Мы решили подключить директоров предприятий. Потребовали – сидите с нами! Те сперва улыбались, потом поняли, что это серьезно – решили послать депутацию к Снегуру.
Составы пошли через Север, так мы с Андреевой хотели даже железную дорогу на севере взорвать – такое состояние у нас было – все одно убьют, или тюрьма!
Директора приехали – мол, Снегур де просит, чтобы мы открыли движение на три дня. А у меня был документ – сессия горсовета решила, что это правомерно мы делаем. Уголовное дело предложили приостановить. А мы, в знак доброй воли, временно снять блокаду. И я тогда Снегуру написала своей рукой.
Тяжеловесный Снегур знал хорошо одно – массам надобно «обещать», после можно забыть про обещания. Этому он выучился на партийной работе. Он и тут поступил соответственно, не учтя, что и время уже не то, и люди давно не те.
Открыли рельсы и стали поезда ходить ровно три дня. Но мы не ушли, жили тут, палаток только добавлялось и все записывали, какие составы идут. У нас рядом крепость – там воинская часть. Пошли туда – узнать, как военные будут смотреть? Командир нас принял. Сделали собрание офицеров. Через два дня собрали человек 70, я стала рассказывать о нас (я еще плакала – все силы были на пределе уже!). Офицеры сказали, что мы за вами наблюдаем и если хоть один волосок упадет с вашей головы, мы переоденемся и станем на вашу защиту. Они нам палатку дали и котел литров на сто. Часа в три ночи мы с Андреевой обходим стан: кто спит, кто что чинит себе. К нам и из Кишинева приезжали – становились на колени – просили, чтобы мы устояли «а то и нас там задавят!» Виноград, яблоки, картошку приносили нам. И когда Смирнова не выпустили, мы заново перекрыли железную дорогу, уже на все шли!
А то едет дизель на нас. И такой дым да и угар, чтобы нас затравить! А женщины перебили стекла ему. Начальника экологической службы известили – тот ему дал штраф за травление среды. В Депо позвонили, а там СТК тоже и ему сказали – иди, становись на колени и проси прощение, а не то с работы выгоним! Так он так просил нас его извинить!
Огли рассказывает и про то, как не пропустили поезд с гнилью, и про заведенные на всех уголовные дела.
Передо мною сидят две пенсионерки – Нина Васильевна Усатенко, возглавлявшая женский забастком в Бендерах, и Доротея Яковлевна Тарновская – и рассказывают,перебивая друг друга и пороюссорясь, как девочки на открытом экзамене. И ведь всего пять лет прошло! Пять лет! А будто бы и все двадцать! Ведь там, на рельсах, это была их молодость, их звездный час! Время не течет равномерно, оно удивительно сжимается и растягивается, в зависимости от событий. Время – как река. Весело прыгающая по камням и замирающая в омутах. Теперь то, что было всего пять лет назад, неостановимо уходит в легенду, во тьму времени, и многие из того «андреевского призыва» нынче оказались уже, вроде бы, и не у дел. Неужели им осталось, почти что только вспоминать прошлое. У них нет смены, да и нужна ли она? Вернувшаяся в свои берега жизнь уже не требует подобных прежним героических усилий. Но прегради ее, и воды народного гнева вновь выйдут из берегов.
Тарновская рассказывает, как было до войны, точнее, до перестройки, мол, как дружили друг с другом, как бурно строились все новые предприятия, превращавшие Бендеры в серьезный промышленный центр, как возникали институты, театры, как развивалась и поддерживалась та самая молдавская культура, которую якобы угнетали. «В советское время никто не чувствовал себя изгоем, заключались совместные браки» (что, кстати, происходит и сейчас). Мне вновь и вновь заявляют, что румынский язык непонятен молдаванам. Женщины вспоминают, кого избили в Кишиневе до смерти, кого еще ранее пытались схватить. Вспоминают, как им всячески угрожали во время рельсовой забастовки, как явился с уговорами Красавченко (кстати, нынешний советник президента при Ельцине). «Сам веселый и хмельной».
- Учите молдавский язык! – кричал. – Никого из ваших все равно не выпустят! – Как его, пьяного, трепали женщины, обнаружив, что и рубаха под галстуком у этого славного деятеля нашей дерьмократии залита красным вином.
