Релятивизм (Relativisme)




 

Учение, утверждающее невозможность абсолютного учения. В широком смысле слова это, конечно, не более чем трюизм. Разве конечный разум способен получить абсолютный доступ к абсолюту, если абсолют есть бесконечный разум или вообще не есть разум? Подлинный смысл понятие релятивизма обретает только в специальном значении, выступающем в двух основных формах. Действительно, необходимо различать, с одной стороны, эпистемический, или гносеологический, релятивизм и, с другой стороны, этический, или нормативный, релятивизм. Обе эти формы могут выступать как слитые воедино (например, у Монтеня), так и разделенные (например, у Спинозы – вторая форма, у Канта – первая).

Эпистемический или гносеологический релятивизм утверждает относительность всякого знания и говорит, что мы не имеем доступа ни к одной абсолютной истине. Он противостоит теоретическому догматизму. Может быть, это одна из форм скептицизма? Не совсем, поскольку относительное знание все-таки является знанием и даже может в рамках своего порядка считаться твердо установленным. В этом смысле безусловными релятивистами являются Монтень и Юм, но также и Кант, который вовсе не был скептиком, как и большинство нынешних ученых. В этом и состоит один из парадоксов квантовой физики: чем больше мы познаем мир, тем слабее в нас ощущение приближения к абсолютному знанию.

Что касается этического или нормативного релятивизма, то он утверждает относительность ценностей. Мы не имеем доступа ни к одной абсолютной ценности; всякое оценочное суждение относится к тому или иному субъекту (субъективизм), к тем или иным генам (биологизм), к определенной эпохе (историзм), к определенному обществу или культуре (социологизм или культурализм) и даже – точка зрения, которую разделяю и я, – ко всему этому, вместе взятому. В этом смысле релятивизм противостоит практическому догматизму. Равнозначен ли он нигилизму? Не обязательно. Относительная ценность не менее реальна и в силу своей относительности не перестает быть ценностью. Например, тот факт, что стоимость товара не является абсолютной (она зависит от условий его производства, рынка, валюты и т. д.), еще не значит, что этот товар вообще ничего не стоит или что цена на него может быть установлена произвольно. Точно так же тот факт, что сострадание ценится по-разному (в зависимости от культуры, эпохи и отдельных людей), еще не значит, что оно вообще не ценится или ценится наравне с равнодушием или жестокостью. Я бы даже сказал так: ценность может быть относительной лишь при условии, что она существует в качестве ценности той или иной группы людей и является для них тем, чем никогда не станет чистое небытие. Релятивизм, вовсе не обязательно приводящий к нигилизму (который является лишь его утрированной формой, как по отношению к гносеологическому релятивизму или умеренному скептицизму такой формой является критикуемый Юмом крайний скептицизм, тогда как умеренный скептицизм он как раз и проповедовал), есть скорее веский довод против него (в интеллектуальном плане) и причина противостоять ему (в моральном плане). По существу, это та же самая причина, по которой релятивизм противостоит и практическому догматизму. Два последних течения сближает между собой общее стремление к признанию исключительно абсолютных ценностей: одни утверждают, что такие ценности существуют (практический догматизм), другие это отрицают (нигилизм), но это расхождение предполагает согласие в чем-то основополагающем, что можно назвать стремлением к абсолютизации. Релятивисты далеко не так требовательны и гораздо более здравомыслящи. Они не ищут абсолют, чтобы в результате обнаружить небытие. Они интересуются реальными условиями рынка (в отношении экономических ценностей), истории, общества и жизни людей (в отношении нравственных, политических и духовных ценностей) и в результате находят достаточно, чтобы с этим можно было жить или в крайнем случае умереть. Пусть кто-нибудь объяснит мне, какие причины могут заставить нигилиста с опасностью для собственной жизни сражаться против варварства и почему ради этой борьбы так уж необходимо провозглашать себя искателем абсолютных ценностей. Но ведь варвар, не раз приходилось слышать мне, скажет вам, что защищает собственные ценности. Например, нацист будет говорить о чистоте расы, культе вождя, нации и силы, которые для него противостоят вашему уважению к правам человека, выдуманным женщинами и евреями. Что я могу на это ответить? Такое действительно происходит, и мне представляется весьма забавным, что в качестве возражения оппоненты апеллируют к той самой реальности, которая и подтверждает мою правоту. Нацист становится нацистом во имя определенных ценностей, а демократ борется с нацизмом во имя других ценностей. Это установленный факт, и он доказывает, что ценности действительно существуют, во всяком случае, существуют для нас и благодаря нам, и этого вполне достаточно. Если вам, чтобы стать антифашистом, необходимо, чтобы и абсолют разделял эти взгляды, это ваше личное дело. Но представьте на миг, что нацистом стал Бог и нам это известно. Вы что, тоже обратитесь в нацистскую веру? Или вообразите себе, что никакого абсолюта вообще нет? Что ж теперь, вы перестанете уважать права человека? Странная это мораль, если она зависит от сомнительной метафизики, а любая метафизика сомнительна.

