Предтечев монастырь
Попробуем рассмотреть, что же происходило в самом Краснослободске в те времена, когда Спасская пустынь отчаянно боролась за существование, а жители царевой вотчины, охладев к ими же самими созданной обители, углубились в обычную приходскую жизнь.
Спустя два-три десятилетия после основания общины черным попом Дионисием краснослободцы задумали создать себе другой монастырь, городской. И создали, но его история оказалось со многими пробелами, потому что среди братии не нашлось ни одного монаха, задавшегося целью составить летопись родной обители. Сведения о Предтеченском монастыре страдают отрывочностью и эпизодичностью. Но уж что есть. Предтечев монастырь не выдержал испытания секуляризацией и исчез в 1764 году. Но с другой стороны, его нельзя считать мелким, так как в определенный период именно в его стенах располагалась духовная управа и он вообще слыл «головным» учреждением всего уездного монашества. Спорным остается даже вопрос, когда именно появилось братство, объединившееся вокруг храма Иоанна Предтечи, - понятно, что гораздо позже Спасской пустыни, но ранее 1700 года. Первые историки Краснослободска уточнить дату так и не смогли, хотя в их руках был полный архив Спасо-Преображенского монастыря и уездной духовной управы. В конце концов исследователи пришли к выводу, что своим появлением Предтечева обитель была обязана архимандриту Иосифу, жившему на покое в Спасской пустыни. А куда деваться, если история донесла до нас имя этого человека как первого настоятеля. Но был ли Иосиф действительным родоначальником краснослободского городского монашества? Или же он перешел в уже созданную обитель? Попробуем в этом разобраться.
Тексты, касающиеся нас предмета, достаточно темны, чтобы на их основе делать окончательные выводы, и даже те факты, чтобы были обнародованы и выверены еще сто лет назад, требуют серьезных уточнений и интерпретации с учетом изменений в общественном мировоззрении.
К моменту приезда в Краснослободск архимандриту Иосифу должно было исполниться не менее шестидесяти лет, так как известно, что в 1688 году он уже настоятельствовал в чине игумена в Саратовском Богородицком монастыре. Получить игуменство в молодом возрасте в те времена было практически невозможно: монастыри поручались людям зрелым и опытным. Иосиф, судя по его деятельности и наклонностям, принадлежал к интеллектуальной элите русского монашества. Из Саратова он перебрался в центр и возглавил один из крупнейших подмосковных монастырей – Николо-Угрешский, духовную вотчину царской семьи. Честь большая, в такую обитель наместников ставили с большим выбором. Действительно, игумен, а вскоре архимандрит Иосиф попал в число значительных русских книжников 17 столетия. Вместе с чином архимандрита он получил новое назначение – настоятелем не менее сильного, чем Угрешский, Ярославского Спасского монастыря. После восьмилетнего пребывания в Ярославле Иосиф оказался на покое в Краснослободске. Странное место выбрал он себе (или выбрали ему?) для тихой старости: как мы помним, Спасская пустынь в эти годы всеми возможными способами стремилась к тому, чтобы выжить, да и вообще она представляла из себя жалкое зрелище. Для призрения одряхлевших и почтенных столичных старцев она не годилась совсем. И сразу же престарелый архимандрит взялся за организацию нового монастыря, то есть за гуж, который не каждому зрелому и полному сил мужчине был по силам. Что-то здесь не так. Иосиф в те годы явно не жаловался на здоровье и немощь, так что скорее всего «на покой» он попал не по своей воле. Энергию он сохранил такую, что ее хватило на строительство основных объектов Предтечева монастыря и на руководство братством в течении десяти лет. Но с какого времени?