Вспоминают, как пели, плясали на рельсах, как разводили ночью костры (на ночь приезжала ночная смена из тех, кто днем работал), как обжились, поставили палатки, варили еду, как сами сочиняли стихи. Нина Васильевна хранит их и посейчас, целую тетрадку. Это стихи, которые теперь невозможно читать, до того они плохие, и до того навертываются слезы на глаза, когда начинаешь понимать, на каком душевном подъеме, на каких нотах героизма и подвижничества сочинялось все это.
С запада и востока подходили все новые составы, выстраиваясь в долгую недвижную очередь. Поездные бригады, заражаясь их веселою дерзостью, присоединялись к бастующим. Солдаты, как уже говорилось, поставили женщинам большую армейскую палатку, чтобы обедать не под дождем.
Женщины даже и гимн сочинили, свой, «рельсовый», переиначив слова известной песни:
Вставайте все, вставайте все!
Вставайте люди доброй воли.
Горит огнем, горит в огне
Мое родное Приднестровье!
Передо мною два документа тех лет, посвященные «рельсовой войне», из книги «Женщины Приднестровья»:
ОбращениеВерховного Совета и Правительства Приднестровской Молдовской Республики к женщинам Тирасполя, Бендер и районов Приднестровья
Дорогие женщины!
Стойкость и мужество, с какими выступили тираспольчанки и жительницы Бендер, соседних поселков и сел на защиту наших депутатов, на защиту нашей республики, вызывают искреннее восхищение, глубокую благодарность руководства республики, граждан Приднестровья.
Дни железнодорожной блокады женскими пикетами в Бендерах, Тирасполе, Рыбнице показали, что нас не запугать, привлекли внимание мировой общественности к попранию суверенитета Приднестровской республики властями Молдовы.
Сегодня народ Молдовы расплачивается за противоправные действия своих руководителей огромными, в сотни миллионов рублей, убытками. В то же время несет убытки и Приднестровье. Расположение пикетов в Тирасполе не дает возможности разгружать необходимые нашему региону грузы, отгружать продукцию наших предприятий в другие регионы.
В связи с этим Верховный Совет республики просит вас, дорогие женщины, изменить расположение пикетов на участке железной дороги Тирасполь-Бендеры так, чтобы дать возможность вести в полном объеме погрузочно-разгрузочные работы на станциях Тирасполь и Бендеры.
Мы убедительно просим вас откликнуться на наше обращение, чтобы ваша самоотверженная борьба за свободу депутатов, за нашу республику сочеталась с нормальной работой железнодорожных узлов Приднестровья.
Председатель Верховного Совета
Г. С. МАРАКУЦА.
5.09.1991 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ
митинга женщин Тирасполя и Бендер
Рассмотрев обращение Верховного Совета и Правительства республики к женщинам Приднестровья, участвующим в блокировании железных дорог в знак протеста против незаконно арестованных депутатов, учитывая невыполнение ранее достигнутого соглашения между руководством Приднестровской Республики и Республики Молдова об изменении меры пресечения арестованных депутатов, участники митинга решили:
1. Пикетирование железной дороги перевести с 18.00 6.09.91 г. в политическую забастовку женщин, борющихся за признание суверенной Приднестровской Молдавской Республики, ее политических и экономических прав, за свободу захваченных депутатов Приднестровья и Гагаузии.
2. Избрать женский забастовочный комитет в составе 17 человек (список прилагается).
3. С целью обеспечения доставки и разгрузки вагонов, адресованных Приднестровью, оставить в г. Тирасполе пост N 1 для проверки поступающих грузов. Остальных участниц забастовки направить на дежурство на станцию Бендеры,
4. Политическую забастовку прекратить после освобождения депутатов Приднестровья и Гагаузии.
5. Считать целесообразным открыть специальный счет в фонд помощи бастующим.
6. Данную резолюцию довести до сведения Верховного Совета СССР, союзных республик, а также до жителей Молдовы и Приднестровья,
Принято на митинге женщин 6 сентября 1991 года.
Читаю пояснения к фотографиям из альбома «Женщина Приднестровья», написанные самой Г. С. Андреевой:
«Женщины на рельсах – со стороны совершенно идиллическая картина: и созерцают, и вяжут, и мирно 'беседуют, как в вокзальном зале ожидания.
Чем-то лагерь бастующих действительно напоминал такой зал. Но только внешне – внутри он был подобен туго натянутой тетиве или готовой в любую минуту распрямиться стальной пружине. Так и было в самые тяжелые моменты.
