Изображение матери в зеркале удаляется, слышится где-то вдалеке.




Яна Богданова

 

ОДНОКАМЕРНАЯ КЛЕТКА

 

Пьеса в одном действии

Действующие лица

Девочка, лет тринадцати.

Мать, вчера умерла.

 

 

Утро. Весна. Очень холодно. Маленькая комната. Тёмно-коричневые ободранные обои. Старая провалившаяся тахта, из которой сбоку торчат пружины. Большой осколок разбившегося вчера зеркала стоит в углу. В комнате несвежий, застоявшийся запах. Посередине комнаты большая, помятая коробка с книгами, на которую сверху навалены свитера. Девочка лет тринадцати спит на тахте, свернувшись калачиком.

 

 

 

Д е в о ч к а. Почему холодно? Почему всегда так холодно, когда очень хочется спать? Как дует от этих окон! От них так дует, будто они распахнуты настежь. Чёрт с ними! Буду спать, пока не окоченею, а может, умру. Может, если умру, станет теплее…

Как хочется есть! Горячую воду отключили, батареи совсем не топят. Так хочется есть…

Осталось немного хлеба – это очень хорошо. Если у тебя остаётся чего-то очень мало, ты начинаешь ценить «это» гораздо больше. Какое наслаждение — знать: у тебя есть этот кусок хлеба. Можно сесть с ним на кровать и медленно, отрывая от него маленькие крошки, долго наслаждаться придуманным удовольствием!

Теперь осталось немного согреться, и можно считать, что жизнь прекрасна!

Это зеркало! Оно разбилось вчера… (Проводит рукой по острым, битым краям зеркала.) Что это такое, когда есть что-то целое, неделимое, и вдруг от него остаётся безобразный, угрюмый осколок? Не хочу смотреть туда, в нём я выгляжу совсем некрасиво. (Берёт свитер из коробки и закрывает им зеркало.) Почему я такая некрасивая? (Трогает лицо руками.) Мне кажется, во мне очень много чего-то плохого. Я не умею пока простить и полюбить людей за то, что они заперли меня в тринадцать лет, совершенно одну, в этой однокамерной клетке… Да! Они могли бы отправить меня в детский дом, вполне могли лишить всего того, чего я ещё не имею, могли насмеяться и даже убить… (Шёпотом, закрыв лицо руками.) Но Они никогда не смогут лишить меня Однокамерной Клетки, живущей внутри. (Бежит и включает на всю громкость радио, которое издаёт нечленораздельные звуки шипения, включает на всю мощность воду в ванной и кухне. Достаёт из коробки книги и с диким грохотом разбрасывает их по комнате, нелепо размахивая руками.) Звуки! Звуки! Пустьшумит, рушится, пусть всё издаёт хоть какую-нибудь жизнь… Звуки, звуки! Только не тишина! (Постепенно приходит в себя, всё выключает, прислушивается к неожиданной тишине.) Вот и всё… Вчера был праздник – Восьмое марта. Все были с цветами. Несли в руках - совершенно разные: голубые, белые, жёлтые, оранжевые, красные… Столько цветов, голова кружится! Было так весело за окном и так тихо в моей комнате. Вы оставались когда-нибудь в полной тишине? Когда становится так тихо, что кажется, любой стук готов взорвать всё на воздух. Вы оставались когда-нибудь в такой тишине, в которой ясно различаешь каждый удар своего сердца – тогда начинаешь ощущать бесконечный, безжалостный труп времени, он наваливается на тебя неизбежно всё тяжелее с каждой секундой, готовый задавить?

Мать… Я каждый раз буду вспоминать о ней, встречая рассвет. Она навсегда останется жить внутри меня. Все матери слишком сильно любят и этим обременяют. Я пыталась любить ее… Но, в данный момент, не вижу в этом смысла.