Тот факт, что всякая ценность относительна, ни в коей мере не доказывает, что на свете нет ничего стоящего. Мало того, последнее предположение выглядит в этом свете весьма маловероятным – разве небытие может быть относительным? Нигилизм – утрированный, уплощенный релятивизм. И наоборот, релятивизм – онтологический нигилизм (по отношению к ценностям, которые не являются ни сущностями, ни идеями в себе) и вместе с тем практический реализм (ценности реально существуют, во всяком случае для нас, потому что они заставляют нас действовать, вернее, потому, что мы действуем ради них). Ценность не есть истина, она – объект желания, а не познания; она принадлежит сфере действия, а не созерцания. В то же самое время она не есть ни чистое небытие, ни простая иллюзия; она действительно имеет значение – по меньшей мере для нас и благодаря нам, потому что она для нас действительно желанна. Иллюзорна в наших ценностях не их ценность; иллюзорно почти всегда возникающее чувство их абсолютного характера. Иными словами, нравственный абсолют существует только в воле и благодаря воле. Именно это я и называю практическим абсолютом, то есть все то, чего я желаю абсолютно, безо всяких условий и торга. Но разве я желаю этого потому, что оно существует в себе? Вовсе нет. Почему же? Потому что это неразрывно связано с моим желанием жить и действовать так, как подобает человеку. Суть всего этого выразил Спиноза в имеющей огромное значение схолии к теореме 9 III книги «Этики»: мы не предпринимаем усилий ради ничто; «мы стремимся к чему-либо, желаем чего-нибудь, чувствуем влечение и хотим не вследствие того, что считаем это добром, а наоборот, мы потому считаем что-либо добром, что стремимся к нему, желаем, чувствуем к нему влечение и хотим его». Тот факт, что всякая ценность относительна к направленному на нее желанию (а значит, и к жизни, истории, отдельному человеку, т. е. биологически, исторически и биографически определенному желанию), еще не повод отказаться от желания или думать, что это желание (которое и само может быть желанным) не имеет ценности. Когда ты любишь, разве тебе необходимо, чтобы Бог или истина любили вместе с тобой? И разве для того, чтобы любить справедливость, необходимо, чтобы она существовала в виде абсолюта? Скорее верно обратное: если бы абсолютная справедливость существовала, она бы в нас не нуждалась, а у нас было бы меньше причин ее любить. Но дело обстоит совсем не так. Справедливость надо любить не потому, что она – добро, а подчиняться ей следует не потому, что она существует. Справедливость – добро потому, что мы ее любим (ее добро – лишний повод к нашей любви, и этим обусловлена ее ценность). И как раз потому, что ее не существует, необходимо, как говорил Ален, ее создать. Нигилизм – философия лени и небытия. Релятивизм – философия желания и действия.

 

Реминисценция (Réminiscence)

 

В общепринятом толковании – невольное и даже частично бессознательное воспоминание о чем-то, зачастую не воспринимаемое как воспоминание. В основном употребляется по отношению к чувственному или эмоциональному опыту (знаменитое бисквитное печенье Пруста). Реминисценция это накат воспоминаний, приходящих откуда-то издалека и чаще всего остающихся неузнанными и загадочными. Возьмем для примера искусство. Мы говорим о реминисценции, когда при знакомстве с тем или иным произведением нам вдруг начинает казаться, что мы узнаем в нем след присутствия другого художника, но след, оставленный невольно и почти неосознанно. Реминисценция – не плагиат и не цитата, это даже не аллюзия и не подмигивание зрителю. Это эхо другого творения, прошедшее мимо внимания самого творца. Впоследствии оно доставит немало радостных минут эрудитам – что ж, жить всем надо. Но главным образом оно придает произведению некую безличную, вернее, надличную глубину, которая и отличает настоящее искусство. Ведь гений и чистая доска – понятия прямо противоположные.