Прибывали на «Железку» уговариватели самого высокого ранга. Например, народный депутат тогда еще СССР, глава парламентской комиссии Сергей Красавченко и иже с ними. Покрасовался два часа на встрече с приднестровцами во Дворце «Современник» после длительного пребывания в Молдове. Предложенная им позиция соглашательства с официальным Кишиневом была воспринята отрицательно. Для проформы отбыл в лагерь к бастующим. Приднестровцев лишают будущего, а он им пальчиком машет, как мелким проказникам. Только уважение к великой России позволило сохранить его внешность в «депутатской неприкосновенности».
Вновь и вновь к женщинам являлись начальники всех мастей и шерстей из Кишинева, Москвы, Киева.
- Вы все равно ничего не добьетесь!
Навалило корреспондентов едва ли не из всех европейских стран – Германии, Швеции, Франции, Польши, Австралии, даже из Японии, и все щелкали аппаратами, брали интервью, мало что понимая в происходящем. Скандал разрастался, как раковая опухоль, и уже перепрыгивал за океан. Корреспондента из Молдовы, что отчаянно врал в своих передачах, выпихали силой и больше тамошних не пускали к себе. Один представился, было, поляком, но нашлась женщина, знавшая польский язык, и перевертыша живо разоблачили и выгнали. Словом: -Не пепши векшу пепжем, не то пжецепшешь!
И чего только не говорили про этих женщин! Как только их не позорили! – И что им привозят ежедневно по бочке вина и платят по тысяче рублей. И что, де, все они гулящие, и ни одной честной среди них нет, и кому надо переспать с бабой, приходи к ним на рельсы, сами дадут! – Это было, пожалуй, тяжелее всего. Подозреваю, что верный андреевский Коляня в те дни не раз подумывал, к чьему носу, защищая женину честь, приложить ему свой, достаточно увесистый, кулак.
Но уже и такое подымалось: со всего Приднестровья шли теперь сюда, в забастком, продукты, деньги и письма, в которых их просили не сдаваться, выстоять! Даже служители церкви из Слободзеи, нарушив нейтралитет, помогали бастующим. А одна женщина из Григориополя, верующая христианка, так даже и молебны устраивала прямо на рельсах. На попытку провести поезда в обход, женщины разобрали объездные рельсы.
Было и такое, что среди арестованных депутатов нашелся один не то гад, не то трус, его специально освободили одного, и он явился к женщинам в забастком и тоже уверял, что сидят они на рельсах без пользы, и что никого более, кроме него, не выпустят. Кончался месяц непрерывной рельсовой блокады, подходил октябрь.
Молдовская армия уже дважды атаковала Дубоссары, в Кочиерах осадила русскую воинскую часть, и генерал Неткачев приказывал армии соблюдать нейтралитет, и, в крайнем случае, сдаваться в плен. Склады с армейским оружием один за другим передавались Молдове. Приднестровье приступало к созданию своих вооруженных сил, а тут продолжали сидеть на рельсах женщины, намертво закрыв всякое движение поездов.
Дядя Сэм шваркнул на ковер очередную гаванскую сигару и сбросил ноги со стола. Секретарь, несколько трясясь (гнев хозяина порою бывал сокрушителен) докладывал, что коммунисты, они же демократы, предлагают перестрелять женщин из пушек или отравить газом, и тем самым очистить пути.
- А бросить водородную бомбу на Бендеры они еще не предлагают?! — прорычал дядя Сэм и рявкнул в побелевшее лицо секретаря: - Пускай расстреливают свой Верховный Совет! Вы что, газет не читаете? Тупари! Бездари! Вы что, русских не знаете?! Расстреляете вы эту сотню, завтра их соберется там целая тысяча! Немедленно выпустить ихних депутатов на волю! Да, да, всех! И этих, из Комрата, тоже! Выпустить, пока мы окончательно не утонули в дерьме, в котором и так сидим по уши! Голодом их надо давить, а не танками!
- Но в Приднестровье уровень жизни втрое превосходит.,,
- Вот именно! Сделайте, чтобы был втрое ниже! Установите блокаду! Ельцин с Кравчуком вам помогут! Этим ребятам заплачено долларами! А бабы эти должны не знать, чем им накормить своих детей! Должны задирать подол перед каждым, кто пообещает им, - только пообещает! – кусок хлеба!
Депутаты Приднестровья и Гагаузской республики были освобождены первого октября.
