ОБРАЗОВАНИЕ И КРУШЕНИЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.
Вслед за князьями Воротынскими и Телятевским, для изъявления признания самозванца царём в Тулу поспешили Ф. Мстиславский, Шуйские и другие, чтобы встать в ряды изменников и предателей. В это время в Тулу к Лжедмитрию прибыла новая дружина донских казаков во главе с атаманом Смагой Чертенским. Лжедмитрий им первым подал руку и только потом боярам. Донские казаки в присутствии Лжедмитрия на чём свет стоит поносили бояр, унижали их, особенно князя А.Телятевского. Прибывшие бояре передали Лжедмитрию государственную печать, ключи от кремлёвской казны, одежды и доспехи царские.
Узнав, что патриарх свержен, юный Фёдор Годунов и его мать мертвы, а их родственники изгнаны из Москвы, самозванец выступил из Тулы и 16 июня расположился станом на берегах Москвы-реки у села Коломенского. Здесь знатные горожане поднесли ему хлеб-соль, золотые кубки и соболей, а бояре драгоценную царскую утварь. Лжедмитрий оказывал внимание признавшим его, миловал, определял на службу согласных, особенно иностранцев, рассылал
письма во все концы, стремясь побыстрее взять управление в стране в свои руки. 20 июня самозванец торжественно и пышно въехал в Москву. Её жители высыпали на улицы встречать его. Все признавали его: и знатные, и рядовые. Даже Б. Вельский, не раз видевший царевича Дмитрия, признал в самозванце сына Ивана IV.
Желая увеличить число своих сторонников, Лжедмитрий возвратил свободу, чины и собственность Нагим. М. Нагого пожаловал в сан великого конюшего. Многих дворян пожаловал в бояре и окольничие, в том числе В.Щелкалояа. Князя В.Голицына назначил великим дворецким, князя Б.Вельского великим оружничим, князя М.Скопина-Шуйского великим мечником, князя Лыкова-Оболенского великим крайним, Пушкина великим сокольничим, дьяка Сутупова великим секретарём и печатником, дьяка Власьева также великим секретарём и надворным надскарбием (казначеем). Кроме новых чинов, он первым ввёл в Рос-сии иностранные звания и должности, заимствованные у поляков.
Из Сийской пустыни был освобождён Филарет (Ф.Романов) и назначен ростовским митрополитом. Его жена Марфа и сын Михаил также были освобождены и с этого момента жили вместе. Был освобожден и князь Симеон Бекбулатович, которому разрешено было вновь именоваться царём. Сняли опалу с Годуновых. Их отправили воеводствовать в Сибирь и другие дальние места. Тела мёртвых Нагих и Романовых выкопали, доставили в Москву и похоронили в соответствии с боярскими почестями там, где лежали их предки и родственники.
Кроме этого, Лжедмитрий удвоил жалование сановникам и войску, велел заплатить все казённые долги Ивана IV - отменил многие торговые и судные пошлины, строго запретил всякое мздоимство и наказал многих корыстолюбивых судей, взялся сам принимать челобитные от жалобщиков каждую среду и субботу, отменил закон о закрепощении крестьян и холопов, распорядился всех беглых возвратить их господам, кроме тех, которые ушли во время голода, освободил слуг, лишённых личной воли силой, отпустил своих иноземных телохранителей и всех поляков, дав каждому в награду за верную службу по 40 злотых деньгами и мехами, но не удовлетворил их желаний, посему они не выехали из Москвы, требовали большего и пировали.
Лжедмитрий решил также изменить состав Государственной Думы. По образцу Польши он распорядился называть всех членов Думы сенаторами и расширил её состав до 70 человек за счёт введения в неё представителей церкви: патриарха, четырёх митрополитов, семерых архиепископов, трёх епископов. Сам почти ежедневно принимал участие в её работе. Приближённые самозванца советовали ему ускорить венчание на царство, чтобы укрепить его власть. Лжедмитрий внял их советам и избрал на место патриарха чужеземца грека Игнатия, рязанского митрополита. Для того, чтобы осуществить этот обряд успешно, нужно было добиться согласия инокини Марфы Нагой, матери царевича Дмитрия, чтобы она признала в самозванце своего сына.
После некоторых переговоров она это сделала 18 июля 1605 года. Что руководило этой женщиной? Скорее всего, желание выжить, так как несогласие было равносильно смерти, ибо она становилась опасным свидетелем. 21 июля состоялось венчание на царство. Казалось, все дела Лжедмитрия шли успешно. Но так только казалось. Самозванец, бывший холопом у Романовых и Черкасских, иноком в церкви, товарищем запорожцев, другом польских вельмож, за годы странствий и самообразования освободился от мертвящей косности московской христианской церкви и пресса самодержавия. Он отчасти забыл, а по большей части не знал их канонов и порядков. Поэтому, осуществляя управление государством, постоянно натыкался на них, не выполнял и не соблюдал их.
Всё это замечалось знатными и рядовыми москвичами, которые за прошедшие 100 лет гонений против инакомыслия и репрессий против неугодных уже почти полностью утратили стремление к свободе, усвоили порядки христианской церкви и царского самодержавия, воспринимая их как дар Бога и его всевышнюю волю. Поэтому нововведения самозванца, свобода поведения и нравов нового двора, нарушение церковных и самодержавных канонов были чужды московскому обществу, непонятны ему, нагоняли страх и опасения. К этому добавлялось недоверие, которое проявлял Лжедмитрии к россиянам. На первое место он ставил поляков, хвалил и награждал их. При всяком случае ставил их в пример перед россиянами. Самозванец с ними раз-говаривал как с равными, также стремился говорить и с московскими боярами. Но последние не привыкли к такому обхождению и считали такое поведение, нарушением царского сана, не говоря уже о благоволении иезуитам и прочим нарушениям московских порядков.
К тому же Лжедмитрии вёл расточительную жизнь. За время своего короткого царствования истратил около 7 миллионов рублей. Московский народ не любил такой расточительности, так как страшился повышения налогов. Но самозванец не только роскошествовал, он также занялся развратом, стремясь быть похожим на своего мнимого родителя. Однако Москва уже отвыкла от развратных оргий, и эти действия самозванца всё больше и больше настраивали москвичей против него. Постепенно хвала в его адрес угасла, а слухи, что он является самозванцем, стали звучать всё больше. Тут-то и вышел на арену князь В.Шуйский, который решил начать борьбу с Лжедмитрием пока только на поприще распространения слухов. Но у Лжедмитрия ещё оставалось немало сторонников, первым среди них был П.Басманов. Он донёс самозванцу, что Шуйский замышляет измену.
Князя В.Шуйского с братьями схватили и заключили под стражу. Самого В.Шуйского пытали. Но он мужественно терпел и никого не выдал. Затем его судили собором, в котором были собраны люди всех чинов и званий. Но он не отступился от своих обличительных слов в aдpec самозванца. Тогда его приговорили к смертной казни. Москов
ский народ, издавна любил Шуйских, ужасался приговору. По казнь не состоялась. Мария Нагая, бывшая с Шуйскими в дружбе во времена Б.Годунова и знавшая отношение к ним москвичей, уговорила самозванца отменить казнь. Лжедмитрий отменил казнь, чем вызвал бурю восторгов в среде москвичей и несколько поправил своё пошатнувшееся положение. Князей Шуйских Василия, Дмитрия и Ивана сослали в Галич. Их имения описали, а дома разграбили.
Однако начатое Шуйскими разоблачение не прекратилось. Оно утихло только на короткое время, а затем слухи поползли вновь. Разоблачителей хватали, ссылали и даже казнили. Опасаясь подосланных убийц, Лжедмитрий создал себе дружину телохранителей-иностранцев из 300 человек, разделил её на три сотни и поставил во главе каждой из них капитанов: француза Маржерета, служившего ещё у Б.Годунова, ливонца Кнутсена и шотландца Вандемана. Всех их богато одел и прекрасно вооружил. Сверх поместий каждому наёмнику определил денежное жалование от 40 до 70 рублей в год. Усмирив, как ему казалось, Москву, Лжедмитрий решил исполнить слово, данное Марине Мнишек.
Всё это время он переписывался с ней и её отцом. Наконец, отправил в Краков великого секретаря и казначея А.Власьева для торжественного сватовства. 1 ноября Власьев добрался до Кракова и был представлен Сигизмунду III. Там он говорил о воцарении сына Ивана IV, о его желании сокрушить Оттоманскую державу, завоевать Грецию, Иерусалим, Вифлеем и Вифанию. Так же говорил о намерении самозванца сочетаться браком с Мариной Мнишек. 12 ноября в присутствии Сигизмунда III, его сына Владислава и сестры шведской королевы Анны совершилось торжественное обручение. Однако отъезд Марины в Москву задержался из-за её отца, который пожертвовал своим состоянием ради самозванца, неудовольствовался дарами и требовал денег. Лжедмитрию пришлось отравить Ю.Мнишеку вначале 100, а затем ещё 200 тысяч рублей. Только после этого, уже весной, Ю.Мнишек с Мариной тронулись в далёкий путь.
Окружив себя телохранителями-иностранцами и видя спокойствие в столице, самозванец успокоился. Занимаясь делами, занимался и весельем. Часто пировал с боярами на их свадьбах. Разрешил им свободно выбирать невест и жениться, что было запрещено при Б.Годунове. Этим воспользовался уже пожилой князь Ф.Мстиславский, который женился на двоюродной сестре Марии Нагой. Привечая поляков и казаков, он раздал немалую часть казны. В свою очередь по-ляки и казаки кутили к радости и обогащению купечества. Самозванец, желая умилостивить всех и привлечь на свою сторону как можно больше людей, простил Шуйских. Возвратил им богатство и знатность к удовлетворению их многочисленных друзей. Князь В.Шуйский по примеру Ф.Мстиславского тоже выбрал себе невесту сваяченницу Нагих, княжну Буйносову-Ростовскую, на которой должен
был жениться после свадьбы самозванца и Марины Мнишек. Эта милость самозванца развязала руки В.Шуйскому в подготовке заговора и переворота.
Казаки, бывшие рядом с самозванцем, подталкивали его к войне с Крымом. Вскоре он заинтересовался их настоятельными требованиями. Чтобы убедить казаков в серьезности своих намерений, он зимой организовал военную игру, целью которой было взятие ледяной крепости, возведённой в 30 верстах от Москвы у села Вязьмы. Туда он выехал со своими телохранителями, дружиной поляков, боярами и лучшим дворянством. Россияне защищали крепость, а немцы осуществляли приступ. Тем и другим вместо оружия позволили использовать снежки. Когда начался приступ, немцы стали бросать не только снежки, но и кам-ни. В результате, быстро появились проломы в стенах, а получившие многочисленные ранения россияне отошли от стен в глубь крепости.
Тогда немцы, возглавляемые самозванцем, ворвались в крепость. Лжедмитрий торжествовал победу и говорил, что так возьмёт Азов. А то, что немцы использовали камни и поранили многих дворян, он оставил без наказания и даже не осудил нарушителей установленных правил. Эта игра и милостивое отношение самозванца к иноземцам озлобили многих дворян. Лжедмитрий, желая избежать столкновения, поспешил развести обе стороны и возвратился в Москву. Донские казаки тоже подливали масла в огонь недовольства. Они презрительно относились к москвичам. По свидетельству современника тех событий А.Палицына, донские казаки называли москвичей за их приверженность к христианству ЖИДАМИ.
Это показывает, что донские казаки тогда далеко не все были христианами. Христианами была только часть казаков Нижнего Дона. Причём это была меньшая часть казаков. Большая их часть христианами не была. В силу этой и других причин злейшими врагами Лжедмитрия стали церковники. Тем более, что он всячески срамил иноков, в случае совершения ими гражданских преступлений и даже казнил некоторых. Занимал деньги у монастырей и не отдавал их, распо-рядился описать всё достояние церковное с целью оставить ей только самые необходимые средства для содержания старцев, остальное предполагалось забрать в казну на содержание войска. Кроме того, он выгнал всех арбатских и чертольских священников из их домов и поместил в них иноземных телохранителей, которые до того жили далеко от Кремля, в Немецкой слободе, разрешил лютеранам и католикам читать их молитвы в самом Кремле. Церковь теперь тайно поносила его как самозванца и заклятого врага.
Далеко не все заблуждались относительно самозванца. Особенно это касается казаков. В их среде хорошо знали, кто есть кто. Поэтому вскоре волжские и терские казаки, видя, что донцы в чести у Лжедмитрия, выдвинули своего самозванца, назвав молодого казака Илейку сыном царя Фёдора Ивановича - Петром. Естественно, со
чинили легенду его происхождения. В эту легенду поверили многие, и вскоре вокруг нового самозванца собралось около 4 тысяч человек, которые двинулись вверх по Волге, грабя купцов и других знатных людей. Им удалось награбить добычи на 300 тысяч рублей. Конечно, это вредило первому самозванцу. Чтобы както нейтрализовать эту новую для себя опасность, Лжедмитрий пригласил Лжепетра в Москву, который, конечно же, согласился, но не успел прибыть до свержения Лжедмитрия.
Всё это и многое другое изменило отношение московского общества к самозванцу. В это время Шуйские не дремали, увеличивая число своих сторонников и готовя дружины за пределами Москвы. Переворот решили совершить во время свадьбы. 25 апреля Ю.Мнишек с Мариной торжественно въехал в Москву и встретился с будущим зятем, который сидел на великолепном троне. Справа находился патриарх и другие церковники. Слева бояре и знатные дьяки. В честь приезда Ю.Мнишека несколько дней пировали и забавлялись звериной ловлей. Во время звериной ловли Лжедмитрий сам бил медведей рогатиной и отсекал им головы саблей.
В это же время решали вопросы веры для Марины Мнишек. В конце концов, условились, что она будет ходить в греческие церкви и приобщаться Святых Тайн у патриарха. Но так же будет иметь свою латинскую церковь, поститься в среду и соблюдать остальные каноны католической веры. Патриарх Игнатий согласился с таким порядком вероисповедания Марины. Однако с ним не согласились казанский митрополит Гермоген и коломенский епископ Иосиф. Они утверждали, что невесту нужно крестить, иначе женитьба будет незаконной. Но на их утверждения не обратили внимания.
2 мая Марина въехала в Москву, сопровождаемая своими ближними, боярами, чиновниками, царскими телохранителями и множеством всадников. В Кремле карета Марины остановилась у Девичьего монастыря. Здесь её встретили царица-инокиня и жених-самозванец. В Девичьем монастыре она жила до свадьбы, отложенной на шесть дней в связи с некоторыми приготовлениями. Вместе с приготовлениями к свадьбе усиливалась тревога москвичей. Для размещения Ю.Мнишека и его людей выделили дом Б.Годунова и лучшие дома в Китай-городе и Белом городе. При этом выгнали хозяев, и не только купцов, дьяков, дворян, священников, но даже первых вельмож, включая мнимых царских родственников Нагих. Поднялся вопль и крик.
Возмущение и тревога усилились, когда тысячи гостей, с ног до головы вооружённых, стали вынимать из своих телег запасные сабли, копья, пистолеты. Стали распространяться слухи, что поляки хотят захватить столицу. Прибытие польского посольства с панами Олесницким и Госевским во главе породило слух, что самозванец хочет отдать Ю.Мнишеку Смоленск и Северскую область. И хотя это была неправда, Шуйские и их сторонники не опровергали этих слухов. Увеселительные мероприятия требовали больших расходов. Только
на шкатулку с узорами Марине ушло 50 тысяч рублей. Ещё 100 тысяч злотых досталось Ю.Мнишеку. Да на остальные дары ушло 650 тысяч рублей. Ещё несколько миллионов было потрачено на путешествие и угощение Марины и её ближних. Эта роскошь незванных гостей озлобляла народ её больше и больше. Видя их великолепие, москвичи думали, что это результат расхищения царской казны, достояния отечества, собранного умом и трудом московских государей.
7 мая, ночью, Марина вышла из монастыря и в колеснице, окружённой телохранителями, переехала во дворец, где утром совершилось обручение по канонам греческой церкви. Лжедмитрий хотел ускорить брак, и, вопреки церковным канонам, 8 мая состоялась свадьба. Невесту для обручения в столовую палату ввели княгиня Мстиславская и Ю. Мнишек. Во время обручения присутствовал ограниченный круг лиц, ближайшие родственники невесты и свадебные чины: тысяцкий князь В.Шуйский, дружки (его брат и Г.Нагой), свахи и весьма немногие бояре. После обручения прошли в Грановитую Палату, где были все бояре и сановники двора, знатные ляхи и послы Сигизмунда III. Там ждала россиян новая важная новость. На престоле стояли два трона: один для Лжедмитрия, другой для Марины.
Князь В.Шуйский сказал ей: «Наияснейшая великая государыня, цесаревна Мария Юриевна! Волею Божию и непобедимого самодержца, цесаря и великого князя всея России, ты избрана быть его супругою: вступи же на свой цесарский маестат и властвуй вместе с государем над нами!» Она села. Князь М.Нагой держал перед нею корону Мономаха и диадему, которые она поцеловала. Затем все двинулись в храм Успенья, где состоялся обряд венчания Марины на царство. Среди храма, на возвышенном месте, сидели Лжедмитрий и Марина. Самозванец на золотом персидском троне, а Марина на серебряном. Лжедмитрий сказал речь, которую продолжил патриарх. В конце речи с молитвой патриарх возложил Животворящий Крест на Марину, бармы, диадему и корону. Лики пели многолетие государю и благоверной цесаревне Марине, которую патриарх украсил цепью Мономаха, помазал и причастил.
Так дочь Ю.Мнишека, еще, не будучи супругой царя, уже была венчана царицей. Духовенство и бояре целовали ей руку с обетом верности. Затем благовещенский протопоп обвенчал Лжедмитрия с Мариной. После обеда бояре проводили новобрачных до спальни. Все утихло во дворце. Москва казалась спокойной. Только ляхи праздновали и шумели в ожидании царских брачных пиров, новых даров и почестей. Не праздновали и не дремали сторонники Шуйских. Наступило время действовать. Свадьба, пышное венчание на царство Марины Мнишек и последовавшие затем свадебные празднества ещё более накалили обстановку в Москве, так как они противоречили устоям московского общества. Терпение москвичей истощила наглость ляхов, которые уже во время свадьбы стали унижать московских бояр и воевод, обвиняя их в трусости и малодушии.
Дело дошло до того, что знатные и рядовые поляки в пьяном угаре стали рубить москвичей, вламываться в дома, хватать жён и девиц и бесчестить их, включая знатных. Пострадавшие подняли шум и требовали суда. В это время и решился В.Шуйский со своими сторонниками поднять восстание. Ночью с 16 на 17 мая в Москву с разных сторон вошло 18 тысяч ратников, которые овладели двенадцатью московскими воротами. Они никого не впускали в столицу и не выпускали из неё. Лжедмитрий ничего не знал о случившемся и продолжал веселиться. Поляки хотя и опасались, мирно спали в домах, помеченных восставшими для расправы. 17 мая, в 4 часа утра, ударил колокол церкви Св.Илии, за ним загремел набат по всей Москве. Жители и вошедшие ратники устремились из домов на Красную площадь с копьями, мечами, самопалами.
Здесь смешались дворяне, дети боярские, стрельцы, приказчики и торговцы, знатные и рядовые граждане. На лобном месте сидели на конях в полном вооружении бояре. Собралось множество народа. В этот момент открылись Спасские ворота, и князь В.Шуйский, с мечом в одной руке и распятием в другой, въехал в Кремль. За ним устремились толпы восставших, которые с громкими криками подступили к дворцу, где находился самозванец. Лжедмитрий проснулся от набата, увидел толпы вооружённых людей, почуял опасность, позвал Басманова и велел узнать, в чём причина мятежа.
Басманов попытался задержать восставших, но не смог остановить их. Тогда он бросился в покои и запер дверь. Пока восставшие её ломали, для зашиты самозванца собралось всего около сотни человек. Басманов, видя малочисленность защитников, решился выйти и усовестить восставших. Вышел и стал говорить об ужасах бунта, вероломства, безначалия. Но ему не дали договорить. М.Татищев с криком «Злодей! Иди а ад вместе с твоим царём!» вонзил нож в сердце Басманова, который тут же скончался и был сброшен с крыльца. Восставшие вломились во дворец, обезоружили телохранителей, кото-рые от страха не оказали сопротивления. Самозванец пытался бежать, выскочил из палат в окно на жилой двор, вывихнул ногу, разбил грудь и голову, лежал в крови.
Стрельцы, стоявшие здесь на страже, узнали его, подняли, посадили на фундамент разрушенного дворца Б.Годунова, поливали водой и отмывали ему раны, изъявляя жалость. Самозванец пришёл в себя, просил стрельцов быть ему верными, обещал богатство и чины. Тем временем восставшие окружили стрельцов и самозванца и попытались его взять. Но стрельцы не дали это сделать, требуя к ответу царицу-инокиню Марфу Нагую, чтобы она признала в нём своего сына или отказалась от него. В случае признания обещали умереть за него. Марфа Нагая отказалась признать в самозванце сына и подтвердила, что царевич Дмитрий умер у неё на руках в Угличе. Тогда стрельцы выдали самозванца.
Бояре велели нести его в палаты, где устроили скорый допрос. На вопрос «кто ты, злодеи?» он отвечал: «... я Дмитрий». Это только распалило восставших. Дворяне И.Воейков и Г.Волуев двумя выстрелами убили его. Толпа бросилась терзать мёртвого. Затем вытащили его на лобное место, положили на стол с маской, дудкой и волынкой в знак любви к скоморошеству и музыке. Басманова положили на скамье в ногах самозванца. Убив Лжедмитрия, бояре спасли Марину. К ней приставили стражу и опечатали её достояние. Однако восстание не ограничилось избиением самозванца и Басманова.
Оно выплеснулось на улицы Москвы при первых звуках набата. Восставшие окружили дома, в которых находились ляхи, загородили улицы рогатками и завалили ворота. Паны крепко спали, слуги с большим трудом разбудили их. Даже Ю.Мнишек, который лучше других видел опасность, тоже крепко спал. Мнишек, его сын и князь Вишневецкий, послы Сигизмунда III, поняв, что началось восстание, поспешили вооружиться и изготовились к сопротивлению. Многие ляхи пытались спрягаться, но безполезно. Восставшие с криками «смерть ляхам!» стали избивать их. Самыми жестокими карателями были священники и монахи. Многие были убиты.
Восставшие не тронули только подворье польских послов. Дома Мнишеков и князя Вишневецкого подверглись приступу, но засевшие в них поляки выстрелами остановили нападавших. Тогда москвичи решили подвезти пушки, чтобы выстрелами из них разбить эти дома, Мнишеков и Вишневецкого спасли бояре. Мстиславский, Шуйский и другие бояре скакали на лошадях из улицы в улицу, усмиряя восставших и рассылая стрельцов для спасения оставшихся поляков. Число убитых составило более тысячи, кроме раненых и избитых. Знатнейшие поляки остались живы, хотя оказались в одних рубахах и на соломе. К 11 часам утра восстание утихло. Бояре не сходили с коней, дружины стрельцов и дворян взяли под стражу поляков и приступили к разгону мародеров. Восставшие, утомлённые мятежом, увидев твёрдость власти, стали быстро расходиться по домам.
Так закончили жизнь многие поляки и россияне, вовлеченные в смуту самозванцем Г. Отрепьевым. Выходец из низов Русского народа, он обладал многими способностями, которые вознесли его на вершину власти. Но он также обладал многими недостатками, которые не позволили ему реализовать приобретенную власть. К этим недостаткам следует отнести, прежде всего: его авантюризм, стремление решить все проблемы сразу, не считаясь с московскими условиями, чрезмерное преклонение перед поляками и опора на иностранцев; склонность к празднествам, оргиям и расточительству, самонадеянность и беспечность при осуществлении властных полномочий. Всё это вместе с отсутствием у него деятельных и действительно умных советников послужило причиной его быстрого падения. Поэтому не имеет смысла гадать, что было бы, если бы Лжедмитрий остался у
власти. Он не мог остаться у власти в силу многих причин и обстоятельств как личного, так и общественного характера, свойственных тогдашнему состоянию московского общества.