 

 

Свитер, закрывающий зеркало, спадает, в глубине зеркала появляется Мать. Мать – поражает своим благородным лицом. Девочка и Мать смотрят друг на друга и устремляются на встречу. У матери измученный, усталый вид, она очень бледна и от того кажется ещё прекрасней - одета в светлое лёгкое ситцевое платье. Девочка одета очень тепло, на ней несколько свитеров, сверху на плечи накинуто одеяло.

 

М а т ь. Здравствуй.

Д е в о ч к а.Здравствуй. (Пытается дотронуться до матери, но это только образ).

М а т ь.У тебя холодно. Сильно мёрзнешь?

Д е в о ч к а. Да… Сильно!

М а т ь. (достает детскую игрушку, свистульку в виде птички, и начинает на ней играть. Вдруг становится немного теплее). Я хотела немного согреть тебя - пение ангелов. (Мать протягивает игрушку Девочке).

Д е в о ч к а.Не стоило труда… В моей камере холодно ровно настолько, насколько должно быть холодно. Ровно настолько, насколько человек способен вынести…

М а т ь.Ты сердишься на меня?

Д е в о ч к а.Нет. Мне всё равно.

М а т ь.Девочка, не сердись, моё сердце с тобой и всегда будет с тобой.

Д е в о ч к а. Не надо об этом. Я не сержусь и не хочу никаких разговоров про сердце. Живое сердце никогда не смогло бы поступить так…

М а т ь.Я не умела иначе. Если б я знала, что буду расплачиваться за это всю свою жизнь?

Д е в о ч к а.Будешь расплачиваться? А я? Ты обо мне подумала? Смотри внимательней - на эту камеру, в которую меня заперли до конца жизни. Кто найдёт ключ от неё? Ты? Твоё сердце? Камеру заперли! Выкинули ключи в глубокий колодец. Почему именно я? Оказалась запертой тут, в этой клетке, почему не ты? Почему моя молодость, любовь к жизни, юные глаза навсегда осуждены? Когда я смотрю из-за железных прутьев на птиц, которые летают высоко и свободно, мне хочется лететь вместе с ними, разбиться с ними о скалы, но знать, что такое быть в небе! Самый ничтожный таракан или паучок свободнее меня, он способен видеть мир радостно, радостно ползать по залитым мочою полам, по грязным, рваным полотенцам, искать себе крошку хлеба и радостно кормить этой крошкой своих малышей. Меня не просто заперли в клетку, а лишили самого тайного и сокровенного на земле - радости от сознания жизни. Ты находишь в себе право оправдания, ты, посмотри на то, что окружает меня, разве это может внушить радость или воспитать красоту?

М а т ь.Каждый человек сам отвечает за ситуацию, в которой оказался… Есть люди сильные, но глупые, они, ломая на своём пути всё рассудочное и предосудительное, идут напролом, в надежде, что за тем, сломанным, всегда лучше. В итоге они оказываются у тупика, так как, по большому счёту, не накопили достаточно сил для создания нового и не подумали о том, что после разрушения прекрасную мечту, ведущую вперёд, придётся вновь создавать практическими усилиями…

Д е в о ч к а.Замолчи! Нет никакого желания слушать этот бред! Ты вся фальшива, а фигура соткана из воздуха. Как и слова, всё может рассеяться в любую секунду… Просто наваждение! Да, да, да! Знаю, ведь я тебя придумала. Ты совсем не настоящая, невозможно ощутить твоего тепла. Впрочем, я никогда не могла его ощутить.

М а т ь.Ты уже боишься… следовало ожидать. Я много думаю о тебе…

Д е в о ч к а (жёстко). А я много думаю о солнце. Оно греет, потому что не может не греть, так и человек любит, когда не может не любить, а если может, то…

М а т ь.Я всегда тебя любила, и буду любить. Только тоже боюсь, что…

Д е в о ч к а. Страх рождает отчаяние…

М а т ь. Нет! Страх рождает боль, когда она становится невыносима…

Д е в о ч к а.Это не помешало тебе бросить меня!

