Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории 34 глава

Еще более интересны данные об изменении того, что автор называет «классовой» структурой (см. таблица 2; данные по США). Я бы назвал это профессионально-отраслевой структурой совокупного работника, ибо выделять классы на основе только одного признака – места в системе разделения труда – некорректно, да и этот критерий у Флориды «плавает»: то он рассматривает содержание труда (креативность), то его конкретные виды (сервис и т.п.). Некоторые данные в этой таблице, как и во всей книге, вызывают сомнения, но я их привожу так, как их дает автор (с. 67), отсылающий читателя к официальной статистике США.

Таблица 2.

Не менее интересны и данные о численности занятых и заработной плате по этим группам в США в 1999 г. (с. 77), которые приводятся в таблице 3.

Таблица 3.

По-видимому, важно расшифровать, какие профессиональные группы Флорида относит к какому «классу». Для того чтобы не утомлять читателя, приведу расшифровку лишь по важнейшим группам. «Креативный класс» по мнению автора книги делится на «супер-креативный» (собственно творцы) и «креативных профессионалов». К первым он относит специалистов в области компьютеров и математики, архитекторов, инженеров, занятых в общественных науках, образовании, повышении квалификации и т.п. (training), работников библиотек, занятых в сфере искусства, дизайна, спорта и медиа-работников. Ко вторым – менеджеров, работников в сфере бизнеса и финансов, юриспруденции, здравоохранения, конечных продаж. Для сравнения укажу, что к сервис-классу по его мнению относятся вспомогательный персонал в области здравоохранения, клерки, работники, занятые персональным уходом, приготовлением пищи и сервисом в этой области, чисткой, защитой, а так же социальные работники и часть работников торговли (с. 328-329).

Прежде чем предложить комментарии к этим положениям Флориды, замечу, что в остальных (теоретических) частях работы автор малооригинален. Он повторяет общеизвестные черты нового типа занятых (горизонтальный рынок труда, несколько иные ценности и мотивы и т.п.) и добавляет, пожалуй, идею «креативного капитала» и креативности как экономической силы (с. 267-283, 56). О новизне этих тезисов пусть судит читатель, мы же рассмотрим некоторые важные дискуссионные вопросы, которые навевает чтение этой книги.

При сей условности (а в ряде случаев – странности) приводимого выше якобы «классового» деления следует подчеркнуть как положительный момент то, что автор книги видит существенное различие внутри группы работников сервиса. Здесь, действительно, налицо два центра тяготения (если говорить только о содержании труда): креативные работники и работники, занятые репродуктивной деятельностью, причем часто с уровнем содержательности более низким, чем в промышленности. Это фундаментальное различие часто игнорируют многие западные авторы, писавшие и пишущие о постиндустриальном обществе как обществе услуг.

В самом деле, если под «постиндустриализмом» понимать не только «пост-промышленную» отраслевую структуру, но и, прежде всего, изменения в содержании труда и технологиях как определяющие, то рост сервиса как таковой окажется очень противоречив. В сфере услуг, как мы уже заметили, с одной стороны, действительно прогрессируют отрасли с элементами творческого содержания деятельности, но с другой - в массовых масштабах развивается репродуктивный средне- и низкоквалифицированный труд, производительность которого зачастую ниже, чем в «старых» отраслях (промышленности и т.п.). Прогрессирующий рост тех отраслей сферы услуг, где труд по-преимуществу является репродуктивным и малоквалифицированным (а в них по данным Флориды занято 60% работников сферы услуг) есть с точки зрения производительности и содержания труда регресс даже по сравнению с промышленным производством относительно недавнего прошлого.

Более того, позволю себе предположить (пока что в виде гипотезы, имеющей основания хотя бы в данных, приводимых Флоридой), что для современного позднего капитализма характерна устойчивая закономерность: рост числа занятых творческой деятельностью сопровождается параллельным (а возможно, и опережающим – следует тщательнее, нежели автор книги, поработать со статистикой) ростом занятых низко- и среднеквалифицированным репродуктивным трудом. Эта закономерность в первом приближении теоретически обоснована в работах автора последних десяти лет (в том числе, написанных совместно с А.И.Колгановым), и я рад, что статистические данные ее подтверждают.