С 1700-го, как посчитали многие исследователи. Но тогда Иосиф никак не мог стать основателем обители, так как на одной из книг, хранившейся в Краснослободске, имелась надпись, подвергавшая сомнению первоначалие Иосифа. Эта цитата уже приводилась выше, но сейчас не лишне ее повторить: архимандрит Иосиф собственной рукой занес на титульный лист книги «Маргарит» свежего издания 1698 года, что «лета от Адама 7207 марта в …день продал Краснослободского уезда Спасской пустыни игумен Филарет с братиею в Предтечеву монастыря двор; взяли восемь рублей». Но как же так: считалось, что до июня 1700 года Иосиф все еще пребывал в Ярославле! Здесь явная ошибка: Иосиф прибыл в Спасскую пустынь не позднее 1699 года, а весной 1700 года, то есть спустя короткое время, встал во главе Предтечева монастыря (март 7207 года соответствовал не 1699 году, который длился всего четыре месяца, а марту 1700 года по исчислению лет от Рождества Христова). Даже если Иосиф возглавил обитель сразу по прибытию, то создать монастырь за несколько месяцев он не мог при всем своем желании. Строили обычно с весны до осени, а перед тем следовало потратить несколько месяцев на хлопоты в Москве: как известно, без соизволения первосвятителей храмы, а тем паче монастыри не ставились.
Поэтому мне кажется совершенно справедливым мнение историка В.Б.Смирновой, переносившей дату основания монастыря на конец 17 века. Вполне допустимо, что краснослободцы присмотрели для уже основанного, но прозябавшего братства сосланного архимандрита, привыкшего к активной жизни и не знавшего, к чему приложить руки. Да и в Спасской пустыни, надо думать, не очень радовались тому, что заполучили почетного чернеца, превосходившего умом и образованностью всех насельников обители вместе взятых. Иосиф, обладатель очень крупной даже для столицы келейной библиотеки, начал с приобретения книг для монастыря, - значит, свое собрание он поначалу не привез, хотя позднее, утвердившись на новом месте, он уже делал книжные вклады в Спасскую пустынь и одновременно формировал библиотеку Предтечева монастыря. Многие из надписанных им книг позже хранились в бывшей монастырской, а затем приходской Предтеченской церкви и по преемственности в построенном вместо нее Смоленском храме. Среди книг имелась такая редкость, как полемический Большой требник митрополита Петра Могилы 1646 года издания.
Есть еще один факт, который позволяет сделать вывод о серьезных строительных начинаниях Иосифа, а заодно и о сроках его настоятельского ставления. Как мы помним, в марте 1700 года он уже называл монастырь Предтеченским, следовательно, храм во имя Иоанна Предтечи или стоял недостроенный, или разрешительная грамота на него уже была на руках. Казус, конечно: монастырь есть, а церкви в нем нет. Иосиф взялся за дело, засучив рукава: через год один из документов зафиксировал, что «209 (1701) года февраля в 7 день, по благословенной грамоте выдан антиминс в Темниковский уезд в Слободу Красную в новопостроенную церковь Иоанна Предтечи; взял антиминс рождественский поп Афанасий Васильев». Спасские монахи концы с концами едва сводили, слезно выпрашивая у царя пособия на простейший текущий ремонт, а Иосиф многоденежное начинание свершил: церковь поставил, ценные книги приобрел, утварь собрал недешевую. Так как на строительство деревянной церкви уходило примерно полгода, то начало работ можно отнести на лето 1700 года. Все сходится: освоившись в Краснослободске, настоятель собрал деньги и придал всем делам монастыря необходимое движение. А то, что деньги он получил немалые, видно хотя бы из того, что в 1703 году монастырь подвергся разбойному нападению лихих татей, которые ободрали с икон ценные оклады с жемчугом, взяли посуду и «рухлядь из сундуков», - словом, обчистили монахов основательно. В одночасье богатства появиться не могли, поэтому можно предположить, что горожане в порыве энтузиазма вложили в обитель немало денег и, как в случае со Спасской пустынью, взяли на себя финансирование всей организационной стороны иноческого обустройства.
Они добились благословенной грамоты, что, учитывая наличие Спасской пустыни, сделать было нелегко: уже нельзя было применить такой козырь, как безысходность христиан, не имевших «возможности постричися перед смертью». Но ведь добились, однако первые насельники городского монастыря оказались никудышними хозяевами, поднять стройку они не смогли, жили уныло и безысходно. Узнав о прибытии в город многоопытного старца, прошедшего серьезнейшую иноческую школу, краснослободцы воодушевились и ухватились за перспективу передать обитель надежному руководителю. Не трудно представить, какие условия поставил Иосиф, когда брался за возрождение монастыря: отсюда и деньги, и энергичное строительство. Если бы не грабеж, Иосиф развернулся бы гораздо шире.
Архимандрит Иосиф оказался именно таким человеком, которого город ждали которому мог доверять собранные средства. Получив в наследство непонятно что, новый настоятель возобновил строительство и пустил деньги прихожан на обзаведение всем необходимым для богослужения, причем приобрел он действительно хорошие иконы и первосортные одеяния, - иначе разбойники на обитель не покусились бы.
Вопрос о том, каким был храм, пока не ясен; понятно только, что он рубился «клетцки», имел один престол, пологую кровлю и главу, увенчанную луковицей (запрет на шатры не действовал). Однако в марте 1702 года дьякон Архангельской церкви, распологавшейся где-то поблизости от города, оказался по случаю в Москве и по доверенности от клира получил в Патриаршем приказе антиминс «в Красную Слободу в новопостроенную церковь в придел Бориса и Глеба». Так как иных новопостроенных церквей, кроме Предтеченской, в Краснослободске тогда не существовало, все остальные уже считались старыми, то закономерно возникает предположение, что архимандрит Иосиф, срубив деревянный храм, немедленно приступил к строительству трапезной (или теплой церкви), запланировал освятить Борисоглебовский престол. Но по прихоти судьбы он отказался от затеи, когда антиминс уже прибыл в город, - или денег не было, или келейные корпуса потребовали гораздо больших расходов, чем предполагалось ранее. И тогда антиминсом и разрешительной грамотой воспользовался приход соборного Троицкого храма, - разумеется, с разрешения уездного духовного правления. Троицкий собор в крепости давно требовал обновления: поставленный в первые годы существования Краснослободска, он уже не вмещал приход, хотя имел два придела – Никольский и Ильинский, освященные в 1653 году. Борисоглебский престол появился в нем в 1703 году, и это позволило продлить жизнь собора еще на четверть века. В 1728 году поп Матвей Васильев подал в Синод прошение, в котором запрашивал разрешение снести окончательно обветшавший собор с тем, чтобы вместо него построить новый, каменный. Разрешительная грамота была подписана в Синоде 28 июня 1729 года. То есть деревянный собор простоял восемь десятилетий, - стандартный срок, после которого здание подвергалось или капитальному ремонту, или вообще полной переделке.
Отказаться от зимней церкви заставили Иосифа причины очень серьезные. Надобность в теплом храме со временем не исчезла, наоборот, в 1734 году, когда материальное состояние монастыря желало много лучшего сравнительно с первоначальными временами, инокам все равно пришлось вернуться к идее возведения придельной церкви. В начале 18 столетия настоятель Иосиф столкнулся с проблемой размещения большого количества чернецов и послушников (иноческий энтузиазм краснослободчан не знал границ), значит – со строительством комплекса жилых корпусов. Даже десятилетия спустя, когда проблемы содержания штата обострились до предела, число насельников монастыря никогда не падало ниже 20 человек.
Когда холод пробрал стариков до костей, строитель Пахомий пожаловался в Синод: «В городе Красной Слободе имеется мужеской Предтечев монастырь, а в том монастыре построена церковь Божия во имя Иоанна Предтеча холодная тому лет с 30 и больше, а монахов в том монастыре 21 брат, из которых большая доля престарелых, такожде и больных, которым в оной церкви зимнею порою от мраза во время божественного пения имеется нужда, а ныне мы (то есть прихожане с монахами) по обещанию желаем в том монастыре при оной церкви Иоанна Предтечи построить вновь в приделе церковь Божию во имя Иоанна Воина теплую для престарелых и больных монахов из нашего монастырского иждивения. К сему прошению монах Пахомий Лосев руку приложил». Троицкий соборный поп Матвей Васильев продублировал монашескую челобитную своим прошением, и спустя три месяца, в том же 1734 году из Петербурга в Краснослободск пришла бумага, согласно которой горожане взялись за топоры и пристроили к Предтеченской церкви второе здание, для престола Иоанна Воина. Таким образом, зимняя церковь была сооружена на несколько лет раньше, чем считали первые исследователи монастырской истории в нашем крае, относившие это событие на несколько десятилетий вперед.
Подлинного расцвета монастырь так и не достиг, и что тому виною – индифферентность иноков, безликость настоятелей, переменчивость религиозного настроения горожан и недобрый умысел правительства, - сразу и не разберешься. После архимандрита Иосифа (он ушел на покой или умер в 1709 году, положительных сведений о его судьбе после этого времени нет) ни одного крупного деятеля среди предтеченских настоятелей не было. С 1710-х годов началось неуклонное и все более ускорявшееся падение обители, завершившиеся ее упразднением в 1764 году. Монахи периодически сталкивались с тем, что об их существовании забывали даже синодальные чиновники, что статистические сведения об обители терялись в коридорах духовных ведомств. Например, в окладных книгах 1724 года сведения о количестве монахов и принадлежавших им землях отсутствовали совсем. В отписках Синодального Дворцового приказа, как правило, сообщалось, что «означенного монастыря на производствах… не найдено». То же прошение 1734 года о строительстве зимней церкви поначалу повисло в воздухе, потому что из списков Синодальной области такой монастырь пропал. Правда, в текущем реестре его восстановили, но Предтеченский монастырь, затевавшийся как головное учреждение края, шел в списке вторым после Спасской пустыни. Реестры 1740-х годов уже не забыли учесть городскую обитель, занимавшую, как и прежде, вторую позицию после пригородных пустыней». А не забыть было немудрено: уже к середине 1720-х годов Предтеченский монастырь влачил жалкое существование, и краснослободчане, при всем их добром отношении к инокам, существенно помочь им не могли. Причину надо искать в политике Петра Первого, поставившего непреодолимые преграды перед пополнением монастырских штатов дееспособными мужчинами. Более того, царь несколько раз опустошал рекрутскими наборами не только монастырские вотчины, но и забирал в армию послушников. Вкладывай деньги или не вкладывай – а по-настоящему их пустить в работу стало некому: в кельях остались одни старики и инвалиды. Деревенские обители, та же Спасская пустынь, из такого положения хоть и с трудом, но выкарабкалась: они оказались жизнестойкими, чем городские братства, во многом зависящие от пожертвований верующих и воли царской администрации.
До такого состояние дошел Предтеченский монастырь, видно из того, что глухоманная Рябкинская Успенская пустнынь однажды едва не забрала его в штат. В 1724 году успенский строитель иеромонах Симон писал в Синод, что в «прошлых годех в Красной Слободе построен Предтечев монастырь не в удобном месте, близ торгу и кабака, и в том монастыре управителя игумена и строителя нет, живут монахи самовольно, дабы указом повелено было и по регламенту из того Краснослободского Предтечева монастыря монахов перевести в нашу Успенскую пустынь в дополнину в указанное число, а достальных монахов из Предтечева монастыря перевести в Спасский монастырь, который стоит на реке Мокша, и о том послать указ Арзамасского уезда Сатинской пустыни (здесь неправильно, надо – Темниковского уезда Саровской пустыни) строителю иеромонаху Исаакию, а питаться будем той пустыни своими трудами». Как же надо было оскудеть, чтобы стать объектом дележа!
Главное, сами предтеченские монахи обреченно с этим соглашались! Прямого свидетельства о том, как прореагировали они на инициативу успенского строителя, найти не удалось, но по косвенным данным они готовы были к ликвидации монастыря. Однако переезжать на речку Рябку у них особого желания не возникло, поэтому Краснослободск ответил некоторыми контрмерами. Во-первых, монахи срочно избрали себе руководителя – чернеца Пахомия, и во-вторых, поручили настоятелю нейтрализовать захватническую челобитную Симона, чтобы закрепиться за Спасской пустынью, располагавшейся под боком. Симона надо переиграть, и Пахомию это удалось. Он запустил через Темниковскую духовную дикастерию прошение о переводе предтеченской братии под патронаж спасской. Это видно из отписки, которую дикастерия, после длительной переписки с вышестоящими ведомствами, направила краснослободскому духовных дел управителю протопопу Троицкого собора Ивану Александрову: «По челобитной Краснослободского Предтечева монастыря монаха Пахомия с братиею, не велено против их прошения тому Предтечеву монастырю быть в приписке к Спассовой пустыни, что в Красной Слободе, понеже в том монастыре братства довольное число и питаются от своих трудов без нужды». Документ датирован 7 июня 1725 года. Есть еще одно свидетельство, датированное тем временем, - из него следует, что Темниковская духовная дикастерия поначалу все-таки склонялась к мысли объединить оба монастыря. Утверждая в 1725 году иеромонаха Филарета в должности строителя Спасской пустыни, духовное начальство предписывало настоятелю пополнить штат за счет малобратских пустыней и монастырей, прежде всего – за счет Введенской пустыни и Предтеченского монастыря, а также велело «в тех пустынях обретающиеся св.церкви и из тех церквей церковную утварь описав принять». Однако относительно Предтеченского монастыря дикастерия свое решение переиграла. Почему? Да вероятнее всего, краснослободчане не захотели терять монашество и вступились за обитель, направив по инстанции настоятельное ходатойство, не учесть которое дикастерия не могла. Сами того не ожидая, краснослободские иноки не только отбились от Успенской пустыни, но и сохранили свою независимость от спасских настоятелей, - чего им не очень то и желалось, так как пресловутая основа независимости – это всего лишь огород, с которого иноки «питались своим трудом».
Как обрабатывалась земля, принадлежавшая инокам, проясняется из того, что в 1761 году строитель иеромонах Исаакий писал в Тамбовскую духовную консисторию, что «вотчин в оном (Предтеченском) монастыре нет, денежных и хлебных доходов нет и монастырь продовольствие имеет от единого доброхотодателей подаяния». Здесь имела место полуправда: продовольствия действительно не хватало, а вотчины у обители имелись: загородное место Курмыш (одна десятина), 125 десятин пахотной земли и сенные покосы на 500 копен, то есть 50 десятин пойменных лугов, расчет которых велся по 10 копен на десятину. Другие источники указывали еще на большие наделы – 250 десятин земли в общей сложности; со времени Иосифа упоминался также скотный двор, два яблоневых сада на 2200 деревьев, пасека, имелись и крепостные, правда немного, 4 двора. Вопрос не в том, сколько земли имелось, а в том, как в действительности пользовались владельцы своими богатствами. Спасские монахи нашли выход в том, что сдавали в аренду все земли, которые не могли обработать сами. Скорее всего, Предтечев монастырь поступал так же, но только городские монахи, не в пример пустынным, в этом отношении оказались менее разворотливыми. Потому и бедствовали, что существовали в основном благодаря «подаяниями доброхотодателей», а не за счет натурального хозяйства.
При Иосифе и сразу после него Предтечев монастырь ненадолго сконцентрировал в своих стенах власть над всем церковным околотком. А настоятель, само собой разумеется, воспринимался верующими как глава уездного духовенства. Но с 1720-х годов функции благочинного переняли на себя протопопы соборной Троицкой церкви, и только последнему монастырскому руководителю, Исаакию, удалось на короткое время вернуть благочиние в стены обители. Как средоточие власти, Предтечев монастырь имел не только кельи и храм, но и служебный дом, в котором заседали несколько монахов и мирских писарей, тянувших бумажный воз делопроизводительства. Обязательная принадлежность управы – колодная изба, в которую сажали провинившихся священнослужителей, монахов, послушников. До середины 18 столетия духовенство было подсудно местному благочинному, имевшему право применять телесные наказания. Батоги и плети полагались за литургические нарушения, неэтичное поведение в храме, проступки против уставных требований, прилюдные ссоры клириков и так далее. Уже то было хорошо, что благочинные освобождались от ведения следствий по татебным и воровским делам, - на это при воеводах имелись губные старосты и приставы, действовавшие согласно Уложения 1649 года и городовых постановлений. Да и в обычной фискальной практике благочинные старались спихнуть на губных старост и воеводскую канцелярию некоторые свои сыскные обязанности, особенно тогда, когда проступки церковнослужителей можно было квалифицировать как пограничные с обычными правонарушениями.
В сфере духовной благочинные, особенно те, что настоятельствовали в монастырях, вели линию жесткую, - иначе в условиях недостаточной образованности духовенства и полного невежества прихожан было нельзя, каноничность могла понести ущерб. Известен случай, когда архимандрит Иосиф, очень строго относившийся к уставным требованиям, шесть лет отказывался освящать храм в селе Ишееве только потому, что прихожане, решив сэкономить, не поехали в Москву за новым антиминсом, посчитав, что вполне обойдутся прежним, выданным при строительстве старой церкви одним из патриархов 17 века. Крестьяне спорили с предтеченским настоятелем с 1701 года – и доспорились: Иосиф вообще запечатал храм и запретил его открывать под страхом анафемы. Повздыхав, мужики скинулись и отправили в столицу депутацию, снабдив ее жалостным письмом. Церковное руководство жалобу на архимандрита не приняло, а новый антиминс выдало. Иосиф в этой истории был совершенно прав: по старому антиминсу новую церковь освящать не полагалось.
Этот конфликт – пример того, насколько хлопотным могло оказаться храмовое возведение и какой надзор требовался за правильностью ритуальной стороны. К сожалению, богослужебные проблемы скоро возникли и в самом Предтечевом монастыре. В связи с рекрутчиной прервалась преемственность иеромонашества; в 1716 году монастырь (впрочем, не только он один, но и Спасская пустынь, и женская городская община) был вынужден пригласить белого дьякона Якова Петрова, - значит, не только иеромонахов не хватало, но и иеродиаконов. Строитель Пахомий заступил на должность в 1724 году, не имея иеромонашеского сана, и десять лет спустя его все еще называли монахом, то есть чернецом, не сумевшим за такое время приобрести право ведения службы. С 1734 по 1740 год имена настоятелей не известны, а вот в 1740 году главу монастыря, в очередной раз оставшегося без отческого попечения, подыскивали уже в Москве синодальные начальники, - своих кандидатов Краснослободск не нашел. В итоге Синод остановился на кандидатуре иеромонаха Московского Новоспасского монастыря Кариона. Интересно, что особым постановлением Синод решил согласия Кариона на переезд в Краснослободск не спрашивать, обо, как правильно подумали многоопытные служаки, «живущий в Москве не захочет ее оставить, а других достойных лиц не усматривали к замещению вакансии». Обливаясь слезами, Карион двинулся в нерадостный путь, полагая, что новое назначение при всей его почетности есть собственные похороны: Москва воспринимала наш край как тмутаракань, и была права.
В 1746 году Предтечевым монастырем управлял игумен Маркел, за которым особых деяний замечено не было. В 1758 году настоятельское место занял игумен Исаакий, воспитанник Саровской обители, человек образованный и деятельный. В 1761 году он заработал выговор начальства за то, что пытался ввести консисторию в заблуждение, умалив в отчетах земельные владения, а в 1764 году ему досталась нерадостная участь ликвидации обители. Позже он жил на покое в Козловском Троицком монастыре.
В 1765 году по распоряжению мамбовского Преосвященного все монахи из Краснослободска были переведены в Наровчатский Сканов монастырь, а Предтеченская церковь обращена в городскую приходскую. Чтобы обеспечить ее прихожанами, консистория по просьбе «краснослободских всяких чинов обывателей» отписала от Троицкого собора 100 дворов (примерно третью часть прикрепленного квартала) на Предтеченскую церковь. Верующие, заполучившие околоточный храм, сами же нашли себе священника – соборного дьякона Алексея Амвросиева; просьба прихожан была уважена. Так что городской клир, формируя предтеченский причт, обошелся собственными кадрами, заполнив штат выучениками местного духовенства. Нашлись и дьякон, и дьячок, и пономарь.
Предтеченская церковь просуществовала долго, хотя ей не пользовались с тех пор, как купец-заводчик Андрей Тарасович Миляков построил в 1772 году рядом с прежним храмом новый, во имя Смоленской иконы Божией Матери, с приделами во имя Иоанна Воина и Иоанна Предтечи. Этот последний храм перестроили в 1849 году, тогда же сломали совсем обветшавшую монастырскую церковь. Этим, собственно, была поставлена точка на истории Иоанна-Предтеченского монастыря, просуществовавшего в общей сложности 65 лет. Если бы он возник в другое время и если в городе имелось несколько мужских обителей, как в Саранске, тогда появился бы шанс путем слияния выстоять под ударами судьбы. Политика секуляризаций и гонений, практиковавшаяся почти всеми царями и царицами века Просвещения, не оставила краснослободскому монашеству никаких надежд на будущее. Предтечев монастырь продержался еще достаточно долго, другим и такого срока не было дано.
Продолжим тему в новых рассказах о монастырях Краснослободского края: Рябкинском Успенском, Покровском, Успенском, Пятницком, Селищенском Введенском»
Все исторические материалы взяты из книг Г.П.Петерсона и С.Бахмустова