М а т ь.Я тебя не бросала, меня разлучили насильно!

Д е в о ч к а.Да? А ты думаешь, мне было бы легче, если бы я воспитывалась в том же смраде, в котором жила ты?

М а т ь.Не знаю… Ничего не знаю… Ты была бы со мной… Знаешь, все мои подруги восхищались твоим строгим, спесивым нравом и большими голубыми глазами. Они видели в тебе что-то, чем всегда хотели стать, но не сумели…

Д е в о ч к а.Нет, не знаю… не помню! (будто в пытке закрывает уши руками.) Не хочу помнить никого!!!!!! Они обманывали тебя, они смеялись, а ты - безумная собака, бегала за ними в надежде получить хоть какой-нибудь подачки. Зачем? Для чего? Ещё тогда ты была честнее всех, добрее и чище, но со временем стала такой же. Вступила в Общество людей, с закрытыми лицами, глазами, душами.

Я хорошо помню, как однажды мы оказались в чужой парадной, в доме с одной из твоих подруг. На лестнице вы увидели лежащие без присмотра зонт и чемодан. Быстро сговорились, взяли чужие вещи и побежали продавать. Шёл дождь, а вы долго сговаривались о цене с высоким, безликим мужчиной, с рябым, посеревшим лицом. Как у вас тряслись руки! На каждом выдохе срывался голос. Дождь шёл сильнее, мы втроём стояли и мокли. Мне было холодно, но ты даже не замечала меня. А я всё стояла и дергала тебя за рукав. Наконец, вы получили деньги, купили выпивку, и грузной стаей все пришли в какую-то одичалую квартиру - совсем пустую. Я даже не нашла стула, чтобы сесть, и примостилась прямо на полу, прижавшись мокрыми руками к батарее. Хотелось есть, но вы были заняты - кричали, пели песни, втаптывали грязные башмаки в пол, а мне почему-то было страшно. Тогда я отвернулась к окну и долго смотрела, в надежде, что кто-то большой и тёплый сейчас протянет руки и навсегда заберёт отсюда.

М а т ь.Зачем ты так говоришь? Не надо, прошу тебя, не надо так говорить… Наши души были слишком откровенно раскрыты этому миру и именно за это они поплатились. Люди никогда не упускают возможности оставить свою отметину, если видят раскрытую душу. Наши глаза были слишком широко раскрыты, и мы смотрели на людей сверхпристально, а люди не любят, когда на них Так смотрят, они лучше выколют тебе глаза, но никогда не позволят увидеть больше, чем дают. Наши лица были открыты, хотя их жгло и резало от ветра и мороза. Тогда мы стали закрывать их, когда они стали совсем уродливы. Да! Я бегала, как безумная собака за подачкой, потому что не могла жить в Однокамерной Клетке, с которой ты неплохо справляешься. Я желала слушать и петь песни, ощущать мягкий снег на губах, ощущать себя живой – в боли и радости, в горе и несчастье. Я во многом была неправа в отношении тебя, и за это расплачиваюсь… прости… Я слышала каждое содрогание твоего сердца, собирала в ладони каждую упавшую слезинку. Я знала, когда тебе больно, но поверь, мне было больнее вдвойне… Я была строга и неприступна, так как не имела права вывалить на детские плечи всю ужасную правду, живущую внутри меня. Я пила, чтобы быть жестокой, быть плохой, в первую очередь, перед самой собой! Если это так интересно!

