их жилах, они без труда могли убить и волков, и медведей, и диких кабанов. Любого зверя.
Но тут Мелани осенило: «А что, если их убили древние существа?»
Она метнула взгляд наверх. Прямо над ней находилась комната, в ней — тайник, в тайнике — запретные книги.
Её размышления прервал хрипловатый голосок вестника Тоулина:
— Вы можете взять с собой и Вашу дочь. Уверен, она Вам поможет, если хозяйству обучена.
— О, господин, она на все руки мастерица, — мать Мелани сияла так, как никогда. Она всегда нахваливала дочь за её домашние заслуги.
Мелани потупила взгляд, не зная, что и отвечать. Тоулин смотрел в её глаза так, словно хотел её заморозить. По телу девушки пробежалась холодная дрожь. Она робко произнесла:
— Д-для меня будет честью помочь матери для столь важного события.
И пусть Тоулин не был достоин почёта, она поклонилась и поспешила в свою комнату. Тоулин провожал её своим ядовитым взором до тех пор, пока подол платья Мелани не скрылся за лестницей.
Девушка закрыла дверь в комнату и села на кровать. Откинула волосы назад, слегка сгорбатившись, не сводя глаз с пола и пытаясь понять смешанные чувства к Тоулину. В первые минуты их первого знакомства она приняла его за жалкого хитреца, но она всё ещё чувствовала на себе его тяжёлый, насмешливый взгляд.
Дабы отвлечься от скверных мыслей, она закрыла дверь на замок, склонилась над кроватью и вытащила из тайника книгу, написанную на понятном ей языке. На первых ста страницах были нарисованы дикие древние существа: гномы, великаны, василиски, русалки, нимфы, банши, циклопы, гоблины, ведьмы, людоеды. После сотой странички открывался раздел древнейших известнейших деятелей, являвшихся одними из них, но скрывавших свою сущность.
Среди них была Алая королева северного края, жившая до нашей эры. Рождённая от союза ведьмы и людоеда, она переняла качества обоих родителей и питалась человеческой плотью. По сказаниям девушка была небесной красоты, с красными волосами — она была одной из последних в своём роду с подобным цветом волос.
Мелани любовалась рисунком Алой королевы, нарисованный углём. Глядя на него, в её сердце колыхалось странное чувство. Такое, словно ей знакомы эти безумные, налитые кровью и жестокостью глаза, худые руки, длинные ногти, способные проткнуть горло, и соблазнительные припухшие губы. Мелани казалось, что она уже когда-то видела её. Быть может, в кошмарном сне?
Она перелистнула десятки страниц, пока не открыла карту древних земель. На ней чернилами вырисовывались четыре части, разделённые красными границами. Каждая из них была подписана так: Северный край, Восточный край, Южный край, Западный край.
— Восточный край, — её губы словно произносили эту фразу не раз, и не два, но Мелани действительно читала её вслух впервые.
На стыковании четырёх частей земель был нарисован круг, подписанный как «Перепутье краёв. Центральный пятый край».
Ветхая лестница пропускала один скрип за другим. Кто-то поднимался в комнату к Мелани. Девушка поспешно спрятала книгу в тайник, заправила кровать так, что она выглядела нетронутой, и подошла к двери, чтобы раскрыть замки.
На пороге стояла Беатрисия.
— Собираемся, милая?
— Собираемся, матушка.
Глава 2
Ибо погода не радовала жителей Страйтфорда, слякоть и грязь облепляли ноги, а одежда пропитывалась холодной водой, забирая прилежный вид, королевский двор послал за Беатрисией и Мелани карету.
Услышав ржание лошадей, Мелани выбежала из своей комнаты. Она надела невзрачное платье из плотной ткани, дабы согреться и не выделятся в замке. Но несмотря на мрачный вид, она не выглядела как оборванка. Ещё никогда девушке не приходилось бывать в доме принцессы Маргарет. Ещё никогда она не видела её близко. И не сказать, что Мелани мечтала лишь об этом, но интерес унять ей было сложно.