В философском словаре термином «реминисценция» пользуются в основном для перевода греческого слова anamnesis. В этом случае он, в отличие от вышеописанного, может обозначать поиск или волевое усилие, направленное на поиск воспоминания (Аристотель, «О памяти», 2; на мой взгляд, это слово лучше переводить как «припоминание»). Однако чаще к термину прибегают в связи с Платоном. Тогда реминисценция – тот след, который оставляют в нас вечные идеи – именно с ними лицом к лицу сталкивается душа в период между двумя воплощениями. Благодаря этому мы, подобно маленькому рабу из «Менона», способны, не покидая себя, постигать явно незнакомые нам истины. Познание сводится к распознаванию; мыслить значит вспоминать. Если бы это и в самом деле было так, история науки двигалась бы вспять, постепенно приближаясь к предшествующей ей истине. Но ведь так оно и есть, скажут мне, ведь истина вечна. Ничего подобного. Именно то, что истина вечна, и не позволяет замкнуть ее в прошлом; она точно так же принадлежит будущему, которого нет, как и настоящему, в котором содержится целиком и полностью. Платоновская реминисценция – не более чем метафора, так же как вечное возвращение Ницше, необходимое для осмысления вечности истины.

 

Реноме (Renommée)

 

Меньше, чем слава, но больше, чем репутация (которая может быть и дурной) или известность (которая нейтральна). Так, например, преступник может пользоваться известностью, но говорить о его реноме все-таки не приходится. Это не значит, что реноме заменяет собой оценочное суждение – писатель с громким реноме вполне способен оказаться посредственностью, скорее оно является носителем оценочных суждений других людей. Вот почему, как говорил Брассенс, реноме труб – грубое звучание. Просто дуют в них всегда другие.

 

Республика (République)

 

Этимологически слово означает «общая вещь» (res publica). Но его современное понимание гораздо шире. Это форма организации общества и государства, в котором власть принадлежит всем, во всяком случае юридически, и применяется, во всяком случае в принципе, ко всеобщему благу. Согласно традиционному определению, республика – власть народа, существующая для народа и благодаря народу, хотя на практике она чаще всего реализуется посредством выборных представителей. Таким образом, республика есть демократия в ее радикальной форме. Бывает, что в демократическом государстве имеется король, если народ считает это приемлемым (Англия и Испания, бесспорно, демократические государства, потому что вопросы политики и даже вопрос о сохранении монархического строя решает в них не король, а народ), но такое государство уже не является республикой (поскольку хотя бы часть власти, в частности выбор монарха, принадлежит не народу). Итак, с точки зрения конституции республика это демократия, в которой вся полнота власти принадлежит народу и осуществляется его избранниками. Франция, США и Германия суть республики; Англия и Испания – нет.

Может также быть, и на самом деле часто бывает, что власть в демократическом государстве стоит на службе наиболее влиятельных кругов или на службе наиболее многочисленного слоя. В этом случае даже при отсутствии короля государство не может считаться полноценной республикой, в которой власть должна выражать общие интересы, а не просто сумму или усредненное значение частных интересов. Из этого видно, что слово «республика» может иметь не только конституциональное, но и нормативное значение, выражая оценочное суждение, в данном случае – упорное стремление к преодолению эгоизма, привилегий, корпоративных интересов, интересов Церкви и даже интересов отдельных граждан. А как же свобода? Свобода, конечно, необходима. Но не ценой отказа от равенства, светского характера государства, справедливости. В этом смысле республика – не столько тип правления, сколько идеал или регулирующий принцип. Быть республиканцем означает здесь стремиться к тому, чтобы, преодолев естественную склонность демократии, поставить ее на службу народу, а не большинству и не господствующей идеологии. Что ни в коем случае не отменяет необходимости относиться к демократии с уважением и не означает позволения нарушать личные свободы граждан, пусть даже под лозунгом защиты интересов всего народа. Кому много дано, с того много и спросится. Для республиканца демократия есть необходимый минимум; республика же – максимум, к которому следует стремиться.