Месячная рельсовая забастовка окончилась победой. Явившегося к бастующим женщинам прямо из тюрьмы Смирнова женщины зацеловали и «раздели», сняв с него свитер, в котором он сидел в камере. Свитер этот хранится теперь в городском музее Бендер.
VI
Женский забастком в действии
Забастовка окончилась, но не окончилась работа забасткома. Да и нелепо думать, что Андреева так вот просто сидела вместе со всеми на рельсах, более ничего не делая. Она моталась туда и сюда, устраивала, организовывала, воодушевляла. Надобно было создать армию, а для армии – добывать оружие, с арматурою против танков уже не пойдешь. Андреева проявляет замечательный организационный талант, женские забасткомы появляются во всех городах республики. Но где взять оружие?
И опять Андреева предлагает вполне сумасшедший вариант: безоружным женщинам ворваться в воинскую часть и забрать оружие силой.
Брали ОМОН на шелковом комбинате. Далее – слово участницам: «Командиров держали за руки, сперва пытались уговорить, но те подчинялись Кишиневу, потом их попросту схватили и держали, пока наши мальчики заводили моторы и выводили бронетехнику со двора. Один БТР, у которого отказал мотор, уволакивали на прицепе.
- Я прыгну в окно! – пригрозил командир части.
- Так прыгай! – сказали ему. – Там вон, под окном, Андреева!
И офицер прыгнул, и попал прямо в крепкие объятия Галины Степановны, и был водворен назад.
- Только личное оружие не отбирайте! – просили омоновцы. – А то нам придется стрелять!
Ну, личное оружие мы им оставили…
А в Парканах так всех офицеров заперли в столовую. Даже и генерал Неткачев приехал, и его тоже туда заперли. Подогнали машины и брали оружие со складов: автоматы, ящики с боеприпасами. Так мы вооружали нашу армию!
- Когут не позволил нам! – вмешивается другая женщина. – А то бы мы и полицию забрали!»
Полицию в Бендерах, кстати, брали дважды, но каждый раз следовал приказ – отступить. «Так опоновцы и теперь там сидят!»
Надо и то сказать, что в те поры неясного противостояния, кишиневское телевидение тоже призывало свой «народный фронт» к действию, к защите демократии (то есть того самого полицейского управления в Бендерах). Народный фронт удерживал (и удержал) позиции в Варнице, пригороде Бендер, откуда в город поступает вода.
- Лебедь остановил казаков! – вновь уточняет одна из женщин. – А то бы и полицаев у нас не было! (- А то бы мы уже давно сидели в Кишиневе! – досказал мне потом один из казаков.)
- Лебедя на коленях встречали, а после, как стал обливать грязью нашего Смирнова, мы ему тут обращение написали…
Следует рассказ о странной перемене позиции Лебедя, о Мигуле, попытавшейся расколоть забастком, обо всем, о чем речь пойдет ниже. Я впервые приехал в Приднестровье весной 1992 года с группой писателей, незадолго до трагической попытки Кишинева взять Бендеры. Бои тогда шли на Кошницком плацдарме и в Дубоссарах. И Андреева пыталась заставить 14-ую армию наконец-то вмешаться в конфликт, хотя бы дать технику для патрулирования премного растянутой границы. И опять я уступаю слово себе, тогдашнему:
«О Галине Степановне Андреевой рассказывают легенды. Она, по сути, второй президент республики. Ее голова оценена Молдовой в несколько миллионов (или уж, не помню, десятков миллионов) лей. Штаб Андреевой помещается этажом ниже кабинета И. Н. Смирнова, в том же правительственном здании, и здесь, наконец, я впервые почувствовал дыхание фронта.
Андреева сидела на телефоне. Это высокая черноволосая женщина, полноватая, уверенная в себе, по-видимому, храбрая без натуги, как бывают храбры именно женщины (не забудем наших санитарок времени Отечественной!), лицом и статью очень напоминающая какую-нибудь обкомовскую даму, только без того холодного безразличия в очах, которое отличает этот тип женщин. Улыбается она легко и красиво. Как-то, можно сказать, «повелительно» улыбается. И мимоходом брошенная ею фраза: «Тогда мне придется взять командование армией!» - звучит совсем не смешно. Придется – и возьмет!
