Я кусаю свои ногти. Я изгрызла их практически до самых корней и уже принялась за шершавую кожу заусениц. Это никак не успокаивает меня, но так я хотя бы не вышагиваю из угла в угол.
Марко беседует с Холтом. Наставляет как правильно отыграть сценку.
Мой желудок скручивается в трубочку со смесью чувства тошноты и неразумного предвкушения. От этого мне хочется срыгнуть весь свой обед.
Марко говорит негромко, но я слышу каждое его слово.
— Сара пришла сюда, чтобы выяснить с глазу на глаз, почему ты ее отталкиваешь. Ее мать рассказала тебе, что ее дочь не та провинциальная девочка, которой ты думал она является, и в процессе, у тебя появляется чувство, словно ты никогда не будешь достаточно хорош для нее. В глубине души ты всегда знал, что все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, и сейчас все твои сомнения подтвердились.
Итан кивает и сосредоточенно хмурится. Его руки скрещены поверх груди. Оборонительная поза.
Он косится на меня, потом смотрит обратно на Марко с каменным выражением лица.
Я перестаю кусать кутикулу. Мне надо закурить, но на это нет времени.
— Я хочу чувствовать, что ты думаешь, что ей будет лучше без тебя, но эта мысль тебя убивает. Понимаешь?
Он кивает и постукивает ногой по полу.
Нервничает.
Отлично.
— Кэсси?
Моя очередь.
Марко подходит ко мне и обнимает за плечи.
— Поведение Сэма ставит тебя в тупик. Ты любишь его, и тебе плевать, насколько разное у вас прошлое. Он готов все перечеркнуть, но ты хочешь, чтобы он боролся. Ясно?
Я киваю. Голова идет кругом. Мне нужно присесть.
— Именно в этот момент мы чувствуем твое отчаяние. Вы не виделись несколько дней. Все чего ты хочешь, это, чтобы он остался, понимаешь?
— Да. Конечно.
Мой голос звучит увереннее, чем я себя чувствую. Он доверяет мне эту работу. Я не хочу потерять его доверие.
— У вас несколько минут на подготовку, а потом мы начнем сцену с появления Сары.
На подготовку? Как, черт побери, можно к такому подготовиться? Почувствовать эти невероятно личностные переживания? Поцеловать его?
Я принимаюсь расхаживать по залу. Мне нужно найти мою героиню, потому что она является моим барьером между фантазией и реальностью. Но я чувствую только себя. Свою боль. Замешательство.
Я закрываю глаза и дышу. Делаю длинные, размеренные вдохи через нос и выдыхаю через рот. Пытаюсь представить себе белую простыню на бельевой веревке, развевающуюся на ветру. Так я сосредотачиваюсь.
Но сегодня у меня ничего не получается. Изображение размытое и переменчивое, как телеканал, который не получается настроить.
Мои глаза закрыты, когда я слышу приближающиеся шаги. Потом меня опаляет теплом, и я понимаю, что он смотрит на меня в упор.
— Что? — спрашиваю я, все также с закрытыми глазами. Я пытаюсь удержать в воображении фокус, но он мерцает как мираж.
— Хочешь что-нибудь обсудить?
— Вообще-то, да. У меня появляется странное ощущение жжения всякий раз, когда я писаю. Что это значит?
Я дышу ровно.
Он вздыхает.
— Я имел в виду сцену.
— Я знаю, что ты имел в виду.
— Конечно, знаешь.
— Давай просто разделаемся с этим и посмотрим, что произойдет.
Если я до сих пор не выбежала с визгом из зала, то я справлюсь и с этим.
— Ты в этом уверена?
Я еще никогда в жизни не была настолько в чем-то не уверена.
Открываю глаза.
— Ладно. О чем ты хочешь поговорить?
Он засовывает руки в карманы.
— И с чего мне, блин, начать?
Я жду. Я знаю, он раздумывает, потому что у него вид такой, будто его терзает боль. Некоторые вещи никогда не меняются.
— Кэсси, тебе не кажется полнейшим безумием, что мы так и не поговорили обо всем, что стряслось между нами, и всего через несколько минут я поцелую тебя?
— Нет, ты не поцелуешь меня, — говорю я.
— Поцелую. Это есть в сценарии.
— Я имею в виду, тупица, что это Сэм поцелует Сару. Мы будем где-то в другом месте, так ведь?
Он делает шаг вперед, и я сопротивляюсь рвению отступить назад. Я больше не буду этого делать.