Впрочем, здесь по сути дела нет никакого открытия, ибо на Западе наряду со всяческим развертыванием идей «общества услуг» как несомненно позитивного сдвига в экономике немало и других работ. В последних вот уже несколько десятилетий пишется о том, что постиндустриальные тенденции сделают «излишними» едва ли не 80% населения Земли, кои не войдут в круг новой «элиты» – меритократии. В связи с этим взглядом требуются некоторые уточнения. Даже если признать правомерность этой позиции (а автор этих заметок считает ее как минимум неточной), то ее следует, по меньшей мере, скорректировать. Да, 80% граждан не нужны в постиндустриальном секторе, но для обслуживания 20% «меритократов» вполне может быть востребовано в 3-4 раза больше слуг. Бомжевать же будет, как и сегодня, «всего лишь» 10-20% населения.

Эта модель вполне реалистично описывает будущее, если…

Если мы принимаем в качестве аксиомы тезис о том, что иной модели общественного устройства, чем та, что ныне характерна для «северных» стран позднего капитализма, нет и быть не может. Эта модель, действительно, предполагает, что «креативный класс» (меритократия или т.п.) так и останется функцией корпоративного капитала и потому, во-первых, будет сосредоточена преимущественно в отраслях бизнеса, финансов, государственного управления, милитаризма и обслуживающих их нужды науке и «элитном» образовании плюс в креативных областях производства продуктов масс-потребления, масс-культуры, СМИ и т.п.

Как следствие, во-вторых, останутся без сколько-нибудь значительной поддержки области, где объективно необходимы креативные способности большинства членов общества: равно доступные для каждого члена общества и высококачественные образование и воспитание, здравоохранение и спорт, подлинное искусство, обеспечение доступа к культурным ценностям (библиотеки, музеи), а также рекреация природы и социальная рекреация и мн.др. В этих условиях все эти сферы будут хиреть, и лишь малая толика специалистов сможет работать здесь за символические деньги.

В-третьих, эта модель предполагает, что доминирующими ценностями привилегированной меритократии останутся ценности общества потребления. В этом случае, действительно, каждому из этих «креаторов» потребуется как минимум особняк, гараж с мерседесами и порше, три-четыре слуги и т.п. В самом деле, не может же утонченный интеллектуал сам убирать свой дом и свой микрорайон, не говоря уже о том, чтобы ходить в столовую самообслуживания и пользоваться, как обычный западноевропейский рабочий, домом, в котором всего по 2 комнаты на члена семьи и всего 2 малолитражки на 4 человек…

Автор этих строк предполагает, однако, что иная модель – параллельный рост числа занятых творческой деятельностью во всех ключевых отраслях при опережающем сокращении низко квалифицированного труда и относительно низком росте высоко квалифицированного индустриального труда – возможна. Но об этом я уже много писал в других работах.

И еще одна важная «деталь». Не всякая творческая деятельность содействует прогрессу человеческих качеств всех (или хотя бы большинства) членов общества. Ныне значительная (если не большая – опять же, нужна работа со статистикой) часть тех, кого Флорида назвал «креативным классом», занята в отраслях, бесполезных, а то и просто вредных для общества и Человека. Разработчики новых видов вооружений и «антитеррористических» технологий, «новых» типов элитной косметики и блокбастеров, масс-медийных «новостей» и видеоклипов, а также финансовые спекулянты, брокеры, дилеры, маркетологи и т.д. и т.п. – все эти супер-престижные деятели современного мира, а также обслуживающие их действительно талантливые компьютерщики, художники, ученые и педагоги – все они нужны только корпоративному капиталу[331]. Человеку, стремящемуся красиво (но не обязательно дорого) одеваться, удобно (но не обязательно богато) жить, а главное творчески, интересно, для блага других людей работать, учиться и развиваться, все эти люди (пусть хоть архи-творческие) не-нуж-ны.

Автор, конечно же, увлекся в своем публицистическом задоре. Впрочем, то, что написано несколькими строчками выше, не мечта или нравственный императив (точнее, не только мечта и императив морали). Это не более чем несколько публицистизированное представление о возможных альтернативных проектах развития в нашем веке[332].