 

Референт (Référent)

 

Реальный или воображаемый, но не лингвистический (за исключением метаязыка) предмет лингвистического знака. Например, возьмем слово «собака». Ни обозначаемое, ни обозначающее не лают и не кусаются; но их референт способен на то и на другое.

 

Рефлекс (Réflexe)

 

Неосознанное движение, возникающее в ответ на внешнее раздражение. Например, от удара по голове человек зажмуривает глаза, а обжегшись, отдергивает руку. Условными называют рефлексы, искусственно связывающие два вида раздражений (звонок и пища), что в конце концов приводит к тому, что для появления рефлекса достаточно только одного раздражителя (на звук звонка начинается слюноотделение). В более широком смысле под словом «рефлекс» понимают всякую автоматическую реакцию, возникающую в результате обучения или привычки (такими рефлексами обладают, например, водители или моряки). Рефлекс проявляется неосознанно, что удобно и полезно, однако далеко не достаточно для всех случаев жизни – размышление и воля незаменимы.

 

Речь (Parole)

 

Не столько способность говорить, сколько акт говорения. Речь отличается от языка как актуальное отличается от виртуального; от дискурса – как действие от результата; от конкретного языка – как единичное от общего или индивидуальное от коллективного (Соcсюр, «Курс общей лингвистики», глава III и примечание 63). Всякая речь есть творение дискурса путем актуализации языка (как способности) при помощи конкретного языка (как исторически сложившейся системы условностей). Речь есть настоящее смысла.

 

Решение (Décision)

 

Волевой акт выбора из нескольких возможных вариантов. Решение означает переход от сослагательного к изъявительному наклонению, от воображаемого к реальному, от разговоров к делу. Принятие решения – кризисный момент, требующий решительности.

 

Решимость (Résolution)

 

«Бросить курить очень легко. Я сам бросал раз сто!» Эта шутка может служить прекрасной иллюстрацией к той дистанции, которая разделяет решительность как единовременное проявление воли и решимость как продолжительно действующий волевой настрой. Решимость есть желание желания, растянутое во времени: я хочу (сегодня) хотеть и дальше (завтра или через десять лет). Решимость необходима, например, тому, кто в самом деле бросает курить или приступает к изучению чего-то трудного. Одной решительности тут мало, нужна еще решимость не отказаться от принятого решения в течение длительного времени. Речь идет уже не столько о желании что-то сделать, сколько о желании продолжать желать того же в будущем. Позвольте, возразят нам, но ведь желать можно только в настоящем! Конечно, поэтому решимость можно сравнить с попыткой заранее вооружиться против усталости, «опускания рук», собственного непостоянства. Но это не более чем заблуждение. Заново желать придется каждый день и каждый миг этого дня. Решимость – всего лишь состояние осознанной воли, заранее готовящейся к возможным трудностям. Разумеется, она не может служить залогом успеха. Но вот отсутствие решимости – почти всегда залог неудачи.

 

Риторика (Rhétorique)

 

Искусство дискурса (в отличие от красноречия как искусства речи), направленного на убеждение. Риторика подчиняет форму со всеми ее возможностями убеждения содержанию, то есть мысли. Например, такие формы, как хиазм (212), антитеза или метафора, сами по себе ничего не доказывают и не способны служить аргументом чего бы то ни было, но как вспомогательное средство они могут помочь в убеждении. Поэтому не следует злоупотреблять риторическими приемами. Риторика, тяготеющая к самодостаточности, перестает быть риторикой и превращается в софистику. Риторика необходима, и только самодовольные люди могут думать, что без риторики легко обойтись. Лучшие умы человечества не брезговали риторикой. Возьмите Паскаля или Руссо: блестящее владение ораторскими приемами отнюдь не помешало каждому из них стать гениальным писателем и мыслителем. Правда, признаем, что Монтень на их фоне смотрится выигрышнее – он более непосредствен, более изобретателен и более свободен. Он гораздо меньше стремился убедить кого-либо в своей правоте, ему вполне хватало истины и свободы. Впрочем, нельзя сказать, что он полностью обходился без риторики, – просто он лучше других умел сохранить свою независимость от риторики. Как говорится, сначала обучись ремеслу, а потом забудь, что ты ему учился.

 

Робость (Timidité)

 

Повышенная чувствительность к чужому мнению, своего рода страх удостоиться осуждения, что-то вроде стыда быть собой, но без всякого чувства вины. Робкий человек краснеет и заикается без всякой видимой причины – только потому, что чужое присутствие лишает его дара речи и вгоняет в краску. Многие робеют перед толпой; другие, к числу которых отношусь и я, оставаясь с глазу на глаз с другим человеком… Возможно, первые опасаются пристального внимания к своей внешности, а вторые побаиваются, как бы собеседник не догадался, что у них на уме.

 

Род (Genre)

 

Широкая совокупность, которую можно определить лишь относительно других совокупностей. Род шире вида (в род входит множество видов), но уже отряда (в биологическом смысле слова род Homo, единственным живущим представителем которого является вид Homo sapiens, входит в отряд приматов). Понятие рода относительно по самой своей природе. То, что является родом для видов, может быть видом для другого рода, частью которого он является. Например, четырехугольник. Для входящих в него видов (трапеция, ромб, прямоугольник) это род, но для рода многоугольников – вид. В свою очередь многоугольник является видом рода геометрических фигур. Все зависит от избранной точки зрения и шкалы оценок. Вот почему со времен Аристотеля для определения более широкой совокупности, непосредственно примыкающей к определяемой и стоящей в иерархии выше нее, принято пользоваться понятием ближайшего рода: достаточно назвать специфическую особенность (или особенности) последней. Например, четырехугольник это многоугольник (ближайший род) с четырьмя сторонами (специфическая особенность), а трапеция это четырехугольник (ближайший род), у которого две стороны параллельны (специфическая особенность). Понятие рода – один из способов упорядочения реальной действительности и ее выражения.

 

Родина (Patrie)

 

Страна, в которой ты родился и где живешь, – во всяком случае, это справедливо по отношению к большинству людей, – или страна, про которую скорее, чем про любую другую, можешь сказать, что она твоя. Эти признаки не всегда совпадают, поэтому есть люди, у которых сразу несколько «родин», и есть люди, у которых нет ни одной. Но чаще всего родиной мы называем страну, в которой родились и выросли, страну, принявшую нас при рождении или позже, страну наших отцов или наших учителей, наконец, просто свою страну – свою не потому, что она нам принадлежит, а потому, что мы ей принадлежим, пусть даже не целиком, а какой-то частью себя – сердцем или верностью. Это то место, из которого мы пришли в мир или которое выбрали для себя сами, место, где мы чувствуем себя дома, место, которое мы любим больше всех прочих, хотя охотно допускаем, что есть более интересные и достойные восхищения места. Понятие родины не объективно, как и понятие нации, а субъективно и эмоционально. Лично мне довольно долго казалось, что у меня нет родины. Франция была мне безразлична, и я убеждал окружающих, что люди интеллектуального труда в еще большей степени, чем пролетарии, не имеют родины. Однако я изменился, и теперь Франция становится мне все более дороже. Кроме того, много лет назад, бывая в Кастилии, в Тоскане, в Амстердаме, в Венеции и Праге, я открыл для себя, что родина у меня точно есть, и она называется Европа. Разумеется, я не собираюсь этим гордиться. Но мне не очень нравится, когда меня этим попрекают.

 

Рок (Fatalité)

 

Суеверное название судьбы. Убеждение, что все предопределено заранее и изменить будущее так же невозможно, как и прошлое. И сто тысяч лет назад было истиной утверждение, что сегодня ты будешь читать эти строки. Впрочем, ты читаешь их не потому, что это утверждение было истиной; оно было истиной только потому, что сегодня ты их читаешь. Рок – не более чем вечность с обратным знаком; это попытка подчинить реальную действительность истине, тогда как всякое действие направлено на прямо противоположное.

 

Роман (Roman)

 

Литературный жанр, имеющий всего два ограничения – он должен быть повествовательным и основываться на вымысле. Роман – это выдуманная история, изложенная так, словно все и на самом деле происходило именно так, или, наоборот, правдивая история, изложенная так, словно она выдумана. Ложь – не только принцип построения романа, но часто и его главная пружина. Романист ставит перед собой задачу сделать интересным то, что лишено интереса, и придать смысл тому, что лишено смысла. Он заставляет нас не столько размышлять, сколько мечтать, не столько узнавать что-либо новое, сколько переживать, и стремится не столько воспитывать нас, сколько вызвать в нас сочувствие. В романе почти неизбежны преувеличения, и, как говорил мой приятель Марк, мы и читаем их, за исключением самых великих, только ради этих преувеличений. Вот почему почти все люди любят читать романы, и вот почему даже у умнейших из них нередко возникает искушение принять их за действительность. При чтении романа ум отдыхает. Роман – это ложь, возведенная в эстетический принцип или служащая для развлечения.

Впрочем, иногда случается, что сквозь эту ложь просвечивает истина (Арагон говорил о «правдивой лжи»), которая пользуется романной маской, чтобы вернее заявить о себе. Роман идет обходным путем вымысла, но порой этот путь выводит к истине, и именно роману мы обязаны несколькими величайшими шедеврами мировой литературы. Вынужден, однако, признать, что сам я читаю все меньше романов, а те, что читаю, приносят мне все меньше удовольствия. И все чаще приходит мне в голову мысль, что роман относится к второстепенному жанру, и каждая удача в этом жанре, выходя за его пределы, только лишний раз подтверждает его ограниченность. Пруст, Селин и Джойс – великие писатели, но они, как мне кажется, велики не благодаря, а вопреки роману. Казалось бы, одним этим соображением следовало бы заранее оправдать возникновение «нового романа», который на самом деле является антироманом (ни персонажей, ни интриг, ни приключений и романтики в нем не найдешь). Но… скуку ничем нельзя оправдать. Пока что роман спасает занимательность, может, она будет спасать его и дальше. Людям пока не надоело выдумывать занятные истории.

 

Романтизм (Romantisme)

 

Противоположность классицизма, но со знаком «плюс» и в отношении содержательности (в отличие от барокко, которое противостоит классицизму, во всяком случае французскому, скорее со знаком «минус» и в отношении формы). Романтикам нужны правила, чтобы их ниспровергать; традиции, чтобы с ними спорить; наставники, чтобы освобождаться от их влияния; наконец, им нужен разум, чтобы его отринуть и предпочесть ему чувство. Вот почему романтизм – направление второго порядка, и чаще всего вторичное. В то же самое время романтизм выражает нечто весьма существенное для человеческой души – страдание от сознания того, что ты не Бог и твое существование конечно. Время – вот главный враг и одновременно смысл существования романтизма. Отсюда вечная ностальгия – самое романтическое из чувств, тот пепел, который видит поэт, взирая на огонь. Подлинная жизнь происходит где-то там – а мы вынуждены жить здесь. Романтизм сам себя обрекает на двойной язык, подразумеваемые миры, идеализм и разочарование. Он весь устремлен в бесконечность, но находит лишь конечное. Он тянется к абсолюту, но находит лишь свое «я». Ему хотелось бы раствориться в великом едином, но он на каждом шагу сталкивается с множественностью и двойственностью. Он мечтает отдаться вдохновению, но вынужден тяжко трудиться. Он воспевает страсть, воображение, чувство, а в итоге остаются только усталость и скука. Он живет в искушении бегства и оправдывается мечтой. Романтизм – искусство страсти, но выбор у него невелик: либо галлюцинация, либо религия. Либо эстетика изгнания и бегства от действительности, либо мистицизм и все то же разочарование. Романтизм дал миру великие имена (Новалис и Гельдерлин, Байрон и Китс, Делакруа, Берлиоз, Нерваль и другие), но лично мне все же не хочется безоглядно следовать за ними. Единственным, на мой взгляд, исключением, остается Гюго, но только потому, что он – абсолютное исключение и стоит выше романтизма на столько же, на сколько Бах стоит выше барокко. Одного Гюго достаточно, чтобы опровергнуть столь же глубокую, сколь и несправедливую оценку Гете, сказавшего: «Я называю классическим все здоровое и романтическим все больное». Вернее сказать, одного его было бы достаточно, если бы единственное исключение, даже самое выдающееся, было способно опровергнуть… определение.

 

Роскошь (Luxe)

 

Стремление пользоваться бесполезным. Возьмем для примера ложку. Если отлить ее из золота, никакой дополнительной пользы это не принесет, зато доставит лишнее удовольствие. Понятие роскоши по природе своей относительно, однако всегда предполагает избыток, излишество или, как говорил Кант, чрезмерность в удобствах, изяществе или тратах. Роскошь обратна естественным и необходимым удовольствиям в понимании Эпикура, она всегда связана с культурными удовольствиями в избыточной форме. Если роскошь становится необходимостью, она превращается в ловушку.

 

Рынок (Marche)

 

– Представь себе, что ты идешь в булочную и покупаешь батон, – сказал мне как-то один мой приятель-экономист. – Почему продавец продает его тебе?

– Потому что это его работа…

– Потому что это ему выгодно! Ему гораздо больше нравится иметь твои 4 франка 20 сантимов, чем батон.

– Чему же тут удивляться? Ведь ему батон обошелся намного дешевле…

– Совершенно верно. Теперь скажи: почему ты покупаешь у него батон?

– Потому что мне нужен хлеб…

– Конечно. Но ведь ты мог бы испечь его сам. На самом деле для тебя гораздо лучше иметь батон, чем свои 4 франка 20 сантимов.

– Естественно! Если бы мне вздумалось самому печь хлеб, этот батон с учетом затраченных трудов обошелся бы мне намного дороже!

– Вот теперь ты начинаешь понимать, что такое рынок. Продавец продает потому, что ему это выгодно; ты покупаешь потому, что тебе это выгодно, и каждый из вас преследует собственный интерес. Рынок – это торжество эгоизма!

– По-моему, это в первую очередь торжество ума. Ну ладно, допустим, хлеб испечь я еще смогу. Но не представляю, как кто-нибудь стал бы самостоятельно мастерить автомобиль или стиральную машину. Маркс назвал это разделением труда.

– До него об этом говорил Адам Смит. Кстати, Смит в этом смысле гораздо поучительнее Маркса…

– Понимаю, к чему ты ведешь! Сейчас начнется восхваление либерализма…

– Ты лучше постарайся понять. Вернемся к нашей булочной. Ведь ты свободно можешь пойти в другую, конкурирующую булочную. Почему же ты ходишь именно в эту?

– Потому что у них хлеб вкуснее.

– Это значит, что им выгодно выпекать как можно более вкусный хлеб. Но скажи, ты бы стал покупать у них хлеб по любой цене?

– Вряд ли.

– Следовательно, чтобы сохранить тебя в качестве клиента, им в условиях конкурентной экономики выгодно предложить тебе наилучшее из возможных сочетаний качества и цены. Но ведь и ты хочешь того же! Значит, ваши интересы не только взаимно дополняют друг друга, они совпадают!

– Не удивительно, что продавщица всегда так мило мне улыбается…

– Но ведь и ты с ней всегда вежлив! Каждый из вас действует исходя из собственного эгоизма, однако это не только не отталкивает вас друг от друга, а, напротив, сближает друг с другом. С какой стати мы станем хамить тому, кто нам нужен? Но если вдруг хлеб станет хуже или дороже, чем в соседней булочной, или если у тебя вдруг не станет денег, чтобы его покупать, все ваши отношения немедленно прекратятся. Ни ты ничего не должен владельцу булочной, ни он тебе – вы взаимодействуете лишь до тех пор, пока ваши взаимные интересы совпадают. Именно это и называется рынком – встреча спроса и предложения, иначе говоря, свободное совпадение (посредством обмена и при условии конкуренции) эгоизмов. Каждый полезен другому, и никто его к этому не принуждает. Каждый ищет свою выгоду, но найти ее вы можете только вместе. Вот почему в условиях либеральной экономики хлеб вкуснее и его больше, чем при экономическом коллективизме. Совпадение эгоизмов действует эффективнее, чем планирование и жесткий контроль.

– Но ты же ломишься в открытую дверь!

– Не всегда она была открыта…

– Но уж в последние несколько десятков лет точно открыта! Разве кому-нибудь взбредет в голову устанавливать цену силой, декретом? Это уже не рынок, а рэкет или полицейское государство. И в обоих случаях начинается расцвет нищеты, а перед почти пустыми магазинами вырастают гигантские очереди…

– Вот видишь, это не я тебе говорю, это ты сам говоришь. Но ведь из этого необходимо делать выводы. То, что ты назвал торжеством ума, на самом деле – торжество рынка.