Матушка Бестрисия в плаще уже ждала дочь. Она потушила огонь в камине, надеясь, что дом не пропустит много холода, пока их не будет. Семья забежала в карету. Напротив них сидели ещё две служанки. Они любезно поздоровались с ними, и карета тронулась.
Немного укачивало, когда колёса кареты натыкались на камни. Грязь брызгала в разные стороны, пачкая дверцу, колёса и ноги лошадей. Мелани стало клонить в сон от убаюкивающего стука дождя по крышам домов и лужам, от шлёпающих копыт лошадей и глухого скрипа колёс. Воздух был пропитан влагой, а холод и влага — вещи плохие, если ты на улице и твоё тело не прикрыто. Можно хорошо замёрзнуть.
Мелани изредка оглядывалась на знакомых матушки, которые обсуждали фронт работ в замке. Кому-то из них предстояло готовить, кому-то — мыть посуду и убираться на кухне, дабы не мешать поварам. Мелани уже не терпелось узнать, как выглядит замок. Беатрисия иногда рассказывала ей о роскошных покоях его жителей, о диком камне, которым был отделан пол, о гигантских каминах, по сравнению с которыми их камин был ничем. Она рассказывала ей о дорогих шелках, из которых были сшиты платья принцессы Маргарет и её подчиненных, и в такие моменты глаза Беатрисии горели завистливым огнём.
За окном показались высокие железные королевские ворота, по которым тянулись позолоченные прутья, вырисовывавшие узоры и орнаменты. Они чем-то напоминали ветви кустарника.
Карета остановилась. Кучер открыл дверцу. Мелани вышла последней в знак уважения и как же она была рада, когда ступила не в лужи грязи, а на камень, которым был отделан весь двор. Она с восхищением ахнула, оглядываясь по сторонам. Перед ней возвышался величественный замок, при долгом рассмотрении которого кружилась голова. Мелани не успела рта раскрыть, чтобы выразить свой восторг маме, когда та положила ей руку на плечо и тихо произнесла:
— Идём, Мелани.
Как оказалось, их высадили не в передней части замка, а в задней. Не будут же слуги заходить через парадный вход и обходить весь замок?
Когда Мелани ступила за порог, её шаг эхом отразился от голых каменных стен. Коридор для слуг чем-то напоминал подвал, только ухоженный, с каменными люстрами на свечах и факелами. Коридор был широкий, но не длинный. Он вёл в помещение для слуг, которое по своему размеру было в два раза больше дома Мелани. Там слуги переодевались, оставляли вещи и в зависимости от своих обязанностей заходили в ту или иную дверь.
Сейчас здесь было оживленно. Девушки и женщины поправляли фартуки, косынки, невзрачные платья, прятали свои вещи в невысоких деревянных шкафчиках и выходили в двери, на каждой из которой было написано: кухня, зал собраний и т. д. Из этого места можно было попасть в любую часть замка.
— Итак, дорогая Мелани, — Беатрисия пристроилась в уголке рядом со своим шкафчиком, — Я начну убираться в передней части замка. Будешь мне помогать.
Мелани кивнула и стала наблюдать, как матушка вытаскивает из шкафчика фартук, косынку, переобувается и пытается заправить волосы так, чтобы они не выглядывали из-под косынки. С этим ей помогла Мелани. Она аккуратно спрятала мамины седые пряди и улыбнулась.
За одной из дверей можно было набрать в ведро воды и взять всё необходимое для уборки. Мелани взяла побольше тряпок и ведро с водой.
Они вышли в переднюю часть замка. Огромная люстра, украшенная тысячами свечей, озаряла всё пространство. Мелани сначала решила, что и пол, и ступеньки, и стены, и высокие вазы с цветами тёмных оттенков отделаны золотом, но то был лишь тёплый окрас. Он так не шёл наступающему черному дню. Напротив парадных дверей расположились ступеньки из желтого мрамора, бронзовые перила чем-то напоминали Мелани те узоры на воротах. На стенах висели ростом с девушки картины маслом, углём и даже воском. Подобное последнему Мелани видела впервые. Она невольно подумала, что если вдруг что-то случайно сломает, то платить за это будет до конца дней. Взять хотя бы эти вазы у входа и по углам. К ним лучше не подходить.
Вдруг послышались отражающиеся от стен шаги. Все обернулись и тут же побросали свои вещи, подбегая к ступенькам. Мелани не сразу сообразила, в чем дело, пока не увидела принцессу Маргарет. Русоволосую высокую девушку с тёплым снисходительным выражением лица. Беатрисия встала с пола, вытерла руки о фартук и спрятала их сзади. Она кивнула Мелани, и они поспешили к остальным слугам, выстроившимся в ряд.
Мелани стояла рядом с матерью последней в ряду, но отчётливо видела восхищающий её вид принцессы. Она была молода, около двадцати лет. Волосы заплетены в длинную косу, лежащую на плече. Голова поднята гордо, но не высокомерно. Губы сложены в слабой улыбке, карие глаза улыбались при виде слуг. У неё были чётко очерченные черты лица, ярко выраженные скулы и широкая челюсть. Она сложила руки впереди себя и теперь по форме своего платья и тонкому стану чем-то напоминала нетронутую бежевую кисточку. Платье девушки не было столь роскошным, как описывала мама. От обычных служанок её отличало отсутствие фартука, косынки и швабры в руках. Похоже, свои наряды она приберегла для важного дня.
— Мои дорогие слуги, — её тонкий голос, которому она безуспешно пыталась придать оттенки взрослости, прозвучал во всём зале. Слуги тут же заулыбались, — Я благодарна вам за то, что выполняете свою работу. Особую благодарность выражаю тем, кто не должен был сегодня приступать к своим обязанностям, но всё равно приехал, дабы поддержать меня и всё королевство. Я в долгу не останусь, обещаю. Завтра с утра к нам будут причаливать гости из далеких земель. Очень надеюсь, что сегодня работы будут закончены, дабы они не увидели процесса приготовления.
Она сделала паузу, ожидая, что кто-то из слуг ей возразит или о чём-то спросит, но все молчали и она продолжила:
— Основная часть встреч пройдёт ближе к вечеру. После конца дня памяти вы получите поощрение.
— Госпожа Маргарет, — начала одна из служанок, — После нашей сегодняшней работы, чем нам стоит заняться?
— О, поверьте, работы будет предостаточно. Мне нужно будет выбрать нескольких служанок, которые будут разносить еду, остальные будут её убирать и помогать на кухне в уборке, чистке овощей, мойке посуды.
Принцесса Маргарет оглядела их задумчивым взглядом. На секунду Мелани показалось, что девушка страдает косоглазием, ибо она странно переводила взгляд от одной девушки к другой. Она повернулась к Мелани, но глаза её смотрели в другую сторону.
— Беатрисия, это твоя дочь? — спросила Маргарет.
Сердце Мелани учащенно забилось. Она тут же выпрямила спину и стояла, стараясь не шевелиться.
— Да, моя госпожа, — гордо отвечала Беатрисия, оглядываясь на дочь.
Мелани чувствовала на себе десятки взглядов служанок, но старалась не подавать вида.
— Она у тебя красавица, — тише говорила Маргарет. Отчего-то Мелани это пугало, — Я велю ей разносить еду. Нужны ещё четыре девушки.
Мелани вдруг ощутила невыносимый груз ответственности. Принцесса Маргарет так легко доверила ей служить, разносить еду в дорогих посудах, расставлять её так, чтобы никого из гостей не задеть и ничего не выронить. Её тело окутали мурашки. Она хотела возразить принцессе и отказаться от почетной должности, но Беатрисия, словно почувствовав намерения дочери, взяла её за руку и непривычно крепко сжала.
Принцесса Маргарет выбрала служанок-разносчиц и велела всем продолжать работу.
После того как все разошлись по своим углам, Беатрисия, всё ещё держа дочь за руку, отвела её в уголок.
— Завтра с утра прибудут гости. Ты уже должна будешь быть в платье для слуг званием выше.
А ведь точно. Не крутиться же вокруг гостей в одежде для уборки.
— Мама, это так почётно, — начала Мелани, стараясь не смотреть Беатрисии в глаза. В них горел счастливый огонь от осознания, что сама принцесса Маргарет поручила её дочери быть среди гостей. Мелани не хотелось тушить надежды и отраду матери, но страх всё испортить был куда сильнее, — Но я не могу быть завтра среди гостей. Я боюсь с позором уронить что-нибудь на кого-нибудь и с тем же позором собирать с пола. Я боюсь оплошать и подвести тебя, матушка.
Беатрисия опустила плечи и печально вздохнула. Радостный огонёк в её глазах потух, не оставив ни следа. Но не успела вина нахлынуть на Мелани, когда женщина тихо произнесла:
— Я тоже в твоём возрасте боялась обязательств, дорогая. Моя мама тоже хотела, чтобы я проявила себя, и я тоже боялась, как и ты. Однажды я оплошала так, что с тех пор боялась выйти из дома, не услышав смешки людей и не чувствуя их напряженные взгляды.
— Но что произошло? — она придержала маму за плечи в страхе, что неприятные воспоминания высосут из неё все силы и она упадет.
Беатрисия иронично улыбнулась, оглянулась по сторонам и заговорила:
— Когда правили король Ботермунд и королева Селестина, они праздновали день возведения Страйтфорда. Я как и ты разносила еду. Огромные подносы с индейкой, овощами, фруктами и рыбой. Я несла их и даже не видела, куда иду. Впереди меня шла другая служанка с подносом поменьше. Я случайно наступила ей на подол платья, она споткнулась и выронила поднос с мясом на высокоуважаемого гостя. Я упала вслед за ней, и мой фаршированный поросёнок полетел назад на других слуг. Я услышала лязг от подносов и взбудораженных гостей, что привстали из-за своих столов. Скорее, чтобы не помочь, а посмотреть на нас. Мы с позором собирали всё с пола прямо под их ногами, пока король и королева прожигали нас своими взглядами.
Беатрисия хотела тем самым поддержать свою дочь, дав понять, что она была в передряге, в которую боялась попасть Мелани. Но вместо этого вышло примерно следующее: «Я это пережила, и ты переживешь». Её воспоминания о неудачном разносе пробудили в Мелани большее желание догнать принцессу Маргарет в коридоре и отказаться. Но она сдержалась, крепко сжимая свои руки, и отвела глаза.
Весь остаток дня, включая вечер, Мелани провела за уборкой. Ещё никогда ей не приходилось таскать столько воды, натирать стены, перила и ступеньки до боли рук и онемения ног.
Вечером все служанки прошли в свой небольшой зал с обычным деревянным длинным столом и стульями. Ужин прошёл в оживленной обстановке.
Весь следующий день Мелани провела, бегая в тесном шелковом платье из одного конца замка в другой. С раннего утра свои соболезнования приносили известные богатеи и гости из соседних королевств. Они все столпились в холле, пока принцесса Маргарет вела разговоры с одной кучкой людей, потом к ней подходила другая. Помещение окружили служанки, одетые при параде — те самые девушки, которым предстоит разносить еду.
Мелани всё оглядывалась на подол своего платья, на то, как лежат рыжие волосы. Ей казалось, что все эти люди смотрят на неё. Ей казалось, что все они не так чисты, как хотели казаться. От многих из них веяло фальшивыми чувствами. Они подходили к принцессе, кланялись, с печальным видом выражали соболезнования, говоря, какими прекрасными были родители новой правительницы, и уходили, тут же натягивая на лица улыбки. В какой-то момент Мелани захотелось рассказать об этом самой принцессе, но остановилась по нескольким причинам: Маргарет может посчитать её сумасшедшей или, что хуже, ведьмой; девушка сама понимала, что ей лгут, глядя в глаза.
Всё то спокойное время, пока Мелани могла служить в холле в качестве украшения, она пристально наблюдала за принцессой, отмечая, что начинает испытывать к ней симпатию, как к молодой правительнице, потерявшей своих родителей. Рядом с ней Мелани не чувствовала ни напряжения, ни желания оттолкнуться, как это обычно бывало. Поэтому Мелани никогда долго не общалась с людьми, потому что чувствовала, что эти связи ничего не дадут. Она была предусмотрительна с людьми и точно знала, каким людям доверять стоит, каким — нет.
Затем вся толпа гостей устремилась в зал, в который Мелани накануне успела взглянуть одним глазком. В конце располагалось три трона, и третий, что посередине, отличался от остальных своим размером и видом: он был меньше, отделан не золотом, а серебром.
Мелани поняла, что в этом зале, очевидно, проходят коронации и посвящения в рыцари. Ей всегда хотелось попасть на такое торжество, но сегодня в день памяти почивших правителей ей приказано было стоять возле входа, встречать опоздавших гостей и проводить их туда. Она слышала за дверями зала голоса разных людей, где-то всхлипы, а где-то восхищения принцессой. Похоже, каждому уважаемому Маргарет господину дали слово. Мелани была почти уверена, что далеко не каждый из признанных помощников был истинно верен. Такое происходит крайне редко.
Затем слуги занесли столы. Служанки покрыли каждый стол белоснежными скатертями, и тут сердце Мелани забилось — её черёд действовать.
Она побежала на кухню и тут же, буквально на ходу получила от поварихи блюдо с разрезанными фруктами. Мелани выпрямила спину, подняла голову и с беспристрастным выражением лица зашла в зал. За столом уже сидела сотня людей. Все вели оживленные разговоры, но при виде Мелани они замолчали, словно всё это время только и ждали момента, когда они рассядутся есть. В тот момент, под охватом сотни взглядов, Мелани от страха и внезапно подступившей дрожи чуть не выронила поднос. Её ноги немели от волнения, и это придало её виду торжественность. Она поставила поднос чуть дальше от края стола и ушла на кухню за новым подносом. Десять подносов спустя, старшая служанка велела ей отправляться в зал и находиться от столов не слишком далеко, но и не слишком близко, чтобы в любой момент гость мог подозвать её к себе и попросить о чём-то. И Мелани было велено выполнять это беспрекословно.
Она заметила, как одна из в меру упитанных женщин в коричневом платье и с завязанными в пучки волосами пристально смотрит на неё, подняв руку.
Мелани поспешила к ней.
— Вам что-нибудь угодно, госпожа? — вежливо спросила Мелани, спрятав руки сзади.
— Да, дитя моё, — в её голосе прослеживались нотки стервозности. Она смотрела на Мелани с полузакрытыми глазами, а её губы сворачивались в маленький бант, отчего тут же выскакивали на лице морщины, — Когда же начнется представление?
— Представление?
— Да, ведь на любом торжестве должно быть представление.
— Но, госпожа, это день памяти. О представлениях мне не говорили.
Женщина напрягла брови и махнула на Мелани рукой так, что едва не задела её. Она возмущенно сказала своему не менее пухлому красному мужу:
— Я же говорила, что принцесса не приготовит ничего интересного. А так хотелось бы посмотреть на то, как травят медведей.
Мелани передернулась от одного лишь представления затравленного существа, корчащегося от боли на каменном полу с торчащим из сердца копьём. Она словно услышала смех и радостные возгласы гостей и на долю секунды представила равнодушный вид принцессы Маргарет. Живот неприятно скрутило, и она поспешила отойти от противной барышни.
Мелани увидела восседающую на своём троне принцессу Маргарет. То, как та с умиротворенным выражением лица окидывала взглядом весь зал. Но в то же время за этой маской спокойствия Мелани чувствовала страх перед судьбой. Принцесса боялась, потому что была одна. Ни мужа, ни детей, а то и понятно, ведь она ещё так молода. С другой стороны, даже матушка Беатрисия всегда хотела, чтобы её дочь вышла в шестнадцать лет, а это будет уже через год. Мелани не была готова к замужеству. Ей ещё хотелось побыть ребенком, но она видела, что для многих понятие детства почти не существует. В те времена было нормально, если тринадцатилетняя девушка отдавалась в жены тому, кто старше в три раза. Но Мелани всегда не принимала это. Взрослые не оставляли своим детям выбора, как и их родители не оставляли выбора им. Это был вечный круг заблуждений и жестокости, который дол<