1988-й год стал временем мощного подъема экологического движения в Москве. В это время в московских кварталах и микрорайонах появлялись экологические комитеты, экологические группы, которые первоначально занимались экологической проблематикой, а потом постепенно от неё переходили к проблемам местного самоуправления. Очень часто вокруг этих комитетов формировались инициативные группы, которые собирали общие собрания жильцов и на них начинали формировать комитеты самоуправления, структуры самоуправления до уровня домов, подъездов… То есть начинал, как мне тогда казалось, вырастать контур нового общества всеобщего самоуправления, почти что – структуры “контр-власти”. Я помню атмосферу, которая была на этих общих сходах, помню заинтересованность людей в том, чтобы самостоятельно решать свою судьбу, и помню свой тогдашний энтузиазм. В одном из проектов документов такого местного комитета самоуправления я видел даже предложение о том, чтобы комитет стал распорядителем всей государственной собственности и инфраструктуры, которая находилась на его территории.
П.: Прости, но выше ты отнёс появление первых экологических групп к 86-му и 87-му годам...
Д.: Да, первые группы появились где-то в 87-м году. На 88-й и 89-й годы пришелся, я думаю, пик движения, когда проводились крупные митинги в центре Москвы. (Помню даже флаг на одном таком митинге: красный конь на зеленом фоне.) Я ходил на встречи этих экологических групп, и помню, что наибольшую активность проявляли группы из московских районов Братеево, Битца (боролась за сохранение лесопарка) и Тушино. В каждой из них было не меньше тысячи человек.
Тогда стали проводиться регулярные встречи представителей экологических групп Москвы, на которые приглашали и меня – как индивидуальное лицо, человека, которого можно было считать специалистом по экологическому движению. Ведь я мог рассказать про опыт западных экологов и зеленых: про опыт организации экологического движения, его идеологию, его акции. А это могло быть очень полезно людям в борьбе здесь. Я решил, что могу поставить свои знания, информацию, полученные в процессе работы над диссертацией, на службу общественному движению. Это было просто здорово. И это было очень интересное для меня время!
Не без моего скромного участия родилась идея создания общемосковской федерации экологических групп – Московской экологической федерации (МЭФ), которая официально появилась в августе 88-го года. В МЭФ вошло более пяти десятков групп. Я убедил участников, что в федерации, как и в экологических организациях Германии, не должно быть никакого единовластия, не должно быть одного председателя. Нужно создать федералистскую структуру с коллективным президиумом и собранием делегатов от групп. В итоге были избраны три сопредседателя. Двое из них представляли группы, а третьим был я – единственный, кто не имел собственной группы, но был избран именно как индивидуальный активист, как человек, разбирающийся в международном опыте зеленого движения. Двое других сопредседателей были из Братеева и Тушино.
П.: Помнишь их фамилии?
Д.: Нет.
П.: Значит, это - не Друганов?
Д.: Друганов! Друганов! А вторая - мама Лики Галкиной, если знаешь такую.
П.: Знаю. В таком же интервью мне Прибыловский упоминает маму Лики - Любовь Рубинчик. (См. гл. АВГУСТ-87 И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ, - АП.)
Д.: Вот!
Московская экологическая федерация (МЭФ) занялась сплочением и объединением экологических групп в Москве, из которых в какой-то момент стали вырастать комитеты местного самоуправления. И МЭФ стал достаточно мощной и влиятельной структурой. Впрочем, говорить о ней как об организации было ещё рано. Она была, скорее, зонтиком для разных инициатив, клубом - как, наверное, все тогдашние неформальные структуры. Но это был клуб с серьёзными завязками на местах. А заседал Совет МЭФ, то есть мы с представителями групп, как сейчас помню, в здании Комитета защиты мира, где размещалась и ещё одна экологическая организация.
В МЭФ я пытался пропагандировать новые левые идеи и стремился распространять в нашем движении опыт экологического движения Запада. И, в первую очередь, убедить людей в приоритетной необходимости именно протестного внепарламентского действия. Период моей наиболее активной деятельности в МЭФ пришелся на 88–90-й годы.
Подошли выборы: в местные органы власти, в Моссовет, на съезд народных депутатов, и многие экологические группы возжелали в них участвовать. Я уже тогда испытывал тягу к анархизму, но ещё не был принципиальным сторонником полного неучастия в выборах (поскольку тогда ориентировался на опыт западных зелёных). Тем не менее, повторяю, я был убежден, что главное - это массовое непарламентское движение. А парламентское представительство, как говорили тогда западные левые зелёные, может в лучшем случае служить своего рода парламентской “рукой” экологических инициатив, прикрывать их, способствовать расширению для них сферы действия, свободного пространства – того поля деятельности, которые это альтернативное движение должно заполнить.
Вот эту позицию я пропагандировал в МЭФ и в ходе встреч с различными экологическими активистами. Но, надо признаться, эта идея проходила туго, потому что люди были полны парламентских иллюзий.
Хорошо помню, как я тогда дискутировал с одной женщиной из какой-то подмосковной экологической инициативы, которая потом, как и многие, исчезла из экологического движения. Я забыл, как ее звали, потому что дело не в ней, а в том, что у неё была довольно характерная для тех времён позиция, которая мне именно поэтому-то и запомнилась. Она сказала: “Если приоритет внепарламентских действий, то зачем тогда мы это всё делаем?” То есть многие люди воспринимали экологическое движение как некий трамплин для того, чтобы пойти во власть и там осуществлять реформы.
Когда некоторые активисты МЭФ предложили мне тоже баллотироваться в Моссовет, я сказал: “Не хочу участвовать в укреплении и реформировании системы, которую хочу разрушить. Для меня это неприемлемо. Я лучше останусь внепарламентским активистом движения и буду защищать примат именно непарламентских действий”.
П.: Ты ничего не сказал про выборы 89-го года, тоже очень важные. Какую по отношению к ним позицию занимал ты и твои товарищи?
Д.: Так, выборы в Моссовет - это какой год?
П.: Весна 90-го.
Д.: Значит, 89-й - это выборы на Съезд народных депутатов?
П.: Да - СССР.
Д.: Нет. Никакого отношения мы к этому не имели. Хотя лично моё отношение к выборам тогда было ещё не столь жёстким, как впоследствии, когда я категорически стал отвергать вообще всякое участие в выборах. Позиция была следующая, заимствованная у экосоциалистического крыла немецких зелёных: главное - это внепарламентские действия, но если удастся кого-то провести, то, может, оно будет и не плохо. Потому что почему бы массовому движению и не иметь парламентскую «руку».
Но лично для себя я уже тогда решил, что это мне не интересно и что я не хочу во всём этом участвовать. (Мне интереснее строить движение внизу.) Поэтому я во всех этих электоральных процессах участия не принимал.
...Судьба экологического движения конца 80-х годов, к сожалению, оказалась печальной, хотя на какой-то момент по широте охвата, по количеству комитетов самоуправления, по числу людей, которые в нём участвовали, оно достигло даже более крупных масштабов, чем аналогичное альтернативное движение на Западе - например, в той же Германии.
Но продолжался этот подъем недолго, потому что дальше получилось следующее... Многие экологические активисты в Москве пошли во власть, где они естественно, стали идти на компромиссы с тогдашними московскими властями. А в московской власти люди были хитрые - Гавриил Попов и его заместитель Юрий Лужков. Они говорили комитетам самоуправления: “Хорошо, мы вас даже признáем и дадим вам некий кусок пирога. Но при одном условии - вы свой экологический радикализм спрячете куда-нибудь подальше”.
Вот тогда во многих комитетах самоуправления и прошла разделительная линия. Часто случалось так, что их создатели, которые стусовались вокруг экологических проблем и инициировали группы, из которых выросло потом движение самоуправления, оказывались затем в оппозиции по отношению к тем “лидерам” комитетов, которые ушли во власть и стали стремиться эти экологические требования усмирить, притушить. Получалось так, что первичная группа инициаторов часто оказывалась выброшенной из движения.
А дальше бывало так: эти экологические группы становились все меньше и постепенно растворялись, исчезали. А те, кто прошёл во власть, получили потом посты в районных администрациях, муниципальной системе. Ну и всё. Общие собрания жильцов переставали собираться, и структуры рухнули. Никто уже не создавал никакие домовые комитеты и уж, тем более, подъездные. При отсутствии общих собраний какой-то реальный контроль массы за этими представителями, которые заседали в президиумах, комитетах самоуправления или шли во власть, был невозможен. Те уже стали делать, что хотели, всласть играли в свои властные игры. И движение рассыпалось.
Начиная с 91-го года никакого реального экологического движения или движения за самоуправление в Москве не было. Было просто политическое движение - за Ельцина или против Ельцина, за “демократов” или за “коммунистов”. Короче, движение политизировалось (как мы тогда говорили, ложно политизировалось), то есть включилось в борьбу между различными бюрократически-номенклатурными фракциями, и исчезло.
П.: Я возражу тебе: первое существенное решение, принятое летом 90-го года новым составом Моссовета, касалось как раз прекращения строительства Северной ТЭЦ. Как видишь, парламентский путь позволял тогда настоящим экологам добиваться принятия важных решений. (Революционерам, использующим экологию как прикрытие для своей экстремистской деятельности, это было не по силам.) Кстати, как только с парламентаризмом в Москве было покончено, так сразу же правящая в столице строительная мафия протолкнула решение о возобновлении строительства Северной ТЭЦ...
Д.: Ну, конечно, куда уж там всяким "экстремистам"… Вот только одна маленькая деталька, совсем незначительная такая… Если бы не низовые инициативы и не тысячи людей на митингах в предыдущие годы, то вряд ли бы господа депутаты в массе своей вообще почесались. Нет уж, народ может чего-то добиться от власти только в одном случае: когда она его боится. А в начале 90-х годов этот страх власти перед народом прошел: теперь Попов мог открыто говорить, что Москва должна стать "городом для богатых"…
Беседовал Алексей Пятковский. 17 октября 2007 г.
https://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1194790523.html
ЭКОЛОГИ ОБЪЕДИНЯЮТСЯ
Поскольку Московская экологическая федерация в этот момент была ведущим экологическим объединением Москвы, то естественно, что она принимала участие в экологических конференциях и конгрессах, которые тогда проводились на уровне Союза. Потому что следующим шагом после создания местных, а затем и региональных экологических групп и объединений стала попытка создания общесоюзных экологических организаций.
Правда, единой экологической организации в масштабах Союза не получилось. И дело было не только в том, что возникла очень сильная тенденция к созданию организаций в республиках. Существовала очень большая конкуренция между различными центрами притяжения, и поэтому сразу образовалось примерно с десяток общесоюзных экологических объединений, каждое из которых претендовало на роль некоей точки кристаллизации, вокруг которой должны были объединяться местные и региональные экологические группы.
Очень часто получалось так, что одна и та же региональная экологическая организация принимала участие сразу в нескольких таких конгрессах или объединениях по принципу: посмотрим, где получится. Например, в декабре 88-го года Московская экологическая федерация принимала участие в учредительном съезде до сих пор существующего Социально-экологического союза. Правда, на этом съезде меня не было – не помню уж сейчас, почему.
Но я, естественно, был в курсе того, что там происходило, поскольку полагал тогда, что основное для меня движение – именно экологическое. Поэтому я считал для себя обязательным знать, что в нём делается – это интересовало меня куда в большей степени, чем, скажем, то, что происходило в политических организациях. Ведь после того, как мне не удалось найти единомышленников в рамках политических движений (в рамках ВСПК, ФСОК или КАС), я на какое-то время выпал “из политики”. И потому о том, что было связано с образованием Московского народного фронта, с расколом ФСОК на сторонников народного фронта и приверженцев “Общины”, я, конечно, знал, но не принимал в этом никакого участия, потому что считал, что всё это – не моё, и меня это не касается. Это – политические игры. А я занимаюсь экологией. И не просто экологией, а социальной экологией – с прицелом на радикальные общественные изменения.
Съезд СоЭС, на мой тогдашний радикальный взгляд, закончился достаточно неблагоприятно, потому что люди так и не рискнули, не осмелились принять антиатомную резолюцию. (Те, кто боялся конфликта с властями, не смели затрагивать ядерную проблематику, потому что это – государственная политика, и за это могли дать по голове). На съезде СоЭС такие предложения звучали, но их не приняли – как я уже сказал, не рискнули.
А ведь эта тема была тогда для радикальных экологов лакмусовой бумажкой. Радикалы считали атомную энергетику одним из основных факторов загрязнения окружающей среды. (Напомню ключевое тогда слово: Чернобыль.) Отказ от неё, закрытие АЭС было самым первым требованием, к тому же - направленным на конфликт с Системой.
Зато в феврале 89-го я попал на другой съезд (официально – конференцию), на котором создавалось Зелёное движение (оно так и называлось, хотя, естественно, отнюдь не было единственной или единой организацией зелёного движения). Инициатором его создания был молодёжный комсомольский журнал, который назывался что-то вроде “Молодой комсомолец”...
П.: Такого не было.
Д.:...Гайдар там ещё тогда крутился - тот самый, будущий.
П.: Может быть, “Молодой коммунист”?
Д.: Это не принципиально.
Мероприятие было организовано официально и даже шикарно: был арендован большой зал, приглашена куча разного народа. Среди делегатов от МЭФ были я, Люба Рубинчик из Тушино (также сопредседатель МЭФ), ее дочь Лика Галкина и другие.
И вот, сижу я там и думаю: СоЭС оказался нерадикальным движением, посмотрим, что будет здесь. Но на съезде Зелёного движения (поскольку это было ещё более официозное мероприятие, чем съезд Социально-экологического союза) антиатомную резолюцию тоже, естественно, не приняли – к разочарованию многих рядовых активистов из регионов. Это недовольство проявлялось не только в зале, но и в кулуарах, где оно ощущалось ещё более явственно. Я это быстро прочувствовал, и мне удалось завязать контакты с радикально настроенными молодыми активистами из регионов.
П.: Ты опять забываешь рассказывать про время, место и итоги тех форумов, на которых присутствовал...
Д.: Про СоЭС я ничего сказать не могу - я там не был. И об итогах его рассказал то, что знаю.
А вот съезд Зелёного движения проходил, кажется, в московской гостинице “Орленок” на улице Косыгина.
П.: Там тогда проводились мероприятия при участии комсомола...
Д.: Во-во-во - поскольку за этим Зелёным движением стояли, по-видимому, определённые комсомольские круги.
А! Я же забыл назвать главного организатора. Егорка Гайдар - это хорошо, но главным-то был Попцов. Вот кто был там главным. Он, собственно, это дело и раскручивал, потому что, по-моему, он и был редактором этого журнала...
П.: А - так он был главным редактором журнала “Сельская молодёжь”.
Д.: Вот. Совершенно верно. Это был журнал “Сельская молодёжь”. Вот именно он и выступил инициатором съезда этого так называемого Зелёного движения.
Решения? Решения всегда были одинаковы: провозгласить создание организации, после чего начинались конфликты... Даже не конфликты, а, как бы это сказать получше?.. Есть такое немецкое слово “Kluft” – переводится примерно как “дистанция”, “зазор”. Да, “зазор” – это хорошее описание… Возникал зазор между центральным руководством, которое всё это инициировало и которое обычно добивалось того, что в исполнительные советы организации выбирались свои люди, и местными организациями.
Организаторы Зеленого движения, конечно, преследовали свои цели, потому что это были люди с определёнными политическими амбициями, которые создавали организации под себя – как бы мы теперь сказали, с целью своей последующей раскрутки. И они, действительно, себя раскрутили - те же Попцов с Гайдаром. Только после этого сразу забыли об экологии. Начисто!
А вот зачем в таких объединениях участвовали местные группы – это вопрос другой. У людей была потребность обрести некий форум для того, чтобы создать какую-то всесоюзную организацию зелёных, надобность в которой ощущалась довольно остро. Ведь таких организаций было в 89–90-м годах не менее десяти штук. Помимо Социально-экологического союза существовал ещё просто Экологический союз, “Зеленый мир”, ещё масса каких-то союзов, созданных на чисто экспертной основе и, тем не менее, пытавшихся обрасти какими-то местными структурами. Были разного рода межрегиональные комитеты – комитеты защиты Волги, Комитет спасения Байкала и так далее.
Местным группам и федерациям в ту пору было почти всё равно, куда вступать. Одна и та же местная группа или федерация могла войти и в Социально-экологический союз, и в Зелёное движение... (Кстати, Московская экологическая федерация, по-моему, тоже официально вступила в это Зелёное движение). Но в реальности это мало что значило, и никаких реальных последствий для самой организации это не имело. Просто появлялся ещё один контакт в сетке контактов, которая составлялась в рамках подобных форумов.