ИНТЕГРИРОВАННАЯ
ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИЯ
контуры теории и практики
1. ПРИНЦИП "СЕЙЧАС", или СОВРЕМЕННЫЙ ЭТОС [1]
"Старые символы умерли, господствуют новые. Но очевидно, что и эти новые в свою очередь умрут от той же болезни".
Джойс Кэри
У детей есть считалка, которая помогает им сделать первый шаг, когда нужно подвигаться. Она звучит примерно так:
Раз – начало,
Два – сидим,
Три – готовы,
Четыре – бежим!
В наше время многие люди застыли на счете "три", оставаясь на стадии "будь готов". Они готовятся так долго, что с ними либо ничего не происходит, либо случается так нескоро, что достигнутое уже не радует. Один весь год работает в поте лица в ожидании двухнедельного отпуска и ждет его, как свет в конце длинного темного туннеля. Другой много лет отказывает себе во всем, надеясь, что заживет после выхода на пенсию. Бесконечная череда классных комнат, аудиторий, музеев, концертных залов и библиотек обещает научить нас жить. Обучение тоже не становится жизнью. Настоящая жизнь ожидается где-то в будущем – после окончания колледжа, после женитьбы, после того как вырастут дети, после окончания психотерапии.
Подготовка к настоящей жизни, когда бы она ни ожидалась, манит человека, который "покупает фальшивые акции" на светлое будущее. Он платит за будущее счастье, уничтожая или отвергая то, что происходит сейчас. Но даже когда он достигает "земли обетованной", оказывается, что у этой выгодной сделки есть нежелательный побочный продукт. Он заключается в том, что человек привык занижать важность актуальных переживаний настоящего. И вот тогда, когда он может наконец начать жить, в соответствии с его социальным контрактом, он все еще оглядывается назад! Он одурачен игрой в "это хорошо для тебя".
Наше время готово к переменам. Магнетическую силу непосредственного опыта трудно победить. Обещание успехов или наград в будущем может соперничать с большой притягательностью непосредственных переживаний и активных действий. Еще не так давно непосредственным переживаниям уделяли мало внимания. Предполагалось, что личная вовлеченность в процесс обучения нарушает объективность мышления. А ведь обучение требует чувства личного непосредственного участия так же, как и теоретические изыскания. Ясно, как дважды два, что эти процессы нераздельно связаны.
В настоящее время в лексиконе психологов появилось слово "причастность", которое стало почти кодовым для соединения воедино всех жизненных впечатлений в центральной точке. Однако раньше психотерапевты были просто мастерами по части непричастности: сидели в собственных кабинетах, изолированные от жизни общества. Они читали лекции, давали консультации, выпускали объемистые книги, предназначенные в основном для специалистов.
С появлением экзистенциализма и признанием общности человеческих проблем уровень причастности психотерапевта к жизни возрос.[2] Люди стали заботиться не о том, больны они или нет, а о том, как развивать свои силы, как испытывать чувство значимости, как соответствовать тому, что хочется, как создавать такую окружающую среду, в которой они могут жениться, рожать детей и все остальное. Более того, они стали ждать от психотерапии ответов на многие жизненно важные вопросы. Впоследствии, с расцветом гуманистических направлений психотерапии все эти вопросы стали предметом пристального внимания.
Сегодня многие люди оказались во взвешенном состоянии. Их волнует свежесть непосредственных жизненных переживаний, но им необходимо и то связующее звено, которым могла бы стать теория, придающая смысл и перспективу тому, что они делают и чувствуют. Теория и знания остаются непонятными из-за их традиционной отстраненности от реальной жизни.
До 1950-х годов такой связующей силой был психоанализ. Он создал законченный "портрет" человеческой природы и дал толчок развитию новых представлений о человеке, которые прежде считались непостигаемыми. Психоанализ оказал настолько сильное влияние на развитие социальных идей, что мимо него не прошла ни одна психотерапевтическая теория.
Сам же Фрейд защищал незыблемость своих взглядов и был нетерпим к любым отклонениям от них. Чтобы сохранить свою систему целостной, он отрицал теоретические новации, даже если они исходили из его собственных постулатов. Любое отклонение от его принципов он воспринимал как угрозу конечной истине и не допускал даже блестящих идей развития своей теории.
Однако эти идеи все же сохранились – как любая теория, которая отвечает нуждам общества. Они и стали основой для многих современных воззрений. И, несмотря на то, что отклонения от теории Фрейда оказали меньшее влияние, чем его собственные взгляды, их существование нельзя не признать.