Итак, Андреева на телефоне. Вокруг негустая группа женщин, в основном пожилых, некоторые совсем крестьянского, простого вида, с лицами, навечно пропеченными местным солнцем, с руками, огрубелыми от работы на виноградниках. Иные, пожилые, помнят румынскую оккупацию. Одна из таких женщин предлагает рассказать о тогдашних зверствах румын, память о которых и поныне жива в Приднестровье. Галина Степановна руководит «осадой» казарм пятьдесят девятой мотострелковой дивизии, организует женскую помощь фронту, руководит забастовками.
- Да! – кричит она в телефон, - Да, да! Готовим запрос правительству! Пятьдесят девятая дивизия у нас в осаде! Женщины там стоят уже три дня! Мы считаем, что армия должна защищать Отечество! Приказа из Москвы нет, а в Приднестровье льется кровь! Сколько гробов надо четырнадцатой армии? У нас уже шестьдесят трупов!
- Матери написали, - обращается она к «девчатам» (недавно был убит парень, приехавший на защиту республики из Северодвинска. Сейчас женщины собирают деньги, организуют депутацию, съездить к матери убитого, передать ей собранные средства, наконец, попросту поплакать вместе с ней).
- В церкви спрашивали?
- Можно, можно и в пятницу! – отвечает одна из женщин. – Надо отсчитать девять дней, и все! (Девятины по убитому парню из Северодвинска они будут справлять все вместе, кажется, послезавтра.) Они же устраивали почетные похороны этому северянину, что не выдержал, почуял, что защита Приднестровья – это его долг, и пал в битве, как и полагается защитнику отечества.
И брань коль восстает судьбою,
Сын россиянки среди бою,
Со славой должен умереть!
- писал Гаврила Романыч Державин.
- Мы стали разменной монетой у России и Украины! – гневно говорит Андреева в телефон. – Нас предают все!
- Пусть передадут по факсу! Мы у правительства возьмем факс! Да, у нас может быть нынче интересная ночь.По протоколу разоружение, а они стягивают войска! Да, да! Мы прошлой ночью выгнали несколько бронетранспортеров из части, но вынуждены были отдать!
Она оборачивается ко мне, пояснить как было дело, но снова звонит телефон.
- Это григориопольские женщины! А что Вам не нравится? (Звонят, видимо, из части.) – И, приопустив трубку, «девочкам»: - Сейчас Маракуце пошли докладывать! – Опять в телефон: - Не надо, я все знаю! Мы свое «фэ» уже сказали и Богданову, и президенту, и всем! Дорогой мой, как это столько машин на бедных женщин Приднестровья?! Да, да, солдаты потом нас пытались выпихнуть, окружили кольцом. Все офицерье было вокруг нас… Ну ладно, прощаем! Хорошо!
- Девчата, Алла здесь?
- Она в дивизии!
- Нá вторую листовку! И завези, отдай в руки!
- Вертолет они собьют! – вновь кричит она в телефон. – Не будем рисковать! И так уже все знаем! Отдай в четырнадцатую армию! Наших нет на переговорах в Бендерах! Там идет разоружение! Что, в Кишинев снова звонили? Нам нужны гранаты и патроны!
Положив трубку, она тут же вновь звонит, теперь в Бендеры:
- Как разоружение? Не проходит? Я приехать не могу, потому что мы в пятьдесят девятой дивизии застряли! (Девчонки, кто может печатать? Скорее сводку!) – Где вы соберетесь? По обстановке! Если что, я подскочу!
Положив трубку, она говорит уже успокоено:
- Они против разоружения. Никакого разоружения в Бендерах не происходит! (Молдовские представители в Бендерах пытаются попросту разоружить гвардию, после чего захватить город. Об этом и идет речь.)
- Для чего мы столько мучились! – взрывается одна из женщин. – С восемьдесят девятого года! Да мы сами с оружием пойдем на передовую!
- Пиши! – командует между – тем Андреева, к которой стекаются сводки как с этого, так и с того берега. – Из Румынии поступило вчера восемь эшелонов техники! Женщины видели на платформах шестьдесят танков! – и опять в телефон, - Четырнадцатая армия формируется русскими мальчиками. Значит, наши ребята должны идти в Приднестровскую армию!
- Оля, посмотри, будешь печатать!
- Все эти данные говорят о том, что вы не работаете!
- Девчонки, и список погибших тоже!
- Перевезти с помощью женщин! А кого стесняться! Да, да! С Румынии на Кишинев направляется эшелон, более двадцати бетээров! Девчата будут тут! Разберитесь потом! Там такое!
-- Ну, девчата! Берешься за дело, доведи до конца! Как бабы! Надо женщинами быть!
- Помогите с «Рафиком»! Мы тут снова пикетируем пятьдесят девятую дивизию!
- Галина Степановна, - спрашиваю я. – Ну, а если румыны начнут наступление (.здесь молдовскую сторону зовут румынами, своих – приднестровцами), вы сумеете достать оружие со складов четырнадцатой армии?
И Андреева улыбается в ответ. Улыбается не разглаживая прямой вертикальной складки лба.
- Мы обязаны будем это сделать!
Отвечая, подчеркивает слово «обязаны» и лицом, и голосом. Добавляет, острожев:
- До седьмого марта мы верили нашей четырнадцатой армии. Но седьмого офицеры сказали нам прямо, что они сейчас – российская армия, и будут подчиняться приказам из Москвы. Сегодня ночью объявили, что никто никуда не выступит… Врали они и России! Всегда офицеры защищали свое Отечество! И на каком основании военное имущество во Флорештах, Бендерах, Кагуле и Шалдонештах передано Молдове?! В Кошнице и в Кочиерах, на плотине, уже русское оружие стреляет в нас! А у солдат четырнадцатой армии нет объективной информации! Нашу армию называют отребьем и босяками! А это отребье вывозило офицерских жен из Кочиер! И за рулем машины сидел раненый казак!
Я не видел молдавских женщин, что лежали на рельсах, требуя освободить своего президента, когда все это происходило. Но я видел женщин, возвратившихся в Григориополь от казарм пятьдесят девятой дивизии, где они три дня стояли на коленях, требуя прислать бетээры для защиты местного населения.
Радостные, возбужденные высыпали они из автобуса. Смех, рукоплескания, слезы:
- Бэтээры идут! Шесть машин! Вышел к нам полковник, я уж не знаю какой, только увидела, что красивый! Нам обещал! А уж как мы ехали, и они обогнали нас, и тут мы в ладоши хлопали, и кричали, и плакали даже!
Женщины в большинстве пожилые, коренастые, некрасивые наверно, ежели их увидеть на рынке или в очереди, но как полнятся светом, как становятся прекрасны эти лица, эти люди, когда они защищают Родину! Женщины не ели, не спали уже очень давно. И все-таки все это – не главное для них сейчас. Жадно расхватывают газету «День». Фотография старого казака на позициях у Кошицкого разъезда пленяет решительно всех. Казаков любят. Казаки делом доказали, что они и воины, и защитники.
- Приезжайте осенью! – Кричат на прощанье. – Тогда поспеет виноград! Пить будем, гулять будем!
Нас просят: «Вы поедете, спросите там, на разъезде, прошли бзтэры, или еще нет?» Мы спрашиваем. Бэтээры прошли, патрулировали ночью по окружной дороге, но назавтра их отозвали назад, в часть. Армия упорно не хочет защищать эту землю, готовую, кстати, их и содержать, и кормить, да и квартиры многих офицеров находятся здесь, в Тирасполе, Бендерах, Дубоссарах… Где, все-таки, кончается приказ и начинается простая шкурная трусость? Неужели господа демократы сумели так разложить русскую армию? Или она постепенно сдыхала сама и теперь «кипит червями», по образному выражению наших предков? В Григориополе мы обедаем в столовой, где еда выставлена на столах: домашнее лечо, домашнее сало, яйца… Все это натащили сами жители, вернее, жительницы Григориополя. Здесь кормят своих защитников, кормят широко. Добровольные бригады женщин, сменяясь, круглосуточно обслуживают столовую. Нас, в частности, кормила бригада учительниц, которые после подходили к писателям, кое-кто просил автограф на память, хотя автографы впору брать у них самих. На глазах творится то великое и священное, что позволяет произносить с гордостью слово «народ».
В Григориопольском районе 68 процентов населения молдаване, а вообще в республике живут молдаване, украинцы и русские. С юга почти примыкает к ним земля гагаузов. Много болгар, есть евреи, есть венгры и немцы. И все они – одна страна, все – приднестровцы, а те, на том берегу – румыны (не молдаване, нет!)
- Мы не хотели и не хотим войны! – Вновь и вновь повторяют женщины на прощанье. – Но нас разделила кровь! Теперь мы не хотим с ними! И будем драться за каждый дом! Они сюда не придут! Дай им, Господи! И дай России немного ума, дабы понять, что священный огонь межнационального братства, вновь загоревшийся тут, нельзя позволить погасить! В нем – единственное спасение Великой России!»
Тогда, в 1992 году мне было достаточно такого вот «внешнего» описания событий. Сейчас же я, прежде всего, задумываюсь о том, как же все это произошло, как возникала организация. В чем имени проявился талант Г. С. Андреевой, что за нею безоглядно пошли люди? Удивительная внимательность к людям. Это я почувствовал из брошенного ею по ходу дела замечания об одиноких женщинах, ткачихах, присланных из Иванова, которым необходимо подыскать мужей (и она подыскивает, и выдает замуж).
Андрееву боготворят до сих пор. Тот налет как бы усталости, показавшийся мне в первые дни встречи, полностью слетел с нее, как только началась избирательная кампания. Мне только позже сказали, что Андреева награждена Орденом республики, орденом «За личное мужество», медалью «Защитнику Приднестровья» (считающейся здесь самой высокой наградой), да сверх того казачьим крестом. Наград она не носит и сама, естественно, даже не упоминает о них. Но и не только! Все женщины – участницы обороны – награждены знаком «За оборону Приднестровья» имеют удостоверения участников боевых действий, дающие права на некоторые льготы. То есть вниманием никто не обойден и тут.
«Рельсовая война» кончилась и тотчас началась другая борьба – за передачу ПМР судебных и полицейских органов, а также органов КГБ, продолжавших служить Молдове.
Это был один из важнейших аспектов борьбы за независимость ПМР – пока в органах правопорядка и в карательных органах оставались сторонники Снегура, ни о какой реальной самостоятельности говорить не приходилось, а все народные выступления забастовки, работа СТК – рассматривались как «пена», которая сойдет, после чего реальная власть скажет свое реальное слово.
Кстати, Народный фронт в Кишиневе начал свою деятельность с погрома КГБ. В Приднестровье само понятие погромов естественно исключалось. Любое вооруженное действие новой власти было бы истолковано, к вящему удовольствию кишиневских «володетелей», как бандитизм и беспредел. И тут опять на арену истории, так сказать выступают женщины. Привожу здесь опять же целиком:
ЗАЯВЛЕНИЕ
координационного забастовочного комитета женщин
26 сентября сего на городской площади работники городского отдела внутренних дел в количестве 70 человек на митинге жителей Тирасполя заявили о своем переходе под юрисдикцию Приднестровской Республики. Прошло полтора месяца, но жители города Тирасполя не могут быть спокойны за охрану общественного порядка города, за их покой, так как фактически все органы ГОВД выполняют приказы соседней Республики Молдова, а не управления внутренних дел Приднестровской Молдавской Республики.
Фактически это управление и прокуратура республики бездействуют. Народный суд, нотариальная контора заняли выжидательную позицию, а прокурор города игнорирует законы Приднестровской Молдавской Республики.
Республика Молдова продолжает экономическую блокаду Приднестровья. Все это создает напряженную обстановку в нашей республике, вызывает недоумение горожан по поводу существования полиции в столице ПМР в то время, как на окраине республики в г. Рыбнице, Рыбницком и Каменском районах ее нет.
Удивляет позиция невмешательства в эти вопросы Верховного Совета ПМР и правительства, игнорирование нашего предыдущего заявления от 15.10.91 г., на которое нам и жителям Приднестровья не даны официальные ответы.
Координационный забастовочный комитет заявляет:
1. Требуем от личного состава управления внутренних дел г. Тирасполя, перешедших под юрисдикцию ПМР, написать и подать рапорты в УВД ПМР до 2 декабря 1991 г.
2. Требуем отстранить от занимаемой должности комиссара полиции В. С. Щербатого, его заместителей, которым жители города неоднократно высказывали свое недоверие.
3. Доплата в размере 30 процентов к должностному окладу должна производиться тем работникам ГОВД, которые официально перешли под юрисдикцию республики.
4. Верховный Совет, правительство ПМР, управление внутренних дел, прокурор республики должны потребовать выполнения законов, постановлений, указов на территории республики, в том числе перехода под юрисдикцию ПМР народного суда, нотариальной конторы, прокуратуры, полностью ГОВД, всех предприятий и организаций.
5. Городской Совет и исполком обязаны решить вопрос о передаче всего имущества ГОВД; работникам полиции предложить переехать в соседнюю Республику Молдова, в которой они служат. Создать условия для работы и. о. начальника местной милиции В. Б. Руденко.