Жар его тела прожигает меня сквозь одежду. Я не хочу смотреть ему в глаза, но он не оставляет мне выбора.
— Мы оба знаем, что это так не работает, — говорит он так тихо, что его слышу только я. — Как бы сильно мы не стремились полностью отдаться эмоциям наших героев, это не отменит того, что именно мои руки будут тебя обнимать, и мои губы будут к тебе прикасаться. И теперь, я чувствую себя довольно странно, принимая во внимание весь наш багаж, которым можно заполнить гребаный универмаг, но, если тебе все нипочем, и ты не хочешь ничего обсуждать, давай сделаем это и посмотрим, что из этого выйдет.
Его способность заставить меня вскипеть гневом за тридцать секунд поразительна. Он хочет поговорить сейчас, потому что ему видите ли удобно?
Единственное, что у него получается хуже, чем принимать решения касательно отношений, это умение выбирать время.
— У тебя было три года, чтобы поговорить, — говорю я. — Но единственный раз, когда ты связался со мной, был тогда, когда ты был пьян и не мог связать и двух слов.
— Неправда. Е-мейлы…
— Были полны манипуляций и жалких попыток заставить меня бегать за тобой… снова. В них была только неопределенность и жалость к себе, и ты даже ни разу не извинился, заносчивый ублюдок.
— Все в порядке? — кричит нам Марко. Мы приклеиваем фальшивые улыбки на лица и киваем.
— Все нормально, — говорит Холт натянутым голосом. — Просто прорабатываем несколько идей.
— Отлично. Тогда за работу.
Холт поворачивается ко мне, но я уже сыта по горло этим разговором.
— Давай просто покончим с этим, — говорю я. У меня нет настроения находиться с ним в одном помещение, не говоря уже о том, чтобы сыграть любовную сцену. — Бери свой сценарий и пошли.
Он смеется, но звук смеха отдает пустым гулом.
— Мне не нужен сценарий для этой сцены.
— Кто бы мог подумать.
Мы занимаем исходные позиции на противоположных концах площадки.
Марко хлопает руками, призывая всех к тишине.
— Хорошо. Начинай, когда будешь готова, Кэсси.
Я захожу на площадку разгневанная сильнее, чем того требует сценарий, но черт с ним. Я направлю гнев в нужное русло и все сработает.
Мы играем свои роли, отражая выпады друг друга резкими выражениями и обидными эмоциями. Я хожу вокруг него. Он держится на расстоянии. Задетый и отстраненный.
Сегодня он в ударе.
— Ты правда думаешь, что у нас еще есть шанс? — спрашивает он. Я чувствую его напряжение на противоположной стороне площадки. — У нас нет шансов. Ты знаешь это. Я знаю. Твоя мать, шлюшка из придорожного клуба, знает, и только у нее хватило духу сказать это вслух. Прекрати бороться с неизбежностью. Неизбежность всегда побеждает.
Мой голос тих, но дрожит от ярости. Гнев захлестывает меня. Он неправ. Как обычно.
Я заползаю под кожу Сары, и делаю ее реакцию своей.
— Когда ты стал таким трусом?
— Примерно в тот самый момент, когда понял, что ничего о тебе не знаю.
— Ты знаешь меня! Ты знаешь обо мне все самое важное.
— Не морочь мне голову! Я знал лишь то, кем ты прикидывалась, и из тебя, милочка, получилась чертовски хорошая актриса. Ты с легкостью обвела меня вокруг пальца.
Комната гудит от напряжения. Он ищет выход. Я не собираюсь давать ему это.
— Сэм, я знаю, ты любишь меня. Мне известно это так же, как и то, что небо голубое, а земля круглая. Если ты уйдешь сейчас, то, проснувшись однажды утром, через пять лет, задашься вопросом, какого черта ты натворил, ведь люди всю свою жизнь проводят в поисках того, что у нас уже есть, а ты так просто от всего отказываешься. Неужели ты не видишь это?
Мой гнев заполняет воздух вокруг и сгущает его, отчего становится трудно дышать.
Он даже не может взглянуть на меня. Словно раненный зверь, который намеревается удрать.
— Я не могу быть твоим проектом, Сара. Меня уже не изменить. — Он поворачивается, собираясь уйти.
— Постой! — Мучительная боль в моем голосе останавливает его. — Ты никогда не был для меня проектом. И ты не уйдешь, пока не скажешь, что не любишь меня.
Его плечи опускаются, и он бормочет бранные слова.
— Скажи это!
Он поворачивается. Выражение его лица наполнено противоречием. Преисполнено боли.
— Если ты хочешь положить конец нашим отношениям, — говорю я дрожащим голосом, — тогда хотя бы сделай это правильно.
Он сопротивляется, но я не собираюсь отступать.
— Скажи это.
Он делает вдох.
— Я не люблю тебя.
Мне практически слышно, как его сердце раскалывается сквозь боль в его голосе.
Я требую сказать это снова. Он повторяет, но уже тише. Я пытаюсь сломить его, чтобы он не смог уйти. Он должен остаться и пасть вместе со мной.
Я прошу повторить его еще один раз, и едва дыша, он выдавливает:
— Я… не… люблю тебя.
Его взгляд сосредоточен на полу. Он сломлен.
— И ты веришь в это? — спрашиваю я.
Когда он смотрит на меня глазами, полными агонии и слез, я словно начинаю тонуть.
— Нет, — отвечает он, и не успеваю я подумать, подготовиться или просто сорваться с места, как он возникает передо мной и заключает мое лицо в свои ладони. От его прикосновения мое дыхание сбивается. И только воздух устремляется в легкие, как он накрывает мой рот своим.
Все вокруг взрывается. Мое тело и разум цепенеют. Чувства переполняют, и три года разлуки исчезают в свете ослепительной миллисекунды.
Его губы такие же, какими я их помню. Теплые и мягкие. Восхитительные, что не описать словами. Он шумно вдыхает, и хватка его рук усиливается: одна на моей щеке, другая – на затылке. Он издает тихий, гортанный стон, и жар затопляет меня. Мое тело прижато к нему, руки путаются в волосах, и каждая причина, по которой мне нужно держаться подальше от него, тает, когда наши рты раскрываются навстречу друг другу.
Поцелуй груб и безрассуден, полный страсти, которую я не хочу чувствовать. Но это… именно в таких моментах и живут лучшие воспоминания о нем.
Это то, какими мы должны были быть. Всегда. Касаться друг друга губами и руками, вдыхая воздух друг друга. Упиваться нашей глубинной душевной связью, а не бежать от нее.
Его руки скользят по моему дрожащему телу, которое не испытывало этого огня уже слишком долго.
Вот почему у меня не было длительных отношений последние три года. Вот почему я сплю с мужчинами только один раз и никогда не перезваниваю. Потому что они не вызывали во мне подобных чувств.
Я отчаянно хочу, чтобы кто-нибудь другой сломил меня так, как сломил он, но никто даже близко не подобрался. Это впервые, когда я по-настоящему чувствую возбуждение с тех пор, как он меня оставил, и я ненавижу себя за это.
Я отстраняюсь и мне удается выдохнуть:
— Итан.
— Боже… Кэсси, — шепчет он, и целует меня снова.
Мое тело не может насытиться им, хоть разумом я и знаю, что это неправильно. Каждая частичка меня жаждет его.
Звуки, которые он издает, жалобны и полны отчаяния. Он притягивает меня ближе. Обнимает крепче.
Не могу поверить, что в этом неправильном мире, который мы создали вместе, это все еще ощущается так правильно.
— Хорошо, этого достаточно, — говорит Марком и откашливается. — Лучше закончим на этом, пока нам не пришлось снять вам двоим комнату. Хорошая работа. Идеальная химия.
Чары рассеиваются, и как только я отрываюсь от его губ, глаза Холта открываются.
— Кэсси…
Я отталкиваю его. Он не может целовать меня вот так и произносить мое имя таким тоном, овладев мною всецело без моего гребаного позволения. Он подается вперед, но я не могу больше с этим справляться. Прежде чем он успевает коснуться меня снова, я даю ему пощечину.
Он отступает назад, выражение его лица так сконфуженно, что меня затопляет чувством вины.
Я не должна этого чувствовать. Это его вина. Он знает, какой властью обладает надо мной. Он рассчитывал на это, и воспользовался этим. Теперь мое тело пробирает дрожь, и оно изнывает от желания. Нуждается в нем так, как я не могу себе позволить.
Мне ненавистно, что он до сих пор вызывает во мне подобные чувства. Что лишь одним поцелуем он способен разрушить каждый защитный механизм, что я воздвигла против него.
Я ненавижу его за это, но себя я ненавижу больше за то, что хочу, чтобы он все повторил.
Шесть лет назад
Вестчестер, Нью-Йорк