Я росла в семье, где не было отца. Мать меня не понимала, мы были разными людьми. Она работала, зарабатывала деньги. После войны у неё осталось много неразрешённых вопросов, она словно замкнулась в себе, пытаясь на них ответить - образовала вокруг себя обособленный мир, в котором могла разобраться только сама. Во внешнем мире она строго определила для себя обязательства и с точностью их выполняла. В эти обязательства входило - меня накормить, одеть, проверить дневник, иногда погладить по голове. Я росла, и вопросы, которые ставила передо мною жизнь, оставались без ответа. Когда я окончила школу, то сильно влюбилась, первый раз в жизни! И совершенно не знала, как управляться с этой любовью. Я бросилась в неё безответственно, беспомощно, и мои сердце и плоть стали неотделимы от Него. Вскоре я стала замужней женщиной, и жизнь приобрела совсем другой смысл.

Знаешь, девочка, что такое «первая любовь»? Это когда открываешь в первый раз глаза и видишь этот мир - прекрасный, необъяснимый и непознанный… Это когда делаешь первый шаг и, падая, встаёшь, вновь и вновь, упрямо пытаясь научиться ходить. Это когда видишь и ощущаешь всё самое тайное и сокровенное, что есть в мире. Это когда понимаешь – ты способен сделать всё, что угодно, перевернуть этот мир вверх дном. Первая любовь, как и детство – неспособна оскорбить и унизить, она делает тебя человеком, настоящим человеком, который видит, слышит и верует. У меня отняли эту любовь, также как отняли и тебя, девочка. Ты родилась, а уже была далеко от меня. Тот, первый ребёнок, зачатый любовью, который должен был вырасти и осветить этот мир с новой яростной силой – умер. И вместе с ним умерла я. После того, как мой муж от меня ушёл, а ребёнок умер, мне было всё равно, с кем спать и что есть. Я пыталась покончить с собой и решила - отравлюсь, но перед этим оставлю для себя месяц жизни. И этот месяц был одним из самых прекрасных моментов. Вернуть всё обратно невозможно. Отсчёт начался. Я ходила по городу, гуляла по ночам, и всё открывалось для меня с такой силой, как никогда прежде. Я вдруг увидела глаза нищих, стоящих на паперти и заставляющих петь своих полуголых детей простуженными, охрипшими голосами глупые, незатейливые песни. Я вдруг увидела вокруг помешавшихся людей, без боли, без счастья, без страдания в лице – они так тихо и тупо доживали остатки бесполезной жизни. Я увидела брошенных собак, сумасшедшие дома, протянутые руки. Я увидела людей перед иконами, стоящих на коленях, а в душе проклинающих Бога, заставившего их преклониться. Я увидела все это и поняла, что у меня нет слов для них. Пускай же мёртвые погребают своих мертвецов!

Врываясь в любую толпу, моё сердце понимало - все отчуждены друг от друга, одиноки в этом бесконечном сплетении тел. Тогда мне становилось легче, среди гама и шума, - моя боль становилась естественной и повседневной. В этот месяц мне будто хотелось узнать всю боль, что существует на свете, всю меру мира!

Месяц прошёл, он не изменил моего решения. Таблетки куплены, условлено место, и начался целый ритуал. Я лежала на траве, чувствовала её запах, мягкое прикосновение к нежному телу, видела тучи на небе, всё было спокойно и ясно. В какой-то момент стало хорошо, спокойно, на миг показалось, что я нашла… То! Самое! Наслаждение длилось недолго, и, как всегда за каждое наслаждение, наступил час расплаты. Было страшно. Потом надвигалась Однокамерная Клетка, она заключила меня в железные объятия и крепко придавила к земле. Я пыталась из неё вырваться, но решётки лишь растягивались, переплетаясь с моими руками, как пружины, отскакивали на место, причиняя боль. Самым страшным был приближающийся звук, похожий на миллионное стрекотание кузнечиков. Звук приближался, заполняя пространство, становился невыносим. Мозг разрывался от боли, казалось, я схожу с ума. Однако, наступило просветление. Я очнулась и увидела врачей. Именно в то время я была беременна тобою, и врачи никак не понимали, как плод мог выдержать такую убийственную нагрузку и остаться живым. Я не знаю, кто твой отец, кто ты. Я часто смотрела на тебя, и у меня возникало чувство отчуждённости.

Ты сама хотела правды! Видишь зеркало – оно разбито, ему всё равно, где стоять, в этой комнате или на помойке… разбито, уродливо и никого не интересует, хотя в самой глубине надеется на воскрешение…

Д е в о ч к а.Это неправда… Нет... Ты врёшь, ты всё врёшь... Тебя нет - просто плод моего воображения!

М а т ь.Да, девочка, я вру, тебе так удобнее думать… Оставим это, я пришла не за этим.

Д е в о ч к а.А зачем, зачем ты, вообще, пришла? Я тебя ненавижу! (Бьёт в зеркало кулаком. Зеркало не разбивается, но посередине остаётся что-то в виде трещины.) Я никогда не хотела быть твоей дочерью! И! И… не выбирала, постараюсь забыть, что ты – моя мать!

М а т ь.Здесь ты ошибаешься – это ты меня выбрала, а не я тебя! Будучи ещё сгустком энергии, тебе стало жаль меня и, видимо, показалось, что ты очень сильная и можешь мне помочь, спасти своим появлением на свет, ты взвалила на себя выдуманную тобой же миссию, а теперь кидаешь в мою сторону обвинения и упрёки - выбор был исключительно твоим!

Я только хотела сказать, что ты имеешь достаточно сил, чтобы разрушить Однокамерную Клетку. Начинай уничтожать её сразу, как я уйду, не теряй времени… Я верю, ты сможешь…

Д е в о ч к а.Почему страшно с тобой разговаривать и так темно на улице? Мне вчера сказали, что ты умерла – это правда?

М а т ь.Я не умерла… Я уехала в очень далёкую страну, где живёт радость. Я очень долго её искала по всему свету, и вот, наконец, меня к ней пригласили.

Знаешь, доченька, мне очень часто снится один сон - голое широкое поле. Конца и края ему не видно. На этом поле нет ничего: ни травы, ни деревьев, только голая, выжженная земля. Вдруг я решаюсь пойти по этому полю, хотя понимаю, что могу не дойти до конца. Делаю первый шаг. Вдруг пространство, что я прохожу, начинает заполняться цветами, пением птиц, всё начинает расти и жить. Я не могу повернуть назад. Чем дальше я иду, тем больше расцветает позади меня счастье и веселье, тем тяжелее становится идти. Я-то стою на голой земле и понимаю, что мои ноги навсегда вынуждены будут идти по ней, и не будет им никогда ни отдыха, ни приюта, а то, что вырастает и светится позади – не моё, и я никогда не посмею войти в тот, другой, чудесный мир. Чем дальше я иду, тем желание, непреодолимое желание, всё больше растёт и растёт, вырваться в ту прекрасную мечту, остающуюся позади…

Вот, доченька… А в общем-то в этой стране довольно необычно. Не могу сказать, что здесь лучше, всё совсем по-другому.

Д е в о ч к а.Зачем ты бросила меня, зачем не взяла меня с собою?

М а т ь.Милая Девочка, был только один билет. Я не могла подвергать тебя риску, тебе могло не понравиться…

Д е в о ч к а.Значит, ты выбрала свободу для себя и Однокамерную Клетку для меня?

М а т ь.Прощай меня! Прощай, девочка!

Д е в о ч к а.Мамочка! Родная моя, пожалуйста, не уходи! По ночам темно и страшно, мыши скребутся в полу. Согрей меня, мамочка, мне очень холодно. Пожалуйста, не уходи! Я буду хорошо себя вести, буду послушной девочкой, только не бросай меня здесь… в Однокамерной Клетке! Прошу тебя, только минуту… Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ… ( К ричит.) Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! (Плачет).

 

Изображение матери в зеркале удаляется, слышится где-то вдалеке.

 

М а т ь. Прощай меня! Прощай, девочка!

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-10-25 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: