Курт Франц, 25 октября 2020 г.
С вами Курт Франц.
Я хотел бы поделиться одной историей.
Это – история о моей Эльфриде.
Итак, она спустилась в сон.
Трётся об меня и требует:
“Ласкай”.
Поласкав её минуту, я взял её в зад.
“Теснее”.
Она ещё ближе придвинула пухлые булки ягодиц.
Я сам не заметил, как там исчез.
***
О, Эльфрида. Эта пожирательница. С ней надо держать ухо востро.
В возбуждении она сожрёт любого.
На злость лучше не провоцировать вообще.
Я оказался в каком-то уютном месте. Сверху билось красное сердечко.
Со всех сторон раздавалось урчание.
Я представил, как Эльфрида сейчас гладит живот, выгибается и урчит в невероятной силы оргазме, и улыбнулся.
Она знает в этом толк.
Она хранила меня. Не варила.
Ей иногда нравится, как моё проглоченное тело изнутри распирает её животик.
Но моё путешествие на этом не закончилось.
Я попал в голубую комнату, обдуваемую невыносимым свистящим ветром.
Конец комнаты обрывался чёрной тьмой.
Чернильной.
Я шагнул туда.
Напрасно.
Не стоит надеяться, что все места внутри моей Эльфриды безопасны.
Я попал в мясной цех и чуть не угодил в мясорубку.
Я услышал даже несколько испуганный возглас: “Куда-а-а?” – и меня мгновенно выплюнули.
“Дурак. – Она ругалась так, будто я ей был не безразличен. -
Сейчас бы угодил, блин.”
Я развёл руками.
“Кто же знал, что у тебя внутри такие цеха”.
“Думать надо головой”
“Исследовать хотел”.
“Ох”.
Она повалила меня на землю и стала тереться об мой восставший член своим горячим, набухшим клитором.
Я дрожал.
“Моя передняя пещерка ждёт”, - таинственно и жутко прошептала она, по сантиметру, словно губами перебирая, начав нанизываться на моего солдата.
Я кончил.
…Она быстро продвинулась до основания и приняла моё семя всей глубиной своей прожорливой утробы.
“Ещё”.
Она меня легонько трахала.
Потом слезла и стала так же тереться о головку анальным отверстием.
“Королева!”
“Что?”
“Ты слишком хороша.
Я не доношу сперму”.
Она рассмеялась, и, на миг превратившись в мерзкую старуху и обратно, глубоко насадилась на меня задницей.
“Кончай, я готова”.
Желание кончать пропало.
Я потрогал её лицо, даже помял – но нет, щёки были девичьими и упругими.
“Дурачок”. – Она опустилась надо мной и стала гладить меня своими соком налившимися белыми грудями.
При виде этих грудей я теряю контроль.
Я будто взорвался изнутри.
Я слил в неё себя без жалости.
Не думая о том, что могу “кончиться”.
***
…После этого, хорошенько обсосав меня и выпив мою силу, она слезла.
И, напоследок потёршись об меня влагалищем, потащила за собой.
Для персонала мы представляли странную, хотя уже более-менее привычную картину – оба голые, а я ещё – и со вставшим членом.
“Эльфрида пришла” – заметили наши.
“Значит, точно будет весело”.
Она села на кресло наподобие трона и, выразительно глянув на всех исподлобья, обхватила руками грудь.
“Сегодня я покажу вам, что это и как этим можно пользоваться.
Ублажайте, украшайте её.
Это сегодня – ваш храм”.
(Я видел, что ей не терпится разверзнуть другой – она была голодна.
Но она не хотела прерывать обучение).
…Наши принесли красивые украшения. Кто-то – масла.
Её ласкали и очень почитали.
Краткое время спустя грудь Эльфриды действительно превратился в блистающий храм.
Я молча стоял в стороне.
“Курт!”
Она уверенно откинула ногу так, что стало видно влагалище, и пристальным взором впилась в меня.
…Я пошёл к ней, как заворожённый.
Я чуял, что меня опять затянут.
Сожрут.
Так и вышло.
Мягкие, безжалостные вертикальные губы сомкнулись за мной, словно двери лифта.
***
Я полетел в пустоту.
Я кричал.
Но никто не слышал меня.
Наверное, Эльфрида развлекалась с персоналом.
Я же опять был в её урчащем животе.
И ничего хорошего уже не ждал.
…Из полосами идущей тьмы ко мне подошёл мальчик с фонариком.
“Помните меня?”
Я вгляделся.
Беловолосый мальчик. Тогда он был со звездой на макушке.
“Эльфрида, - простонал я. –
Зверюга”.
“Теперь я здесь живу, - сказал он. -
Я покажу вам путь”.
Я молча взял протягиваемую руку.
Он вывел меня к исходу.
Указал на отверстие, виднеющееся внизу.
Оно перетекало страшным ветром.
“А ты?” – обернулся я.
“А мне хозяйка велела остаться здесь.
Дяденька Франц. Она вас выпускает. У вас привилегия.
Не стоит ею пренебрегать”.
“Да уж”, - подумал я.
Я не хотел оставлять его там.
“Здесь я на месте”, - сказал мальчик.
Я подумал о том, что в Треблинке ему уж точно делать нечего.
Он кивнул и подвёл меня к краю.
Я прыгнул.
***
…Следующее, что я увидел и почувствовал, был довольно-таки болезненный сапог на груди и свирепое лицо Эльфриды.
“Ты как вышел?!”
Я рассказал ей про мальчика.
“Нужно будет провести с ним инструктаж, - задумчиво проговорила она. –
А то без моего ведома проглоченные будут из жопы вываливаться”.
“Вот из этой?” – Я просунул туда аж ладонь.
“Ох, Курт.
Как же я хочу секса”.
Я огляделся. Вокруг был пустой лагерь.
“Разошлись?”
“Да”.
“Будет тебе секс”, - хищно и вкрадчиво проурчал я над её ухом, гладя головкой члена её анус.
“Давай без прелюдий”.
“Хорошо”.
Я вошёл – глубоко и сладко.
Она приняла меня.
Она урчала и тёрлась. И лишь иногда оборачивалась – хотела, чтобы я насадил её ещё глубже.
Я дошёл до самой глубины. Я щекотал основание её недр.
“О, да”.
Ей это безумно нравится.
…Когда я кончаю ей в недра, питается место перворождения, дающее начало всему.
…И я кончил.
Я залил её недра белым молоком.
Так, что она захлебнулась.
Лишь некоторое время спустя вышла из безвременья.
“Ну ты дал”.
Она ударила меня.
За ударами у неё дело не стоит.
“За что?”
Она задумалась.
“Ну извини.
Не ожидала”.
“Тебя же Эберль изуродовал, скотина” – внезапно вспомнил я.
Она улыбнулась.
“Пошли пытать Михаила”.
“Справишься?”
“А то.
Он меня задолбал”.
Она приготовила солнечно-золотые инструменты.
Тонкие и изощрённые.
И стала втыкать в тело ангела.
На все уговоры была глуха.
На угрозы и шантаж – лишь с наслаждением вонзала инструменты глубже – до мяса, в самое сердце.
***
Вскоре я сам уже не мог это выносить.
Я сам люблю повскрывать людей, особенно евреев. Делаю это не быстро, с удовольствием и выдумкой.
Но здесь была какая-то настолько выпяченная подробность и тошнотворная похабщина –
Это всё было так порнографически вывернуто –
Порой хотелось спросить:
“Эльфрида, ты вообще женщина?”
Но было страшно услышать в ответ неизбежное: “Да”.
***
С одним членом его она расправлялась около получаса.
Глядя на этот орган с презрением.
Вставляя в уретру какие-то выкачивающие содержимое трубки, а по бокам – спицы.
Кроша плоть маленькими, но очень острыми ножничками в виде золотой птички.
Она выгибалась и всем видом демонстрировала, что никогда уже больше ему не достанется.
Свою безупречную выгнутую задницу и немного выпяченный, пожирающий плоть, очень симпатичный живот.
…По-моему, ему было уже всё равно.
***
К концу меня всё-таки стошнило.
“Эльфрида, ты зверь”.
“Да ну?” – фыркнула она, в очередной раз вставляя ножницы под кожу жертвы и стригущими движениями отделяя её от мяса.
“Зачем там мальчик?”
“Светить всем будет”.
Она похлопала по животу.
“Там у меня много интересного”.
“Да уж”.
Она повернулась ко мне и пристально взглянула мне в глаза.
“А ты, никак, их жалеешь.
Кто меня учил, что нужно истребить жалость?
А теперь что же?”
“Некоторые моменты слишком даже для меня”.
Я слышал, как заурчал её живот.
“Голод, Курт”.
Её набухшие, вновь вишнёвые губы шептали мне в ухо.
“Мой голод может потребовать миллионы планет.
И он их возьмёт.
А пробудил его –
Ты!!” –
Она резко ткнула меня пальцем.
Я полетел в пустоту.
***
Когда я очнулся, Михаил был уже съеден.
Лицо дьяволицы выражало довольство.
“Где Эберль?”
Она осмотрелась вокруг и с рёвом кинулась в его направлении.
Эберль был пойман.
…И сожран также.
***
После этого она прилегла щекой на камень.
“Спать хочу”.
“А секс?”
“Неа”.
Она свернулась туже.
“Ну поспи”.
Я погладил её по плечу.
Она радостно и благодарно улыбнулась мне, как родному.
И – вырубилась.
Пишу вам уже отсюда.
Комендант лагеря смерти Треблинка
Курт Франц.