– По-моему, это в первую очередь торжество солидарности…

– Опять ты за свои левые идеи и за мораль…

– Да при чем здесь мораль? Если бы я, чтобы получить батон, должен был рассчитывать на великодушие продавщицы, я бы давно с голоду помер! И она, кстати, тоже, если бы надеялась, что я буду давать ей деньги просто так, от щедрости душевной. И наоборот – мы рассчитываем только на взаимный эгоизм и потому никогда не испытываем разочарования.

– Я и называю это рынком.

– А я называю это солидарностью. Солидарность, как я ее понимаю, это не что-то противоположное эгоизму, как, например, щедрость, а подчиненная правилам социализация эгоизма. Вот почему с точки зрения нравственности щедрость гораздо лучше – она же бескорыстна. И по той же самой причине в социальном и экономическом отношениях солидарность гораздо действеннее.

– Значит, придется признать, что рынок отлично исполняет роль творца солидарности. Твои левые друзья будут от этого вывода не в восторге.

– Может, они просто не в состоянии этого понять? Ты знаешь еще кого-нибудь, кто мечтал бы о полной национализации всей экономики?

– Пожалуй, нет. А они как раз и верят больше в законы и налоги, чем в рынок и конкуренцию…

– Но это означает, что рынок имеет значение только в том, что касается товаров!

– Товаров и услуг.

– Ну хорошо, скажем так: всего, что покупается и продается. Ведь любая услуга, если она продается, становится таким же товаром, как любой другой. Но как быть со здоровьем? С правосудием? С образованием? Все это что, тоже продается? Попробуй-ка, предоставь решать эти проблему рынку, и ты увидишь, что останется от нашего общества, от наших идеалов и от прав слабейших. Если же дело обстоит с точностью до наоборот и правосудие не продается, как не продаются свобода, здоровье, образование, достоинство, тогда следует признать, что ничто из перечисленного товаром не является. Следовательно, рынок в приложении ко всем этим вещам неуместен, беззаконен, вообще не важен. Можно пойти и еще дальше. Мир тоже не продается, и правы экологи, заявляя, что мир не является товаром. Даже сам рынок не продается, вот почему существует право торговли. Вот почему мы нуждаемся в политике. Рынок необходим (хотя подлинное развитие он получает только в правовом государстве), но одного рынка недостаточно. Выбросить на рынок то, что не подлежит продаже, – это было бы настоящим безумием! Таким же, как стремление отдать в руки государства выпечку хлеба и улыбки моей продавщицы из булочной.

– Но лекарства-то продаются…

– Продаются. Но нельзя допустить, чтобы покупать их могли только те, у кого есть деньги. Потому-то и существует социальное обеспечение.

– И налоги!

– А ты что, предпочитаешь рассчитывать на милосердие богатых? Чтобы только от них зависело, лечиться бедным или нет? А ведь это то же самое, что рассчитывать на щедрость твоей продавщицы из булочной, чтобы она решала, будет у тебя хлеб или нет. Никто не делает взносов в фонд социальной защиты и не платит налоги из щедрости. Все мы делаем это из корысти, поэтому определенный контроль в этом деле необходим. В результате налоговая система и система социальной защиты делают для достижения справедливости гораздо больше, чем рынок и людская щедрость, вместе взятые. Это уже не мораль, а политика. Зачем нам милосердие, если есть солидарность?

– Возможно… Но если бы не было рынка как творца богатства, государству нечего было бы распределять.

– А если бы не было государства как гаранта права собственности и свободы сделок, не было бы и рынка.

– Значит, не надо требовать от государства, чтобы оно создавало богатство – рынок сделает это лучше и быстрее!

– И не надо требовать от рынка, чтобы он творил справедливость – эта задача под силу только государству!

– Следовательно, в экономике необходим либерализм…

– …а в политике – солидарность!

 

 

С

 

Садизм (Sadisme)

 

Извращение, смысл которого заключается в наслаждении, испытываемом при виде чужих страданий, как это описано у Сада. Отличается от жестокости более явно выраженной эротической окраской. Что отнюдь не значит, будто садизм лишен жестокости. Без добровольного согласия сексуального партнера садизм остается поведением, заслуживающим всяческого порицания.

 

Самодостаточность (Aséité)

 

Способность существовать самому по себе. Таковы субстанция и Бог.

Самодостаточность – аналог латинского выражения causa sui, т. е. причина самого себя.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-03 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: