Зиновий Сагалов
ВСЕМИРНЫЙ ЗАГОВОР ЛЮБВИ
Комедия в 2-х частях
По мотивам произведений
А. Ф. Писемского
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ЗВЕРЕВ АГГЕЙ НИКИТИЧ — уездный
исправник, 48 лет.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА — его жена, 50 лет
ВИБЕЛЬ ГЕНРИК ФЕДОРОВИЧ —
аптекарь, 57 лет
ПАНИ ВИБЕЛЬ — его жена, 30 лет
ТУЛУЗОВ ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ —
действительный статский советник, 50 лет
КАТРИН — его жена, 37 лет
ВЛАСЬЕВ САВЕЛИЙ — управляющий в имении
Тулузовых, 35 лет
ДОКТОР
ПОЧТМЕЙСТЕР
МИХЕИЧ — поручик
КАМЕР-ЮНКЕР
АПТЕКАРСКИЙ ПОМОЩНИК
ТАНЮША — горничная у Вибелей
АБРОСИМОВ — поручик в отставке
АНТОН ПУПКИН — чиновник
ТРЕТИЙ СВИДЕТЕЛЬ
ГОСТИ НА БАЛУ
МАСОНЫ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I.
Служебный кабинет уездного исправника. Стол под зеленым сукном. За ним, поглощенный разбором бумаг, сидит майор Аггей Никитич ЗВЕРЕВ — роскошные бакенбарды, воинственные усы, молодцеватая грудь, украшенная орденом Станислава и двумя медалями. Появляется поручик МИХЕИЧ.
МИХЕИЧ. К вам господин Тулузов!
ЗВЕРЕВ (мгновенно вскакивает из-за стола). Проси! Что же ты, братец! (Поправляет мундир, становится во фрунт, взволнован).
МИХЕИЧ удаляется и тут же входит ТУЛУЗОВ — крупный вальяжный мужчина с бритыми щеками.
(Щелкает каблуками). Здравия желаю, ваше превосходительство!
ТУЛУЗОВ (снисходительно). Не петушись, голубчик, вольно! (Пристально рассматривает его). Вот ты, значит, какой — исправник наш новоиспеченный... (Вынимает из внутреннего кармана сюртука документ, небрежно бросает его на стол). Ты бумагу писал?
ЗВЕРЕВ (вздохнув). Я, ваше превосходительство...
ТУЛУЗОВ. Ну и учиняй допрос. Садись, чего торчишь?
ЗВЕРЕВ. Сперва вы, ваше превосходительство, по чину...
ТУЛУЗОВ. Экой ты, право...(Садится). Служака, сразу видать.
ЗВЕРЕВ. Так точно. Карабинерный офицер. Двадцать два года оттрубил. Царю и отечеству на славу.
ТУЛУЗОВ. А что же в отставку вышел? Орел ведь еще? Лев! Да садись, тебе говорят!
ЗВЕРЕВ (садится). Военная службы хороша, когда еще молод и у дам желаешь успех иметь.
ТУЛУЗОВ(хохочет)... А ты что же — святой?
ЗВЕРЕВ. Недавно законным браком сочетался, ваше превосходительство. Со вдовою-полковницей.
ТУЛУЗОВ. А сам-то ведь майор?
ЗВЕРЕВ. Так точно.
ТУЛУЗОВ. Полковница тебе главное начальство, а? Чуть что — на гауптвахту!
Оба смеются.
(Резко оборвав смех). Ладно, исправник. Посмеялись — и к делу. Снимай допрос, за тем и прибыл.
ЗВЕРЕВ. Приношу вам свои извинения за столь оскорбительные действия, но...
ТУЛУЗОВ. Пых-пых-пых!.. Чего уж тебе извиняться? Служба такая. Пиши: "Допросный лист на Тулузова Василия Ивановича, действительного статского советника..." Давай, давай, невзирая на лица. Перед законом все, брат, равенство держат. Дело, небось, уже завел на меня?
ЗВЕРЕВ. Довелось завести, ваше превосходительство. (Берет со стола одну из папок, листает подшитые документы).
ТУЛУЗОВ. Что ж я, окаянный, натворил такого, а? Украл? Либо отравил кого? (Хохочет). В чем виновен перед отечеством разбойник Тулузов?
ЗВЕРЕВ. Уж не знаю, с чего начать... Тут такого написано...
ТУЛУЗОВ. Читай, читай!
ЗВЕРЕВ. Будто вы, ваше превосходительство, человека... того...
ТУЛУЗОВ. Что — "того"? Что?
ЗВЕРЕВ. Убили...
ТУЛУЗОВ (хохочет). Так прямо и написано?
ЗВЕРЕВ. Приказчика одного, Тулузова Василия Ивановича...
ТУЛУЗОВ. Ай-ай-ай! Тулузов Тулузова порешил! Вот потеха!
ЗВЕРЕВ. В подлинных словах... будто вы горло перерезали ему. Бритвой.
ТУЛУЗОВ (крестится). Свят, свят...
ЗВЕРЕВ. А деньги — он их вез хозяину своему — пятьдесят тысяч там было... Якобы вы себе, извините, взяли... И паспорт его тоже...
ТУЛУЗОВ. И в эдакой грязи копаться ты должен, боже мой!
ЗВЕРЕВ. Будто бы под именем убиенного вы в нашу губернию приехали. И с тех пор стали называться Тулузовым Василием Ивановичем.
ТУЛУЗОВ. Неужто ты этим клеветам веришь?
Зверев молчит.
Понимаю, понимаю... При исполнении, как говорится... Да ведь Тулузовых этих, считай, сотни, а то и тысячи на свете. Убиенный — Тулузов и я — Тулузов. Что ж из того? А истинная причина в чем? (Вынимает золотую табакерку, щелкает крышкой). Не угодно ль?
ЗВЕРЕВ. Не нюхаю-с.
ТУЛУЗОВ. Напрасно. Для освежения мозга... (Берет понюшку табаку, закладывает в ноздри, раскатисто чихает). Так вот... Тебя-то как величать, голубчик?
ЗВЕРЕВ. Аггей Никитич.
ТУЛУЗОВ. Так вот, любезный мой Аггей Никитич, истинная причина в том, что люди не любят тех, кто быстрее возвышается. Был я голоштанником, рванью, верно. Батюшка мой лишил меня наследства за амурную связь и пришлось мне самому в жизни пробиваться. Теперь, видишь, богач: пароходство имею, дворянством пожалован, святой Владимир за особые заслуги. Ты вот недавно в нашем богоспасаемом граде, а знать тебе не лишнее. Кто от голода губернию спасал? Тулузов. Кто тридцать пять тысяч на гимназию пожертвовал? Твой покорный слуга... Да что там... Люди — твари завидущие. Для них грязью человека облить что комару крови напиться, сущая радость. Думаешь, не знаю, кто донос этот мерзостный накатал? Докторишка проклятый. Он, сказывают, и в архиве был, и в управе — повсюду документики на меня выписывает. Извести хочет, масон вонючий!
ЗВЕРЕВ. Кто, кто?
ТУЛУЗОВ. Да ты что, не знаешь? В нашем граде, дорогой мой, целое гнездовье масонов. Вот кого на чистую воду вывести пора. Первейшая опасность для державы. (Поглядел по сторонам, тихо, но внушительно). Почтамт весь из масонов состоит, аптеку тоже захватили, в канцелярию губернатора — и туда просочились.
ЗВЕРЕВ. Да ведь государь запретил масонство.
ТУЛУЗОВ. Они, канальи, в подполье ушли. Все шито-крыто.
ЗВЕРЕВ. Ослушались государя?
ТУЛУЗОВ. Ниспровергнуть его хотят. А для этого надобно им всех верноподданных извести. Всех честных людей, истинных патриотов. На ком держава наша держится. Таких как ты да я.
ЗВЕРЕВ. Неужто такое быть может?
ТУЛУЗОВ. Эх, Аггей Никитич, нравишься ты мне... Кристальный ты человек.
ЗВЕРЕВ. Что думаю, то и говорю. У солдата всегда душа нараспашку.
ТУЛУЗОВ. Вот и послужи государю, солдат. Выведи этих тварей смердящих, масонов зловредных. Монумент тебе поставим, ей богу, перед дворянским собранием, на площади... А наше с тобой дело... (Хлопнул ладонью по папке). Оно пустяк, выеденного яйца не стоит. Представлю тебе свидетелей, кои подтвердят под присягой, что знали и меня в молодечестве, и отца моего, и что испокон веку все мы Тулузовыми звались. (Встает). И впредь зваться будем. Понял?
ЗВЕРЕВ (тоже встает). Так точно, ваше превосходительство! (Кричит). Господин поручик!
Входит МИХЕИЧ.
Проводи их превосходительство.
МИХЕИЧ. Слушаюсь.
ТУЛУЗОВ (на МИХЕИЧА, добродушно). А он уже приготовился в острог Тулузова упечь, а? Вяжи его, разбойника подорожного! В сибирку его! На каторгу! (С хохотом удаляется)
МИХЕИЧ следует за ним. Свет медленно гаснет.
2.
Аптека. Белые шкафы с лекарствами. На стеклах надписи по латыни. Видны стоящие на полках флакончики, пузырьки, клизмы и прочие аптекарские товары. С потолка свешивается стеклянный шар с огненно-красной жидкостью. За матовой перегородкой видны силуэты двух мужчин. Это аптекарь ВИБЕЛЬ и его помощник. По их движениям нетрудно догадаться, что оба растирают мази в ступках. Звякает дверной колокольчик. В аптеку крадучись входят ЗВЕРЕВ и поручик МИХЕИЧ.
ВИБЕЛЬ (за перегородкой). И-ду! Айн момент!
ЗВЕРЕВ и МИХЕИЧ прячутся. Появляется ВИБЕЛЬ — в халате, с брюшком, в очках. Осмотрелся, никого не увидел, пожал плечами.
Что за глупые шутки? (Хотел было уйти, но тут снова звякнул колокольчик и появился ПОЧТМЕЙСТЕР). О, здравствуй, брат.
ВИБЕЛЬ и ПОЧТМЕЙСТЕР медленно и торжественно идут друг другу навстречу. Пальцы их рук сложены треугольниками. Сблизились, прикоснулись вершинами этих треугольников и обнялись, трижды прикоснувшись щека к щеке.
ПОЧТМЕЙСТЕР. А! Е!
ВИБЕЛЬ. Ши!
ПОЧТМЕЙСТЕР. Макбенак.
ВИБЕЛЬ. Макбенак.
ПОЧТМЕЙСТЕР. Боже всещедрый.
ВИБЕЛЬ. Боже всемилостивый.
ВИБЕЛЬ берет под руку ПОЧТМЕЙСТЕРА и уводит его за перегородку.
ЗВЕРЕВ(МИХЕИЧУ). Видал?
МИХЕИЧ. Притон сатаны. (Крестится).
ЗВЕРЕВ. Выходит, не соврал Тулузов?
МИХЕИЧ. В самом гнезде сидим.
ЗВЕРЕВ. Ты ступай, Михеич.
МИХЕИЧ. А вдруг они вас... того?
ЗВЕРЕВ. Меня? Карабинерного офицера? (Повысив голос). Да я, любезный, в турецкую кампанию из трех янычаров лепешку сделал...
ВИБЕЛЬ (из-за перегородки). Кто там еще есть? Иду-у!
ЗВЕРЕВ (МИХЕИЧУ). Ступай!
МИХЕИЧ уходит. Появляется ВИБЕЛЬ.
ВИБЕЛЬ. Что вам угодно?
ЗВЕРЕВ (после паузы). Мозоль, сударь.
ВИБЕЛЬ. О, пустяк! Через неделю вы скажете ей до свидания.
В промежутке между шкафами появляется стройная и грациозная молодая женщина — ПАНИ ВИБЕЛЬ.
(3ВЕРЕВУ). Мы приготовим вам добрую микстуру. Только придется подождать.
ЗВЕРЕВ (не спуская глаз с ПАНИ ВИБЕЛЬ). Я готов ждать, сударь. Сколько угодно.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Генрику, я пояден на спацер.
ВИБЕЛЬ. Добже, добже. (ЗВЕРЕВУ). Едва-едва подождите. (Уходит за перегородку).
ЗВЕРЕВ и ПАНИ ВИБЕЛЬ смотрят друг на друга. Долгое неловкое молчание. Возникает музыка.
ЗВЕРЕВ. 3 пржиемносцион видзен, же пани полька.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. По происхождению. Но в душе русская. А пан кто таки?
ЗВЕРЕВ. Прежде был офицер карабинеров. Долго стоял в царстве польском. Это было самое счастливое время в моей жизни.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. А теперь вы что?
ЗВЕРЕВ. Теперь я исправник здешний.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. О-то, боже мой, я же вас знаю. Когда я езжу взад-вперед по вашей длинной глупой улице, я иногда встречаю вас с вашей матушкой. Вы, наверное, ее очень любите?
ЗВЕРЕВ. Какая матушка? Бог с вами!
ПАНИ ВИБЕЛЬ.А то кто же?
ЗВЕРЕВ. Супруга моя, Миропа Дмитриевна.
ПАНИ ВИБЕЛЬ (всплеснув руками). Иисус, Мария!.. Извините меня, пане добродзею, я не хотела... Какая же я, однако, глупая. Попала впрусак...
ЗВЕРЕВ (смеется). Впрусак, впрусак...
Выходит АПТЕКАРСКИЙ ПОМОЩНИК с бутылкой розовой жидкости.
АПТЕКАРСКИЙ ПОМОЩНИК (громко). Микстура от мозоли!
ПАНИ ВИБЕЛЬ (смеется). У ясновельможного пана е мозолька? О!
ЗВЕРЕВ (сконфуженный, ПОМОЩНИКУ). Вы что-то напутали.
АПТЕКАРСКИЙ ПОМОЩНИК. Двадцать капель в таз с мыльной водой. Утром и вечером.
ПАНИ ВИБЕЛЬ не может удержаться от хохота.
ЗВЕРЕВ. Послушайте!
АПТЕКАРСКИЙ ПОМОЩНИК. Я слушаю только господина Вибеля.
ЗВЕРЕВ. Я заказывал... Эти самые... сердечные капли! (Громко). Кру-гом! Шагом марш!
АПТЕКАРСКИЙ ПОМОЩНИК, выполняя команды, удаляется.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. С вами бардзо весело, пан исправник... Я уже давно так не смеялась... Пан ми подоба... А вы к нам еще раз придете?
ЗВЕРЕВ. С превеликим удовольствием. Назначьте час.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Возможно, вам понадобится магнезия, или ревень, или солодковый корень...
ЗВЕРЕВ. А если я приду ради вас?
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Буду рада. По вечерам я сижу одна и мечтаю.
ЗВЕРЕВ. О чем?
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Отгадайте.
ЗВЕРЕВ. О прошедшем.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Фи... Зачем? Если оно прошло, его уже нет. Я мечтаю о том, что будет...
ЗВЕРЕВ. А как отнесется к моему визиту ваш супруг? Мы ведь даже не знакомы.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Неужели мне треба учить пана офицера? (Смеется). До видзения! (Убегает).
ЗВЕРЕВ. До видзения!
Появляется ВИБЕЛЬ.
ВИБЕЛЬ. Вы до сих пор здесь? (Кричит). Александр!
ЗВЕРЕВ (шепотом). Я... я не затем сюда пришел. Выслушайте меня.
Сложив пальцы треугольником, идет к ВИБЕЛЮ.
Мак... Мак-бенак...А...Е!...
ВИБЕЛЬ не отвечает на эти приветствия.
ВИБЕЛЬ. Будьте добры вашу руку.
ЗВЕРЕВ подает ему правую руку.
Вы пользуетесь нашими словами, но к ложе не принадлежите.
ЗВЕРЕВ. Так точно.
ВИБЕЛЬ. К чему же это самозванство? Кто открыл вам наши символы? Вы, может быть, были ищущим?
ЗВЕРЕВ. Да.
ВИБЕЛЬ. Можете не таясь открыться мне.
ЗВЕРЕВ. А чего скрывать? Был ищущим... Искал, значит, искал... Потом по службе сюда перевели. Теперь снова искать хочу.
ВИБЕЛЬ. Посвящение вы не приняли.
ЗВЕРЕВ. Не принял. А как вы по руке-то?
ВИБЕЛЬ протягивает ему свою руку с большим перстнем на указательном пальце.
(Рассматривает его). Вот оно что... Перстенек...
ВИБЕЛЬ. Чугунный. У всех посвященных.
ЗВЕРЕВ. Голова человеческая и косточки... А что написано?
ВИБЕЛЬ. "Сик эрис". Это латынь. Таким, значит, будешь. Чтобы о смерти помнил и путь к добру искал.
ЗВЕРЕВ. Вот, вот... И меня на этот путь выведите. Заблудился я в делах сметных, душа спасения ищет. Не отказывайте мне, господин Вибель.
ВИБЕЛЬ. Тише, тише... Первая заповедь масона — быть молчаливым, как рыба. Поняли?
ЗВЕРЕВ (шепотом). Как рыба...
Появляется АПТЕКАРСКИЙ ПОМОЩНИК. В руке у него та же бутылка с розовой жидкостью.
АПТЕКАРСКИЙ ПОМОЩНИК. Сердечное. По двадцать капель в таз... пардон, в стакан с кипяченной водой. Утром и вечером. (Отдает бутылку ЗВЕРЕВУ и уходит).
ВИБЕЛЬ. Вы произвели на меня доброе впечатление. Хоть и офицер, но нравственные заложения есть.
ЗВЕРЕВ. Не буду скрывать, есть заложения. Есть!
ВИБЕЛЬ. Ряды наши сильно поредели, так что мы рады каждой новой овце. Приходите в четверг. Буду вас ждать.
ЗВЕРЕВ. Боже всещедрый.
ВИБЕЛЬ. Боже всемилостивый.
ВИБЕЛЬ уходит за перегородку, ЗВЕРЕВ молодцевато подкручивает усы. Глаза его сияют.
ЗВЕРЕВ. Гром победы, раздавайся! (Замечает в руках бутылку, откупоривает ее). По двадцать капель утром... (Жадно пьет из горлышка). По двадцать капель вечером... (Снова пьет). И так до полного выздоровления! Карабинеры, на штурм! (Печатая шаг, уходит).
3.
Гостиная в доме ТУЛУЗОВЫХ. На софе, облокотившись на подушки, сидит ЕКАТЕРИНА ПЕТРОВНА ТУЛУЗОВА, или КАТРИН, как называет ее муж. Это яркая черноволосая женщина со жгучими цыганскими глазами. Она в утреннем капоте, не причесана, волосы только приколоты шпильками. В руках КАТРИН гитара. Возле софы стоит небольшой туалетный столик, на нем початая бутылка вина.
КАТРИН (поет).
Не называй ее небесной
И у земли не отнимай!
С ней рай иной, но рай чудесный,
С ней гаснет вера в лучший край!..
Появляется ТУЛУЗОВ. На нем халат, в руке трубка с длинным чубуком.
ТУЛУЗОВ (подпевает).
С ней рай иной, но рай чудесный...
КАТРИН резко ударяет по струнам, отбрасывает гитару.
(Нежно). Сегодня ты особливо прелестна, душа моя. (Целует ее в голову, но КАТРИН тут же встает и отходит к столику). Пой, ангел... (Подает ей гитару). "Не называй ее небесной..."
КАТРИН наливает полный бокал.
А вот бражничаешь ты зря.
КАТРИН. Скажи, Тулузов, неужели мне суждено быть женой убийцы? (Выпивает бокал до дна).
ТУЛУЗОВ. Замолчи! Что за слова!?
КАТРИН. Кто, в конце концов, Тулузов? Ты или убиенный?
ТУЛУЗОВ. Ты еще сомневаешься? Я докажу следствию, кто я и откуда.
КАТРИН. Я бы могла тебе помочь, Базиль. Но для этого мне нужно знать правду. Чей паспорт? Твой?
ТУЛУЗОВ. И да и нет.
КАТРИН. Не лги и не выкручивайся.
ТУЛУЗОВ. Дело мое состоит в глупом казусе...
КАТРИН и ТУЛУЗОВ садятся на софу.
В молодости я имел неосторожность потерять свой паспорт. Я, понимаешь, так испугался, что сунулся к одному знакомцу, который и приладил мне купить чужой на имя какого-то Тулузова... Я записался по этому виду, давал расписки, векселя, клал деньги в приказ под этим именем, тогда как фамилия моя вовсе не Тулузов...
КАТРИН. Проходимец!
ТУЛУЗОВ. Выслушай и пойми. Повернуться назад было нельзя. За это сослали бы на каторгу. А тут казус разыгрался еще сильнее. В доносе сказано, что человек, по паспорту которого я существую на белом свете, убит кем-то на дороге...
КАТРИН. Выходит, ты и убил.
ТУЛУЗОВ. Не я, Катрин. Не я, ангел мой... Но как объявить мне теперь, что я не Тулузов? Ведь это было бы совершенным сумасшествием. Я под этим именем жизнь прожил. Поступил управляющим к твоему покойному батюшке, женился на тебе, генеральский чин получил... Неужто все это отдать и по Владимирке убийцей пойти?
КАТРИН. Я, Базиль, рождена и воспитана в порядочной семье. И не могу себе позволить даже мысли, что разделяла ложе с вором, или каторжником. (Направляется к выходу).
ТУЛУЗОВ. Вот и помоги! Клеймо на обоих поставят — на тебе и на мне!
КАТРИН уходит. ТУЛУЗОВ раскуривает трубку. В раздумье ходит по комнате. Появляется САВЕЛИЙ ВЛАСЬЕВ, управляющий ТУЛУЗОВА. Он в сапогах, атласном жилете. Напомаженные волосы расчесаны на прямой пробор.
САВЕЛИЙ. Барыня ушли-с?
ТУЛУЗОВ (раздраженно). "Ушлис", "ушлис"... Ну что, приискал?
САВЕЛИЙ. Отчего же не приискать?
ТУЛУЗОВ. Сколько их?
САВЕЛИЙ. Как заказывали. Трое.
ТУЛУЗОВ. Так, так... Согласны они будут показать, что жили в том городе, который я им скажу, знали моего отца, мать и даже меня в молодости?
САВЕЛИЙ. Отчего не согласиться? Это не весть что такое. Только сумеют ли они, ваше превосходительство, — вот что опасно... Не соврали бы чего и пустяков каких-нибудь не наговорили.
ТУЛУЗОВ. Я тебе надиктую, что они должны будут говорить, а ты им это вдолби, и пусть стоят намертво.
САВЕЛИЙ. Тут еще другое есть — больно они мерзко одеты, все в лохмотьях.
ТУЛУЗОВ. Так купи им новое платье, в чем же дело?
САВЕЛИЙ (смеется). Пропьют, окаянные.
ТУЛУЗОВ. А если пропьют, другое им сделаешь. Стоит ли об этом говорить? (Вынимает бумажник, отсчитывает деньги, дает САВЕЛИЮ). Устроишь дело, две тысчонки в награду дам.
САВЕЛИЙ. Благодарю-с на том. (Хочет уйти).
ТУЛУЗОВ. Погоди. (Подходит к САВЕЛИЮ, подносит к его лицу кулак).Чтобы все промеж нами было — заруби на носу крепко... Я тебя, Савка, от Сибири спас, в управляющие возвел...Но коли что... Быть тебе там, куда ворон костей не занашивал. Гляди, от меня не уйдешь!
4.
Комната в аптеке. Круглый чайный столик, несколько кресел. ЗВЕРЕВ записывает поучения ВИБЕЛЯ, который, заложив руки за спину, прохаживается по комнате.
ВИБЕЛЬ. Вам должно быть известно, что масонство есть союз.
ЗВЕРЕВ. Естественно.
ВИБЕЛЬ. Но почему же это союз?
ЗВЕРЕВ. Действительно — почему?
ВИБЕЛЬ. Есть союзы разные: дружественные, семейные, брачные, любовные... Успеваете за мной?
ЗВЕРЕВ. Стараюсь, Генрик Федорович. (Пишет). "Брачные, любовные".
ВИБЕЛЬ. Масонство есть союз союзов, ибо оно собирает в свой храм всех добрых людей.
ЗВЕРЕВ. С целью всемирного заговора, да? Я хотел бы принять в этом самое энергическое участие.
ВИБЕЛЬ. Не понимаю, о чем вы?
ЗВЕРЕВ (шепотом). Сказывали, что масоны готовятся захватить власть в империи.
ВИБЕЛЬ. Чушь, чушь какая-то! Для нас дороже всего в мире душа человеческая и ее спасение. Поэтому для нас не суть важны ни правительства, ни границы стран, ни даже религии. Это добровольный союз людей, признающих три истины, лежащие в самой натуре человека: бытие бога, бессмертие души и стремление к добродетели.
ЗВЕРЕВ. Я бога люблю больше всего в мире. И если вы тоже, я навсегда с вами. И пламенно желаю, чтобы Господь открылся мне и повел меня за собою.
Невдалеке слышится голосок ПАНИ ВИБЕЛЬ, она напевает весёлую польскую песенку. ЗВЕРЕВ, позабыв обо всем, прислушивается. Лицо его расплывается в улыбке.
ВИБЕЛЬ. Не отвлекайтесь, господин Зверев.
ЗВЕРЕВ (спохватывается). Нет-нет, я весь внимание.
ВИБЕЛЬ. Я говорил о трех истинах, которые признают масоны. Какие же именно? Вы уяснили?
ЗВЕРЕВ. Уяснил-с... Масоны признают, значит, три истины...
ВИБЕЛЬ. Ну, ну... Какие?
ЗВЕРЕВ. Бога, душу... Бога, душу... И будущую жизнь.
ВИБЕЛЬ. Вы невнимательны, господин Зверев. Какова же третья истина?
Появляется ПАНИ ВИБЕЛЬ.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Ты говорил о добродетели, татко.
ВИБЕЛЬ. Майн готт, ты что, подслушиваешь нас?
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Ты заморил господина Зверева, татко. Давайте-ка лучше пить чай.
ЗВЕРЕВ (поспешно кладет перо, с радостью). Прекрасная идея!
ВИБЕЛЬ (строго). Ты нам мешаешь, Мария. Погоди с этим чаем.
ЗВЕРЕВ (угасая). Пани Вибель, мы наверное... Наверное, скоро окончим... Не обижайтесь.
ПАНИ ВИБЕЛЬ, недовольно фыркнув, уходит. ЗВЕРЕВ с тоской провожает ее взглядом.
ВИБЕЛЬ. Итак, вам должно быть известно... Господин Зверев, выслушаете меня?
ЗВЕРЕВ (берет перо). Слушаю, слушаю, господин Вебель. (Снова пишет).
ВИБЕЛЬ. Вам должны быть известию, что слово "масон" по-русски означает каменщик. Это имя мы взяли в память о храме иерусалимском. Главным строителем его был архитектор Адонирам.
ЗВЕРЕВ (пишет). А-до-ни-рам...
ВИБЕЛЬ. Этот великий храм, согласно преданию, возводили сто пятьдесят тысяч рабочих-каменщиков. Все они были разделены на учеников, товарищей и мастеров. У каждой группы было свое тайное слово. Для чего? Когда рабочие получали плату, они шептали Адонираму свое слово, сообразно которому он выдавал что кому положено... Вы успеваете?
ЗВЕРЕВ. Да, да...
ВИБЕЛЬ. Ну, вот... Нашлись среди рабочих три жадные ученика, которым захотелось получать больше, чем им следовало. Подстерегли они как-то ночью Адонирама и потребовали назвать им слово мастеров. Но архитектор отказался. Тогда первый ученик ударил его молотком. Но не убил. Второй нанес ему удар угольником, но Адонирам снова остался жив. И тогда третий ученик заколол его насмерть циркулем... Эту легенду и заимствовали будущие масоны, то есть вольные каменщики, как они стали себя называть...
Появляется ПАНИ ВИБЕЛЬ. В глазах ее притворные слезы.
ПАНИ ВИБЕЛЬ (рыдая). Бедный Адонирам... Жаль го ме!.. Таки млодзютки и красивый... Адонирамчику!
ВИБЕЛЬ. О майн готт! Снова ты!
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Пшепрошем паньство... Проше исць, пиць гербатен.
ВИБЕЛЬ (ЗВЕРЕВУ). Приглашает к чаю. Вот деспотка!
ЗВЕРЕВ (с тяжким вздохом). Надо повиноваться.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Мне без вас тенскно. (Сгребает со стола бумаги и уходит).
ЗВЕРЕВ. Ваша супруга очень расстроилась ввиду смерти этого... (Заглянул в бумаги). Адонирама... А как она, скажите, относится к масонству?
Входит горничная ТАНЮША, сервирует стол и удаляется.
ВИБЕЛЬ. Я предлагал ей вступить в наш орден. Но Мария Станиславовна преданная католичка и говорит, что это грех.
Появляется ПАНИ ВИБЕЛЬ. ЗВЕРЕВ вскакивает, целует ручку и придвигает ей кресло. Все садятся.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Проше пана ченстовач ше. Варенье, лимон, сливки...Цо пан собе еще жичи?
ЗВЕРЕВ. Дзенкуен. Опручь гербаты ниц венцей.
Пьют чай.
ВИБЕЛЬ. Скажите, господин Зверев, не слишком ли вы плоть вашу лелеете?
ПАНИ ВИБЕЛЬ, фыркнув, едва не выронила чашку.
ЗВЕРЕВ. В каком смысле "лелею"?
ВИБЕЛЬ. Не любите ли, например, покушать много?
ЗВЕРЕВ. В этом грешен.
ВИБЕЛЬ. Не нужно того. В смысле тела нашего нездорово. Особливо от мяса следует отвратиться. А как вы насчет водочки?
ЗВЕРЕВ. Могу выпить ведро.
ВИБЕЛЬ (в ужасе). О, майн готт!
ЗВЕРЕВ. И, заметьте, ни в одном глазе не буду пьян. Но не делаю того, понимая, что человек гадок в этом виде.
ВИБЕЛЬ. Здоровые нравственные заложения... Следует также и женщин избегать в смысле чувственном. (Закуривает трубку).
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Женщин? Ни в коем случае! Род людской прекратится и ты, татко, будешь во всем виноват... Что же ты сам куришь, а Аггею Никитичу не предложишь?
ВИБЕЛЬ. Извините. Табак? Сигары?
ЗВЕРЕВ. Если можно, сигары.
ВИБЕЛЬ выходит.
ПАНИ ВИБЕЛЬ (положив подбородок на кулаки рук, которые при этом обнажились до локтя). Ну-с?
ЗВЕРЕВ (в тон ей). Ну-с!
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Завтра придете?
ЗВЕРЕВ. Если пригласите.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Разве моя персона вас интересует? Вас влечет сюда масонство.
ЗВЕРЕВ. Лишь отчасти.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Если вы станете масоном, я буду часто видеть вас.
ЗВЕРЕВ. А я вас.
ПАНИ ВИБЕЛЬ (томно). Сегодня ночь... лимоном пахнет.
ЗВЕРЕВ. Лимоном!.. (Покрывает страстными поцелуями обнаженную руку ПАНИ ВИБЕЛЬ).
ПАНИ ВИБЕЛЬ. О! Пане добродзею! Опаментайтесь! Сумасшедший! Масонам это не дозволено! (Вырывается из его объятий).
Появляется ВИБЕЛЬ с ящиком сигар. Открывает крышку. ЗВЕРЕВ достает сигару.
ВИБЕЛЬ. Суха и прекрасно свернута.
ПАНИ ВИБЕЛЬ подносит ЗВЕРЕВУ свечку. Руки их прикоснулись. Бьют часы. Неловкое молчание.
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Я ужасно ревную своего татку, пан майор.
ЗВЕРЕВ. Вот как?
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Открыть вам страшную тайну? Он мне изменяет. С очаровательной особой. Рыжая, глаза зеленые... Татко ее кохае бардзо...
ВИБЕЛЬ добродушно посмеивается.
Вот сейчас мой дорогой супруг покинет наше общество и поспешит к ней на свидание. Правда, татко? Путци уже давно ждет тебя и приветливо машет своим рыжим ангорским хвостиком...
ВИБЕЛЬ встает. ЗВЕРЕВ тоже поднимается, но ПАНИ ВИБЕЛЬ отнимает у него фуражку.
(ЗВЕРЕВУ). А вас это не касается. Любовницы у вас нет, вот и извольте посидеть со мной.
ЗВЕРЕВ вопросительною смотрит на ВИБЕЛЯ.
ВИБЕЛЬ. Посидите. Гутен нахт. (Уходит).
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Садитесь. (ЗВЕРЕВ садится). И развлекайте меня. (Смеясь плутоватыми глазами). Ну-с!
ЗВЕРЕВ. Ну-с!
ПАНИ ВИБЕЛЬ. И что жальше?
ЗВЕРЕВ. Ночь сегодня...
ПАНИ ВИБЕЛЬ. Лимоном пахнет!... (Садится к нему на колени и целует его).
5.
Бульвар. На скамье МИРОПА ДМИТРИЕВНА, жена Зверева, и КАТРИН. Издали доносятся звуки оркестра.
КАТРИН. Мы с мужем обижаемся на вас, голубушка Миропа Дмитриевна. Почему вы не выезжаете в свет? И на наших балах вас не видно.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Чтобы выезжать, надобно иметь туалеты. А это при наших средствах совершенно невозможно. Мы с Аггеем Никитичем живем только жалованьем.
КАТРИН. Но неужели...
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Ни копейки.
КАТРИН. От купцов, от лесопромышленников...
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Ни от кого... Они, конечно, готовы бы платить, но муж мой — я не знаю, как его назвать — в некоторых отношениях человек сумасшедший. Он говорит: "Царь назначил мне жалованье, то я и должен только получать".
КАТРИН. Кто же отказывается от денег? Таких святых нынче нет.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Он и не помышляет, Аггей Никитич, как и на что мы должны жить.
КАТРИН. А он и знать не должен.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Это как?
КАТРИН. Будем иметь дело исключительно с вами. Вы на него влияние имеете?
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Я? Мне хочется смеяться. Аггей любит меня, как в первый день нашей встречи.
КАТРИН. Вам можно только позавидовать.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Как он ни капризен, но в сущности — малый ребенок. Он только тем существует, что я вожу его на помочах.
КАТРИН. Вы мне должны пособить в одном деле.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Знаю. Убийство с применением бритвы.
КАТРИН. Да, да... Будто мой муж, Тулузов Василий Иванович, откуда-то бежал, кого-то убил. Какие-то бредни! Мой муж смеется над этим доносом. Конечно, он докажет, что все это ложь. Но я как женщина впечатлительная нервничаю, не сплю, а следствие все тянется и тянется... (Вынимает из сумочки пухлый конверт с деньгами). Надо бы дело это затушить...
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Ой, что вы... (Испуганно озирается).
КАТРИН. От чистого, сердца. Берите, берите...
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Если Аггей Никитич дознается, он...прибьет меня. (Прячет конверт). Я вам говорю, он сумасшедший человек в этом отношении.
КАТРИН. Об этом будем знать только я и вы. (Встает).
МИРОПА ДМИТРИЕВНА (Тоже поднимается). Все, что зависит от меня, я сделаю. И имею надежду на успех.
КАТРИН прощается и уходит. МИРОПА ДМИТРИЕВНА достает конверт, открывает его и сладострастно пересчитывает купюры. Увлеченная этим, она не замечает появления ЗВЕРЕВА.
ЗВЕРЕВ. День какой! Наконец-то весна!
МИРОПА ДМИТРИЕВНА поспешно прячет пакет.
Настоящая, прекрасная весна. В кабинете сидеть невмоготу. Вышел на воздух, На плацу перед казармами уже совершенно сухо. В сад прилетели грачи, жаворонки, дятлы с красными шейками. Все это чирикает и щебечет до невероятности.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Ишь распелся, соловушка. Весну он почуял!
ЗВЕРЕВ. Воздух-то какой! Втяни его в себя, полной грудью.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Оставь в покое мою грудь. Погляди лучше сюда... (Подносит к его лицу руки в старых порванных перчатках).
ЗВЕРЕВ. Если бы поштопать...
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Может, и башмаки поштопать? (Задирает юбку). И панталоны? И ты хочешь, чтобы в этих туалетах я чувствовала весну?
ЗВЕРЕВ. Да успокойся же, Миропа! Что за страсть — в каждом разговоре подставлять мне шпильки. Я же все деньги тебе даю, ничего себе не оставляю.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Наверное, я растранжириваю твое великое жалованье. Можешь ничего не давать, распоряжайся хозяйством сам. (Демонстративно рыдая, уходит).
ЗВЕРЕВ. Миропа! (Догнав, останавливает ее). Не плачь, не рви мне душу. (Усаживает ее на скамью и садится сам).
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Может, ты до сих пор жалеешь, Аггей, что не женился на молоденькой? А вот терпела бы она, что я терплю? Только держи — упорхнула бы и все!
ЗВЕРЕВ. Уж лучше совсем было не жениться.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. А кто на старости лет присмотрел бы за тобой?
ЗВЕРЕВ. В монастырь бы пошел. Книги бы там читал умные.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА (хохочет). Глядите на него! Монах! Ой, не могу!
Но Аггей Никитич отвлекся, увидев что-то вдалеке. Лицо его озарилось радостью, он даже привстал, приветствуя невидимую нам пролетку, на которой сидела ПАНИ ВЕБЕЛЬ. МИРОПА ДМИТРИЕВНА мгновенною перехватила его взгляд.
Эй, монах! На кого глаза лупишь? Забыл, что супруга рядом?.. А, да это же госпожа аптекарша! Постой, постой, дай-ка ее рассмотреть. Ну и что? Разве она лучше меня? Что ты молчишь? Скажи, кто красивее — я или она?
ЗВЕРЕВ. Смею тебя уверить, она очень приятная и достойная женщина.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА (кричит). Эй, ты, камелия, ехай своей дорогой! Слышишь? (ЗВЕРЕВУ). Достойная, говоришь? (Хихикает).
ЗВЕРЕВ. А то нет?
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. С офицером от муженька убегала, достойная твоя. А когда тот ее бросил, снова к аптекарю вернулась, не постыдилась. Стерва! А муж, даром что немец, а человек добрый и великодушный, простил ее... Даже слова не сказал, что знает, где она была и что делала.
ЗВЕРЕВ. Генрик Федорович чудный человек. И доктор, и почтмейстер... Они все масоны. И очень душевные люди.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Почтмейстер — кутейник и на деньгу жадный. Ты-то долго еще будешь шляться в аптеку, к масонам этим? Раскрыл притон, пиши докладную — глядишь, и отметят за усердие.
ЗВЕРЕВ. Нет, Миропа. Не для служебной выгоды я теперь желаю масонства. Этого требует мой дух — душа моя.
МИРОПА ДМИТРИЕВНА. Душа требует, дух! Ты мне эти песенки масонские не пой. Дела на службе забросил. Тулузова, уважаемого человека, два месяца под следствием держит. Кончай, Аггей Никитич, кончай. Изволь жить, как я тебе приказываю.
Но ЗВЕРЕВ снова увидел предмет своего обожания и расцвел, засиял, озаренный радостью.
Опять эта гадюка появилась! (Возмущенно). Да что же это творится среди бела дня! Взад-вперед ездит, людям семейным глазки строит. Срамота! (Грозит кулаком). Вот я тебе! (Притягивает к себе ЗВЕРЕВА и впивается в него страстным поцелуем). Гляди, стерва, как мы любим друг друга!
6.
Кабинет исправника. ЗВЕРЕВ за письменным столом, ТУЛУЗОВ в кресле, МИХЕИЧ стоит навытяжку у двери.
ЗВЕРЕВ (МИХЕИЧУ). Свидетели доставлены?
МИХЕИЧ. Доставлены, господин майор.
ЗВЕРЕВ. Священнослужитель присягу отобрал?
МИХЕИЧ. Так точно-с.
ЗВЕРЕВ. Начинайте.
МИХЕИЧ. Слушаюсь.
МИХЕИЧ выходит и появляется с первым свидетелем. Он в стареньком мундире и черных очках.
ЗВЕРЕВ. Называйте себя.
ПЕРВЫЙ СВИДЕТЕЛЬ. Абросимов Валентин Сергеев сын. Отставной поручик.
ЗВЕРЕВ (показывает на ТУЛУЗОВА). Вы знали этого господина?
АБРОСИМОВ. Этого? (Снимает очки, снова надевает их.) Что-то не припомню.
ЗВЕРЕВ и МИХЕИЧ удивленно переглядываются.
ТУЛУЗОВ. Поглядите внимательно, Валентин Сергеевич. Тулузов я.
ЗВЕРЕВ. Э, так нельзя, ваше превосходительство... Внушение не дозволяется.
АБРОСИМОВ (нетвердо). У нас в бригаде был тоже Тулузов.
ТУЛУЗОВ. Батюшка мой!
АБРОСИМОВ. Я раненый... и ниоткуда никакого вспомоществования не имею...
ЗВЕРЕВ. А как звали того Тулузова?
АБРОСИМОВ. Позвольте мне сесть, у меня ноги болят. (Садится).
ЗВЕРЕВ. Значит, вы подтверждаете, что знали отца господина Тулузова?
АБРОСИМОВ (громко). Утверждаю!
ЗВЕРЕВ. Тогда подпишитесь вот к этой бумаге.
АБРОСИМОВ берет перо, вертит перед собой лист и что-то бормочет, разбирая текст.
АБРОСИМОВ."Я, нижеподписавшийся, поручик в отставке... сим удостоверяю..." Эх! (Ставит размашистую подпись). Дозвольте идти?
ЗВЕРЕВ. Идите.
АБРОСИМОВ. Здравия желаем, с похмелья помираем... Извините, если что не так... Раненый я и никакого вспомоществования... (Продолжая бормотать, удаляется).
ЗВЕРЕВ (МИХЕИЧУ). Зови следующего.
МИХЕИЧ выходит.
ТУЛУЗОВ. Поручик этот частенько у нас бывал. Остроумец, франт. А вот, поди ты, зашибать стал и память напрягать приходится. Эх, жизнь человеческая...
МИХЕИЧ вводит ВТОРОГО СВИДЕТЕЛЯ, старичка-чиновника.
ЗВЕРЕВ. Называйте себя.
ВТОРОЙ СВИДЕТЕЛЬ. Провинциальный секретарь и кавалер Антон Пупкин.
ЗВЕРЕВ. Знаете ли вы, господин Пупкин, Тулузова Василия Ивановича?
ПУПКИН. Как не знать? Вот он передо мной сидит, благодетель мой. (Низко кланяется ТУЛУЗОВУ). Вот уж я одной ногой в могиле стою, а не потаю: знаю господина сего именно как Тулузова Василия Ивановича.
ТУЛУЗОВ (ЗВЕРЕВУ). Прошу записать это показание в подлинных выражениях господина Пупкина.
ЗВЕРЕВ (ПУПКИНУ). Подпишитесь.
ПУПКИН (пишет). "Провинциальный секретарь и кавалер Антон Пупкин".
ЗВЕРЕВ. Поясните следствию, какого ордена вы кавалер?
ПУПКИН (показывая на грудь). Видите, ваше высокородие? Это пряжка за тридцатилетнюю беспорочную службу.
ЗВЕРЕВ. Я занесу в протокол, что вы есть кавалер пряжки.
ПУПКИН. Так точно, кавалер пряжки за беспорочную...
ЗВЕРЕВ. Вы свободны, господин Пупкин.
ПУПКИН, а вслед за ним МИХЕИЧ выходят.
ТУЛУЗОВ. Грамотей и каллиграф. Таких нынче с огнем не сыщешь. Бывало, скажешь ему: "Андрюша"...
ЗВЕРЕВ. Антон его имя... Антон.
ТУЛУЗОВ. Да... Бывало, говорю, скажешь ему: "Антоша, к двум часам на подпись...". Еще и часу нет, а он, трудяга, уже все порешил и точку поставил.
Входит ТРЕТИЙ СВИДЕТЕЛЬ — пожилой длинноволосый человек. За ним МИХЕИЧ.
ЗВЕРЕВ. Называйте себя.
ТРЕТИЙ СВИДЕТЕЛЬ. М-м-м-м-м...
ЗВЕРЕВ (вскакивает). Что?!
ТУЛУЗОВ. Без языка он, понимаешь?
ЗВЕРЕВ. Нет, не могу... Заменить надо.
ТУЛУЗОВ. Пых-пых-пых! Не петушись! Он что, не человек? Свидетель как свидетель. Ответит тебе по всей форме. Пытай, пытай его.
ТРЕТИЙ СВИДЕТЕЛЬ дружелюбно кивает и улыбается.
ЗВЕРЕВ. Не положено так, ваше превосходительство.
ТУЛУЗОВ. А я тебе говорю, что положено. Все знает, все помнит. Только выразить по-человечески не может. Ты без года неделя должность исправляешь. Подправят, коли что не так.
ЗВЕРЕВ (ТРЕТЬЕМУ СВИДЕТЕЛЮ). Вы родителя господина Тулузова изволили знать?
ТРЕТИЙ СВИДЕТЕЛЬ (истово кивает). У-у-у-у-у!
ТУЛУЗОВ. Говорит, что отлично знал моего покойного батюшку. Разве не понятно?
ЗВЕРЕВ. А с самим господином Тулузовым Василием Иванови