Если же вернуться к рассмотрению книги Флориды, то замечу, что для нее, как и вообще для всех ортодоксальных работ о постиндустриальных тенденциях, проблема различных альтернативных социально-экономических и политико-культурных моделей развития творческого содержания труда, новых технологий и т.п. просто не стоит. Все эти авторы констатируют то, что есть: что видят, то поют. Впрочем, если не обращать внимания на содержание, то можно сказать спасибо за сведение в таблицы большого количества статистических данных.

О двух остальных книгах я сказал несколько заключительных слов выше и потому не буду повторяться, адресуя заинтересованного читателя к рассмотренным выше оригинальным работам (если он их сможет найти в нашей российской глуши или выберется за рубеж).

По ту сторону капитала и отчуждения: диалектика рождения социализма (часть 4)

Включение в книгу по проблемам методологии социо-философских и политико-экономических исследований раздела, посвященного проблемам социализма, является своеобразным вызовом академическому «хорошему тону» последних десятилетий. Проблемы социализма большинством ученых расцениваются как всего лишь политико-идеологическое наследие прошлого.

На наш взгляд, это принципиально неправильно. Социализм в мировой научной традиции – это не только сложный комплекс теорий, но и многообразные практики, которые были, есть и будут в современном мире. Анализ этих практик (прежде всего – практики СССР) в сравнении с теориями (прежде всего, марксизмом) – это реальная научная проблема и проблема социальной жизни человечества и потому – тема этой книги, ее заключительной части, в которой мы постараемся доказать актуальность этой темы.

4.1. Границы капитализма[333]

Решение вопроса о границах капиталистического способа производства имеет в классическом марксизме обширные основания в области марксистского метода исследования и гораздо менее обширные основания в готовых теоретических выводах. Что же касается прямой постановки вопроса о границах капитализма, за которыми производственные отношения, основанные на капитале, из источника прогресса производительных сил превращается в их тормоз и с необходимостью происходит социальная революция, то здесь мы обладаем еще более ограниченным теоретическим наследием. Кроме того, это наследие классического марксизма неизбежно ограничено и тем историческим горизонтом, который был доступен классикам для формирования фактической базы своих теоретических выводов.

С тех пор прошло более века, и приходится констатировать, что вклад последователей Маркса в изучение этой проблемы оказался далеко не столь велик, как того требовало время. И все же если систематизировать основные шаги вперед, сделанные марксистами после Маркса, и добавить к этому вклад ученых немарксистских направлений в расширение фактической базы соответствующих исследований, это не превратит проблему в решенную, но позволит обозначить новые рубежи для дальнейших исследований. Не следует ожидать от данной статьи полного комплекта готовых решений. Но правильно заданная исследовательская программа, правильно поставленные вопросы уже означают немало в достижении таких решений.

Итак, где кончается капитализм и с необходимостью начинается качественный скачок, революционный переход к социализму?

Чтобы понять характер материальных предпосылок, необходимых для перехода к социалистическому общественному строю, недостаточно затвердить набор немногочисленных цитат из классиков марксизма, обычно приводимых по данному случаю. Во-первых, никакие цитаты из произведений XIX или даже начала XX века не могут полностью разрешить проблемы, стоящие перед социалистическим движением и его теоретиками сейчас, в начале XXI века. Во-вторых, обычный набор цитат не включает в себя целый ряд замечаний, не вписывающихся в распространенную ортодоксальную трактовку материальных предпосылок социализма.

Поэтому нужно не только исследовать поставленную задачу с позиций фактического материала сегодняшнего дня, но и занять при оценке этого фактического материала определенную теоретическую и методологическую позицию. Для марксиста такая позиция заключается, прежде всего, в материалистическом понимании истории, которое в основе исторического процесса видит смену способов производства.

Теоретические и методологические предпосылки исследования

Каким же образом марксизм рассматривает предпосылки перехода от одного способа производства к другому? Вкратце эти предпосылки заключаются в таком развитии производительных сил общества, которое становится несовместимым с оболочкой старых производственных отношений. Разумеется, для каждого конкретного способа производства оценка такого уровня развития производительных сил является предметом конкретного исследования.

Доступный нам исторический материал позволяет придти к любопытным выводам, не замечавшимся ортодоксальным марксизмом-ленинизмом. В рамках экономической общественной формации переход от одного способа производства к другому ни разу не имел своей предпосылкой переворот в характере применяемых средств производства (хотя глупо было бы отрицать заметную их эволюцию),а всегда основывался на изменении природы основной производительной силы общества – работника. Переворот же в технической основе производства всегда выступал следствием утверждения новой системы производственных отношений. Так, например, переход от феодализма к капитализму не потребовал переворота в технической основе производства – потребовалось лишь превращение крепостного сначала в самостоятельного мелкого производителя, а затем в свободного наемного рабочего. Возникновение же новой технической основы производства было обеспечено уже самим капитализмом – путем капиталистического промышленного переворота.

Однако переход иного масштаба – не от одного способа производства к другому способу производства, а от одной крупной общественной формации к другой, – покоился несколько на другой расстановке предпосылок. Так, переход от доэкономической (архаической) формации к экономической (или от первобытнообщинного строя к эксплуататорскому обществу) имел предпосылкой не только формирование нового типа работника (обособленного индивида, работающего в семейном хозяйстве[334]), но и переворот в технической основе производства – переход от применения преимущественно каменных к применению металлических (медных, бронзовых, железных) орудий труда.

Можно предположить, что и переход от экономической общественной формации к постэкономической (коммунистической) также потребует в качестве своей предпосылки не только возникновения нового типа работника, но и переворота в применяемых средствах производства. Не случайно замыкающим способом производства в экономической общественной формации является именно капитализм, характерной чертой которого выступает постоянное совершенствование технической основы производства.

Что можно сказать о технической основе производства, составляющей предпосылку перехода к социализму?

В классическом марксизме были нащупаны определенные теоретические критерии, определяющие своего рода список требований к новой технической основе производства, призванной обеспечить разрешение противоречий, свойственных капитализму и экономической общественной формации в целом.

Что же должны обеспечить новые производительные силы? Они должны создать такие условия, при которых человек покидает сферу непосредственного участия в производстве материальных благ, когда «прекратится такой труд, при котором человек сам делает то, что он может заставить вещи делать для себя, для человека», когда труд выступает «в виде деятельности, управляющей всеми силами природы» и превращается в «экспериментальную науку, материально творческую и предметно воплощающуюся науку», когда развитие человека происходит «как беспрестанное устранение предела для этого развития», и является «абсолютным выявлением творческих дарований человека»[335].

Кроме того, новая техническая основа производства должна обеспечивать прекращение борьбы за индивидуальное существование. [336] В современных условиях это означает не только достаток средств существования, но одновременно и приемлемое состояние окружающей среды. Разумеется, такой переход невозможен до тех пор, пока целью производства остается накопление вещного богатства, и, более того, искусственное раздувание стремления к потреблению в погоне за расширением рынка сбыта. Соответственно, предполагается такое изменение характера человеческой деятельности, которое приводит к превращению не вещного богатства, а самой деятельности в первую жизненную потребность (и вместе с этим свободное время как пространство для развития человеческих способностей превращается в мерило богатства [337]).

Можно отметить, что тенденция к замещению стремления к накоплению вещного богатства целями, вытекающими из превращения труда в творческую самодеятельность (самореализация индивида в труде, раскрытие его творческих способностей, обеспечение неотчужденных общественных связей с другими людьми и другие невещные цели[338]), пока является реальностью лишь для довольно узкого сегмента работников в наиболее развитых странах, да и то в формах, весьма искаженных господствующей капиталистической системой отношений.

Нерешенной остается проблема: как возможно вывести на такой уровень развития все человеческое общество? Если ориентироваться на стандарты потребления современной буржуазной цивилизации – то никак, ибо для этого физически не хватит ресурсов Земли. Поэтому предпосылки перехода не могут одновременно сложиться во всех, или даже в большинстве, стран мира, а только в небольшой, наиболее развитой их части, и даже там в рамках капитализма никогда не станут полными. Переход к социализму упирается в проблему переноса этих предпосылок в менее развитые страны, причем таким образом, чтобы миновать ловушку колоссального роста избыточного потребления, свойственного позднему капитализму.

Очевидно, что в любом случае требуется значительный рост производительности общественного труда. Но одновременно становится ясно, что для движения к социализму приемлем не любой рост производительности труда, а лишь тот, который опирается на ресурсоэкономный путь развития производства и потребления. Иными словами, возрастающее производство общественного богатства должно достигаться при том же или даже сокращающемся уровне потребления естественных ресурсов.

Другое требование, сформулированное классиками – освобождение человека от функции частичного рабочего (по крайней мере, в большую часть времени) и вообще освобождение его от подчинения общественному разделению труда. [339] Это предполагает по меньшей мере резкое сокращение времени рутинного репродуктивного труда, как за счет роста производительной, так и за счет роста потребительной силы человека (рационализация потребления – не столько за счет сужения потребностей, сколько за счет перехода к менее расточительным способам их удовлетворения, в том числе путем сокращения престижного и иррационального потребления). До сих пор остается гораздо менее ясным, в какой мере освобождение человека от калечащего его подчинения разделению труда будет происходить путем либо универсализации его функций, либо широко распространенной перемены труда.[340] В какой мере, и, главное, на какой основе станет возможно обойтись без развития узкой специализации человека? Ведь даже в т.н. творческих профессиях необходимость такой специализации для достижения высоких результатов пока остается реальностью.

Создание материальных условий для развития творческих способностей человека в современных условиях «экономики знаний» подтверждает прогноз Маркса о развитии всеобщего труда[341], основанного на универсальности (и в пространстве, и во времени) кооперации деятельности и обмена знаниями в ходе творческих процессов. Таким образом, развитие процесса обобществления производства приобретает новый облик. Оно не сводится к концентрации и специализации производства, а в огромной степени усиливает сложившуюся еще в индустриальную эпоху тенденцию к «обобществлению человека», то есть к его универсальной социальной подвижности, способности к образованию различного рода ассоциаций и союзов, основанную теперь на всеобщем труде – всеобщей кооперации знаний и творческой деятельности. Эта сторона обобществления производства находит в современных средствах информатики и телекоммуникаций адекватную техническую основу.

Однако современные тенденции в развитии производительных сил сохраняют в обозримой перспективе значительный сегмент производства, основанный на старых полуиндустриальных или даже доиндустриальных технологиях. Это значительная часть сферы услуг, где такие профессии, как официант, горничная в отеле, парикмахер, посудомойка, уборщица, продавец и т.д. еще не вышли в основном или хотя бы частью из сферы доиндустриального труда. Произойдет ли в этих отраслях замена ручного труда машинным? Или преобразование содержания труда произойдет на основе каких-то новых, немашинных технологий? Или же эти отрасли останутся отраслями, основанными на межсубъектном взаимодействии, где сохранится прямое обслуживание одним человеком другого?

Ясного ответа на эти вопросы у нас пока нет.

При всех этих оговорках становится все более очевидным, что указанные выше тенденции не могут быть в полной мере реализованы на основе индустриального (машинного) производства. Это вовсе не значит, что выход за пределы машинного производства является непременным условием перехода к социализму. Однако формирование еще при капитализме по крайней мере значимого сектора постмашинного производства является необходимой предпосылкой, позволяющей развернуться указанным выше тенденциям.

Другая сторона вопроса о материально-технических предпосылках социализма – это их негативное определение. Известно высказывание Маркса о том, что ни один общественный строй не погибнет раньше, чем исчерпает все возможности для прогрессивного развития производительных сил. Признаки такого исчерпания возможностей современного капитализма, несомненно, налицо, и левая литература пестрит указаниями на войны, экологический кризис, перепотребление, культурную деградацию и т.д. и т.п. как спутников современного капитализма. Но одновременно этот же капитализм смог осилить такие, несомненно, прогрессивные в своей основе сдвиги, как информационную революцию, создание предпосылок постиндустриального общества и экономическую глобализацию.

Но даже эти прогрессивные стороны развития капитализма в сфере производительных сил неизбежно приводят (именно в силу их прогрессивности!) к всё большему накоплению в структуре его производственных отношений таких элементов, которые не вытекают из качественной определенности капитализма, да и товарного производства вообще.[342] В частности, оправдывается прогноз К.Маркса об эрозии стоимостной основы капиталистических отношений.

Что можно сказать о новом типе работника, формирующемся в недрах капитализма?

Новый характер деятельности, новое содержание труда порождают и новый тип работника. Это в первую очередь свободный работник – свободный в том смысле, что его деятельность становится основой свободного формирования и воспроизводства его общественных отношений [343] (принцип свободной ассоциации тружеников). Предпосылку для такого свободного труда первоначально составляет творческое содержание человеческой деятельности.

Дело не в том, что труд творческий, в противоположность рутинному репродуктивному труду, свободен сам по себе, на основе принципа «не продается вдохновенье…» – то есть вроде бы не может совершаться в рамках какой бы то ни было формы социального принуждения. Современный капитализм показывает, что еще как может! Дело в том, что именно в творческой деятельности впервые, еще при капитализме, появляется тенденция к свободному формированию общественных отношений. Эта тенденция весьма ограничена, она проявляется лишь непосредственно в рамках самого творческого процесса, где капитал уже не может диктовать работнику, как решать поставленную творческую задачу. Соответственно, творческий работник сам определяет сеть и характер тех общественных связей, той кооперации знаний, которые он устанавливает в труде. Но за пределами этого процесса капитал жестко задает внешние параметры деятельности, и в первую очередь подчинение этой творческой деятельности задаче производства прибавочной стоимости, погоне за прибылью (что накладывает определенный отпечаток и на содержание творческого процесса).

Ясно, что в обозримой перспективе даже такая ограниченная свобода будет развиваться в весьма узких рамках. Ведь труд с преимущественно творческими функциями никогда не станет при капитализме достоянием большинства работников даже в наиболее развитых странах. Замечу, что и с преодолением капитализма, в течение длительной исторической эпохи творческое содержание деятельности не будет являться достоянием всех. По меткому замечанию В.М. Межуева, социализм освобождает человека вовсе не тем, что делает всех творческими гениями.

Каким же образом свободная творческая деятельность может составить тогда предпосылку выхода за рамки капитализма, если основанный на ней новый тип работника формируется лишь в относительно узком социальном слое? Эта проблема преодолевается, если мы примем во внимание, что со снятием оболочки капиталистических производственных отношений становится возможным распространение принципа свободной творческой самодеятельности – по крайней мере, в одном аспекте – на всех. Появляется свобода социального творчества – т.е. именно та самая свобода людей самим творить свои общественные отношения. И уже на основе этой свободы могут завоевываться материальные предпосылки для постепенного распространения возможностей творческой деятельности для каждого человека.

Как соотносятся тенденции в развитии новых средств производства и формировании нового типа работника с определением экономических предпосылок социализма?

Ортодоксальный «марксизм-ленинизм» вообще отрицал формирование экономических предпосылок социализма в рамках капиталистического способа производства, утверждая, что налицо могут быть только материально-технические предпосылки.[344] Сторонники этой точки зрения выдвигали вполне логичный аргумент, что важнейшие экономические отношения социализма могут сформироваться только в народнохозяйственном масштабе, а потому и не могут возникнуть до социалистической революции. Однако в любом случае серьезные сдвиги в производительных силах общества и обусловленные ими изменения в содержании труда не могут не повлечь за собой такие изменения в производственных отношениях, которые ведут к формированию переходных экономических форм (разумеется, не являющихся полным отрицанием капиталистических отношений), как раз и выступающих как экономические предпосылки социализма.

Что же это за отношения, представляющие собой частичное отрицание капитализма в его рамках?

К.Маркс в «Капитале» рассматривал в качестве таких отношений, во-первых, кредитную систему и банки, охватывающие все общественное производство контролем за движением денег и выступающие как прообраз системы общественного счетоводства.[345]

Во-вторых, это развивающийся на основе кредитной системы акционерный капитал, выходящий за пределы «классической» частной собственности и превращающий ее в групповую, распыляя ее нередко среди десятков тысяч собственников, но одновременно резко увеличивая концентрацию производства и капитала и контроль над ними со стороны капиталистической олигархии.[346]